Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гибель Армии Власова. Забытая трагедия

ModernLib.Net / Светлана Полякова / Гибель Армии Власова. Забытая трагедия - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Светлана Полякова
Жанр:

 

 


Такая «концепция» могла возникнуть только в головах тех, кто о ней писал, а никак не в военном руководстве РККА 40-х годов, где все-таки были профессионалы, присутствие которых почему-то ставится под сомнение.

Здесь мы наталкиваемся на очередной миф о «слабости Красной Армии». Якобы в результате чистки военного руководства страны в 30-е годы армия очень ослабла, просто «пришла в негодность». Армия – это прежде всего огромная масса людей, организованных в части, дивизии, полки, тыловые и штабные подразделения. И от наличия или отсутствия пусть даже нескольких сотен человек из «штабной элиты» практически ничего не изменится для подавляющего большинства бойцов и командиров. Они будут так же служить, даже не задумываясь о кадровых перестановках в «верхах». Тем более что «гениальные полководческие таланты», например тех же Тухачевского и Блюхера очень сомнительны. Другие командиры были гораздо более знающими, талантливыми и толковыми. Тот же Г.К. Жуков или А.А. Власов. Да, да, тот самый Власов. До того как он попал в плен, в битве за Москву сомнений в его воинском таланте ни у кого не возникало. Собственно, поэтому он и попал на Волховский фронт – спасать сложившееся положение, которое спасти уже было невозможно.

Весь доклад Мерецкова и последующие после него выступления мы приводить здесь не будем, но на ключевых моментах задержимся.

«1939 и 1940 годы протекали в сложной международной обстановке. Большинство народов мира втянуто империалистами в большую тяжелую войну… Современная война, более тяжелая по своим последствиям, чем прошлые войны, не щадит никого ни на фронте, ни в тылу.

В то время, когда воюющие народы терпят неизмеримые страдания, наш могучий народ под руководством великого вождя товарища Сталина благодаря его мудрой стратегии продолжает оставаться вне войны…»[14]

Большинство советских военачальников и политических деятелей, оставивших свои воспоминания, в один голос утверждают – все знали и понимали, что война с Германией неизбежна, никто не питал на этот счет иллюзий. Другой вопрос – как сделать так, чтобы прийти к ее началу наиболее подготовленными? Надо было тянуть время, наращивать силы. Но отнюдь не для нападения на кого бы то ни было, а лишь для защиты. Все прекрасно понимали, что остаются практически в одиночку перед немецкой мощью, уже пожравшей всю Европу. Кстати, англичане и американцы, те, которые потом, когда Советский Союз добьется практически в одиночку перелома в войне, станут «союзниками», до войны таковыми вовсе не были. И было совершенно неясно, на чью сторону они, особенно американцы, встанут в начавшемся конфликте. Если Гитлера на Западе просто не любили, то Советский Союз и Сталина откровенно ненавидели. И была еще далеко не дружественная Япония. Так что утверждения, например, В. Суворова о том, что СССР готовился к нападению – просто ложь. Кого завоевывать – весь мир? И зачем? Нести революцию европейскому пролетариату? Все как-то забывают, что Сталин отнюдь не Троцкий, который как раз с этой идеей и носился. И резкое расхождение между ними произошло из-за этого в первую очередь. Между прочим, большинство военных чинов, репрессированных в 30-е годы, были сторонниками именно идей Троцкого, проникнувшись их духом еще на фронтах Гражданской войны. Возможно то, что им на смену пришли новые крепкие профессионалы, учившиеся в Военной академии, воевавшие уже новыми методами и не разделяющие «классовых заскоков» и далекие от «подковерной грызни» т. н. «старых большевиков», как раз и сыграло на пользу нашей армии в начавшейся войне.

«Геббельс, как и Гитлер, сознавал, что никаких военных действий со стороны Советского Союза не ожидалось. Сталин страшится войны, не раз записывал Геббельс, у него не хватит мужества воспользоваться даже возникшей в какой-то момент выгодной ситуацией, чтобы нанести превентивно удар по германским силам, максимально эффективный. Донесения германского посла Шуленбурга из Москвы… подтверждали, что Советский Союз не ввяжется в войну ни при каких обстоятельствах, лишь только защищаясь от нападения».

«Все его помыслы и действия, – пишет маршал Г.К. Жуков о Сталине тех предвоенных дней, когда Жуков был начальником Генштаба, – были пронизаны одним желанием – избежать войны и уверенностью, что ему это удастся». «Сталин не хотел воевать. Мы были не готовы…»[15]

«Во время похода на Запад[16] и отвечая на провокации на Дальнем Востоке и в Финляндии, Красная Армия получила большой боевой опыт современной войны. В боях на карело-финском театре войны впервые в истории войн на Красную Армию выпала задача рвать долговременную укрепленную железобетонную полосу обороны…Ряды героев Красной Армии пополнились молодыми талантливыми командирами, умеющими вести войска в бой и добиваться победы.

Наряду с успешным выполнением задачи в целом, в этой войне выявились большие недостатки в вопросах организационных, оперативно-технических и дисциплины»[17].

Для преодоления недочетов, на которых мы не будем останавливаться подробно, был издан приказ наркома обороны Тимошенко № 120, проведены осенние смотровые учения. Что же они показали?

«В результате осенних смотровых учений… установлено, что высший командный состав, увлеченный решениями текущих вопросов, забыл задачи боевого порядка – повседневную работу дивизий, корпусов и армий сочетать с боевой подготовкой соединений, взводов…В боевой подготовке взводы, роты и батальоны отличались разнобоем. При проверке штабов как главный недостаток было установлено плохое освоение взаимодействий их между собой. Особенно слабо проводят штабы расчеты сопровождения прорыва танка.

Директива Народного комиссара требовала в короткий срок пересмотреть боевую оборону. Основным недочетом построения обороны надо отметить линейность положения огневых средств.

В первый период смотра наши командиры считали, что заграждения успешно могут строиться только в лесу, и в связи с этим народный комиссар обороны вынужден был провести учения на разнообразной местности»[18].

Далее следует разбор ошибок. Все, о чем говорит Мерецков, было в полной мере продемонстрировано нашими войсками во время войны, так что его последующие утверждения о том, что «войска получили большую практику» и исправили положение, – скорее попытка выдать желаемое за действительное.

«Обычно общие воинские начальники… не имеют общего решения на организацию боя и устройство заграждения. Устройство заграждения целиком передается саперным начальникам, а последние, не зная тактических решений, строят заграждения самостоятельно и тактически неправильно, в связи с чем заграждения теряют свой смысл, легко обходятся и быстро преодолеваются.

Войска, огораживающие заграждение[19], страдают двумя крайностями: или отходят при первом нажиме со стороны наступающих, не используя все средства сопротивления, или делятся на маленькие группы вплоть до полного окружения. Управление обычно поддерживается с места позиции и всегда нарушается в промежутках между позициями.

Войска, преодолевающие предполье[20], не всегда ясно представляют себе, что надо делать для того, чтобы быстро проникнуть через заграждение и достигнуть переднего края. Это потому, что учения по преодолению предполья никогда почти не проводились, а если проводились, то само предполье имело лишь условное заграждение и потому не защищало от огня. Вот почему на учениях, как только войска сталкивались с действительным заграждением, оказывалось, что они не имеют практики и сноровки при преодолении его.

При преодолении предполья можно отметить две крайности: или движение атаки в разворот боевому порядку через всю полосу – вплоть до переднего края, или стремление уничтожить оборону предполья.

Выявилось неумение применяться к местности и правильно использовать местные предметы для укрытия бойцов. Боец бежит не столько, сколько нужно, а до тех пор, пока не почувствует усталость, и он иногда вынужден останавливаться на открытой местности под огнем противника.

Неверные действия в горных условиях, в лесу, слабая ориентировка – все это приводит к тому, что быстро часть теряется и выходит из своих границ. Самым главным недостатком является то, что командиры подразделений в ходе боя не оценивают обстановку, не отдают себе отчета в том, что представляет собой противник, какова система его заграждений, не определяют, где находится передовая позиция промежуточных рубежей и какими силами он обороняется. Все это происходит потому, что командиры, выслав разведку, забывают о ней, вследствие чего сами находятся в неясной обстановке…


На войне наши войска не любили и не умели готовить исходное положение для наступления, а потому несли потери»[21].

Сам Мерецков о своем выступлении вспоминал впоследствии так: «Прежде всего, я отметил, что в нашей армии устарели уставы. Они уже не отвечали требованиям современной войны. Так, боевые порядки в наступлении предлагались такие, при которых, как правило, только третья часть войск входила в ударную группу, а две трети попадали в сковывающую. Подобные недостатки были характерны и для боевых порядков при организации обороны, когда на основные направления выделялось недостаточное количество сил и средств за счет вторых эшелонов и маневра с не атакованных участков. Слабо обстояло дело с разработкой вопросов обороны. Было время, когда вообще (цитирую доклад) «боялись говорить, что можно обороняться»[22].

Именно такую тактику ввели в войсках герои Гражданской войны – Тухачевский, Блюхер и другие. Конечно, после XX съезда они стали все «жертвами сталинских репрессий». Но нельзя же закрывать глаза на этом основании на их недостатки, на военную доктрину, созданную ими, на армию, четко идущую по неверному пути благодаря руководству. Четыре месяца работы начальником Генштаба – опыт Мерецкова, совсем недавно назначен наркомом обороны Тимошенко. Много ли можно успеть сделать?

Мерецков пишет: «Современный читатель может задать вопрос: чем объяснить, что в деятельности командного состава Красной Армии было много недостатков?

Во-первых, к концу 1940 года наши командные кадры в большинстве своем были очень молодыми. Некоторые командиры в течение предыдущих двух-трех лет прошли несколько служебных инстанций и командовали округами, соединениями, руководили штабами по нескольку месяцев. Они заменяли военачальников, выбывших из строя в 1937–1938 годах. Вновь назначенные командующие, командиры и начальники штабов в своем абсолютном большинстве обладали высокими качествами; многие из них приобрели опыт в боевых действиях в Испании, на Халхин-Голе и в Финской кампании. Однако они только осваивали свои новые обязанности, что, естественно, порою вело к упущениям.

Во-вторых, дело подготовки войск, крупных военачальников и штабов усложнялось в тот период бурным развитием новой техники, главным образом авиации и танков, и в результате боевых действий, как у нас, так и на Западе, быстрым совершенствованием теории их боевого применения. Поэтому приходилось решать многие вопросы заново. Быстро устаревали ранее изданные уставы и инструкции»[23].

Не будем подробно останавливаться на всех аспектах доклада – танках, авиации, тактических и штабных вопросах.

Применительно к Любанской наступательной операции, где главными и ударными и оборонительными войсками были стрелковые дивизии, для дальнейшего понимания произошедшего важны следующие выкладки:

«Стрелковая дивизия может строить свои боевые порядки в полосе шириною 10–12 км и глубиною 18–20 км. В пределах своего района она может иметь предполье 15–20 км и главную полосу обороны 6–8 км.

Стрелковый корпус обороняется в полосе шириною до 30–36 км и глубиною 27–35 км. В этом случае в полосе корпуса мы можем иметь предполье 12–15 км, главную полосу обороны 6–8 км, вторую полосу заграждений глубиной 6–8 км и вторую оборонительную полосу 3–4 км глубины. В целом стрелковый корпус может построить оборону в полосе 20–36 км с глубиною 27–34–35 км. При таких условиях глубина армейской оборонительной полосы может быть 70–100 км и включать зону оперативных заграждений глубиной до 20–30 км…

Мы должны, как правило, средством одной стрелковой дивизии во взаимодействии с танками, авиацией разбить дивизию противника, а дивизии, подготовленной к бою, эта задача посильна. Исходя из таких предпосылок, можно считать, что армия, наступающая на главном направлении, в своем составе может иметь 12–15 стрелковых дивизий, 4–10 танковых бригад, 6–10 артполков, 3–4 авиадивизии; с такой армией можно расширить общий фронт наступления до 35–50 км. Обычно за такой армией будет находиться резерв высшего командования. Для общего ввода в действие резерв потребует дополнительно не менее 2–3 авиадивизий»[24].

Вот с такими расчетами и подошло высшее руководство РККА к 1941 году. Война, как известно, внесла свои коррективы.

Волховский фронт

<p>Первое наступление – конец декабря 1941 г. – начало января 1942 г</p>

И у мертвых, безгласных

Есть отрада одна —

Мы за Родину пали,

Но она – спасена.

А. Твардовский

В соответствии с немецким планом «Барбаросса» одной из главных задач войны с Советским Союзом было овладение в первую очередь Москвой и Ленинградом. Москва – столица, символ России, Ленинград – удобный стратегический плацдарм для продвижения в центр России с севера. Тем более что гитлеровское командование надеялось на помощь своих союзников в Финляндии. Кроме того, немцы опасались ответного удара советских войск именно со стороны Прибалтики и оставшегося в Кронштадте Балтийского флота. Так, в частности, в своей книге Х. Польман[25] отмечает: «Захват Ленинграда должен был осуществиться до взятия Москвы, что могло бы позволить добиться важных с военной точки зрения целей, а именно: а) уничтожение основных опорных пунктов советского флота на Балтийском море и тем самым предоставление собственному военно-морскому флоту большей свободы действий; б) захвата советской военной промышленности в данном районе; в) исключение Ленинграда как стратегического плацдарма для советского контрнаступления… с) обеспечение наземной связи с финским фронтом».

В своем заявлении, которое было представлено на Нюрнбергском процессе, фельдмаршал Паулюс сообщал, что в сентябре 1940 года был привлечен к работе над оперативным планом нападения на Советский Союз, условно именовавшимся «Барбаросса». Он воспроизвел в заявлении оперативную задачу: захват Москвы, Ленинграда, Киева, Украины, Северного Кавказа и т. д. «Оборонительные мероприятия планом не предусматривались вовсе»[26].

Г.К. Жуков вспоминал: «В последние годы принято обвинять И.В. Сталина в том, что он не дал указаний о подтягивании основных сил наших войск из глубины страны для встречи и отражения удара врага. Не берусь утверждать, что могло бы получиться в таком случае – хуже или лучше. Вполне возможно, что наши войска, будучи недостаточно обеспеченными противотанковыми и противовоздушными средствами обороны, обладая меньшей подвижностью, чем войска противника, не выдержали бы рассекающих ударов бронетанковых сил врага и могли оказаться в таком же тяжелом положении, в каком оказались некоторые армии приграничных округов. И еще неизвестно, как тогда в последующем сложилась бы обстановка под Москвой, Ленинградом и на юге страны.

К этому следует добавить, что гитлеровское командование серьезно рассчитывало на то, что мы подтянем ближе к государственной границе главные силы фронтов, где противник предполагал их окружить и уничтожить. Это была главная цель плана «Барбаросса» в начале войны»[27].

Гитлер, в передаче Геббельса, «имеет намерение Петербург и Киев не брать вооруженными силами, – беречь немецкую кровь, – а заморить голодом. «Если Петербург блокирован, то весь его план состоит в том, чтобы с помощью артиллерии и воздушного флота не допустить снабжения этого города. От города, вероятно, немного останется… Если нам удастся продолжить танковые прорывы, которые теперь снова усиливаются, то надо надеяться, что тогда мы до начала зимы продвинемся за Москву.

Мы и в дальнейшем не будем утруждать себя требованиями капитуляции Ленинграда. Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом»[28].

Первые успехи немцев связаны еще и с тем, что они фактически не встречали серьезного сопротивления. «От Таллинна до Ленинграда на побережье Финского залива войск вообще не было. Поэтому 170 наших дивизий в действительности занимали всего лишь 3375 километров, а не 4,5 тысячи. На Северном фронте (Ленинградский военный округ) протяженностью 1275 километров располагалась всего 21 дивизия и одна стрелковая бригада, в среднем на дивизию приходился почти 61 километр»[29].

8 сентября 1941 г. немецкие войска овладели Шлиссельбургом. Это и было началом блокады Ленинграда, отрезанного с суши. Связь со страной осталась только по Ладожскому озеру и по воздуху.

18 сентября Гитлер запретил принимать капитуляцию, если она будет запрошена, от Москвы или Ленинграда.

30 сентября был отдан приказ германским вооруженным силам начать генеральное наступление на Москву.

Самым главным событием 1941 года в нашей литературе считается битва за Москву. Конечно, по масштабности и значимости на то время ей нет равных: Москва – столица, Москва – символ. И как-то остается в тени, что упорные сражения шли в это же время под Ленинградом. Советская армия все-таки заставила немцев перейти от наступления к обороне, они начали вкапываться в землю.

Это был успех. Успех во многом недооцененный, т. к. по сию пору многие считают так: «Как можно именовать успехом фактическое взятие Ленинграда в кольцо?» Но именно под Ленинградом немцы потерпели свою первую крупную неудачу. Два с лишним месяца группа армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба, имевшая в своем составе мощную танковую группировку № 4, пробивалась к Ленинграду, не считаясь с потерями. Если при этом им удалось сохранить значительную часть техники, то личный состав войск сократился чуть ли не наполовину. Пополнения не хватало.

Не стоит даже перечислять, какими крупными неприятностями грозил бы захват немцами Северной столицы. Вырос бы престиж Германии и упал наш. Мы потеряли бы важнейший промышленный центр, крупные воинские формирования, Балтийский флот. Были бы отрезаны Карелия, Кольский полуостров с Мурманском. Пришлось бы создавать новый фронт, чтобы преградить путь на Москву с севера. У немцев высвободились бы крупные силы для дальнейшего наступления.

Надо было удержать город любой ценой.

Командующим Ленинградским фронтом был К.Е. Ворошилов, и уже к сентябрю стало ясно, что с задачей он не справляется. По распоряжению Сталина из-под Ельни был вызван Жуков и немедленно вылетел в блокированный город, имея самые широкие полномочия.

«К исходу 10 сентября, руководствуясь личной запиской Верховного и без объявления приказа, я вступил в командование Ленинградским фронтом.

К.Е. Ворошилов 12 сентября по заданию Сталина вылетел в 54-ю армию маршала Кулика. Генерал-лейтенанту М.С. Хозину было приказано немедленно вступить в должность начальника штаба фронта, приняв ее от генерала Мордвинова, а генерал И.И. Федюнинский в тот же день был направлен изучить оборону войск 42-й армии под Урицком и на Пулковских высотах»[30].

Впервые мы встречаем фамилию М.С. Хозина на Ленинградском фронте. Позже, на Волховском, он сыграет значительную роль в Любанской операции, там и познакомимся с ним ближе.

«Смененный Жуковым, Ворошилов возвратился в Москву усталым, измочаленным стариком, похудевшим настолько, что мундир висел на нем как на вешалке. Выслушав краткий доклад, Сталин посочувствовал старому другу, не упрекнул его, посоветовал отдохнуть две-три недели. Груз пережитого в Ленинграде давил, видимо, на Климента Ефремовича, ему хотелось выговориться, облегчить душу, поделиться сомнениями, утвердиться в мысли, что он не виноват, что любой другой командующий на его месте тоже не остановил бы немцев.

Запомнилось мне: вражеская пехота прорвала наш оборонительный рубеж и продвигалась к окраине города. Морской батальон, который должен был контратаковать немцев, залег под огнем. Минуты решали все. Тогда разгневанный Климент Ефремович схватил винтовку убитого, выбежал на пригорок, закричал яростно: «Это я, товарищи, маршал Ворошилов! Слушай мою команду: вперед, за мной!» И побежал первым, а за ним поднялся и ударил в штыки весь батальон. Правда, сопровождавшие охранники остановили Климента Ефремовича, не допустили до рукопашной»[31].

Для чего, собственно, приведена здесь эта цитата из недостоверной, не документальной книги? Изучая материалы, относящиеся ко 2-й ударной армии, довелось наткнуться на этот эпизод, как якобы действительно бывший, со слов очевидцев, на Волховском фронте. Там он подан в свете того, что маршал Ворошилов, приезжавший с инспекцией на фронт, совершенно впал в старческий маразм и постоянно кидался на передовую. Хотя даже в том, что написано Успенским со слов «неизвестного лица», нет ни признака ненормальности поступка Ворошилова. Наоборот, зная характер и репутацию героя Гражданской войны, трудно было бы от него ждать иного. Но стратегического таланта ему явно недоставало, современного боевого опыта тоже. В результате перейти к обороне немецкие войска вынудил все-таки Жуков.

«Гитлер был в бешенстве. Главнокомандующий Северной группой войск генерал-фельдмаршал фон Лееб был снят Гитлером с должности, но и это не помогло.

В начале октября разведка фронта доложила, что немцы роют землянки, утепляют блиндажи, укрепляют передний край минами и другими инженерными средствами. Разведчики сделали правильный вывод: противник готовится к зиме. Пленные подтвердили это предположение. Впервые за много дней мы реально осознали, что фронт на подступах к городу выполнил свою задачу и остановил продвижение гитлеровских войск. Линия обороны на подступах к Ленинграду с юга стабилизировалась и осталась без существенных изменений до января 1943 года. К этому же времени закрепились позиции сторон и на реке Свирь»[32].

Итак, немецкое наступление летом-осенью 1941 г. захлебнулось на Лужском оборонительном рубеже и на р. Волхов. Финские части, на соединение с которыми так рассчитывало немецкое командование, остановились на рубеже р. Свирь (советско-финской границе 1939 г.). Границу регулярные части финской армии не переходили. Отдельные финские формирования в составе Вермахта представляли собой добровольческие подразделения, наряду с другими сателлитами Германии.

В декабре 1941 г. советские войска нанесли сильный контрудар под Тихвином, разбили немцев под Москвой. Чтобы вести кампанию 1942 года по всему фронту, Германии не хватало сил. На 11.12.1941 г. немецкие потери оценивались в 1 миллион 300 тысяч человек. Как вспоминал генерал Блюментрит, осенью «…в войсках армий «Центр» в большинстве пехотных рот численность личного состава достигала всего 60–70 человек».

Однако немецкое командование располагало возможностью перебрасывать на Восточный фронт войска с территорий, оккупированных Третьим рейхом на Западе. Так, в распоряжении 18-й армии группы войск «Север» оказались дивизии из Франции и Дании. 3 января 1942 г., беседуя с японским послом, Гитлер заявил: «Лето является решающей стадией военного спора. Большевиков отбросят так далеко, чтобы они никогда не могли коснуться культурной почвы Европы… я позабочусь о том, чтобы уничтожить Москву и Ленинград».

«На всех солдат Северного фронта слово «Волхов» навевало довольно мрачные мысли, это слов означало участок боевых действий особого характера, охватывавший всю территорию от места вытекания этой реки из озера Ильмень до самого большого озера Европы – Ладожского и дальше вдоль Невы от Шлиссельбурга до Ленинграда, вплоть до Финского залива.

На карте можно легко очертить границы Волхова. История этого района начинается с когда-то могущественного и знаменитого торгового города, ставшего в Средние века центром торговли купцов немецкой Ганзы с восточными соседями. Там Волхов берет свое начало, вытекая широким потоком, наполненным водами 42 рек, впадающих в озеро Ильмень, и течет почти строго на север, через 200 км достигает Ладожского озера. В целом Волхов создавал линию фронта от Новгорода, минуя Чудово, далее до Кириши севернее устья Тигоды. Дугой Погостьевского котла линия фронта отходила от речного потока и приблизительно в 12 км восточнее Шлиссельбурга достигала южного берега Ладожского озера, напоминая своими очертаниями что-то вроде «бутылочного горла».

Вся эта территория, покрытая в основном лесами и болотами, была абсолютно недоступна для транспорта и тем самым непригодна для ведения боевых действий. Состояние дорог лишь в незначительной степени отвечало военным требованиям, и то лишь в ближайших окрестностях Ленинграда и на возвышенности вокруг Волосова, кроме того, не со всеми железнодорожными линиями параллельно проходили равноценные автодороги…

Местность повсюду была покрыта верховыми болотами и болотами переходного типа, сосновыми, березовыми, ольховыми и сосновыми рощами, не имевшими практического лесохозяйственного применения. Деревеньки в этих болотистых лесах были скудными и бедными»[33].

Таким увидел этот край немецкий офицер. Но каким бы скудным он ни был, это была часть нашей Родины, и защищать ее советские войска были готовы ценой собственной жизни. Польман, конечно, с горечью пишет о могилах друзей, и понять его можно. Но гитлеровцев к нам никто не звал, так что они получили то, что по праву заслуживали.

Еще в первой половине октября 1941 г. в полосу группы армий «Север» прибыли 250-я испанская «голубая» дивизия, из Франции 212-я и 277-я пехотные дивизии, 7-я авиаполевая дивизия из Греции и 2-я пехотная бригада СС из Германии. После этого состав группы армий «Север» стал следующим: всего 33 дивизии, из них две танковые и три моторизованные, две пехотные бригады. 18-я армия, удерживая Мгинский выступ, вела борьбу на южных подступах к Ленинграду.

Война между тем продолжалась. Поскольку задерживаться в России до зимы немцы не собирались, то и соответствующей одеждой не располагали. Немецкое фронтовое командование запрашивало теплую одежду для солдат у интендантства, рассчитывавшего, что в «молниеносной» войне в летние месяцы она будет излишней. И в ответ на запросы на фронт слались инструкции, как уберечься от холода. «Одна из них попалась мне – «Памятка о больших холодах», – пишет фронтовой переводчик Е.М. Ржевская. – Советов много. «Нижнюю часть живота особо защищать от холода. Прокладкой из газетной бумаги между нижней рубашкой и фуфайкой. В каску вложить фетр, носовой платок, измятую газетную бумагу или пилотку с подшлемником… Нарукавники можно сделать из старых носков…»

Кто был в ту первую зиму на фронте, знает, как выглядел замерзающий немецкий солдат. Замотанный поверх пилотки в бабий платок, в огромных соломенных ботах, в которые вставлялся холодный сапог, стоял он в боевом охранении. Весь в сосульках»[34].

Однако, несмотря на потерю боевого духа, численность немецкой армии значительно превышала наши силы. Особенно сильным было техническое преимущество.

Но и наша Ставка сдаваться врагу не собиралась. В мемуарах советских военачальников[35] ситуация оценивалась следующим образом: «Осенью 1941 года под Ленинградом создалась крайне сложная обстановка. В результате прорыва немецко-фашистских войск к Ладожскому озеру и наступления противника с севера город был блокирован с суши, а 54-я армия Ленинградского фронта оказалась отрезанной от основных его сил. Попытки войск Ленинградского фронта ликвидировать вклинившегося врага и деблокировать Ленинград успеха не имели… К востоку от р. Волхов действовали подчинявшиеся… Ставке ВГК 4-я и 52-я армии, туда же направлялась Ставкой 26-я (2-я ударная) и 59-я армии»[36].

Для объединения усилий всех войск, действующих к востоку от р. Волхов, 17 декабря 1941 года Ставка приняла решение о создании отдельного – Волховского фронта.

«Фронты создавались по мере необходимости. Так появился и Волховский фронт. Он получил свое название от реки Волхов, которая с конца 1941 года и до начала 1944-го являлась основным водным рубежом, разделявшим на этом участке немецкие и советские войска.

Волховский фронт был создан в ходе развития контрнаступления наших войск под Тихвином. 10 декабря 1941 года, когда войска 4, 52 и 54-й армий преследовали отступавшего противника, меня (Мерецков) и начальника штаба 4-й армии Г.Д. Стельмаха неожиданно вызвали в Ставку. На второй день вечером заместитель начальника генштаба А.М. Василевский сообщил нам, что мы вызваны в связи с образованием нового, Волховского фронта.

12 декабря нас пригласили в Ставку. Присутствовали И.В. Сталин, Б.М. Шапошников, командование Ленинградского фронта (М.С. Хозин и А.А. Жданов), командующий 26-й армией (в конце декабря она была переименована во 2-ю ударную армию) генерал-лейтенант Г.Г. Соколов, командующий 59-й армией генерал-майор И.В. Галанин. Все стояли у стола, на котором лежала карта обстановки на Северо-Западном направлении. Докладывал Б.М. Шапошников. Он сказал, что в целях объединения армий, действующих к востоку от реки Волхов, Ставка Верховного главнокомандования приняла решение образовать Волховский фронт. Главные задачи фронта состояли в том, чтобы в первое время содействовать срыву наступления противника на Ленинград, а затем совместно с Ленинградским фронтом разгромить действовавшую здесь группировку немцев и освободить Ленинград от блокады.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5