С первой же минуты она увидела, что ее послание, переданное генералом Нирзанном, возымело свое действие. Принц спустился с высот человека, берущего все, что хочет, на позицию человека, согласного брать то, что может получить.
      Не то чтобы он обращался к ней с преувеличенным уважением, в этом у него никогда не было недостатка, но в его манере смотреть на нее и разговаривать с ней было что-то тонкое и неуловимое, что, казалось, говорило: "Вы диктуете правила; я готов следовать им".
      Они беседовали примерно час, дружелюбно, но вполне безлико на всевозможные темы. Принц не упоминал ни о том послании, которое он отправил с генералом Нирзанном, ни о другом, которое было ему передано генералом.
      Кажется, он считал вполне естественным зайти поболтать с мадемуазель Солини, хотя Алина знала, что никто еще в Маризи не удостаивался подобной чести.
      Собираясь уходить, принц сказал:
      - Не сомневаюсь, что вы получили приглашение от де Майда?
      Алина ответила отрицательно. Принц продолжал:
      - Возможно, он вам его еще не послал. Я даю обед во дворце завтра вечером, и я внес ваше имя в список.
      Я увижу вас завтра?
      - Это приказ? - легкомысленно улыбнулась Алина, стараясь скрыть восторг, который рос в ее душе. Ведь только накануне графиня Потаччи ласково утешала ее, узнав, что Алина не получила приглашения.
      - Я не хотел бы, чтобы вы рассматривали это как приказ, - сказал принц в ответ на ее вопрос. - Испросить чьей-либо благосклонности не означает для нас командовать.
      - Если это приказ, я повинуюсь.
      - А если это расположение?
      - Я даю согласие.
      Минутой позже принц удалился. Не успела дверь за ним закрыться, как Алина понеслась в свою комнату, чтобы послать записку дорогой графине. Когда прибыла открытка с приглашением на званый вечер, то обнаружилось, что в нем, кроме имени мадемуазель Солини, указано и имя мадемуазель Жанвур. Это слегка позабавило Алину, тем не менее она сразу пошла к Виви в комнату, чтобы сообщить ей новость и обсудить, какое платье наденет девушка.
      Но Виви просто отказалась идти. Она лежала на кровати с влажной повязкой на голове; ее глаза были красными и припухшими, а лицо бледным.
      - Пойдем, - уговаривала Алина, - это же нелепо!
      И все из-за этого глупца Науманна! Детка, дорогая, он не стоит ни единой слезинки. Ты должна пойти; приглашение от принца - это приказ.
      Виви была упряма:
      - Ничем не могу помочь. Я не пойду! Скажи, что я больна. Говори, что хочешь. Я не пойду.
      Алина была вынуждена оставить ее в покое.
      Таким образом, на следующий вечер около семи часов мадемуазель Солини отправилась во дворец на своем лимузине в одиночестве. Строго говоря, это был лимузин Стеттона, но об этом никто не знал.
      Алина впервые попала во дворец и, надо признаться, была весьма озабочена своим плохим знанием правил приличия и этикета, которые необходимо было соблюдать. Сразу у входа, за большими бронзовыми воротами, ее встретил слуга и проводил в апартаменты в дальнем конце коридора из светлого мрамора. Едва она переступила порог, как услышала голос генерала Пола Нирзанна:
      - О! Мы вас ожидали, кузина.
      Он тут же подошел к ней и сопроводил в гостиную.
      Их появление сопровождалось негромким гулом восторга присутствующих. Алина чувствовала себя как дома.
      Она вернулась к себе через три часа, сияющая торжеством. Она затмила всех женщин во дворце и до такой степени увлеклась своим успехом среди представительниц прекрасного пола, что не заметила еще большего ажиотажа среди мужчин.
      За столом она сидела по правую руку от принца, и весь вечер он обращал свое внимание только на нее и ни на кого больше. Что, конечно, не понравилось присутствующим дамам. Старая графиня Ларчини дошла до того, что достаточно громко, так, чтобы все слышали, сделала резкое замечание Алине. Чуть позже Алина слышала, как мадам Шеб спросила графиню, из-за чего та поссорилась с "прекрасной россиянкой".
      - Я с ней не ссорилась, - ответила графиня, - просто выскочке положено знать свое место.
      На что мадам Шеб ответила:
      - Будьте осторожнее, графиня, вы неблагоразумны.
      Что, если дело повернется так, что она окажется во дворце?
      Алина улыбнулась, вспоминив об этом, когда поднималась по лестнице в свою комнату; улыбка была презрительной.
      "А, так или иначе, это не важно, - сказала она про себя, вызывая звонком служанку. - Ладно, посмотрим".
      Однако у принца имелись собственные соображения, что вскоре стало очевидно всему Маризи, во всяком случае всем, кого беспокоила русская красавица. На следующий после званого обеда день его лимузин видели против дома номер 341, он стоял там почти два часа.
      Назавтра тоже. И послезавтра. И так много дней подряд.
      По Маризи пошли толки и пересуды. И, что хуже, в Маризи начали шептаться; этот шепот слегка коснулся даже слуха мадемуазель Солини. В ответ на очередной слух, принесенный ей лучшей подругой графиней Потаччи, Алина нахмурилась, но ничего не сказала.
      Приемы и званые вечера во дворце следовали один за другим, и всегда на них присутствовала красавица русская, и место ее было самым почетным. Она больше не принимала никаких приглашений, за исключением тех, что приходили от графини Потаччи и мадам Шеб, которые, как ей было доподлинно известно, за ее спиной рвали ее на куски наравне со всеми. Алина терпеливо ждала подходящего момента.
      Вскоре выяснилось, что ей потребуется все ее терпение и даже больше того. Ей пришлось отказаться от своих ежедневных прогулок, потому что принц приезжал каждый день.
      Он не говорил ей тех слов, которые мадемуазель Солини жаждала услышать; он не допускал отношений, которых она ожидала и желала. Он, правда, с присущей ему властностью попытался раз или два поухаживать за ней, но мадемуазель Солини, сразу уловив, что это происходит в неугодном ей ключе, отразила атаку, сумев не нанести ему ненужных обид.
      На ее просьбы он всякий раз реагировал с откровенным добродушием.
      Наконец ее нетерпение достигло предела. Однажды вечером после ухода принца она два часа просидела в библиотеке, размышляя над своей тактикой, пытаясь отыскать ошибку в стратегии. Нет сомнений, говорила она себе, что принц ею увлечен.
      Он каждый день проводил с ней по нескольку часов.
      Он потакал малейшей ее прихоти. Дважды, испытывая свое влияние, она даже вмешивалась в дела государственной важности, и не без успеха.
      Тогда что же его удерживало? Только тот факт, что она была незнатного происхождения? Алина отбросила это оскорбительное предположение; она знала принца, для него это не было препятствием.
      Все было бы объяснимо - и эта мысль в течение месяца довольно часто приходила в голову мадемуазель Солини, - все было бы объяснимо только в том случае, если генерал Нирзанн предал ее, открыв принцу истину о собственных отношениях с ней. Ну, если он это сделал! Глаза Алины опасно вспыхнули.
      - Во всяком случае, - сказала она себе, переодеваясь к обеду, - завтра я это узнаю. Рискну всем и либо выиграю, либо проиграю. Посмотрим.
      На следующий день принц, как обычно, появился вскоре после двух. Алина приняла его в библиотеке, вполне неофициально, поскольку они давно уже и очень хорошо обходились без всяких церемоний. Сегодня, однако, в ее манере держаться ощущалось некоторое отчуждение, и принц, сразу заметивший это, с любопытством поглядывал на нее. Мадемуазель Солини не избегала его взгляда; она решила сегодня идти ва-банк.
      - Я хотел бы еще раз отметить, - сказал принц, подвигая мягкое кресло ближе к камину, - что это самое приятное место в Маризи. И если бы вы знали, как я люблю свой кабинет, мадемуазель, то в полной мере оценили бы комплимент.
      Алина, сидевшая у стола, только улыбнулась на эту реплику.
      - И для полного удовольствия, - продолжал принц, - требуется только, чтобы вы почитали вслух. Бедный де Майд! Я теперь не перевариваю даже звука его голоса.
      Сегодня утром, поверите ли, я чуть не бросил в него книгой. Что у нас будет сегодня? Тургенев?
      - Не думаю, что я сегодня буду читать, ваше высочество, - ответила Алина. - Что-то нет настроения.
      - Да? - Принц повернулся в кресле, чтобы взглянуть на нее. - Не головная боль, надеюсь?
      - Нет, голова у меня не болит. - Читатель понимает, что головная боль у мадемуазель Солини случалась в тех редких случаях, когда она была не в состоянии отклонить послеполуденный визит мистера Ричарда Стеттона. Просто нет желания читать, вот и все.
      - Извините. Я действительно рассчитывал услышать что-нибудь вроде Тургенева, - сказал принц тоном человека, которого несправедливо лишили законных привилегий. - Ну что ж, тогда поговорим. Вы будете рады узнать, что молодой Асковин прощен.
      - Вы очень добры, ваше высочество.
      - Постойте! - Принц снова повернулся в своем кресле. - Таким тоном вы никогда не говорили со мной, мадемуазель. Вы это прекрасно знаете.
      - Да, а теперь говорю, ваше высочество.
      Принц поднялся, заглянул ей в лицо и резко спросил:
      - Что-нибудь не так? Что?
      - Ничего, ваше высочество.
      - Я вас обидел?
      Алина не ответила. Она мгновение посидела, молча глядя на него, потом тоже встала и стояла, не отрывая от его лица глаз, в которых вдруг сверкнула решимость.
      Наконец она произнесла:
      - Вы правы, ваше высочество, кое-что не так. Я должна вам сказать нечто... не очень приятное... неприятное для меня.
      Принц нахмурился: неприятное он предпочитал говорить сам. Поскольку он молчал, Алина продолжала:
      - Может быть, вы, ваше высочество, обидитесь, именно это и неприятно. Хотя вы не должны обижаться, поскольку часто высказывали пожелание, чтобы я была искренна с вами. Так вот, ваше высочество, вам не надо больше видеться со мной.
      Принц с непонимающим видом глядел на нее.
      - Не надо больше видеться с вами? - бесцветным голосом повторил он.
      - Нет. Вы поймете. Вам известно, что весь Маризи говорит обо мне? Возможно, вы, ваше высочество, этого не слышали. Тогда я скажу вам: все говорят, будто я ваша любовница. Это абсурд, конечно. Вот видите, я вполне откровенна, но мне хотелось бы сохранить ту частицу своей репутации, которая еще осталась.
      Конечно, принц это должен был понять. Он и понял, и немедленно насторожился, хотя не смог полностью скрыть своего изумления, поскольку смотрел на прекрасную россиянку взглядом, призванным проложить путь к ее сердцу. Повисла долгая пауза.
      Алина опять опустилась в кресло; выражение ее лица не выдавало, насколько частил ее пульс. Принц подошел к камину и долго смотрел на красные языки пламени. Потом с решительным жестом повернулся и резко сказал:
      - По-вашему, нелепо городу предполагать, будто вы моя любовница. Почему? Вы играете со мной, мадемуазель, а это опасная игра.
      Алина таким же твердым, как у принца, тоном прервала его:
      - Извините меня, но вы, ваше высочество, ошибаетесь.
      - Мадемуазель, вам трудно верить.
      - Верьте или не верьте, ваше высочество, но это правда.
      - Но в таком случае скажите, почему вы уделяете мне время? потребовал он ответа и сделал шаг по направлению к ней. - Вы заставили меня полюбить вас... вы стали необходимы мне для ощущения счастья... а теперь вы прогоняете меня! Мадемуазель, за этим что-то кроется!
      - Ничего больше, ваше высочество, как только сильное желание сохранить свою честь.
      Принц быстро и подозрительно взглянул на нее:
      - И что вы под этим подразумеваете?
      - Независимо от того, что может составить мое собственное счастье, я не желаю получить его с бременем позора, - вот что я имею в виду.
      - А-а, - медленно произнес принц, и лицо его выразило понимание.
      - Я ни на что не рассчитывала, - прервала его Алина, - а если и рассчитывала, то очень недолго. Ее голос задрожал. - Разве вы не понимаете, как жестоки по отношению ко мне? То, что вы говорите, для меня хуже, чем смерть. Кажется, я предполагала невозможное.
      И теперь за это расплачиваюсь. - Ее голос дрожал так, что, казалось, едва ли она сможет продолжать. - Да, я признаюсь. Я полагаю... все. Теперь оставьте меня... уходите... уходите!
      Она нагнулась в кресле и спрятала лицо в руках, положенных на стол.
      Какое-то время принц стоял над ней и неуверенно глядел на нее сверху вниз, потом вдруг наклонился и обнял ее плечи. Рукав платья задрался, обнажив ее руку; его рука сразу легла на ее нежную белую кожу. Он прижался щекой к ее волосам и глухо, неровным шепотом произнес:
      - Алина... я не подумал... это невозможно... вы должны любить меня... посмотрите на меня... вы должны...
      Плечи Алина вздрагивали под его ладонью, а донесшийся голос прерывался всхлипыванием.
      - Уходите! - крикнула она. - Оставьте меня.... Пожалуйста... Это жестоко... уходите... уходите...
      Он легонько подергал ее. Она не двигалась, только просила его уйти. Потом, спохватившись, вероятно, что недостойно принца выставлять себя в смешном свете, он резко выпрямился и пошел к дверям. У дверей библиотеки он задержался, бросил последний взгляд на вздрагивающие плечи Алины и покинул дом без единого слова.
      Алина подождала, пока не услышала, как за ним закрылась дверь.
      Потом вскочила с кресла и подбежала к окну, как раз вовремя, чтобы увидеть, как он садится в лимузин и отъезжает. Когда она повернулась, на ее губах играла улыбка - улыбка радости и торжества.
      Она громко сказала самой себе:
      - Он - мой!
      Глава 17
      СТЕТТОН ДЕЛАЕТ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
      Когда принц Маризи вернулся во дворец, он сразу прошел в свой кабинет, как он называл эту комнату. Ту самую комнату в конце коридора на третьем этаже, по поводу которой мучился любопытством весь Маризи, потому что до сих пор никому еще не было позволено войти в нее. Войдя, он добрался до кресла и погрузился в глубокие размышления.
      Однако на этот раз он не обрел покоя. Тогда он поднялся и начал ходить по комнате взад и вперед, нахмурившись и наморщив лоб. Прошло много лет с тех пор, как принц был так же взволнован, как сейчас.
      Он остановился перед камином и стал глядеть на портрет, висевший над ним, - портрет женщины примерно тридцати лет, темноволосой, с большими серьезными глазами.
      - Сазоне, - громко обратился к портрету принц. - Сазоне, ты не сможешь помочь мне, но сможешь простить.
      Он долго молча стоял перед портретом, потом с внезапным жестом решимости повернулся и позвонил в звонок на столе. Когда мгновением позже появился слуга, принц спросил, во дворце ли генерал Нирзанн.
      - Да, ваше высочество, генерал во дворце в своей комнате.
      - А де Майд?
      - Он вышел, ваше высочество, сказав, что должен быть здесь до возвращения вашего высочества. Он не предполагал, что вы...
      - Очень хорошо. Это все.
      Как только слуга исчез, принц направил свои стопы в комнату генерала Нирзанна этажом выше.
      Было видно, что генерал Нирзанн, как и де Майд, не предполагал, что принц вернется к столь раннему часу.
      Он сидел в кресле, одетый в розовый халат, и читал книгу. Когда вошел принц, он, удивленно вскрикнув, отбросил книгу и низко поклонился ему.
      - Сидите, сидите, - махнул рукой принц, проходя к креслу.
      Генерал, весело поблескивая глазами, пожелал узнать, потеряла ли его кузина Алина свое очарование или просто была нерасположена.
      - Именно о ней я пришел поговорить, - сказал принц с таким серьезным выражением лица, что генерал быстро изменил свое выражение лица в соответствии с выражением лица принца.
      "Какого черта она еще натворила", - с неудовольствием подумал он Принц, как обычно, сразу приступил к сути вопроса.
      Он резко начал:
      - Генерал, есть некоторые вещи, касающиеся мадемуазель Солини, которые я хотел бы знать. Будет много лучше, если вы сможете рассказать мне сами. Если нет, то я пошлю де Майда в Варшаву, чтобы все выяснить.
      Эффект, какой произвели на генерала эти слова, легко можно понять. Послать де Майда в Варшаву! Это значило раскрыть обман генерала; а это, в свою очередь, означало крах его карьеры и высылку из Маризи; то есть конец всему. Генерал, внутренне трепеща, крепко держал себя в руках. Он сказал самым безразличным, какой только был возможен в данной ситуации, тоном:
      - Не могу понять, зачем вы это говорите, ваше высочество. Если вы сомневаетесь во мне...
      Принц прервал его:
      - Нет, Нирзанн, я не сомневаюсь. Я никогда не был высокого мнения о ваших способностях, но ваша преданность выше подозрений. Вот почему я пришел к вам.
      Мне не нужно объяснять вам почему, но дело становится серьезным. Мадемуазель Солини ваша родственница?
      - Да, ваше высочество.
      Тон генерала был равнодушен и тверд. Следует заметить, что в критический момент генерал был способен и на смелость, и на решительность.
      - У нее есть имения недалеко от Варшавы?
      - Были, ваше высочество, но теперь их нет. Они не значатся даже в ее имени.
      - Она имеет с них капитал?
      - Нет, у нее ничего нет.
      Принц остро взглянул на него:
      - Она тратит в Маризи большие деньги. Откуда она их берет?
      К этому вопросу генерал был готов, они с Алиной давно решили, какой на него должен быть ответ. И он ответил:
      - Она говорила мне, ваше высочество, что у нее осталась наличность после продажи имений.
      - Понятно, - возникла небольшая пауза, потом принц продолжал: - Будьте откровенны со мной, Нирзанн. Что вы знаете о вашей родственнице?
      - Очень немного, ваше высочество. Я вам часто об этом рассказывал. Большую часть своей жизни она провела в женском монастыре. Одно время даже собиралась постричься в монахини. Я, кстати, думаю, что она еще не совсем отказалась от этой идеи.
      - Есть у нее еще какие-нибудь родственники, кроме вас?
      - Никого.
      - Абсолютно никого?
      - Абсолютно. Я часто рассказывал вам, ваше высочество, что моя семья имеет в моем лице последнего представителя мужского пола. Мы, кажется, обречены на угасание.
      Генерал в самом деле добился оттенка скорби.
      - Это правда, вы часто мне рассказывали. - Принц помолчал, казалось, он размышлял. Потом сказал резко: - Меня кое-что удивляет, генерал. Почему вы не женитесь на вашей родственнице?
      Генерал Низанн улыбнулся:
      - Уверяю вас, что тут удивляться нечему, ваше высочество. Во-первых, у нее есть хоть немного денег, а у меня нет никаких. Во-вторых, она не желает.
      - А! - Брови принца полезли вверх. - Значит, вы ее об этом просили?
      - Много раз, ваше высочество. Разве можно, увидев такой приз, не приложить усилий, чтобы получить его?
      Принц улыбнулся; даже от генерала Нирзанна ему приятно было услышать откровение, которое готово было сорваться с его собственных губ.
      - Вы правы, - заявил он. - Вы положительно правы, Нирзанн. Она в самом деле приз.
      - Приз для принцев, - уточнил генерал, начиная чувствовать себя увереннее.
      - Да, приз для принцев, - правитель Маризи нахмурился, - но приз, за который даже принцы должны платить полной мерой. Вот почему я пришел поговорить с вами, Нирзанн. Я знаю, что могу доверять тому, что вы мне рассказали. Я не пошлю де Майда в Варшаву - это было бы бесполезно. Мне известно все, что можно было бы узнать. Я увижу вас сегодня вечером за обедом. Au revoir!
      И он вышел так же стремительно и бесцеремонно, как и вошел.
      Как только он вышел, генерал Нирзанн вскочил на ноги, не совладав с возбуждением, в которое привели его произнесенные принцем слова. Силы небесные! Что он наделал!
      "Приз, за который даже принцы должны платить полной мерой". Это могло означать только одно. Но такое немыслимо! Принц Маризи женится на авантюристке, на деревенской куртизанке? Генерал Нирзанн в смятении рухнул в кресло, застонав от отчаяния.
      Его попутал бес в виде этой женщины! Он был ошеломлен и раздавлен внезапно свалившимся несчастьем.
      Что делать?!
      Нельзя позволить принцу довести его замысел до конца. Все, что угодно, только не это. Принц судил о генерале правильно - несмотря ни на что, генерал все-таки был предан ему. Он хотел подбросить ее принцу только для развлечения, - а теперь что?
      Маленький генерал поклялся, что перережет ей глотку, и свою собственную в придачу, прежде чем позволит ей стать принцессой Маризи.
      Что-то надо делать, и немедленно. Его первой мыслью, конечно, было пойти к мадемуазель Солини, но он тут же понял, что это бесполезно. Генерал очень хорошо представлял, что произойдет. Угроза разоблачения не устрашит ее, ведь она прекрасно знает: выдавая ее, он заодно выдаст и себя. Следующей его мыслью было отправиться к принцу, чтобы рассказать ему всю правду.
      Но и это было чрезвычайно опасно.
      Если принц действительно намеревался вступить в брак с мадемуазель Солини несмотря на ее сравнительно скромное происхождение, он, должно быть, и вправду увлечен ею, а в таком случае принц не захотел бы иметь ни малейшего дела с человеком, который, по его собственному признанию, так обманул его.
      Целый час генерал оставался в нерешительности, в то время как тысячи вариантов будоражили его мозг. Он опять в отчаянии бросился в кресло, снова вскочил на ноги и быстро забегал по комнате.
      Где выход? Что за дьявол эта женщина! Генерал ворошил волосы и взывал к небесам.
      Внезапно ему пришла в голову идея, он резко остановился. Может быть... может быть... Он задумался на мгновение, затем, решившись, схватил шляпу и пальто и бросился вниз по дворцовой лестнице.
      Лимузин остановился в шаге от лестницы. Генерал вскочил в машину и сказал водителю:
      - Отель "Уолдерин"... и быстро.
      Через минуту он уже осведомлялся у портье о Ричарде Стеттоне.
      - Месье Стеттон? - вежливо переспросил портье. - Я посмотрю, генерал, здесь ли он.
      После пяти минут ожидания, показавшихся генералу часом, было сообщено, что месье Стеттон готов принять гостя немедленно.
      Стеттон был чрезвычайно удивлен, получив известие о визите генерала Нирзанна. Но он привык решать проблемы по мере их поступления, поэтому позволил себе просто подумать: "Чего бы этому парню от меня надо?"
      Однако удивление все же проступало на его лице, когда генерал вошел в комнату.
      Мужчины вежливо раскланялись, глядя друг на друга с выражением, которое нельзя было назвать неприязненным, но и сердечным тоже. Что касается генерала, то ему было не до мелкой вражды. Для него сейчас речь шла о жизни и смерти, и он перешел прямо к делу.
      - Месье Стеттон, - с места в карьер начал он, - не сомневаюсь, что вы удивились, увидев меня.
      Молодой человек согласился, что он, естественно, не ожидал такого визита.
      - Я пришел к вам, - продолжал генерал, - озабоченный вопросом, крайне важным для нас обоих, и...
      Тут Стеттон прервал его, чтобы пригласить сесть. Генерал засеменил к креслу, пристроил на нем шляпу, сам сел на другое и возобновил речь:
      - Мое появление связано с мадемуазель Солини. Я уверен, что вы очень интересуетесь ею.
      Стеттон, изумленно ждавший, что будет дальше, согласился, что у такого предположения есть резон.
      - То, что я скажу, - продолжал генерал, - возможно, поразит вас так же, как поразило меня. Как вы знаете, я был... э-э... более или менее близок с мадемуазель Солини и в полночи мере осведомлен об отношениях, которые имеют место быть между вами и ею. Так вот, она обыграла вас дважды. Она обманула вас... - Генерал на мгновение остановился, потом выразительно продолжил: - Так вот, месье, если вы или я как-нибудь не вмешаемся, то в течение месяца мадемуазель Солини выйдет замуж за принца Маризи.
      Но Стеттон совсем не выглядел пораженным. Наоборот, он улыбнулся как человек, который владеет высшим знанием, и сказал:
      - Вы ошибаетесь, генерал.
      Когда же генерал принялся уверять его, что он очень хорошо знает, о чем говорит, Стеттон прервал его:
      - Извините меня... момент. Неудивительно, что вы введены в заблуждение со всем Маризи в придачу, одно время я и сам обманывался, когда увидел, что принц каждый вечер проводит в доме Алины. Я по праву потребовал объяснений, и она тут же внесла ясность в эту ситуацию.
      Принц приходит навещать мадемуазель Жанвур... Если он на ком-нибудь и женится, то, скорее всего, это будет она.
      - Вздор! - вскричал генерал. - Говорю вам, это сама мадемуазель Солини.
      - Мадемуазель Солини говорит другое, - все так же улыбался Стеттон.
      - Значит, она обманывает вас.
      - На это мало похоже. Она не решилась бы.
      - Но это так! Месье, я буду вынужден раскрыть вам источник моей информации. - Генерал опять запнулся, но все же закончил: - Это сам принц Маризи.
      Слова его произвели эффект. На лице Стеттона появилось выражение сомнения и изумления.
      - Принц! - воскликнул он.
      - Да. Может быть, теперь вы поверите. Мадемуазель Солини лгала вам, что неудивительно. Она намерена выйти замуж за принца; это была ее игра с самого начала. Что самое плохое, принц намерен жениться на ней.
      Стеттон с проклятием вскочил на ноги и вплотную подошел к генералу.
      - Это правда? - вопросил он.
      - Это - правда, месье.
      - Принц Маризи сказал вам, что намерен жениться на мадемуазель Солини?
      - Ну, не столь открыто. Нет. Но в том, что он именно это подразумевал, ошибки быть не может.
      Нависла тишина. Стеттон опять сел в кресло. Генерал с тревогой рассматривал его. Что он собирается делать? На этот вопрос вскоре последовал ответ: американец снова поднялся, быстро подошел к гардеробу и схватил пальто и шляпу.
      - Благодарю вас, генерал, - обратился он к Нирзанну. - Правда, мы не друзья, но вы правильно сделали, придя ко мне, и я благодарю вас. Мы вместе в этом деле.
      Не стоит терять время.
      Генерал тоже поднялся:
      - Куда вы собираетесь?
      - Навестить Алину. Вы пойдете со мной?
      Но генерал уже решил для себя, что позволит Стеттону сражаться одному. У него была наготове дюжина извинений, и он бойко перечислил их все, пока они, вместе покинув комнату, спускались на лифте.
      Стеттон не настаивал: напротив, он был рад, что генерал отказался. Они расстались перед отелем; генерал Нирзанн на лимузине возвращался во дворец, а Стеттон взял такси до дома номер 341 на Аллее.
      Истина заключалась в том, что Стеттон вовсе не безоговорочно поверил в рассказ генерала Нирзанна. С ним мадемуазель Солини хорошо поработала, играя на его тщеславии, с мастерством опытного музыканта перебирающего нужные клавиши на фортепиано.
      Она просто кое-что позволила ему в качестве маленького поощрения, чем вполне убедила, что ждет их свадьбу с таким же нетерпением, как и он. Все свои действия она объясняла совершенно логично. Тем не менее рассказ генерала заставил Стеттона засомневаться, и он сгорал от нетерпения, поджидая мадемуазель Солини в ее... или в его?., библиотеке.
      Войдя, она пересекла комнату и подставила ему губы для поцелуя. Он с готовностью, но с недостаточной горячностью принял ее предложение, что не ускользнуло от ее внимания. Она подумала: "Еще несколько дней, Стеттон, и я навсегда распрощаюсь с тобой". А вслух сказала:
      - Мой дорогой мальчик, у вас что-то на уме. Видите, как легко я вас разгадала. Это доказательство любви. Ну, давайте выкладывайте.
      Стеттон давно уже оставил попытки хитрить с мадемуазель Солини, поэтому сказал просто:
      - Это неприятно.
      - Силы небесные! Как всегда.
      - Это потребует убедительных объяснений.
      - Они всегда представляются.
      - Дошло до того, Алина, что вы лжете мне.
      - Месье!
      - Нет, не впадайте в гнев. Видите, я говорю спокойно. Но повторяю, вы лжете мне.
      - Что вы имеете в виду?
      Стеттон испытующе, но и смущенно глядя на нее помолчал.
      - Я скажу вам, что я имею в виду, - сказал он наконец. - Сядьте!
      Когда Алина повиновалась, он слово в слово передал ей все, что только что услышал из уст генерала Нирзанна.
      Алина молча выслушала его. Когда он закончил, она холодно заметила:
      - Ну и что же из этого?
      - Значит, это правда! - вскричал Стеттон, внезапно приходя в ярость. Он-то ждал незамедлительных и горячих возражений. - Вы признаете!
      - Ничего я не признаю. Я только сказала, ну и что даже если это правда?
      - Ответьте мне! Это правда?
      Наступила тишина, а он стоял и смотрел на нее сверху вниз пылающим взором. Он повторял вопрос снова и снова, разным тоном, от настойчивого до сердитого; она сидела тихо, не шевелясь, с потупленными глазами. Вдруг она заговорила, и было что-то такое в ее голосе, что приковывало внимание:
      - Месье Стеттон, я отвечу на ваш вопрос, но по-своему. Вы готовы меня выслушать?
      - Сперва ответьте: да или нет, - настаивал он, - а потом расскажете. Так это правда?
      Но она упорствовала, и Стеттон вынужден был отступить.
      - Говорите, - сказал он, - но начнем с того, что я знаю то, что знаю, и знаю, что мне делать.
      - Это мне известно, - кивнула Алина. - И даже слишком хорошо. Вот почему я хочу поговорить с вами.
      Я собираюсь апеллировать к вашему великодушию, а с такой просьбой я не обращалась ни к одному мужчине.
      - У меня остался не слишком большой его запас, - сухо заметил Стеттон.
      - Наверное, именно поэтому я не очень рассчитываю на успех, откликнулась Алина. - И все же мне причитается шанс, хотя бы один. Месье, он заключается в том, что вы должны спасти меня.
      - Что я и пытаюсь сделать.
      - Я не это имела в виду. Я имела в виду, спасти меня от вас. Я в вашей власти; признаю это. И прошу вас быть великодушным.
      Терпение Стеттона истощилось.
      - Но чего вы хотите? О чем вы говорите? Мне кажется, я уже был достаточно великодушным.
      И в самом деле, разве на данный момент больше двух сотен тысяч франков наличными не заперты наверху, в столе мадемуазель Солини?
      - Вы были великодушны, - согласилась Алина, - и даже более того, на что я могла рассчитывать. Но сейчас дело не в этом. Мне не нужно денег, месье, я хочу быть свободной.
      - Быть свободной? - подозрительно спросил он.