- Это совершенно бесполезно, генерал, - сухо заметила она. - Вы просто пугаете меня. Я вас слишком хорошо знаю, чтобы поверить. Вы слишком старый и слишком благоразумный человек, чтобы самому себе перерезать глотку. Я желаю поговорить с вами здраво, а не слушать ваши глупые угрозы.
      Она замолчала, ожидая, что генерал разразится громкими заявлениями о своей искренности и серьезности.
      Но тот ничего не говорил, а только стоял и рассматривал ее с немного несчастной улыбкой, но с ясными, полными решимости глазами.
      Впервые дурное предчувствие заползло в душу Алины. Похоже, этот маленький человек серьезно собирается выступить против нее... Он что, желает утащить ее с собой в преисподнюю?
      Но зачем?
      Неужели глупец действительно любит ее?
      Так далеко зайти и позволить маленькому генералу все сорвать? Ну уж нет!
      - Если вы думаете, что с моей стороны это пустые угрозы, то вы ошибаетесь, мадемуазель. - Генерал говорил вполне спокойно и внятно, как будто очень хотел, чтобы его поняли. - Я отвечаю за каждое свое слово. Видите ли, всем, что у меня есть на свете, я обязан принцу Маризи. - В голосе генерала появилась горечь. - Всем. Я люблю его; как его слуга, я умру за него. Знаете ли вы, что он сказал мне на днях? А мы говорили и о вас. Он сказал: "Генерал, ваша преданность выше подозрений". В его устах это величайшая похвала, мадемуазель! Могу честно признаться, я ее заслужил. Вы сказали, что я слишком старый и благоразумный человек, чтобы перерезать себе глотку. Я скорее перерезал бы себе глотку, образно говоря, чем предал бы моего принца.
      - Предал бы! - вскричала Алина. - Мой дорогой генерал, кто вас просит предавать его? Разве это предательство - позволить ему жениться на женщине, которую он любит?
      Мадемуазель Солини немного сердилась на себя за то, что опустилась до спора.
      Генерал спокойно ответил:
      - Извините меня, мадемуазель, но если речь идет о вас - да.
      - А! - вскричала Алина, в то время как глаза ее метали молнии.
      Генерал невозмутимо продолжал:
      - Я могу показаться грубым, но ничем не могу помочь; я буду говорить прямо. Вы обманывали и пытались перехитрить меня. Вы предаете и обманываете/месье Стеттона и при этом принимаете от него деньги.
      Из-за одного этого вы недостойны роли принцессы Маризи. Но за вами числится и много других сомнительных, скажем так, неблагоразумных поступков... их более чем достаточно. А потому я непреклонен.
      - А, вот какой вы джентльмен! - Алина с яростью выплюнула эти слова.
      - Я больше не джентльмен, мадемуазель, я только слуга моего принца.
      И Алина полностью поверила ему. Все оттенки голоса генерала, все его взгляды говорили о его глубокой серьезности. Сомнений не было: угрозы его совсем не пустые; этот человек действительно сделает то, о чем говорит.
      Алина смотрела на него, и, если бы взглядом можно было бы убить генерала, он уже был бы мертв. Ее мозг работал со скоростью света. Было же время, думала она, когда генерал разговаривал с ней совсем иначе! Зачем же она, глупая, ослабила хватку и упустила его из виду! Не стоило пренебрегать им, слишком рано она решила, что он ей больше не нужен! Она бросила на него быстрый, лукавый взгляд. А что, если...
      Она подошла к генералу и положила руку ему на плечо. Он, казалось, не заметил этого движения, стоял молча, будто ожидая, что будет дальше.
      - Пол, - сказала она, он был почти по-детски доволен, когда она впервые назвала его по имени, - Пол, я не могу поверить, что вы сделаете так, как сказали.
      - Не сомневайтесь, - мрачно подтвердил генерал.
      Ей показалось, что его плечо слегка дрогнуло под ее рукой. Она подумала, что это хороший знак, и придала голосу толику нежности:
      - А я сомневаюсь. Вы не можете быть так жестоки ко мне. Разве вы все забыли? Вы больше не любите меня?
      Ее рука обвилась вокруг его шеи; она придвинулась к нему чуть ближе:
      - Как вы можете упрекать меня, Пол, за то, что я хочу иметь дом, положение, имя? Вы знаете, что я имела бы все это, если бы могла; нет нужды говорить, где находится мое сердце. Если вы сами не можете жениться на мне, Пол, почему же вы не хотите позволить мне найти счастье там, где оно ждет меня?
      Повисла пауза, во время которой генерал разглядывал ее с печальным и сочувствующим видом. Но когда он заговорил, голос его был абсолютно твердым.
      - Алина, мне очень жаль - поверьте, - мне очень жаль, но это невозможно. Я принял решение. - И, как бы укрепляясь в своем приговоре, и так уже достаточно жестким, повторил: - Я принял решение.
      Алина подумала: "Он слабеет". Ее вторая рука обвилась вокруг его шеи. Ее руки встретились на его плече.
      - Пол, - промурлыкала она, глядя ему в глаза, - Пол, послушайте меня. Вы думаете, я перестала любить вас? Я не смогла бы, дорогой. Потому что, выходя замуж за принца, я не обязана отдавать ему свое сердце.
      Оно - ваше. Оно всегда будет принадлежать вам. И...
      Это была еще одна ошибка. Генерал, сразу понявший, о чем она говорит, снял ее руки со своей шеи и с такой силой оттолкнул ее, что она упала бы, если бы не ухватилась за спинку кресла. Нирзанн стоял, тяжело дыша, разглядывая ее с ужасом и отвращением.
      - Мой бог! - вскричал он, задыхаясь от гнева и презрения.
      Алина села в кресло, отвернув лицо. Она больше не сердилась; напротив, теперь она была собранной и до чрезвычайности спокойной. Она наконец осознала, что ситуация отчаянная, что только чудо или гениальный ход могли бы спасти ее. Она должна все обдумать - ей нужно время, чтобы подумать! Она повернулась к генералу:
      - Вы решили выдать меня? - Она спросила это словно для того лишь, чтобы подтвердить информацию.
      Вместо ответа, генерал просто кивнул.
      - И вы требуете, чтобы я сама, добровольно, аннулировала свое обещание принцу?
      - Я ничего не требую. Я предлагаю вам альтернативу.
      Наступила короткая пауза. Потом Алина сказала:
      - Я не знаю... мой рассудок отказывается... я не знаю, что сказать. Дайте мне время подумать.... Оставьте меня и возвращайтесь через час.
      - Тут не о чем думать, - резко ответил он. - Выбор прост: да или нет.
      - Но я должна подумать... у меня голова идет кругом... Что плохого я могу сделать за час? С вашей стороны было бы куда мудрее позволить мне этот брак, если хотите, чтобы я в своем ответе предусмотрела и ваши желания.
      - Я не предполагаю рассмотрения моих желаний, мадемуазель; я не желаю, чтобы вы это делали. - Он помолчал, но она ничего не сказала, и тогда он продолжил: - Я думаю не о себе, а о принце. И, позвольте мне сказать вам это, я не буду ждать ни часа, ни десяти минут. Я не доверяю вашему слову... Я даже не разрешу вам остаться в Маризи. Когда я доведен до предела, то не останавливаюсь ни перед чем. И я опасаюсь вас.
      - В самом деле, генерал? Вы мне льстите, - саркастически усмехнулась Алина, она тянула время. - Вы не доверяете моим словам? Что же еще вам от меня нужно?
      - Не знаю... что-нибудь... письмо... согласие... я должен иметь что-нибудь, написанное вами. Если до того, как я покину этот дом, у меня ничего подобного не будет, то я направлюсь прямо к принцу и расскажу ему все.
      Письмо! Алина быстро отвела глаза, чтобы не выдать своих мыслей. Письмо! Постой... как это можно сделать... О, минутку подумай! А! Она чуть не выдохнула это вслух. Идея! Постой... Постой... Да! Ее мозг лихорадочно работал, мысли вспыхивали подобно молниям быстрыми, яркими вспышками вдохновения.
      - Вы настаиваете на немедленном ответе?
      - Да.
      - И вы сказали... письмо...
      - Да. Письмо к принцу. Это было бы самое лучшее.
      - И я должна покинуть Маризи?
      - Сразу.
      Опять повисла тишина, пока Алина сидела, очевидно размышляя. Генерал стоял, разглядывая ее со спокойным видом человека, который готов умереть и скорее умрет, чем сдвинется с места.
      Вдруг Алина сказала:
      - Я уеду.
      - Вы уедете? - вскричал генерал, не ожидавший этого.
      - Да. Я уеду. Сразу. Сегодня вечером... или завтра утром. И я напишу вам ваше письмо. Когда-нибудь вы заплатите за это, генерал. Не знаю ни чем, ни когда, но заплатите. - Она поднялась.
      - Я предполагаю, мадемуазель. - Генерала не тронула ее угроза, он этого ожидал. - Но позвольте мне предупредить вас: не пытайтесь обмануть меня. Мне нужно письмо сейчас, и вы должны покинуть Маризи завтра не позднее этого же часа.
      Потом, видя, что Алина направилась к дверям, спросил:
      - Вы куда?
      - В свою комнату, писать письмо, - был ее ответ.
      Он ничего не сказал, и она исчезла.
      Генерал сел ждать. А ведь, кажется, ему удастся выйти из этой истории почти без ущерба для собственной шкуры. Генерал ощутил даже некоторое подобие благодарности к мадемуазель Солини, не слишком сильной благодарности, конечно, но все же. А когда через пятнадцать минут она вернулась, держа в руке розоватый конверт, он посмотрел на нее не так презрительно, как еще полчаса назад. Теперь он чувствовал скорее доброе к ней расположение.
      Алина, подойдя к нему, отдала конверт. Он не был запечатан. На нем была почтовая марка и под ней адрес: "Мишелю, принцу Маризи, дворец Маризи, Маризи".
      Генерал оглядел конверт, взглянул на адрес и опустил письмо в карман.
      - Это - конец всему, - сказала Алина, - всему. - В тоне ее были печаль, смирение, но и гнев тоже. - А теперь, генерал, я намерена кое-что потребовать от вас, я заслужила это, вы не можете мне отказать.
      Генерал поклонился и собирался было заговорить, но она перебила его:
      - Я намерена покинуть Маризи завтра утром. После того, что произошло, я здесь не останусь. Но мне не хотелось бы, чтобы принц получил это письмо До того, как я уеду. И не хотелось бы, чтобы вы сами прочли его раньше завтрашнего утра. Причин объяснять я не стану, прочтя письмо, вы сами все поймете.
      Вы должны пообещать мне это, генерал, должны поклясться.
      - Я обещаю, даю слово, - сказал генерал, тронутый, несмотря ни на что, этой сдержанностью перед лицом несчастья. - Я с радостью обещаю, мадемуазель. И если есть еще что-нибудь...
      Алина, казалось, на мгновение задумалась.
      - Только то, - сказала она наконец, - что, если месье Стеттон спросит вас обо мне, скажите ему, что вы ничего не знаете. Ничего. Обещайте мне.
      - Обещаю, даю слово, - повторил генерал, опять подумав про себя, что дешево отделался.
      - Помните, вы не должны читать письмо до завтрашнего утра. И конечно, оно должно прийти по почте.
      Вот почему на нем марка - принц не должен знать, что вы его видели.
      Конечно нет, подумал генерал, а вслух сказал:
      - Я дал вам слово, мадемуазель. Я все сделаю именно так, как вы просите.
      Возникла неловкая пауза. Алина отодвинулась, будто давая понять, что больше говорить не о чем. Генерал неуверенно начал:
      - Мадемуазель... Алина... мне очень жаль...
      Она посмотрела прямо на него:
      - Мне не нужно ваше сочувствие. Оставьте меня... все. Оставьте меня..
      Генерал тут же повернулся и, больше ничего не говоря, покинул дом.
      Глава 20
      ГЕНЕРАЛ ДЕРЖИТ СЛОВО
      Генерал Пол Нирзанн хорошо спал всю ночь. Его самолет, - возвращаясь к нашей короткой метафоре из предыдущей главы, - выправился и снова мирно плыл в небе. Единственным облаком на горизонте оставалась потеря Креста Бата; генерал сожалел об этом. Но он. твердо знал, что это была малая цена.
      Он был несказанно рад, что полностью покончил с мадемуазель Солини. На самом деле он никогда не любил ее и даже, в прошлом, ее опасался. Говоря по совести, хорошо, что и он, и Маризи избавились от такой женщины, как мадемуазель Солини.
      Он не сомневался, что она, как и обещала, покинула Маризи. И в самом деле, Маризи - последнее место, где ей захотелось бы остаться после того, как рухнули все ее планы.
      Данное Алине слово генерал сдержал. Он положил письмо, не открыв его, в ящик своего письменного стола, хотя и удивлялся немного ее странным условиям.
      Поднялся генерал чуть позже обычного. Одеваясь, он пел - вернее, производил некие напоминающие пение звуки, потом съел плотный завтрак в своей комнате.
      Потом выпил кофе и, взглянув на часы, обнаружил, что на них уже двадцать пять минут десятого.
      Он помнил, что принц приказал ему явиться в десять часов, - зачем, можно было легко догадаться, - но, подумав, что перед этим надо бы прочесть письмо, подошел к столу и вынул его из ящика.
      Конверт вызвал в нем воспоминания: он лично получил несколько точно таких же. Мысленным взором он увидел угол небольшого изящного письменного стола Алины, на котором в коробке черного дерева лежала стопка розовых и голубых конвертов. Этот был розовым.
      Генерал вздохнул, открыл письмо и прочитал:
      "Его Высочеству принцу Маризи.
      То, что я собираюсь сообщить Вам, без сомнения, удивит Ваше Высочество. Что касается меня, то это разбивает мне сердце.
      Я должна сказать или слишком много, или слишком мало, я предпочитаю последнее, поэтому постараюсь быть немногословной.
      В нескольких словах - я не могу выйти за Вас замуж.
      Ваше Высочество знает, что я не написала бы это без причины, и веской причины. Простите меня за то, что я не называю ее.
      К тому времени, когда Вы будете читать это письмо, я покину Маризи и никогда Вас больше не увижу. Ах, Мишель, - могу ли я назвать Вас так еще раз или уже нет? - я думала, что первое письмо, которое я напишу Вам, будет совершенно иным.
      Ничего больше сказать не могу - Adieu {Прощайте (фр.)}.
      Алина Солини".
      Генерал перечитал письмо трижды и с каждым разом хмурился все более.
      Не то чтобы он обнаружил в нем какую-то ошибку, напротив, он счел его безукоризненным. Но почему Алина так упорно настаивала, чтобы он не читал его до утра?
      Генерал не понимал этого. И снова перечитал письмо.
      Решительно в нем не было ничего такого, что объяснило бы столь странное требование.
      "Но что из этого? - пожал он плечами. - Письмо есть, этого достаточно, вполне достаточно". Он вложил его в конверт, прошелся языком по клеевой полоске и запечатал конверт.
      Потом нажал на звонок, находившийся на стене возле стола.
      Но тут же спохватился, что этого не следует делать, что он должен сдать письмо на почту сам.
      Когда мгновением позже появился слуга, генерал отпустил его, сказав, что должен сам исполнить это дело.
      Потом поднялся, взял пальто и шляпу, вышел на улицу и опустил письмо в ближайший почтовый ящик.
      Услышав, как оно упало на дно почтового ящика, генерал удовлетворенно вздохнул и направился обратно во дворец.
      К тому времени, когда он добрался до своей комнаты, оставалась буквально минута до десяти. Сбросив в кресло пальто и шляпу, он тут же поспешил в апартаменты принца, находившиеся этажом ниже в том коридоре, который мы уже видели дважды. Генерал, как придворный, имел привилегию входить в священные покои, и обычно входил туда, слегка расправив плечи.
      Принц, как ему показалось, пребывал в наилучшем расположении духа. Когда вошел генерал, он был занят с де Майдом, своим секретарем, но вскоре они закончили, и де Майд собрался уходить.
      Генерал Нирзанн демонстративно посторонился, чтобы пропустить его. Он недолюбливал де Майда и при каждом удобном случае демонстрировал это.
      - Я смотрю, вы сегодня пунктуальны, Нирзанн, - заметил принц, когда за удалившимся секретарем закрылась дверь.
      - Разве я не всегда пунктуален, ваше высочество?
      - Полагаю, всегда. Дело в том, мой дорогой генерал, что у вас так много добродетелей, что их трудно запомнить.
      Генерал вежливо улыбнулся на эту маленькую шутку принца.
      - Ваше высочество, вы очень добры, если помните хотя бы одну из них, ответил он, именно так и думая.
      - Вы никогда не станете придворным льстецом, Нирзанн, вы для этого слишком неловки, - засмеялся принц, усаживаясь в свое кресло и приглашая генерала сесть в кресло по другую сторону стола.
      - Но давайте к делу. Вы, конечно, знаете, чего я от вас хочу?
      - Могу догадаться.
      - Уверен. Вы доставите мое формальное предложение вашей кузине. Принц привел в порядок бумаги на своем столе. - Мы с де Майдом поработали над ним.
      Я думаю, мы оформили все в надлежащем виде, но нужно еще кое-что вписать. Для начала, как имя ее отца?
      Понимая, что фарс должен быть доигран, генерал после короткого колебания ответил:
      - Николас... Николас Солини.
      Принц что-то записал:
      - А матери?
      - Я... видите ли, я не знаю... - пробормотал генерал, - то есть я забыл фамилию ее семьи. А имя ее такое же, как у моей кузины - Алина.
      Принц снова записал. Потом поднял глаза и нахмурился:
      - Теперь об ее имениях под Варшавой. Вы говорили, что они больше не на ее имени?
      - Да, ваше высочество.
      - Тогда, я думаю, вполне можно считать, что ее резиденция находится здесь, - заметил принц. - Давайте посмотрим, что получилось. - Он с минуту смотрел в бумагу, потом начал читать вслух: - "Мадемуазель Алине Солини, Маризи, дочери Николаса Солини, Варшава, и его жены Алины от Мишеля Вильяма Феодора Альберта Кеффа, принца Маризи, герцога Жернан, кавалера ордена Местаниз. Его Высочество настоящим..."
      Генерал уважительно выслушал созданный принцем довольно длинный документ от начала до конца.
      Когда-то в этой же самой комнате генералу был прочитан такой же документ - много лет тому назад.
      Когда эта мысль пришла ему в голову, он невольно поднял взгляд на портрет, висевший над камином, - портрет женщины около тридцати лет, с темными волосами и серьезными глазами.
      "Она бы поблагодарила меня, - подумал генерал, - если бы могла. Как хорошо, что мадемуазель Солини не заняла ее место".
      - Вы сейчас же отнесете это мадемуазель Солини, - распорядился принц. - Я хочу, чтобы все подготовительные мероприятия были проведены без задержек, чтобы оглашение состоялось как можно скорее. Вы поведете дело. Конечно, со всеми надлежащими формальностями.
      Понимаете, Нирзанн, я горю желанием ускорить все церемонии.
      Генерал постарался улыбнуться:
      - Вполне могу это понять, ваше высочество.
      - Да. Поскольку вы - единственный родственник мадемуазель Солини, то вы будете исполнять обязанности в этом качестве во время свадьбы. И пока я не забыл, у меня для вас есть маленький презент.
      Принц выдвинул ящик стола, вынул оттуда небольшую коробочку слоновой кости, открыл ее и показал золотой крест на желто-зеленой ленте.
      - Ваш Крест Бата, генерал. Вот, позвольте мне... Что?
      В чем дело?
      - Я... я... ничего, ваше высочество. - Мгновенная судорога боли исказила лицо генерала. - Это... Я что-то почувствовал... уже проходит.
      - Вот что значит не обедать дома, - с улыбкой сказал принц. - Вы сами знаете вашу слабость, генерал.
      - Уже проходит, - повторил генерал, которому, кажется, стало легче. Ваше высочество, простите меня... я бы не... в вашем присутствии...
      - Силы небесные! - смеясь, прервал его принц. - Не извиняйтесь! Несварение желудка несовместимо с уважением к принцам.
      - Вы, ваше высочество, как всегда, добры. - Генерал встал. - Я готов отправиться с вашим... э... поручением, если вашему высочеству угодно. Если там что-нибудь...
      Голос генерала вдруг прервался, черты его лица опять исказились болью. На сей раз длилось это вдвое дольше.
      - Что?! - опять вскричал принц, глядя на него с внезапной жалостью.
      Генерал, ослабев, опустился в кресло, его остановившиеся глаза были широко открыты, губы дрожали.
      Принц поспешно подошел к нему, тревожно воскликнув:
      - Что с вами, Нирзанн? Вы заболели? В чем дело?
      - Я не знаю, ваше высочество. - Казалось, генералу трудно говорить, он попытался встать на ноги, но опять упал в кресло. - Может быть... если я... если я...
      И вдруг, совершенно неожиданно, с его губ сорвался крик боли - крик боли человека, переживающего предсмертные муки.
      - Помогите! - вскричал он, опять пытаясь подняться. - Ради бога, спасите, помогите мне!
      Все произошло так внезапно, что какое-то мгновение принц стоял как парализованный. Но в следующий момент он уже звонил в звонок на столе, вызывая слугу.
      Потом принц опять подскочил к генералу и попытался поддержать его, медленно сползающего с кресла на пол.
      На крик принца в комнату ворвались двое или трое слуг. Одного он послал за водой, другого за врачом, а третий помогал ему поддерживать генерала.
      Это было все, чем они могли помочь несчастному.
      Генерал изо всех сил боролся с приступами накатывавшей боли, и все-таки его страдальческие крики разносились по всему дворцу и были слышны даже на улице.
      Ворвались другие слуги и домочадцы с воплями удивления и ужаса. Кругом царили шум и суматоха. Все решили, что принца убивают.
      Прибежал запыхавшийся де Майд, предложивший занять место принца возле Нирзанна, но принц покачал головой и крикнул:
      - Врача!.. Пошлите за врачом!
      В тот же миг вошел доктор - человек лет шестидесяти или старше, спокойный и знающий, пользовавший еще отца нынешнего принца. Он пробрался сквозь толпу к генералу, извивавшемуся в руках принца и слуги.
      Вид генерала был ужасен. Глаза его дико вращались, лицо стало красным и исказилось, изо рта шла пена.
      Старый доктор бросил на него один взгляд, повернулся и рявкнул:
      - Освободить комнату!
      Потом повернулся к слуге, пришедшему вместе с ним, отдал ему быстрые, четкие указания, и слуга тут же убежал исполнять поручение. Де Майд приказал всем выйти из комнаты, что и было исполнено в несколько минут. Остались только врач, принц и де Майд.
      Генерал Нирзанн соскользнул на пол. Врач опустился рядом с ним на колени, поддерживая обеими руками его голову. Теперь движения генерала стали слабее, хотя тело все еще сотрясали мучительные конвульсии; он громко стонал.
      Вошел слуга, получивший указания доктора, он принес баул врача с инструментами и лекарствами. Де Майд крикнул:
      - Вот, доктор... Вот то, что вам нужно!
      Наступила тишина, нарушаемая только утихающими стонами генерала. Врач поднял голову и мрачно сказал:
      - Отошлите слугу. Слишком поздно.
      - Но что это? - закричал принц. - Это ужасно!
      Ради бога, что это?
      Врач не отвечал. Он внимательно смотрел на генерала, тело которого от головы до ног сотрясала дрожь. Но глаза еще были осмысленными. Врач наклонился к нему и отчетливо произнес:
      - Посмотрите на меня, генерал. Вы узнаете меня?
      Генерал перевел на него взгляд, он задыхался, чувствовалось, что голос пробивается через его горло с огромным усилием и болью:
      - Да... Анчевин... да. - Он снова перевел глаза на принца. - Ваше высочество... послушайте... перед смертью... Алина... Алина...
      Он замолчал, больше ничего не было слышно. Доктор взял кувшин и капнул несколько капель ему на губы, потом наклонился и сказал:
      - Генерал, ответьте мне, если сможете. Соберите все свои силы. Вы отравлены. Вы знаете, кто это сделал?
      Внезапный свет блеснул в глазах генерала - свет осознания. А вслед за этим появилось выражение такой ярости и ненависти, такого отчаяния, что и де Майд, и принц невольно отпрянули.
      И снова с губ генерала сорвались слова, но уже шепотом, едва слышно, хотя он прилагал ужасные усилия, чтобы говорить отчетливо.
      - Отрава! - задыхался он. - Да... Я знаю... да... клей... клей.
      Вот и все. Еще несколько раз он открывал рот, видимо силясь сказать что-то, но уже не смог. Его пальцы судорожно вцепились в одежду; глаза закрылись, потом снова открылись; дрожь прошла по всему телу, и он затих.
      Доктор поднялся с колен и повернулся к остальным.
      По выражению его лица они поняли, что все кончено. На их лицах отражался вопрос - ужасный вопрос. Доктор мрачно ответил, не дожидаясь, пока они зададут его вслух:
      - Ваше высочество, генерала отравили. И каким-то быстродействующим ядом - чем-то, что действует в течение часа. Знаете...
      Принц возбужденно прервал его:
      - Я ничего не знаю, Анчевин. Он сидел здесь, разговаривал со мной; приступ начался сразу, без всяких предварительных признаков. Почему... не могу поверить... только десять минут назад...
      Он вдруг замолчал и стоял, глядя на тело генерала, лежавшее на полу у его ног, словно только теперь начал понимать, что произошло. Прошло много времени, потом он тихо и нежно сказал:
      - Бедный старый Нирзанн... преданный слуга и верный друг.
      Никто не сомневался, что маленький генерал достоин такой эпитафии.
      Потом вдруг потрясенный принц повернулся к остальным:
      - Анчевин, вы никому не должны повторять того, что только что сказали. Назовите какой угодно диагноз, но только не упоминайте об отравлении. Де Майд, сделайте все, что необходимо. Позвоните Дюшесне и устройте ему встречу с Анчевиным, но при этом дайте ему понять, что какое бы расследование он ни вел, он обязан строго хранить тайну. Мы должны это сделать ради... ради него.
      - Ваше высочество, необходимо вскрытие... - начал было доктор.
      - О боже! - воскликнул принц. - Анчевин, вы невыносимым. Делайте все, что нужно, только не говорите об этом. Де Майд, генерала нужно перенести в его комнату.
      - Да, ваше высочество.
      - И не забудьте внушить Дюшесне, что необходимо соблюдать строжайшую тайну. Если хоть что-нибудь...
      Он был прерван звонком. Это звонил телефон на столе принца. Де Майд подошел к столу и поднял трубку.
      Все услышали, как он сказал:
      - Да, принц здесь. - Пауза, потом де Майд спросил: - Кто это? - потом: - Одну минуту, пожалуйста. - Де Майд прикрыл ладонью трубку и повернулся к принцу. - С вами хочет поговорить мадемуазель Солини.
      С возгласом удивления принц поспешно взял трубку из руки секретаря и сказал:
      - Вы можете идти... оба. Вернетесь через пять минут.
      Когда и врач, и де Майд вышли, он сказал в трубку:
      - Алина! Это вы, Алина?
      - Да, ваше высочество.
      - Ах, я узнаю ваш голос.
      - И я узнаю ваш. - Короткая пауза. - Я хотела спросить ваше высочество... я хотела узнать, получили ли вы сегодня утром письмо от меня?
      - Письмо? Нет.
      - О! Значит, оно не было отправлено. Я очень рада.
      Сегодня утром я послала его по почте, а полчаса назад обнаружила его у себя на письменном столе.
      - Обнаружили его на своем столе? - повторил озадаченный принц.
      - Да. В конверт, адресованный вам, я положила письмо, адресованное кое-кому другому. - В ее смехе прозвенело легкое серебро. - А я как раз не хочу, чтобы вы прочли это письмо. Вот потому и звоню - я не хочу, чтобы вы даже вскрывали его, - опять серебристый смех. - Вашему высочеству известно, что у каждой женщины имеются сугубо дамские секреты.
      - Известно, - признался принц и чуть было не засмеялся в ответ, но тут его взгляд упал на тело генерала Нирзанна, лежавшее на полу возле его ног, и смех замер у него на губах.
      - Я верну вам ваше письмо, не вскрывая, Алина.
      Сейчас же попрошу об этом де Майда.
      - Я опасаюсь... что кто-нибудь еще может прочесть его.
      - Понимаю. Я сохраню для вас ваш секрет. Ведь я имею на это право, не так ли?
      - Да, ваше высочество.
      - Не так!
      - Тогда... да, Мишель.
      Принц удивился, что почему-то не сказал ей о смерти ее родственника, но решил, что такое сообщение, внезапное, по телефону, может вызвать слишком тяжелый шок. Впрочем, и из газетных воплей...
      Он спросил, может ли навестить ее через полчаса, поскольку должен сообщить ей кое-что важное, чего нельзя сказать по телефону. Договорившись, он опустил трубку на рычаг, и тут же раздался стук в дверь.
      Это был де Майд, доложивший, что слуги приготовили комнату генерала и сейчас придут, чтобы перенести его туда. Принц ничего не ответил, только мрачно кивнул.
      Потом, когда секретарь вышел, он подошел к телу маленького генерала и молча стоял, глядя на него сверху вниз.
      Его мысли вернулись к предсмертным словам генерала. Они были об Алине и о нем, принце. "Возможно, - так думал принц, - я и Алина ~ единственные, кого любил генерал Нирзанн. Но потом... в самом конце..."
      Принц озадаченно нахмурил брови, пробормотав вслух:
      - Клей! Теперь ни один черт не скажет, что имелось в виду под словом "клей".
      Ответа на этот вопрос никогда не найти.
      Глава 21
      СТЕТТОН НАЧИНАЕТ ОХОТУ
      Молодость - это возраст самомнения, высокомерия, тщеславия и эгоизма. Это возраст Ричарда Стеттона. Так что вы вполне можете догадаться о чувствах молодого человека, которому четыре раза подряд - дважды в день - у дверей дома мадемуазель Солини было заявлено, что она отсутствует.
      В первый раз он поверил этому. В следующий - удивился. В третий раз усомнился. В четвертый визит он оттолкнул с дороги Чена и прошел насквозь гостиную, библиотеку, столовую и кухню. Везде было пусто, только слуги хихикали у него за спиной.
      Что делать? Он все-таки не совсем еще дошел до точки, чтобы подняться по лестнице и силой ворваться в ее комнату. Кроме того, он чувствовал, что становится смешон. Он покинул дом, угрожающе поглядев на Чена, который во время этих поисков неотступно следовал за ним.
      По пути обратно в отель он купил газету. И первое, что попалось ему на глаза, было сообщение о смерти генерала Пола Нирзанна.
      На следующее утро, чувствуя, что ситуация несколько вышла из-под контроля, Стеттон отправился за советом к своему другу Фредерику Науманну и перво-наперво рассказал тому всю историю своих отношений с мадемуазель Солини. Даже о том пылком предложении выйти за него замуж, на которое он истратил весь свой эпистолярный талант несколько дней тому назад. Во все время повествования Науманн пристально смотрел на него в недоверчивом изумлении.
      - Ты же не хочешь сказать, что сделай такую глупость и послал ей предложение в письменном виде? - вскричал молодой дипломат.
      Стеттон не видел оснований считать себя глупцом.
      Науманн даже застонал.
      - Дорогой мой друг, делать ей предложение - это ужасно, тем более делать это в письме! Конечно, самая Дурная шутка, какую она могла бы с тобой сыграть, это заставить тебя жениться на ней, но один Бог знает, что она может надумать еще. Не проси у меня совета. Единственное, что я могу сказать, - возьми обратно это письмо и сожги его, а пепел забери с собой в Сан-Франциско и развей его над Тихим океаном. Мне она не по силам, я умываю руки.