Когда сэр Николас наконец замолчал, она спросила хриплым голосом, совершенно не похожим на ее собственный:

— Что вы пели?

— Валлийскую балладу, — спокойно ответил он. — Она рассказывает об истории жизни маленького пастушка и его овце, но она нравилась мне, когда я был мальчишкой и любил бродить с пастухами по холмам вокруг нашего дома. Мать часто ее пела мне. Как вы себя чувствуете?

— Хочу есть, — ответила она, — и пить.

— Хорошо, — обрадовался он. — Мы держим на огне бульон, чтобы не остывал, а юный Йен ездил в монастырь в Ботри, чтобы привезти для вас хлеба.

— Вы заставили Йена поехать? — Негодование придало энергии ее голосу.

— Он сам захотел поехать, — ответил сэр Николас, вставая и откладывая лютню в сторону. — Ваш юный шотландец не верит, что английские монахи дадут кому-то другому свежий хлеб. Он падок на красоток, — добавил он с кривой усмешкой, — но думаю, что вы стали для него особенной. Теперь отдыхайте. Я прикажу кому-нибудь принести вам бульон.

Она снова задремала, но какие-то звуки в палатке вскоре разбудили ее. Сэр Николас осторожно подкладывал ей под спину подушки, немного приподняв ее. Она вздохнула совершенно измученная, когда снова улеглась.

— Мое тело совсем меня не слушается, — пробормотала она, — и такое ощущение, что кожа вот-вот лопнет, как высушенная на солнце шкура.

— Неприятные ощущения скоро пройдут, — произнес сэр Николас. — Теперь я оставлю вас с мистрис Хокинс. Пусть она покормит вас. — Прежде чем Элис могла запротестовать, он вышел.

Джонет тихо произнесла:

— Мы думали, что потеряли тебя.

— Значит, я все-таки заразилась, — пробормотала Элис. — Но почему я не умерла?

— Мы уж так подумали, как раз перед тем как начался жар. Ты находилась в таком буйном бреду, — продолжала она, от волнения сбиваясь на йоркширский акцент. — Ты боролась со мной так, что я не могла тебя удержать. Сэр Николас сказал, что сам станет ухаживать за тобой. Он говорил, что женщины в отличие от мужчин иногда выживают, и хотел поддержать тебя. Но тогда, после припадка, ты лежала так неподвижно, что мы подумали — ты умерла. Он звал тебя, кричал твое имя, приказывая тебе жить. И когда ты наконец-то пошевелилась, я думала, он заплачет как ребенок. Правда, он ничего такого не сделал, — опомнившись, торопливо добавила она.

— Полагаю, ты считаешь его добрым, — заметила Элис, — но он уже говорил раньше, что его будут считать виноватым, если он не доставит меня живой и здоровой.

— Да, — согласилась Джонет, но в голосе ее прозвучало сомнение. — Болезнь, миледи, у вас оказалась тяжелая. На такое страшно даже смотреть. Перед тем как у вас случился припадок, сюда приходила та знахарка — та самая, что сидела с вашим отцом, — но сэр Николас отослал ее, когда она сказала, что вам нельзя давать воды. Он сказал, что не может поверить в такое. Вы так кричали, просили пить, и у вас начался такой жар! Он просто хотел дать вам прохладу, я думаю. Он действительно добрый человек, госпожа, несмотря на то что валлиец и приспешник Тюдора. — Она протянула ей кружку. — А теперь выпейте.

Элис медленно глотнула. Она почувствовала вкус трав и мяса, и ей понравилась жидкость. Она захотела еще, но Джонет покачала головой:

— Он сказал, что вы не должны пить сразу слишком много или слишком быстро.

— А еще он сказал, что здесь есть хлеб.

— Да, так и есть, но вы не получите его до тех пор, пока мы не убедимся, что бульон, который вы выпили, не пойдет обратно. — Ее голос прозвучал устало, и Элис посмотрела на измученное и осунувшееся лицо Джонет, в мутных глазах которой не осталось даже привычного блеска.

Ее мгновенно охватил страх.

— Джонет, ты больна?

— Нет, миледи, я просто немного устала. Он предлагал мне поспать, но я не могла позволить этого, пока моя овечка больна, я так и сказала ему. Но он не из тех, кому можно перечить, скажу я вам. От того, как он говорил, когда я отказалась лечь спать, у меня кровь стыла в жилах, так что я не посмела возражать, когда он приказал мне уйти.

— Он приказал тебе уйти? — Элис сделала еще один глоток.

— Да, — ответила Джонет. — Сначала он позволил мне лечь на кровать рядом с вами, но когда понял, что так я не засну, приказал своему человеку отвести меня в другую палатку и проследить, чтобы я поспала. Пришел за мной тот неотесанный деревенщина по имени Хью — у него много имен, как у сэра Николаса. Такого громадного я видела впервые в жизни. Грубое животное. Боже, если я скажу вам, что именно он сек кнутом бедняжку Йена… ну, больше я ничего не скажу, но если бы я была чуть застенчивее, у меня бы мурашки бегали по коже от одного его вида.

— Но что он такого сделал?

— Он отвел меня в другую палатку, миледи, и принес одеяла, и ясно дал понять, что намеревается своими руками накрывать меня одеялами. Но я не собиралась позволить это, доложу я вам. Я сказала ему, что он может убираться вон, а он просто стоял как Голиаф и сказал, что будет ждать, пока я не засну. К тому же называл меня своей малышкой, как будто мне шесть лет, а не тридцать пять. Вы когда-нибудь слышали подобное?

— Ну, если он не причинил тебе вреда, — сонно пробормотала Элис, — полагаю, он, должно быть… — Она потеряла нить своих мыслей и умолкла.

Проснувшись в следующий раз, она чувствовала себя окрепшей и, когда Джонет спросила, не хочет ли она еще бульона и кусочек хлеба, тут же согласилась. Джонет сделала знак кому-то позади нее, и Элис увидела Йена Макдугала, стоящего на пороге.

— Подожди, — попросила она, когда он взял у Джонет кружку и повернулся к выходу, чтобы принести бульон.

Он обернулся:

— Да, миледи?

— Я благодарю тебя, Йен, от всего сердца, — промолвила Элис. — Сэр Николас сказал, что ты ездил для меня за хлебом. Я ведь знаю, твоя спина еще не зажила. Ты так добр.

Йен покраснел.

— Это было для меня только удовольствием, миледи, — пробормотал он, глотая слова.

— Парнишка дежурил у палатки все два дня вашей болезни, — добавила Джонет, — чтобы помочь что-то сделать или принести.

— Два дня! Я так долго болела?

— Да.

Элис села поудобнее. Ее силы возвращались, но она все еще чувствовала себя слабой, как новорожденный ягненок. Подвинув одеяло, она ощутила отвратительный запах и с ужасом поняла, откуда он исходит.

— Джонет, я воняю как свинья! — Она подняла руку, чтобы потрогать голову, и с отвращением поморщилась. — Мои волосы грязные и спутанные как пакля. Мне нужна ванна.

— Ну, пока что вам нельзя принимать ванну, — кисло ответила Джонет. — Вы едва не умерли, хочу вам напомнить, так что вы должны съесть хлеб, когда Йен принесет его, и выпить бульон, и, может быть, мы начнем думать о ванне через день или два.

— Но я хочу вымыться сейчас! — Элис знала, что требование ее неразумно, но желание чистоты вдруг заслонило все на свете. Ее тело казалось липким, постель сырой. Она хотела поменять ее и, хотя знала, что вряд ли удастся найти смену, не могла остановиться. Когда Джонет приняла у Йена полную кружку и хлеб, Элис мрачно произнесла:

— Я не буду ни есть, ни пить, пока не приму ванну, Джонет.

— Не капризничайте, мисс Элис, — устало вздохнула Джонет. — Вы должны поесть, иначе у вас просто не будет сил даже бросить в меня подушкой, чтобы доказать, что вы пошли на поправку.

— Я буду делать что хочу! Перестань обращаться со мной как с ребенком!

— Что здесь происходит? — спросил сэр Николас, войдя вместе с самым огромным человеком, которого Элис видела в своей жизни. Темноволосый и черноглазый, одетый в кожаные бриджи и сапоги, он выглядел гораздо старше сэра Николаса и выше ростом. Две их фигуры заполнили собой палатку.

Не обращая никакого внимания на гиганта, Джонет с облегчением обратилась к сэру Николасу:

— Она настаивает на том, чтобы принять ванну, сэр. Я сказала, что ей нельзя, но, боюсь, она с детства отличалась упрямством и уж если что задумала…

Элис резко оборвала ее:

— Что ты там лепечешь ему, Джонет! Мужчины никогда не замечают, как что пахнет, так что он не поймет, что я чувствую. Он вообще ни на йоту не заботится обо мне и не захочет выслушивать твою глупую болтовню. Просто прикажи приготовить бадью и наполнить се, как раньше, и…

— Когда это, — снисходительно поинтересовался сэр Николас, — вы решили, что меня не волнует, как вы пахнете? Уверяю вас, я предпочитаю запах сирени запаху пота, если вам действительно нужно услышать мое мнение. — Она зло посмотрела на него, и он повернулся к Джонет. — А теперь идите с Хью и пообедайте. Я сам присмотрю за вашей госпожой.

— Нет! — воскликнула Элис. — Джонет, я приказываю тебе остаться!

Джонет помедлила. Она проигнорировала действия высокого солдата, легко тронувшего ее руку и открывшего для нее полог палатки, но когда сэр Николас сдвинул брови, она вышла, не говоря ни слова.

Элис, стиснув зубы, смотрела, как полог снова закрывается. Она осталась наедине с сэром Николасом. Тот взял кружку со стола, куда ее поставила Джонет, направился к Элис, пододвинул ближе табурет и сел.

— Вы можете сесть без посторонней помощи? — спросил он.

— Не знаю! — Она продолжала злобно смотреть на него.

— Я могу сделать скидку, — спокойно продолжал он, — на то, что ваше настроение неустойчиво из-за болезни, но вы не должны говорить так резко с мистрис Хокинс. Она изматывает себя постоянным беспокойством за вас, так что ваши вспышки должны очень расстраивать ее.

Элис открыла рот, чтобы сказать ему, что ее настроение не его забота, но слова Мериона попали в цель, и она закрыла рот. Вдруг у нее заболело в груди, перехватило горло, и она знала, что это не ее болезнь. Элис зажмурилась, но слезы потекли по щекам.

Почувствовав, как его рука приподнимает ее за плечи, она едва удержалась от желания прижаться к его груди и выплакать ему свои слезы. Порыв страха и тоски испугал и отрезвил ее.

— Мне не следовало говорить так, — угрюмо пробормотала она. — Не знаю, почему у меня такое отвратительное настроение. Я с детства не обращалась с Джонет плохо. Молю вас, простите меня.

— Не мое прощение вам нужно, девочка. Вот, пейте ваш бульон.

Он поднес кружку к ее губам, и она отпила из нее, глядя на него и желая увидеть его улыбку. Нет сомнения, уверяла она себя, такое желание возникло только из-за ее болезни.

Они больше почти не говорили, но ей было уютно молчать вдвоем с ним и не хотелось прерывать молчание. Сэр Николас, похоже, чувствовал то же самое. Когда Элис покончила с бульоном, он помог ей снова лечь, а потом взял лютню и стал лениво перебирать струны.

Через двадцать минут голос Джонет возвестил о ее возвращении. Если не сэру Николасу, то Элис стало совершенно ясно по жуткому йоркширскому говору ее юности, что Джонет настроена весьма воинственно.

— Ты совсем обнаглел, долговязый болван! Тебя никто не просил таскаться за мной как кот за сметаной. Меня тошнит от одного твоего вида, не нуждаюсь я в твоих услугах!

— Вы правы, моя маленькая колючка, но я должен в безопасности доставить вас в палатку, — с довольным видом говорил гигант, откидывая полог.

— В безопасности! — Джонет вошла, упирая руки в бока, и обернулась, чтобы бросить ему:

— Слушай, ты, пустоголовый осел, я буду в большей безопасности без тебя, чем в твоем присутствии!

— Хью надоедает вам, мистрис? — поинтересовался сэр Николас.

— Да, — буркнула Джонет. Потом, увидев его хмурое лицо, она опомнилась и поспешно добавила:

— Ну, не то чтобы надоедает, сэр. Просто он все время ходит за мной, куда бы я ни пошла, и болтает какой-то вздор. И десяти секунд не прошло, как он сказал, что я напоминаю ему свеклу! Так что, сэр, я прошу…

Сэр Николас усмехнулся:

— Свекла, Хью?

Огромный Хью нагнулся, чтобы войти вслед за Джонет в палатку, и когда он выпрямился, Элис снова поразилась, каким маленьким все казалось рядом с ним.

— Да, Ник, — ответил он глубоким басом. — Разве ее платье не такое же лиловое, как это маленькое растение? Но да, еще свекла сладкая и к тому же полезная. Я забыл об этом, когда сравнил с ней нашу госпожу Андрас.

Сэр Николас подавил смешок, а Джонет, еще более возмущенная, чем раньше, ядовито заметила:

— Мое имя Хокинс, дубина!

Элис, видя, что он готов расхохотаться, потребовала ответа:

— Почему он называет ее Андрас?

Сэр Николас улыбнулся:

— Андрас — богиня, правда, совершенная фурия, которой в Уэльсе в давние времена приносили человеческие жертвы.

И без того пышная грудь Джонет от возмущения раздулась так, что, казалось, вот-вот лопнет, но она плотно сжала губы и, демонстративно повернувшись к мужчинам спиной, стала поправлять Элис одеяло. Элис тоже улыбнулась, но когда Джонет встряхнула одеяла, улыбка Элис тут же исчезла.

— Пожалуйста, Джонет, — начала она, — мы должны найти способ, как мне вымыться и как проветрить и освежить травами постель. Мне жаль, что я резко разговаривала с тобой и смеялась, но я чувствую себя ужасно неловко.

— Бедная моя овечка, — мгновенно откликнулась Джонет. — Я немедленно прикажу собрать свежий мох и проветрить и высушить у огня постель. Нудный дождь наконец-то прекратился, и солдаты даже говорят, что завтра выглянет солнце. Если потеплеет, мы, может быть, сможем вымыть тебя.

Сэр Николас тут же отреагировал:

— Вы не будете принимать ванну так скоро после болезни, миледи, даже не думайте.

— Я хочу не столько вымыться сама, сколько вымыть волосы, — резко ответила девушка. — Их состояние причиняет боль моей голове и оскорбляет обоняние.

— Вымоете, как только минует опасность, — пообещал он, — но не раньше. А сейчас вам лучше всего поспать.

Но, даже несмотря на то что он снова играл на лютне и пел для нее, она не хотела спать. Она чувствовала себя неуютно, неловко, все угнетало ее, и она не хотела прилагать усилий, чтобы казаться другой.

— Почему вы позволяете Хью называть вас просто Ник? — вдруг спросила она.

— Он мой заместитель, — ответил Мерион. — Его семья давно служит моей, совсем как семья мистрис Хокинс служит вашей. В ту ночь он командовал охраной замка, — добавил он другим тоном. — Он бы очень хотел знать, как вы пробрались внутрь, впрочем, и я тоже.

— Я не скажу вам, — проговорила она и быстро добавила:

— Он же находился здесь, в лагере, когда… когда мы вернулись. Джонет сказала…

— Он как раз пришел ко мне с докладом. Вы едва разминулись с ним, когда поднимались на холм.

Она молчала, и, к ее облегчению, он не настаивал на ее рассказе, как она попала в замок. Когда Джонет принесла чистую постель, Элис не позволила ей заменить меха и одеяла, настояв, что уже через час новые будут пахнуть так же, как и старые. Даже сэр Николас не мог с ней не согласиться и вскоре ушел, снова посоветовав ей уснуть.

К следующему дню Элис заметно окрепла и решила во что бы то ни стало вымыться. Когда Джонет отказалась помогать ей, пока сэр Николас не даст разрешения, она стала упрашивать Джонет.

— Сейчас очень тепло, — говорила она. — Дождь прекратился, и выглянуло солнце, я не удивлюсь, что солдаты начнут жаловаться на жару. Нет никаких веских причин, чтобы я не могла принять ванну и вымыть голову.

— Есть одна очень веская причина, — мягко произнес сэр Николас, поднимая полог и входя в палатку.

Элис сердито взглянула на него.

— Полагаю, вы имеете в виду ваш запрет.

— Отличная причина, не правда ли?

— Я не согласна, сэр. Я не привыкла, чтобы валлиец все время указывал мне, что делать. Честно говоря, я вообще не привыкла к деспотичным приказам.

— А-а, но вы кое-что забыли, mi Saesnes-bach, — напомнил он. — Если бы вы уже не рассказали мне о леди Драфилд, я мог бы и поверить вам, но сейчас…

— Что значат ваши слова? — спросила Элис. — Я помню, что первая часть означает англичанку, но что значит «bach»?

— Только то, что вы маленькая, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Вам стоит это помнить, миледи.

В его голосе слышались такие нотки, от которых по спине у нее забегали мурашки, но она отважно встретила его взгляд.

— В Англии, — ответила она, — джентльмены не используют таких слов, когда говорят с дамами. Они обращаются к ним с подобающим уважением.

— Правда?

Она кивнула, преисполненная решимости не отводить взгляда.

Он пожал плечами и отвернулся.

— Вполне возможно, тем не менее вы не будете игнорировать мои приказы и не заставите вашу служанку делать то, что запрещено. — Он бросил взгляд на Джонет, которая сидела опустив голову и даже не пыталась взглянуть на него. — Я пришел сказать вам, что буду отсутствовать в лагере несколько часов, — продолжал он. — Я еду с отрядом в Конисбро, чтобы проверить, не появилась ли и там болезнь.

— Сколько людей вы забираете? — быстро спросила Элис.

— Всего полдюжины, — ответил он. — Вы будете здесь в безопасности.

— Я ничего не боюсь на своей земле, — возразила она, — но вам понадобится больше шести человек, чтобы спокойно добраться до Конисбро.

— Замок уже в наших руках, — заключил он, — так же как и Барнард-Касл, Миддлхэм, Беверли, Понтерфракт и почти все сколько-нибудь значимые объекты. Если мне понадобятся еще люди, они прибудут очень быстро, тем более что у бунтовщиков здесь не оставалось времени собраться с силами. Вы не избавитесь от меня так легко, мадам. Ведите себя хорошо. — Он снова взглянул на Джонет. — Вы хорошо чувствуете себя, мистрис Хокинс? Вы очень бледны.

Она выпрямилась.

— Я совершенно здорова, сэр.

Элис удалось выдавить улыбку.

— Ее беспокоит, как бы вы не оставили здесь за главного того громилу, чтобы досаждать ей, сэр. Он ходит за ней по пятам, как будто не верит, что она может сама за собой присмотреть, но ей не хочется жаловаться вам.

— Хью остается, — уведомил он. — Если я уезжаю, мне нужно, чтобы он находился здесь.

— Я подумала, что раз вы берете всего шестерых, то захотите взять его с собой. Он такой огромный, что легко сойдет за вторую половину дюжины.

Сэр Николас улыбнулся, но покачал головой и, бросив еще один подозрительный взгляд на Джонет, вышел.

Элис вздохнула.

— Надеюсь, Джонет, ты не откажешься хотя бы принести мне мокрую тряпку, чтобы освежить лоб. Клянусь, я не смогу отвечать за себя, если мне не позволят даже такой малости.

— Я принесу, миледи, и пошлю за теплой водой, чтобы вы могли умыться. Костры все еще горят, и молодой Йен будет рад помочь нам.

Йен с готовностью принес воды и, похоже, не торопился уходить, пока Элис не спросила, как его спина. Покраснев, он заверил, что все зажило, но не позволил Джонет осмотреть спину. Элис не могла вытерпеть такого.

— Сними куртку и рубашку, Йен, и дай мистрис Хокинс посмотреть, иначе я пожалуюсь сэру Николасу на твое упрямство, — приказала она.

Парень поморщился, но подчинился без дальнейших возражений. Не жаловался он и когда Джонет достала мазь. Втирая бальзам в его кожу, она известила Элис:

— Он не позволил мне посмотреть ни вчера, ни сегодня утром, хотя смазывать нужно каждый день, но я бы не хотела жаловаться на него сэру Николасу.

— Что ж, а я не буду так щепетильна, — твердо заверила Элис. — Ты слышишь меня, Йен?

— Да, госпожа. — Он надел рубашку, натянул куртку, явно не торопясь уйти. — Что еще я могу для вас сделать, госпожа?

Ей ужасно хотелось потребовать ванну горячей воды, но, взглянув на Джонет, она не решилась.

— Не сейчас, Йен, но спроси меня снова, после того как поешь. Может быть, тогда мне что-то понадобится.

— Да, госпожа. — Он вышел.

Джонет опустила ткань в теплую воду.

— Хорошо, что вы не отказали ему, миледи. Парнишка, похоже, чувствует себя обязанным вам.

— Ну, он зря так думает. — Элис почувствовала неловкость. Тщательно протирая лицо, она пробормотала:

— Если бы не я, его вообще бы не пороли.

— Да, но он видит все в другом свете. Он знает, что не выполнил свой долг, и принимает наказание как должное. А вот ваша забота о нем имеет для него значение, потому что, ручаюсь, никто раньше не делал для него такого. Он же шотландец, а они дикари, варвары в большинстве своем. Ваша доброта к бедному парню…

— Достаточно, Джонет. Помоги мне. — Элис не хотела слышать о доброте. Весь разговор напоминал ей только о криках Йена и ее вине. Наконец Джонет помогла ей надеть чистую рубашку. Завернувшись в пахнущий травами халат, Элис смотрела, как камеристка меняет белье на ее кровати. Но когда Джонет выпрямилась, держа в руках ворох грязных покрывал. Элис увидела ее осунувшееся лицо и темные провалы под глазами.

— Во имя Господа, — воскликнула она, — ты должна отдохнуть!

— Мы обе отдохнем, после того как поедим, — согласилась Джонет.

Но прошло больше часа, прежде чем Йен и еще один солдат принесли им обед. К тому времени свежесть постели и некоторая чистота кожи улетучились, и Элис больше, чем раньше, страдала от своих грязных волос. Джонет заплела их в косы и закрутила в пучок на затылке, но Элис отказывалась от накидки на голову, настаивая, что она только добавит веса волосам и вызовет головную боль. Джонет не спорила. Она выглядела так, словно у нее самой болела голова.

Она призналась, что ей как-то неможется, и после обеда легла поспать.

— Да, миледи, я, пожалуй, отдохну, — устало подчинилась она. Когда через двадцать минут Йен вернулся за тарелками, она уже спала.

— Вам еще что-нибудь нужно, госпожа?

Она бросила взгляд на Джонет, но женщина так глубоко спала, что даже не пошевелилась. Элис подозрительно посмотрела на Йена, не зная, счел ли его хозяин необходимым дать ему какие-то конкретные указания насчет того, что она может и чего не может делать.

— Я должна вымыть голову, Йен, — проговорила она небрежно, но твердо, пристально наблюдая, не появится ли в его лице хотя бы намек на замешательство. Судя по его недавнему поведению, она не сомневалась, что он сделает все, о чем она его попросит, однако она не хотела заставлять его ослушаться приказов сэра Николаса.

Но Йен не выказал никаких сомнений. Он посмотрел на Джонет:

— Тогда мне разбудить ее?

— Ни в коем случае, — ответила Элис. — Она должна отдохнуть, поэтому помогать мне будешь ты. Ты можешь принести еще горячей воды? Еще мне понадобится бадья для ополаскивания. В обычных обстоятельствах я бы сделала все на воздухе, а лучше в реке, но сомневаюсь, что сейчас у меня хватит на это сил.

— О, вы не должны выходить, госпожа, — заявил юноша, — но я никогда раньше не помогал женщине мыть голову.

— Я скажу тебе, что делать, — пообещала она, снова взглянув на Джонет, чтобы убедиться, что та крепко Когда Йен ушел за водой, Элис вскочила, чтобы достать чистую юбку и корсаж, и нашла в сундуке французское мыло и травы для ополаскивания, так что к его возвращению она все приготовила.

Мытье головы при таких роскошных волосах, как у Элис, оказалось делом непростым. Йену пришлось помогать: лить на ее голову ведра воды и намыливать волосы. Вскоре они совсем забыли о Джонет. Когда Йен в первый раз вместо головы плеснул водой на шею, Элис взвизгнула со смехом и приказала ему лучше следить за своими действиями. Но Йену не хватало сноровки, и к концу мытья они оба промокли насквозь и тряслись от смеха.

Йен подал Элис толстое льняное полотенце, которое она приготовила и положила рядом с бадьей. Оно тоже оказалось влажное, но ей удалось завернуть в него почти все свои длинные волосы, и, замотав полотенце на голове, она села и посмотрела на него.

— Теперь я еще больше буду ценить Джонет, — бросила она виноватый взгляд на спящую женщину. — Она, должно быть, ужасно устала, что так крепко спит. — Повернувшись к Йену, она снова хихикнула, потому что его кожаные рукава промокли насквозь и вся одежда спереди тоже.

Он посмотрел на себя и покачал головой:

— Как-то раз я мыл одну из своих собак, после того как она испачкалась в навозе, но даже тогда я выглядел приличнее, госпожа.

Она рассмеялась.

— Йен, я должна выйти наружу, чтобы высушить волосы на солнце. Ты сможешь отгородить для меня местечко?

— Да, — согласился он и повернулся, чтобы уйти. Но прежде чем сделать второй шаг, он замер на пороге.

Элис вытянула шею, чтобы посмотреть, и задохнулась от страха, увидев стоящего в дверях сэра Николаса.

Сурово глядя на нее, он приказал:

— Оставь нас, Йен. С тобой я разберусь позже.

— Нет! — Она вскочила так быстро, что у нее закружилась голова, и она едва не упала. Когда Йен рванулся помочь, сэр Николас оттолкнул его и схватил Элис, но она крикнула:

— Йен не ослушался вас! Вы никогда не говорили ему…

— Знаю, что не говорил, — ответил он. — Больше я такой ошибки не сделаю. Но я говорил об этом мистрис Хокинс…

— Она спит.

— Чепуха, как она могла… — Он вдруг умолк и отпустил ее, чтобы броситься на колени около Джонет. Следующие его слова прозвучали как удары кнута:

— Йен, убери отсюда леди Элис и пришли ко мне Хью. Джонет не спит, она без сознания!

— Нет! — закричала Элис, уворачиваясь от Йена, чтобы броситься к Джонет.

Но уклониться от сэра Николаса было не так-то легко. Он схватил ее на руки и вынес из палатки.

— Хью, — рявкнул он с порога, — ко мне! Элис беспомощно всхлипнула на его плече.