На вопросы, поставленные митрополитом Афанасием несколько недель назад, были найдены исчерпывающие ответы. Теперь митрополит знал все, что нужно. Единственный пункт, еще вызывавший у него сомнения, разъяснился с возвращением измученных посланцев. Их поход митрополит Афанасий совершенно чистосердечно, хотя и абсолютно неправильно, именовал "археологической экспедицией". Отныне происхождение приобретенных рукописей не вызывало сомнений, и тем самым была доказана их подлинность. "Правда, их возраст еще не установлен, но за этим дело не станет",- думал митрополит, забывая о непрекращавшейся днем и ночью стрельбе, о нападениях и убийствах, бушевавших в разделенном надвое городе.
      В качестве авторитетных знатоков палестинских древностей митрополиту назвали патера Ролана де Во - профессора и директора Библейской археологической школы французских доминиканцев и Джеральда Ланкестера Хардинга - генерального директора Иорданского Департамента древностей. Но от своих посланцев митрополит узнал, что патер де Во находится во Франции, а мистер Хардинг, хотя из города не выезжал, совершенно недосягаем.
      - То есть как - недосягаем? - сердито спросил митрополит.
      - Ведь это трансиорданские власти, досточтимый отец,- пожал плечами монах,- они не хотят иметь с нами ничего общего.
      - Какая чепуха! Мы же не иудеи, мой милый! Мистер Хардинг христианин, как и многие другие трансиорданские чиновники и служащие. Даже Глабб-паша, командир арабского легиона,- христианин, во всяком случае выдает себя за такового. Следовательно, нет причин отказывать нам, тем более что мы хотим только выяснить научный вопрос и просим совета мистера Хардинга. Что вы на это скажете?
      Монах молчал, ему нечего было сказать.
      - Досадно,- проворчал митрополит Афанасий.- Благодарю вас, можете идти.
      Но прежде чем дверь закрылась, до монаха донесся вздох митрополита: "Приходится все самому делать!"
      И вот митрополит Афанасий положил два свитка в свой потрепанный портфель и уселся в древнюю карету монастыря святого Марка. Сначала он направился в монастырь святого Стефана ордена французских доминиканцев на улице Наблус. Правда, патер де Во был за границей, но вряд ли в таком почтенном учреждении только один специалист по библейской археологии.
      Митрополита ввели в большую комнату, из окон которой были видны вершины грота святого Иеремии. Весьма юный представитель ордена выслушал митрополита с исключительной любезностью и просмотрел свитки.
      - Вам, преподобный отец,- извините, если я неправильно назвал ваш титул,- вероятно, не хуже, чем мне, известно, что древнейшая еврейская рукописная Библия - Кодекс Петрополитанус, датируемый 916 годом после Рождества Христова45.
      Митрополит этого не знал, но счел излишним сообщать об этом.
      - Так вот, тысяча с лишним лет - уже преклонный возраст. Но если я вас правильно понял, вы придерживаетесь необоснованного, смею сказать, мнения, что ваш свиток лишит упомянутый Кодекс пальмы первенства. Дорогой монсеньёр, простите, преподобный отец, я, к сожалению, не могу согласиться с вашими аргументами. По коже свитка видно, что она старая. Это бесспорно. Но насколько старая? Буквы выглядят древними. Несомненно. Но, как вы знаете, еврейский шрифт, с тех пор как приобрел квадратную форму, стал гораздо консервативнее других шрифтов. Он очень мало изменился за свою многовековую историю. Если судить по шрифту, вывеска еврейского адвоката в квартале Шааре Цедек могла бы происходить из времен царя Давида.
      Митрополит этого не знал, и к тому же это было неверно.
      - Кстати, в науке о древностях, как ни в одной другой, полным-полно фальсификаций. Вам известен Доссена, вы знаете Шапира, подвизавшегося в области рукописей.
      Митрополит оба имени слышал впервые.
      - Я, разумеется, ни на секунду не сомневаюсь, что вы чистосердечно верите в то, о чем говорите. Но доказательства? Пещера, скажете вы. Неужели вы думаете, что мало-мальски искусный фальсификатор не сможет так "причесать" пещеру, что любой опытный человек попадет впросак? Или вы полагаете, что он не сможет своевременно обеспечить себе алиби? Но, быть может, я не компетентен. К сожалению, наш директор путешествует, и аббата Милика тоже нет в Палестине. Прошу вас, потолкуйте еще с некоторыми из наших отцов. Боюсь, правда, вы напрасно потеряете время, вам скажут то же, что и я.
      Так оно и было. Все, к кому попадал со своими свитками митрополит Афанасий, один за другим повторяли то же самое.
      Справедливости ради историку следовало бы отметить, что ни один из них не взял на себя труда исследовать рукописи. Некоторые даже не давали митрополиту развернуть свитки и положить на стол. Известным оправданием для этих людей может служить только то, что они не были ни палеографами, ни библеистами. Каждый из них занимался своей областью: надписями, керамикой времен Ирода, древнееврейскими и римскими водопроводами, аккадскими и коптскими обрядами погребения и сожжения мертвых, раннехристианской церковной архитектурой и так далее.
      Утверждение митрополита Афанасия, что его рукописи найдены в пещере у Мертвого моря и что им по меньшей мере две тысячи лет, казалось абсурдным и фантастичным, тем более, что исходило от человека, не имевшего имени в научном мире и - это чувствовалось, как только он раскрывал рот - лишенного научной подготовки.
      Дело казалось безнадежным. Усталый и расстроенный, митрополит Афанасий уже собирался покинуть монастырь святого Стефана, когда вдруг его осенило, что он может повидаться еще с одним своим знакомым, преподававшим в Археологической школе арабский язык. Земляк архиепископа, отец Мармадьи до вступления в орден доминиканцев был священником сиро-униатской церкви в Ираке.
      - Нет ничего проще,- сказал патер Мармадьи, выслушав митрополита.- Сейчас у нас гостит голландский патер Ван дер Плог. Он преподает Ветхий завет в Нимегенском университете и считается весьма опытным гебраистом.
      - Ван дер Плог? - в раздумье повторил митрополит.- Знакомое имя. Не он ли лет пять тому назад опубликовал работу о древнесирийских монахах? И был здесь прошлой зимой?
      - Тот самый,- улыбнулся патер.- Серьезный ученый, на него можно положиться.
      - Хорошо,- воскликнул митрополит Афанасий,- он здесь?
      - Сейчас нет. Уехал в небольшую экскурсию, но не сегодня-завтра должен вернуться.
      - Спросите его, пожалуйста, сразу же, может ли он читать еврейские рукописи и судить об их возрасте. И немедля сообщите мне. Ладно?
      Патер Мармадьи выполнил просьбу митрополита. Ван дер Плог ответил, что ему не приходилось заниматься рукописями. Только посмотрев их, он сможет сказать, в состоянии ли в них разобраться.
      Между тем митрополит Афанасий уже побывал в Иерусалимском бюро Департамента древностей. Сейчас невозможно установить, в какой последовательности развивались события - и чиновники, и археологи, подобно всем смертным, не любят сознаваться в своих ошибках. Точно известно одно. Митрополит Афанасий - не какой-нибудь там турист или незначительный проситель, а духовное лицо в сане архиепископа - так же, как и его посланец, не смог проникнуть к мистеру Хардингу. Правда, Хардинг не всегда находился в Иерусалиме, его резиденцией была столица Трансиордании - Амман. Но те подчиненные мистера Хардинга, с которыми довелось беседовать митрополиту Афанасию, в один голос твердили то же, что и юный патер из библейской школы, хотя были далеко не так любезны. Про себя они, вероятно, думали: этот человек не иначе как спятил. Старше, чем Петрополитанус! - уже плохо. Бедуины, сосуды, свитки, спеленутые, как мумии, пещеры у Мертвого моря - черт знает что!
      Едва митрополит ушел, щеголеватые молодые люди из трансиорданского Департамента древностей высказались без обиняков. Возможно, юные англосаксы были способными археологами, но ничего не понимали в библейской археологии - это твердо установленный факт - и знали древнееврейский не лучше митрополита Афанасия.
      Именно поэтому, очевидно, митрополиту Афанасию так и не удалось встретиться с Джеральдом Ланкестером Хардингом. Вероятно, его подчиненные рассуждали так: мистер Хардинг - человек известный, отягощенный тысячей различных обязанностей, В настоящее время он занят еще больше, потому что Иорданское королевство значительно расширилось за счет Западной Иордании, богатой памятниками старины. Время деньги, это известно, но время мистера Хардинга не просто золото, а бриллианты. Наш долг - оберегать его от всяких пустяков.
      В конце июля патер Мармадьи позвонил митрополиту и сообщил содержание разговора с профессором Ван дер Плогом. Митрополит тотчас пригласил Мармадьи и голландского патера, посетить монастырь и осмотреть свитки.
      Гостей провели в приемную архиепископа. После обычного на Востоке обмена любезностями митрополит позвонил, и монах принес на подносе четыре свитка. (Пятый имел весьма непривлекательный вид, к краям его, густо обмазанным смолой, прилипли обрывки полотняной обшивки. Видимо, внутри свиток также был пропитан смолой, и его трудно было развернуть, не повредив.)
      - Они были найдены в сосудах,- сказал митрополит Афанасий.
      - Где? - поинтересовался патер Ван дер Плог. Архиепископ тонко усмехнулся:
      - Им по меньшей мере две тысячи лет.
      Патер тоже улыбнулся. Не потому, что митрополит не ответил на его вопрос... Нет! Голландцу показалось, в лучшем случае, странным определение возраста свитков. Но он был учтивый человек и, подавив усмешку, взял самый большой из свитков и с помощью отца Мармадьи развернул его.
      Язык древнееврейский. Это не вызывало сомнений. Но письмо было таким необычным, что нечего было и думать прочитать его сразу. Водь патер Ван дер Плог не был палеографом. Однако он относительно быстро разобрал слово в одном месте, слово - в другом, целое предложение - в третьем... Тринадцать лет назад патер защищал в Риме докторскую диссертацию о тексте из книги пророка Исайи и благодаря этому счастливому обстоятельству быстро нашел знакомую цитату. Другая запомнившаяся ему строка должна была бы находиться через полтора столбца. Он развернул свиток и нашел ее. Третью и четвертую также. По всей вероятности перед ним полный текст книги пророка Исайи. О возрасте свитка он пока ничего определенного сказать не может. Хотя, подождите! В конце рукописей обычно имеется колофон - примечание о том, кем и когда была переписана рукопись.
      - Давайте развернем свиток до конца,- попросил он.
      Сказано - сделано. Но чем ближе была заключительная полоса, тем сильнее ломалась и рассыпалась под пальцами кожа. То в одном, то в другом месте целые кусочки отламывались и падали на ковер.
      Патер украдкой взглянул на митрополита. Видит ли он, что происходит? Митрополит видел, но не произнес ни слова, не сделал ни одного движения, даже не поднял отломившиеся куски. Мысли с быстротой молнии проносились в голове патера. "Если свитку Исайи действительно две тысячи лет, каждый его квадратный миллиметр - огромная ценность, и собственник должен беречь ее как зеницу ока. И если иностранец, пусть даже без злого умысла, портит и обрывает не квадратный миллиметр, а сразу несколько квадратных сантиметров и роняет на пол, владелец должен был бы вскочить, закричать, схватить наглеца за горло, во всяком случае принять какие-то меры". Но ничего подобного не произошло. Митрополит Афанасий сидел и непроницаемо улыбался.
      "Что это может означать? Что митрополит не имеет представления о ценности рукописи? Тогда он не стал бы утверждать, что ей две тысячи лет. Единственный логический вывод - митрополит сам не верит ни в ценность рукописи, ни в ее возраст. И хочет найти простака. Скорее всего - это относительно новый свиток из какой-нибудь синагоги. Но и в этом случае свиток с полным текстом Исайи не моя собственность и я не вправе его портить",- думал Ван дер Плог.
      - Подождите,- сказал он тихо патеру Мармадьи - попытаемся посмотреть начало.
      Начало было особенно хрупким, и голландский ученый так и не решился развернуть свиток до конца. Он обратился ко второму свитку. Ему показалось, что перед ним необычайная смесь библейских и не библейских текстов. (Несколько лет спустя он узнал, что держал в руках Комментарий на Хабаккука.) Третий и четвертый свитки, по-видимому, не содержали библейских текстов.
      - Увы, ваше преподобие,- промолвил патер Ван дер Плог,- мне очень жаль, но я не могу сказать ничего определенного. Без сомнения, свитки очень интересны, но действительно ли они так стары, как вы утверждаете? Смею спросить: какие у вас есть доказательства?
      Митрополит пожал плечами и усмехнулся.
      - Видите ли, будь мы в Египте, я поверил бы вам с первого слова. Там на протяжении десятилетий появляются на свет все более древние рукописи, сохраненные песком пустыни. Напротив, в Палестине, с ее весьма неблагоприятными для древних рукописей климатом, еще не находили ничего подобного. Единственным исключением может быть Иудейская пустыня на северо-западном побережье Мертвого моря. Но там, как и сейчас, не могло существовать человеческое поселение.
      Митрополит, улыбаясь, молчал.
      - Признаюсь вам, преподобнейший отец, я было думал, что вам всучили фальшивку. Но эта мысль исчезла, едва появившись. Палеография не моя область, но подлинность этих рукописей кажется мне неоспоримой. Что же до определения возраста, я предлагаю следующее: в Еврейском университете есть несколько специалистов по еврейской палеографии, в первую очередь профессор Сукеник. Если хотите, я охотно буду вашим посредником.
      - Нет, не хочу,- отрезал митрополит Афанасий.
      (Им руководил не страх перед специалистами, как решил впоследствии Ван дер Плог, а всего лишь боязнь "конкуренции").
      - Жаль. У меня есть приятель в Шокенской библиотеке, знаете, в этом известном хранилище древнееврейских рукописей. (Митрополит о нем понятия не имел).- Хотите, я вас с ним сведу?
      - Нет,- ответил митрополит Афанасий. Но Ван дер Плог не сдавался:
      - Сейчас в Иерусалиме находится один еврейский ученый из Амстердама, он, насколько мне известно, отлично разбирается в древнееврейских рукописях. Ну как насчет него?
      Митрополит в задумчивости погасил сигарету о край пепельницы. "Амстердам,- подумал он,- Амстердам очень далеко отсюда. Этот человек, вероятно, не испортит мне дела".
      - Об этом стоит поговорить,- задумчиво произнес он.- Приведите его как-нибудь ко мне.
      - С удовольствием. И еще одно, преподобнейший отец: вы говорили, что ваши рукописи были найдены в сосудах? Патер де Во в отъезде, но в Археологической школе есть другие специалисты, занимающиеся керамикой. По форме, обжигу и виду глины они смогут определить, когда был сделан сосуд. Если они скажут, что сосуду две тысячи лет, то хотя это еще не доказательство, что хранившиеся в нем свитки так же стары (у меня дома есть прекрасная шкатулка из слоновой кости времен Каролингов, но лежат в ней в высшей степени современные деньги!), все же было бы больше оснований отнестись к делу серьезно.
      - Хорошо,- ответил митрополит Афанасий,- в ближайшие дни я пришлю вам сосуд.
      Визит был окончен. Посетителям так или иначе пора было уходить, если они рассчитывали поспеть к обеду. После обеда в узком кругу зашла беседа о том, что видел патер Ван дер Плог. Он услышал все то, что уже пришлось слышать митрополиту Афанасию в стенах археологической школы, только в более откровенной форме.
      - Грубая, вульгарная фальшивка,- воскликнул один из ученых отцов.- В оправдание митрополита я могу только предположить, что он стал жертвой обмана. Еще ни одному археологу не удавалось найти ничего подобного. Здесь, в святой земле, и не слышали о таких находках! Вспомните, прошу вас, что митрополит наотрез отказался связаться с еврейскими учеными. Надувательство, мой милый, явное надувательство! Свитки никакой ценности не имеют!
      - Подождем,- осторожно заметил патер Ван дер Плог.- Подождем, что скажет мой ученый амстердамский друг и ваши специалисты по керамике.
      Но последние ничего не сказали, ибо им не суждено было увидеть сосуды.
      Свидание с ученым мужем из Амстердама также не состоялось. Валюты у него было в обрез, времени и того меньше, он не мог позволить себе гоняться за химерой, утопией, а именно об этом, по его мнению, шла речь.
      Расстроенный и рассерженный, митрополит Афанасий, однако, не пал духом. Девяносто девять человек из ста уже отказались бы разыгрывать Дон Кихота и сражаться с ветряными мельницами. Тем большее восхищение вызывает митрополит сирийско-якобитской церкви, который не сложил оружия, хотя и не был специалистом, не знал древнееврейского языка и ровно ничего не смыслил в библейской и любой другой археологии. Им двигало чувство своей правоты и уверенность, что его приобретение представляет ценность для церкви, а может быть, и для всего мира. Известную роль, разумеется, играли и деловые соображения - надежда выгодно перепродать легко доставшиеся древности.
      Пятого сентября 1947 года, несмотря на жестокую жару, митрополит отправился к антиохийскому патриарху Игнатию Ефрему - главе сирийско-якобитской церкви. Патриарх, известный арабист и автор истории сирийской литературы на арабском языке, понимал в древнееврейском чуть больше, чем ничего.
      - Любезный митрополит Афанасий,- сказал он, выслушав рассказ гостя и осмотрев свитки,- вы, откровенно говоря, увлеклись. Не огорчайтесь. Не вы первый, не вы последний. Всегда лучше сделать слишком много, чем слишком мало. Свиткам от силы триста лет. Конечно, это ценные документы, но ни в коем случае не столь древние, как вы предполагаете. Спишите 24 фунта на непредвиденные расходы и передайте свитки в библиотеку монастыря. Если среди студентов нашей семинарии появится гебраист, он сможет выкроить из них диссертацию. Ни на что другое эта вещь не годится.
      - Впрочем, стойте, мне пришла блестящая мысль! Вы все равно разъезжаете в это беспокойное время. Что бы вы сказали насчет поездки в Бейрут? Там, как вы знаете (митрополит этого не знал), находится американский методистский университет, в котором, кажется, есть превосходный гебраист. Покажите ему ваше приобретение, и если мы все заблуждаемся, я буду искренне рад за вас. А теперь примите мое благословение, сын мой.
      22 сентября митрополит Афанасий посетил американский университет в Бейруте, но разыскиваемый профессор проводил отпуск в Соединенных Штатах.
      Сидя под высокими прохладными сводами монастыря св. Марка в Иерусалиме, митрополит ломал голову, как быть дальше. Он удивлялся самому себе. Никогда прежде не проявлял он такого невероятного упорства! Но он не мог иначе. Раз вступив на этот путь, он уже был не в силах остановиться.
      Одному из монахов митрополит Афанасий поручил купить в ближайшей книжной лавке еврейскую грамматику, и вот в то время как продолжался ожесточенный спор за Иерусалим и за "святую землю" и не проходило часа, чтобы не раздавались выстрелы и не лилась кровь, митрополит в поте лица изучал древнееврейский язык, чтобы самому прочитать свитки и не зависеть исключительно от других.
      В бюро Иорданского Департамента древностей митрополит Афанасий познакомился с симпатичным молодым сирийцем Стефаном Ханна. Стефан занимал незначительную должность и, конечно, не смел иметь собственное мнение, отличное от мнения его начальства, но он, по крайней мере, не потешался вместе со всеми над митрополитом и даже сочувствовал ему. В конце сентября Стефан привел к митрополиту своего друга-еврея из Нового города (бывает дружба, которая не считается с границами) Тобиаса Векслера, слывшего знатоком еврейских традиций и языка.
      В келье митрополита на большом квадратном столе были разложены свитки из пещеры у Мертвого моря. Векслер осмотрел их, прочитал в одном месте слово, в другом - целое предложение.
      - Это Исайя,- сказал он.- А это частично из Хабаккука. Это похоже на Тору и все же не Тора. Какие-то законоположения, может быть, апокриф.
      - И? - требовательно спросил митрополит.
      - Что "и"? Ничего, ваше преосвященство. Я по могу судить об этих текстах. Во всяком случае, это чистая фантазия, если вы думаете, что обладаете древними сокровищами. Если бы этим свиткам действительно было две тысячи лет, то ящика размером с этот стол, наполненного однофунтовыми банкнотами, не хватило бы, чтобы покрыть стоимость рукописей.
      Митрополит от души засмеялся.
      - Не будем говорить о деньгах, мой милый.- Тем не менее слова Векслера запали ему в душу.- Я по-прежнему утверждаю, что рукописи найдены в пещере у Мертвого моря, где не ступала нога человека. Это неоспоримый факт.
      - Я не допускаю мысли, что вы хотите меня обмануть!- воскликнул Векслер.- Но вы сами, при всем вашем уме, попались на удочку! Уверяю вас, подобные сказки не захочет слушать ни один разумный человек. Пожалуйста, взгляните сюда,- дрожащими руками он развернул один из свитков и указал на его начало.- Видите, первая строка стерлась из-за частых прикосновений и ее исправили другими чернилами... А поправки на полях?! Они что-нибудь говорят вам? Ничего? Жаль. Вполне логично предположить, что община, которой принадлежали свитки, была бедной. Она не могла приобрести новые свитки и вынуждена была ограничиться тем, что дополняла старые. Теперь посмотрите сюда.
      Векслер раскрыл второй свиток, побольше, а отложенный свиток со свистом свернулся.
      - Это пророк Исайя, как я уже сказал. Но этот стих,- острый палец коснулся строки,- отклоняется от традиционного масоретского текста, незначительно, но все же отклоняется. Для меня это новое доказательство бедности общины, которая не могла обзавестись новыми полными рукописями и довольствовалась старыми. Насколько старыми, спросите вы. Не знаю, я не специалист по коже и письму. Возможно, им около двухсот лет, но не больше. Одно мне ясно: эти свитки были похищены во время антиеврейских эксцессов 1929 года из какой-нибудь бедной сельской синагоги.
      - Ваши выводы не лишены последовательности,- заметил митрополит,но я вижу изъян в вашей логике, господин Векслер. Об одном свитке вы,вы, а не я! прошу это заметить,- сказали, что он содержит законоположения, которых нет в Ветхом завете, но лишь перекликаются с ним. Я недостаточно хорошо знаком с вашей верой и обычаями, но скажите, неужели возможно, чтобы в синагоге вместе с Торой и книгами пророков хранился, как равноценный, свиток, не принадлежащий к канону священного писания?
      Тобиас Векслер покраснел, побледнел и снова покраснел.
      - Нет, вообще, нет,- сказал он очень тихо.
      - Вообще... А в частности? - митрополит Афанасий выпрямился и широко улыбнулся.
      - В частности тоже нет. Этого, к сожалению, я не могу объяснить. Однако мое мнение непоколебимо.
      - Мое также, господин Векслер. Благодарю за труд и ценную консультацию.
      Векслер поклонился ниже, чем ему хотелось бы, и ушел.
      Улыбка сбежала с лица митрополита. Сгорбившись, он встал и подошел к письменному столу.
      - Собственно говоря,- пробормотал он, обращаясь к отражению в полированном столе своего великолепного, усыпанного драгоценными камнями креста,- мне бы следовало отступить. Одно разочарование за другим! Но какое-то чувство говорит мне, что они все ошибаются.
      Глава 5
      Как ни старался митрополит Афанасий показать свои свитки верному и понимающему в них толк человеку, это ему никак не удавалось. Почти чудо, что он тем не менее не потерял веры в их ценность, хотя на время отказался от дальнейших действий и сложил свитки в сейф.
      Между тем наступил октябрь, и там, где всякие уловки и переговоры оказались бессильны, митрополиту помог случай. Монастырю принадлежал в Новом городе дом, в это время он сдавался в наем. Им заинтересовался врач-еврей и пришел в монастырь узнать об условиях аренды. Отец управляющий недвижимым имуществом отлучился, и врача провели к митрополиту. Врач так понравился ему, проявил себя таким знатоком древностей, что митрополит Афанасий решился рассказать о своих злоключениях со свитками.
      - Я,- улыбнулся врач,- лечу болезни человеческой кожи и ничего не смыслю в древней коже. Но вот ректор Еврейского университета, профессор Магнус, мой хороший знакомый. Сегодня же созвонюсь с ним. Он пришлет настоящего специалиста. По-моему, следует торопиться, ибо кто знает, сколько времени еще сохранится связь между Старым и Новым городом. Кстати, вы предполагаете сохранить свитки или склонны их продать?
      Митрополит с задумчивым видом покачал головой:
      - Если выяснится - а это уже и сейчас почти не вызывает сомнений,- что старые рукописи не представляют интереса для нашей церкви, то, принимая во внимание наше затруднительное финансовое положение...
      - Я вас вполне понимаю. Итак, положитесь на меня, я немедленно поговорю с ректором.
      Врач сдержал обещание, и спустя несколько дней к митрополиту явились два сотрудника университетской библиотеки. С изумлением рассматривали они свитки, взволнованно переговариваясь, к сожалению, по-древнееврейски. Митрополит еще недостаточно хорошо знал язык, чтобы следить за быстрым диалогом.
      С разрешения митрополита посетители сфотографировали некоторые строки большого свитка, затем с изысканной любезностью распрощались, обещав вернуться, как только проинформируют специалиста по древнееврейским текстам, имени которого они не назвали.
      Несколькими часами позднее в монастыре появился еще один гость торговец древностями. Его также направил врач. Торговец посоветовал послать пробные куски свитков в самые большие антиквариаты Европы и Америки на комиссию.
      Митрополит не согласился. Он опасался, что в разрезанном виде свитки могут утратить свою ценность. К тому же после экспертизы еврейского профессора они могут повыситься в цене. Но митрополит умолчал о своих соображениях.
      Несколько дней он провел в нервном ожидании. Ни библиотекари, ни специалист, о котором они говорили, не появлялись. Объяснялось это тем, что специалист - профессор Сукеник был в отъезде.
      Когда в конце ноября профессор вернулся в Иерусалим, он нашел у себя дома письмо от одного антиквара, сообщавшего, что он видел у мусульманского шейха в Вифлееме древние еврейские свитки, купленные им у бедуинов, или нечто подобное.
      Бедуины утверждали, что нашли свитки в пещере у Мертвого моря. Это известие взволновало Сукеника. Наконец что-то интересное! Не просмотрев остальной почты, он кинулся звонить антиквару. Последний, к счастью, смог ему показать довольно большой лоскут кожи, полученный в заклад.
      Какие древнееврейские документы были до того времени найдены?
      В 1945 году сирийский торговец Кираз строил дом в квартале Тальпиот. Когда рыли фундамент, обнаружили оссуарии - каменные ящики с человеческими костями. Сукеник сам исследовал оссуарии, на которых были высечены имена покойных, и датировал их I в. до н. э.- I в. н. э. Кроме того, науке были известны папирус Нэш из Египта с текстом десяти заповедей - его датировка остается спорной - и несколько надписей.
      И все. Со страстью первооткрывателя и в то же время трезво, точно и сдержанно, как настоящий ученый, профессор исследовал рукописный фрагмент. Он дрожал как тростник под напором морского ветра.
      "Не смею высказать, что я думаю о рукописи, которую видел сегодня",- читаем мы в его дневнике.
      Запись была сделана 29 ноября 1947 года, в тот самый день, когда Объединенные Нации санкционировали окончательный раздел Палестины на еврейское и арабское государства. Решение это могло означать лишь одно: холодной войной последних месяцев дело не ограничится. Отныне должна начаться война "горячая".
      Как поступить профессору Сукенику? Как правоверный еврей, исследователь Ветхого завета, археолог, он должен немедленно отправиться в Вифлеем и установить связь с владельцем бесценных рукописей, которые могут совершить переворот в многовековых представлениях о становлении Ветхого завета или, по крайней мере, значительно изменить их. Во что бы то ни стало за любую цену он должен купить эти рукописи.
      Но как в такое опасное время идти непосредственно в район военных действий? Сукеник посоветовался со своим сыном, не только гебраистом и археологом, но и майором еврейских партизанских войск.
      - Вопрос весьма сложный,- ответил сын.- Как солдат, я безусловно против твоей поездки. Как археолог, я считаю, что ты должен поехать, хотя это и очень опасно. А как сын я говорю: ты мой отец, и я подчинюсь любому твоему решению.
      Профессор Сукеник поехал в Вифлеем уже на следующий день, когда арабы попытались блокировать еврейскую часть Иерусалима. Они нарушили связь с Тель-Авивом и прервали железнодорожное сообщение, нападали на еврейские автобусы, переворачивали, взрывали и сжигали их. Несмотря на это, Сукенику удалось добраться до Вифлеема. В обычное время туда можно было доехать за пятнадцать - двадцать минут, а дойти прогулочным шагом за полтора часа, теперь же Сукенику пришлось полдня карабкаться по козьим тропам, пробираться через сады и оливковые рощи. Поездка оказалась удачной. Сукеник купил три полных свитка и большое количество фрагментов и цел и невредим вернулся со своими сокровищами в Иерусалим. Слух об этом быстро распространился в Вифлееме.
      Халил Искандер Шахин, который не знал и не мог знать, что привел в движение целую лавину, бледнел и дрожал от страха - перед войной и перед законом. Слишком много людей были осведомлены о том, что у него есть рукописи! Один пакет с фрагментами он закопал в саду. Ведь ни один настоящий делец не продает весь товар сразу, особенно если последний покупатель даже не стал торговаться - верный знак, что цена может повыситься.
      А в это время профессор Сукеник, совершенно забыв о тревогах войны, сидел в своем кабинете, расшифровывая рукописи. Его волнение росло с каждой строкой.
      Итак, его предположение было совершенно правильным. Предстоял переворот в библейской науке, более того, он уже начался во время расшифровки. И произвели его довольно плохо сохранившийся текст пророка Исайи и несколько фрагментов. Два других свитка, по всей видимости, восполняли большой пробел в истории Израиля и его религиозной жизни. В одном из них рассказывалось о войне сынов Света против сынов Тьмы, во втором были псалмы и гимны, отсутствующие в псалтыри.
      Когда работа Сукеника близилась к завершению, взволнованный и счастливый профессор решил сообщить всему миру о сенсационной находке.