Вспоминал К.А. Мерецков: «Декабрь был на исходе, а сосредоточение войск 59-й и 2-й ударной армий затягивалось. К 25 декабря, по плану Генерального штаба, должны были сосредоточиться первые эшелоны этих армий, а прибыла только одна дивизия[55]. Между тем атаки 4-й и 52-й армий становились все слабее и слабее. В первых числах января стало очевидным, что на сосредоточение резервных армий потребуется еще несколько дней… По моей просьбе срок перехода в наступление всеми силами фронта был перенесен на 7 января 1942 г. Это облегчало сосредоточение, но прорыв с ходу теперь отпадал, так как противник основательно закрепился за рекой и на плацдармах и организовал систему огня…

Обеспечение прибывавших войск было далеко не полным»[56].

Из текста записи переговоров по прямому проводу заместителя начальника Генерального штаба с командующим войсками Волховского фронта, 6 января 1942 г.:

«Василевский. Здравствуйте, товарищ командующий.

Товарищ Сталин приказал немедленно выяснить у вас и доложить ему точно: когда перешли в наступление армии фронта, какими силами и каковы начальные результаты этого наступления? Прошу ответить.

Мерецков. Здравствуйте, товарищ Василевский. В отношении ввода в бой войск 59-й армии я только что передал боевое донесение. Следует ли его повторять? Соколов, как я докладывал, изготовится к утру 7 января.

Василевский. Только что мне его доложили… Что хотели сообщить?

Мерецков. Пятью стрелковыми бригадами, и, кроме того, в его состав на 7 января включается 259-я стрелковая дивизия. К этому же времени 327-я дивизия будет во втором эшелоне. Остальные три бригады: 22-я бригада передается в состав 52-й армии, две бригады последние будут находиться от р. Волхов на переходе. Главные трудности по-прежнему остались на сегодня: плохое материальное обеспечение, не подошли еще снаряды, в связи с чем артиллерийское наступление строим по прямой наводке отдельными орудиями. Не подошло горючее, не подошли армейские артполки, еще не собралась авиация Степанова. Средства связи еще сегодня раздавали войскам… 7 января начнем всем, что будет собрано у Соколова, и следовательно, будет продолжать Галанин, и Клыков может перейти также пятью дивизиями… Галанинские части прибыли невооруженными, пришлось их вооружить во время выгрузки и на походе. А для танков еще не подошло горючее…»[57]

И снова воспоминания К.А. Мерецкова: «…к началу января 1942 года фронт, по существу, не имел своего тыла. За такой короткий срок существования фронтового объединения мы физически не могли собрать в нужных районах тыловые части и учреждения, организовать пути подвоза и накопить материальные средства. Все снабжение войск осуществлялось напрямую: центр – армия, минуя фронтовое звено. Для 4-й и 52-й армий это было даже хорошо, а для вновь прибывших – плохо. Их подвижные запасы находились еще в пути, а фронт пока ничем помочь им не мог»[58].

К.А. Мерецков пишет, что командующий 2-й ударной армии генерал Соколов совершенно не знал обстановки, что делают и где находятся соединения его армии, был далек вообще от понимания требований современного боя. «Он пришел в армию с должности заместителя наркома внутренних дел. Брался за дело горячо, давал любые обещания. На практике же у него ничего не получалось. Видно было, что его подход к решению задач в боевой обстановке основывался на давно отживших понятиях и догмах»[59].

327-й дивизии не повезло, Соколов еще командовал армией, когда 30 декабря 1941 она начала выгрузку на ст. Малая Вишера. Уже к вечеру 31 декабря Соколовым был поставлен приказ – утром 3 января сменить части 52-й армии по восточному берегу р. Волхов на линии: Селищинский поселок – Городок, а 6 января перейти в наступление для прорыва обороны противника. Задача была почти невыполнимой – дивизии предстояло овладеть Любанью, удаленной на 80 км от исходного рубежа.

Антюфеев настаивал, что дивизия не может подготовиться в этот срок, но ответ был один: «Так требует хозяин. Надо выполнять». «1100-й и 1098-й полки заняли оборону на правом берегу р. Волхов. Справа – 1100-й полк, слева – 1098-й. Этот порядок планировался для наступления. Оборонительные позиции, принятые нашими частями, были оборудованы весьма примитивно: окопы на отделение глубиной для стрельбы с колена и кое-где легко перекрытые землянки для штабов. Заграждений – никаких. Сведения о противнике – весьма скудные…

В районе сосредоточения мы все время ощущали недостаток всего – тыл армии был явно не налажен»[60].

В связи с этим Мерецков делает такое замечание о командующем 2-й ударной армией Соколове: «Соколов думал, что все дело – в лихой бумажке, и ограничивался в основном только приказами»[61].

В связи с этим 5 января командование 327-й дивизии письменно обратилось к Военному совету армии с просьбой отложить наступление хотя бы насколько дней, но лишь получили письменный приказ: на рассвете 7 января 2-я ударная армия переходит в наступление. Правее наступали части 59-й армии, левее – 52-я армия.

Из воспоминаний командира взвода управления 6-й батареи 2-го дивизиона 894-го артполка 327-й стрелковой дивизии Дмитриева П.П.: «Во второй половине декабря 1941 г. наш батальон 122-миллиметровых гаубиц образца 1938 г. на конной тяге… прибыл на Волховский фронт. Большинство личного состава еще не участвовало в боях, и то, что мы увидели, нас потрясло. Уничтоженные деревни, обгорелые трупы, убитые лошади, разбитые машины…

Из Большой Вишеры прибыли в район сосредоточения: Б. Вяжище – Любовцево. Стояли сильные морозы. Утром командиры батарей выехали на рекогносцировку боевых порядков, а мы весь день занимались подготовкой материальной части, выверкой прицельных приспособлений, готовили боеприпасы, ухаживали за лошадьми. Все рвались в бой, хотя, по правде говоря, плохо представляли себе, что это такое. Огневые позиции дивизиона были намечены в 1,5 км восточнее села Городок, а наблюдательный пункт – в боевых порядках пехоты на восточном берегу Волхова.

Накануне нового, 1942 г., мы заняли боевые порядки и допустили первую ошибку, выведя на них технику. Едва рассвело, немцы обнаружили нас, и мы понесли неоправданные потери в людях и особенно в лошадях. Человек при обстреле хоть на землю ляжет, а лошадь не уложишь… После этого урока мы копали окопы для орудий, укрытия для людей, щели для снарядов… Мне очень повезло с командирами орудий. Один из них, Шапкин, грамотный и спокойный человек, был до войны председателем колхоза. Другой младший командир, Маликов, бывший железнодорожник, был несколько тороплив, но тоже пользовался у бойцов уважением. Командиром батареи был младший лейтенант Гунин. Он и сообщил о том, что мы входим в полковую группу и поддерживаем наступление 1098-го стрелкового полка, имеющего задачу форсировать Волхов и овладеть первым рубежом немецкой обороны – населенными пунктами Костылево и Ямно. В дальнейшем планировалось наступление на Спасскую Полисть и последующий выход к Любани для соединения с войсками Ленинградского фронта. Ведение огня планировалось не по конкретным целям, а по площадям обороны немцев»[62].

Из дневника командующего группой армий «Север» фон Лееба[63]:

«Среда, 31 декабря 1941 г.

Оценка обстановки командующим группой армий «Север»:

Перед фронтом 215-й пехотной дивизии противник в некоторых местах начинает окапываться. Из этого не следует делать далеко идущие выводы, что он здесь собирается перейти к длительной обороне. Но в то же время это, по-видимому, признак того, что крупного наступления отсюда в ближайшее время не последует[64].

Четверг, 1 января 1942 г.

Оценка обстановки командующим группой армий «Север»:

По данным радиоперехвата установлена так называемая 2-я ударная армия противника. Явно просматривается намерение противника окружить наш 1-й армейский корпус. На это указывает движение походных колонн противника из Оломны в направлении Малуксы и южнее от нее…

Пятница, 2 января 1942 г.

Оценка обстановки командующим группой армий «Север»:

…Главной заботой остается защита войск от экстремальных холодов. Не удается избежать многочисленных обморожений.

Личные пометки фон Лееба в записной книжке:

Несколько разрядилась обстановка у реки Тигода. Мороз – 42 градуса.

Суббота, 3 января 1942 г.

Личные пометки фон Лееба в записной книжке:

Группу армий «Север» посетил Гиммлер.

Воскресенье, 4 января 1942 г.

Оценка обстановки командующим группой армий «Север»:

На всем фронте никаких крупных атак. Поэтому напряжение начинает спадать. Можно предположить, что замысел противника прорвать нашу линию обороны по реке Волхов потерпел фиаско…

Понедельник, 5 января 1942 г.

Оценка обстановки командующим группой армий «Север»:

18-я армия получает от группы армий «Север» подкрепление за счет мотоциклетного батальона 20-й моторизованной дивизии и бригады войск СС…»[65]

5 января 1942 года в Кремле состоялось заседание Ставки, на котором было принято решение о всеобщем наступлении Красной Армии на всем пространстве от Черного до Балтийского морей, нанесении стратегического поражения вермахту и о выходе на рубеж государственной границы СССР в 1942 г.

Как показало время, это было на тот момент неосуществимо. Переоценили свои силы, это уж точно. Советское наступление на всех фронтах полностью провалилось. И именно следствием этого неудачного наступления и явилось появление такого количества «забытых» и «малоизученных» операций Великой Отечественной войны. Признаваться в этой стратегической ошибке не принято и поныне. Вроде бы особенно не скрывают, но скажите, кто знает об этом совершенно безумном решении 1942 года? Единицы. Почитайте в кратком курсе Великой Отечественной войны просто перечисление наступательных операций этого периода, и все станет понятно: Ржевско-Холмогорская, Демянская, Любанская…

Именно по итогам совещания у Верховного Главнокомандующего Г.К. Жуков высказывал серьезные опасения относительно целесообразности этого наступления: «Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на юго-западном направлении, то там наши войска стоят перед серьезной обороной противника и без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать оборону, сами измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери»[66].

Интересно, что решение одной стороны наступать, а второй обороняться по всему фронту было принято практически одновременно. В директиве немецкого Верховного главнокомандования № 442182/41 от 16.12.1941 г. группам армий ставились оборонительные задачи.

Приказ гитлеровской ставки от 16 декабря 1941 года

Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами

Верховное главнокомандование вооруженных сил

Штаб оперативного руководства, Отдел обороны страны № 442182/41 г.

Ставка фюрера

16.12.1941 г.

Сов. секретно

Только для командования

Приказываю:

1. Разрешить группе армий «Север» произвести отвод внутренних флангов 16-й и 18-й армий на рубеж р. Волхов и линию железной дороги, проходящей от станции Волхов на северо-запад. На линии этой железной дороги установить непосредственную связь с правым флангом 28-го армейского корпуса.

Задача группы армий – оборонять указанный рубеж до последнего солдата, не отступать больше ни на шаг и тем самым продолжать осуществление блокады Ленинграда.

Я особенно обращаю внимание на усиление ПВО южнее и юго-восточнее Ленинграда.

….

5. Подкрепления для фронта:

а) очень важно перебросить маршевые батальоны наиболее ослабленным дивизиям. По сравнению с этой задачей переброска капков не имеет столь важного значения. Следующей задачей является переброска с Запада дивизий, снабженных зимним обмундированием и снаряжением…

В головные эшелоны выделить пехотные подразделения нескольких дивизий и усилить их в нужной степени артиллерией. Кроме того, все железнодорожные эшелоны необходимо снабдить печами и достаточным запасом продовольствия…

Гитлер

Именно Волховскому фронту отводилась решающая роль в разгроме группы армий «Север». Собственно, Любанская наступательная операция началась еще в декабре 1941 года, с первого, совершенно неподготовленного наступления. Понятно, что освобождение Ленинграда было очень важно. В частности, Сталин писал Мерецкову 29.12.1941 г.: «Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступления Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха».

Вполне понятно, что то, что хотел Сталин, должно было быть выполнено любой ценой. В современной исторической литературе стало как бы модно упрекать Мерецкова в трусости, «мол, испугался, не сказал правды, погубил людей». А вы бы, правдолюбцы, как поступили, недавно выйдя из тюрьмы? Очень хотели бы обратно, вместе с семьей под расстрел? Так что «не судите и не судимы будете».

Казалось, общее соотношение сил на северо-западном направлении складывалось в пользу советских войск. На 1 января 1942 г. в группе армий «Север», по нашим данным, было 665 тысяч солдат и офицеров, 6 тысяч орудий и минометов, 160 танков и штурмовых орудий, 250 самолетов всех типов.

В войсках Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов насчитывалось около миллиона человек, 9 тысяч орудий и минометов и не менее 400 танков. На Волховском фронте, в подчинении генерала К.А. Мерецкова, было 28 стрелковых и кавалерийских дивизий, 9 отдельных бригад, 25 отдельных танковых и лыжных батальонов – 242 тысячи человек, 2295 орудий и минометов, 200 танков. Волховский фронт превосходил противника в людях в 2,2 раза, в танках – в 3,2, в артиллерии – в 1,5, в авиации – 1,3 раза. Но, увы, все это было только на бумаге.

К назначенному времени Волховский фронт готов не был. Основной причиной являлась задержка сосредоточения войск. Во 2-й ударной армии исходное положение заняли чуть больше половины соединений, остальные следовали по единственной железной дороге. До линии фронта войска добирались с огромным трудом: «Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду. Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались незамерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь промокла и промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе»[67].

Вдобавок ко всему не прибыла авиация. В ВВС Волховского фронта насчитывалось 118 боевых самолетов, в их числе было всего 6 бомбардировщиков и 19 штурмовиков, остальные – легкие самолеты типа У-2.

Как вспоминал впоследствии К.А. Мерецков: «Неподготовленность операции предопределила и ее исход. Перешедшие 7 января в наступление войска фронта враг встретил сильным минометным и пулеметным огнем, и наши части вынуждены были отойти в исходное положение. Тут выявились и другие недостатки. Боевые действия показали неудовлетворительную подготовку войск и штабов. Командиры и штабы не сумели осуществлять управление частями и организовать взаимодействие между ними»[68].

То есть во всей красе показали себя все недостатки, отмеченные самим же Мерецковым еще в 1940 году. Все, о чем он говорил, анализируя итоги общевойсковых учений, было ярко продемонстрировано в ходе боевых действий. И что теперь значили три дня, которые Военный совет фронта попросил у Ставки на исправление недочетов? Естественно, «этих дней оказалось недостаточно»[69].

«Между тем, пока шло не в меру затянувшееся сосредоточение наших войск, противник готовился к обороне. Немецкой разведке удалось обнаружить не только подготовку фронта к наступлению, но и довольно точно установить основное направление наступления. Приведу здесь запись из попавшего в наши руки журнала боевых действий группы армий «Север» за январь: «Разведка ясно показывает направление главного удара противника перед фронтом 126-й пехотной дивизии и перед правым флангом 215-й пехотной дивизии. Кроме того, крупные приготовления к наступлению отмечаются возле плацдармов Грузино и Кириши, а также на северо-восточном участке армии, по обе стороны от Погостья».

Получив такие сведения, гитлеровское командование приняло соответствующие меры. Как мы установили из допросов пленных, оно произвело перегруппировку, заменив потрепанные в боях под Тихвином соединения полнокровными. Сильно ослабленные танковые и моторизованные дивизии 39-го моторизованного корпуса, выведенные в район Любани, спешно приводились в порядок, пополнялись людьми и техникой»[70].

Из дневника фон Лееба:

«Среда, 7 января 1942 г.

Оценка обстановки командующим группы армий «Север».

…По показаниям пленных, следует ожидать наступления нескольких дивизий противника через Волхов. Предположительно, из состава 2-й ударной армии. Возможно, вчерашние атаки у Грузино на левом фланге 215-й пехотной дивизии имеют к этому отношение.

Но не исключено, что это была лишь разведка боем. Поэтому необходимо ожидать в последующие дни крупных атак противника. Командир частей радиоперехвата докладывает: «Сегодня впервые отмечены переговоры по радиосвязи 2-й ударной армии с Генеральным штабом Красной Армии и 52-й армией.

Начальник штаба 18-й армии озабочен постоянными попытками противника вклиниться в стык между 11-й и 269-й пехотными дивизиями»[71].

Вспоминает П.П. Дмитриев: «7 января выстрелы наших орудий возвестили о начале наступления. Артподготовка была слишком короткой, а плотность огня низкой из-за недостатка снарядов… Пехота поднялась в атаку, но, добежав до середины Волхова, залегла: артиллерия не смогла подавить огневые средства противника. Почему так получилось? При подготовке к наступлению нас вооружили новыми, как говорили, «секретными» телефонными аппаратами ТАТ. На коротком расстоянии, до 100 м, какая-то слышимость еще была. Но огневые позиции находились в 1,5 км от НП, и при однопроводной линии по этим ТАТ ничего не было слышно. Получалось, что разведчики и связисты наблюдательных пунктов, находившиеся в боевых порядках пехоты, превращались в стрелков, а огневики – в мишень для авиации и артиллерии врага. Начальник связи дивизиона младший лейтенант Н.Ф. Ушаков и начальник связи полка В.И. Николаевский сыпали угрозами, но слышимости это не прибавляло»[72].

«Передний край немецкой обороны в основном проходил по западному берегу реки Волхов. Ее зеркало простреливалось плотным косоприцельным и фланговым огнем. По насыпи железнодорожной линии Кириши – Новгород проходил второй оборонительный рубеж. Он представлял собой линию укрепленных населенных пунктов при организованной огневой связи между ними. Все пространство между Волховом и железнодорожной линией было густо покрыто колючей проволокой, завалами, минными и фугасными полями. Оперативную глубину обороны составляла система узлов, оборудованных главным образом в населенных пунктах. Оборона поддерживалась мощной артиллерией и довольно сильной авиацией. Всего перед нашим фронтом насчитывалось тринадцать дивизий противника. Почти все они были полностью укомплектованы, хорошо подготовлены и обеспечены в достаточно количестве оружием и боеприпасами.

Каков же был Волховский фронт перед наступлением? На его правом крыле стояла 4-я армия, имея ударную группировку на своем левом фланге. Все соединения этой армии, за исключением двух дивизий, были сильно ослаблены предыдущими боями и едва насчитывали по 3500–4000 человек. Кроме того, не хватало артиллерии, минометов, автоматического оружия. Неукомплектованность частей и соединений, а также недостаток оружия не давали армии преимущества над противником…2-я ударная армия имела преимущественно бригадную организацию. Она состояла из одной стрелковой дивизии и семи стрелковых бригад, развернутых по восточному берегу реки Волхов, а по численности равнялась лишь стрелковому корпусу. Опыта ведения боевых действий у нее еще не было…

В резерве фронта стояли две сильно ослабленные кавалерийские дивизии и четыре отдельных лыжных батальона. Второго эшелона фронт вообще не имел.

Главные усилия фронт сосредотачивал в направлении шоссейной и железной дорог Москва – Ленинград…

Командование фронтом учитывало проблематичность успеха наступления в данном направлении. Поэтому оно намеревалось перенести основные усилия на участок действий 2-й ударной армии, чтобы решить задачу ударом на Любань, обойдя сильно укрепленные позиции врага. Но все наши попытки усилить 2-ю ударную армию за счет передачи ей из 59-й армии хотя бы двух стрелковых дивизий не были поддержаны Ставкой. Уже в ходе наступления, когда стало очевидным, что на намеченном направлении оборону противника не преодолеть, Ставка дала разрешение перенести основные усилия в район действий 2-й ударной армии. Однако должного эффекта не получилось»[73].

Проще говоря, время было безнадежно упущено.

«Общее соотношение сил и средств к середине января складывалось, если не учитывать танковых сил, в пользу наших войск: в людях – в 1,5 раза, в орудиях и минометах – в 1,6 и в самолетах – в 1,3 раза. На первый взгляд это соотношение являлось для нас вполне благоприятным. Но если учесть слабую обеспеченность средствами вооружения, боеприпасами, всеми видами снабжения, наконец, подготовку самих войск и их техническую оснащенность, то наше «превосходство» выглядело совсем в ином свете. Формальный перевес над противником в артиллерии сводился на нет недостатком снарядов. Какой толк от молчащих орудий? Количество танков далеко не обеспечивало сопровождение и поддержку даже первых эшелонов пехоты. 2-я ударная и 52-я армии вообще к началу наступления не имели танков. Мы уступали противнику и в качестве самолетов, имея в основном истребители устаревших конструкций и легкие ночные бомбардировщики «По-2».

Наши войска уступали врагу в техническом отношении вообще. Немецкие соединения и части по сравнению с нашими имели больше автоматического оружия, автомобилей, средств механизации строительства оборонительных сооружений и дорог, лучше были обеспечены средствами связи и сигнализации. Все армии фронта являлись у нас чисто пехотными. Войска передвигались исключительно в пешем строю. Артиллерия была на конной тяге. В обозе преимущественно использовались лошади. В силу этого подвижность войск была крайне медленной.

Между прочим, в то время некоторые военные руководители склонны были думать, что в лесистоболотистой местности, да к тому же при глубоком снежном покрове, боевая техника вряд ли могла быть широко использована. Когда я просил в Ставке танки и автомашины, то в те дни порой слышал, что эта техника, скорее всего, явится обузой, безнадежно застряв в лесах и болотах. Самолетов же мы некоторое время вообще не получали. Наша пехота из-за отсутствия танковой и авиационной поддержки вынуждена была ломать оборону противника штыком и гранатой, неся при этом большие потери.

Вновь прибывшие части 59-й и 2-й ударной армий, сформированные в короткие сроки, не прошли полного курса обучения. Они были отправлены на фронт, не имея твердых навыков в тактических приемах и в обращении с оружием. Кроме того, некоторые части и подразделения были сформированы из жителей степных районов, многие из которых впервые оказались в лесах. Командармы жаловались, да я и сам видел, что на солдат и даже офицеров, привыкших у себя в родном краю к открытым просторам, лес и болота действовали удручающе. Люди боялись потеряться, тянулись друг к другу, путали боевые порядки, скучивались. Значительно лучше в смысле реакции на местность выглядели лыжные батальоны. К сожалению, их личный состав плохо владел лыжами. Мне не раз приходилось наблюдать, как многие лыжники предпочитали двигаться пешком, волоча лыжи за собой»[74].

Для чего такая подробная цитата? Чтобы стало понятно, что все, о чем говорит здесь Мерецков применительно к первой попытке наступления, совершенно не изменилось и к концу Любанской операции. Также не было снарядов, оружия, танков, поддержки авиации, а со времени окружения добавились еще и отсутствие еды, нормальной одежды и первой помощи.

Итак, наступление 7 января провалилось. Надо было что-то менять. Понятно, за три дня в корне изменить ситуацию в войсках нельзя, и решили сменить командующего 2-й ударной армией, благо своей некомпетентностью и экстравагантностью приказов он сам на это напрашивался. Впоследствии метод кадровых перестановок станет, по существу, единственным способом исправления ситуации на Волховском фронте.

ЗАПИСЬ ПЕРЕГОВОРОВ

По прямому проводу Верховного Главнокомандующего

И заместителя начальника Генерального штаба с командованием Волховского фронта

10 января 1042 г.

Мерецков. У аппарата Мерецков, Запорожец и Мехлис.

Сталин. У аппарата Сталин, Василевский.

1. По всем данным, у вас не готово дело наступления к 11-му числу. Если это верно, надо отложить еще на день или на два дня. Чтобы наступать и прорвать оборону противника, надо иметь в каждой армии ударную группу хотя бы из трех дивизий и надо, кроме того, сосредоточить 50–60 орудий в районе ударной группы каждой армии для поддержки ударной группы. Есть ли у вас все это и подготовлено ли уже?

2. Если Соколов не подходит для армии, надо его сменить и назначить на его место хотя бы Яковлева.

1. Нужно вернуть Клыкову его дивизии и надо сделать это побыстрее, в противном случае армия Клыкова будет небоеспособной.

2. Не нужно дробить 4-ю армию на две армии, ее надо сохранить как армию во главе с Ивановым. Никакой опергруппы в составе 4-й армии не нужно, нужна лишь ударная группа, которой должен руководить командующий…

Мерецков. Докладываю: 1…Для подготовки Клыкова потребуется еще три дня, причем необходимо учесть, что часть артиллерии Клыкова я привлек для работы на направлении главного удара Соколова. Только в настоящее время 288-я и 111-я дивизии остались в составе (армии) Галанина. Я их имел в виду. Армию Клыкова надо ставить во второй эшелон, так как нежелательно было бы брать их до овладения Чудово и Грузино. Поэтому, если представляется возможным, нужно было бы у Соколова и Галанина начать 12 января, у Клыкова – 13, Иванов может начать одновременно с Галаниным. Если можно, на 2-ю ударную, как знающую хорошо направление, поставить Клыкова, а вместо Клыкова на 52-ю – Яковлева.

….

Сталин.…Сейчас получите приказ о назначениях и перемещениях:

«Командующему войсками Волховского фронта. 10 января 1942 года. 3–30. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Освободить генерал-лейтенанта Соколова от командования 2-й ударной армией и направить в распоряжение Ставки.

1. Назначить генерал-лейтенанта Клыкова командующим 2-й ударной армией, освободив его от командования 52-й армией.

2. Назначить генерал-лейтенанта Яковлева командующим 52-й армией.

4. Об исполнении донести. Ставка Верховного Главнокомандования. И. Сталин, А. Василевский. Все. Мерецков. Все ясно, приняли приказ. Мерецков,

Запорожец[75].

Таким образом, во главе 2-й ударной армии и стал Николай Кузьмич Клыков. Сведения о нем тоже не отличаются особенной развернутостью.

Родился 24 ноября 1888 года в г. Боровск Калужской области. В русской императорской армии с 1914 года. Окончил школу прапорщиков. Участник Первой мировой войны на Западном, Северо-Западном и Румынском фронтах, рядовой, командир взвода, роты, помощник командира полка. В общем-то, недурная карьера. Получается, что Клыков, как и Хозин, тоже из «старых» военспецов.

В Красной Армии с 1918 года. В Гражданскую войну Н.К. Клыков командовал ротой и батальоном, был помощником командира стрелкового полка, командиром полка и бригады. Участвовал в боях с белогвардейскими частями на Западном фронте и подавлении Кронштадского восстания. Надо сказать, что с сегодняшней точки зрения, участие в подавлении этого восстания никому чести не делает, но кто знает, чем руководствовался сам Клыков?

В межвоенный период Н.К. Клыков – командир стрелкового полка, помощник командира стрелковой дивизии. Окончил стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» (1926), Высшие академические курсы при Военной академии имени М.В. Фрунзе (1929). С марта 1930 года – комендант Москвы, начальник 5-го отдела штаба Московского военного округа. В марте 1931 года – командир и военком стрелковой дивизии. Явное понижение… Интересно, с чем это связано? С 1935 по 1936 год по болезни находился в распоряжении управления по начсоставу РККА. В 1936 г. ему было присвоено звание «комдив». С марта 1937 г. – военный руководитель в МГУ, а с августа – командир корпуса военно-учебных заведений Московского военного округа, с июня 1938 года – помощник командующего войсками Московского военного округа по вузам. 4 июня 1940 года, после установления в РККА генеральских званий, Клыков переаттестован на звание «генерал-лейтенант».