Глава 2

Несколько лет кубраты не совершали набегов на Видесс. Порой в минуты досуга Крисп гадал: может, Фос услышал его мысли и вселил страх в сердца дикарей? Однажды, когда ему было лет двенадцать, он сказал об этом одному из ветеранов, крепкому седобородому вояке по имени Варадий.

Варадий смеялся до слез.

— Ох, парень, хотел бы я, чтобы все было так просто! Тогда б я целыми днями сидел и придумывал всякие кары своим врагам вместо того, чтобы сражаться с ними. Но более вероятно, по-моему, что старый Омуртаг не успел истратить все золото, которое послал ему Раптей, чтобы выкупить вас. Когда он истратит…

— Когда он истратит, мы прогоним кубратов прочь! — Крисп сделал несколько выпадов деревянным мечом. Взрослые тренировались с настоящим оружием; ветеранов снабдили им достаточно щедро, так что хватило на всех. В доме у Криспа на стене висели копье и охотничий лук.

— Возможно, — ответил Варадий. — Но только возможно, и лишь в том случае, если это будет мелкая банда грабителей, а не широкомасштабное вторжение. Кубраты умеют драться; быть может, они умеют мало чего другого, но этого у них не отнимешь. Вы, крестьяне, никогда не станете настоящими солдатами, поэтому я бы на вашем месте не стал и пытаться побороть их умением — разве только числом.

— И что же нам делать? — спросил Крисп. — Если их будет слишком много, значит, мы снова позволим угнать нас в Кубрат?

— Лучше так, чем погибнуть зазря и позволить им угнать ваших матерей и сестер.

Второй сестренке Криспа — Косте — едва исполнилось два года.

Он подумал о том, как ее силком погонят на север и как его матери придется заботиться о ней и Евдокии. Потом он подумал, каково будет маме, если ей придется к тому же оплакивать его и отца. Ни одна из этих мыслей ему не понравилась.

— Может, кубраты не придут, — сказал он наконец.

Варадий рассмеялся опять, так же заливисто, как и прежде.

— О да! И, может, одна из деревенских кляч выиграет все скачки на ипподроме в городе Видессе. Но лучше ты на это не рассчитывай. — Он посерьезнел. — Не хочу, чтобы ты меня не правильно понял, малыш. Рано или поздно они придут. Эти сволочи всегда приходят.

* * *

Когда Криспу исполнилось четырнадцать, он вытянулся ростом почти с отца. На подбородке начал пробиваться темный пух; голос ломался, и Крисп порою пускал петуха именно в те моменты, когда хотел этого меньше всего.

На поле он уже работал как взрослый. И Варадий вместе с другими ветеранами разрешили ему наконец взять в руки настоящее оружие.

Обмотанная проволокой рукоятка стального меча не шла ни в какое сравнение с деревянной игрушкой, которой он размахивал раньше. С таким оружием Крисп чувствовал себя настоящим солдатом — больше того, настоящим героем.

То есть героем он чувствовал себя до тех пор, пока Идалк ветеран, вручивший ему меч, — не обезоружил его шесть раз за десять минут. В последний раз, вместо того чтобы дать Криспу поднять меч и продолжить урок, Идалк прогнал его бегом через половину деревни.

— Давай-давай, уноси ноги! — орал он, припустив за Криспом. — Поймаю — нарежу из тебя ветчины!

От полного унижения Криспа спасало лишь то, что Идалк терроризировал таким образом очень многих, в том числе и ровесников Фостия.

Наконец, отдуваясь, Идалк остановился.

— Эй, иди сюда, Крисп! — крикнул он. — Теперь ты усвоил первый урок — что драться не так легко, как кажется.

— Да уж! — откликнулся Крисп.

Подходя медленным шагом к Идалку, он услышал чей-то смешок.

Голова сама дернулась в ту сторону. В дверях своего дома стояла Зоранна, дочь сапожника Цикала, хорошенькая девушка примерно Крисповых лет. Уши у него налились жаром. Если она видела все его позорное бегство…

— Не обращай на девчонку внимания, — сказал Идалк, словно прочитав его мысли. — Ты поступил совершенно правильно: у меня был меч, а у тебя — нет. Но представь, что тебе некуда бежать. Предположим, тебя обезоружили в самой гуще врагов. Что ты тогда будешь делать?

«Умру», — подумал Крисп. Ему и правда хотелось умереть, чтобы забыть смешок Зоранны. Но Идалк ожидал от него другого ответа.

— Бороться, наверное, — подумав, сказал Крисп.

— Да? — Идалк положил саблю на землю и встал, слегка наклонясь вперед и широко расставив ноги. — Ну что ж, я старик. Посмотрим, сумеешь ли ты побороть меня.

Крисп бросился на него. В драках с мальчишками он часто выходил победителем. Он был крупнее и сильнее своих сверстников, и проворнее тоже. Если он сможет отплатить Идалку за свое унижение…

Не успел он опомниться, как лежал уже лицом в грязи, а ветеран сидел у него на спине. Услыхав еще один смешок Зоранны, Крисп еле сдержал слезы ярости.

— Ты нечестно дерешься! — рявкнул он.

— Само собой! — весело согласился Идалк. — Хочешь, научу? Может, в один прекрасный день тебе и удастся швырнуть меня через кучу навоза, чтобы понравиться своей девушке.

— Она не моя девушка, — буркнул Крисп, когда ветеран отпустил его. Но идея пришлась ему по душе — в том числе швырнуть Идалка через кучу навоза. — Ладно, покажи, как ты это сделал.

— Ладонь на руку, толчок в спину, а потом рывок — вот так — и твой противник летит через бедро. Давай, я покажу тебе пару раз помедленнее.

— Ясно, — сказал чуть погодя Крисп. К тому времени оба они порядком вывозились в грязи. — А как мне вырваться, если кто-то попробует меня так схватить?

Изрезанное шрамами лицо Идалка просияло.

— Знаешь, парень, я показывал свой приемчик дюжине мужиков, если не больше. И ты первый задал мне такой вопрос. Значит, вот что ты делаешь…

Так все и началось. Весь остаток лета и всю осень, пока на улице не стало слишком холодно, Крисп обучался у Идалка борьбе каждую свободную минуту. Минут этих вечно не хватало, как ни старался он выкроить их между уборкой урожая, уходом за деревенским скотом и тренировками с оружием другого рода, нежели становившееся все более стальным и ловким тело Криспа.

— Ты борешься уже прилично, а будешь еще лучше, — сказал Идалк в один из прохладных дней ранней осенью. Потом согнул кисть, поморщился, снова согнул. — Нет, вроде не сломана. Но я буду рад, когда выпадет снег, клянусь, буду рад — посижу себе дома и подлечусь до весны.

Все ветераны любили так пожаловаться на жизнь, и все они были в лучшей форме, чем любой крестьянин их возраста, а также лет на десять моложе. Но стоило кому-то поверить в их стенания, как они выкидывали одну из своих штучек, вроде той, что сыграл с Криспом Идалк, когда они боролись впервые.

Поэтому Крисп только фыркнул.

— Если ты настолько устал и измотан, то, наверное, не сможешь отпраздновать с нами Зимний солнцеворот? — спросил он с преувеличенно искренним сочувствием.

— Остряка из себя строишь? — Идалк дернулся, точно собираясь схватить Криспа. Тот отпрыгнул, наученный горьким опытом всегда быть настороже. — В первый же год, когда не увидишь меня на празднике солнцеворота, — продолжал ветеран, — можешь пойти на мою могилку, сынок, и начертить над ней солнечный круг, потому что именно там я и буду.

* * *

Снег выпал за шесть недель до праздника солнцеворота, то бишь дня зимнего солнцестояния. Большинство ветеранов служили прежде на дальнем западе, возле Макурана, и жаловались на суровость зимы. Крестьяне, которым довелось зимовать в Кубрате, не обращали на их жалобы внимания. Они занимались своими делами, починяли ограды, ремонтировали плуги и другие орудия, рубили дрова… и готовились к главному событию года.

Утро праздника выдалось морозное, но ясное. Солнце низко на юге спешило прочертить небосклон. Бег его сопровождали молитвы сельчан, старавшихся не дать Скотосу украсть светило с небес и погрузить мир в вечную тьму.

Чтобы добавить света, на деревенской площади разожгли костры.

Крисп подбежал к одному из них, разбрасывая снег сшитыми из кожи сапогами. И прыгнул через пламя. «Сгори, горе-неудача!» — крикнул он, пролетая над огнем. Через минуту снег фонтаном взлетел в воздух там, где он приземлился.

Сразу за ним прыгнула Евдокия. Ее пожелание горю сгореть прозвучало испуганным писком — в этом году ей впервые позволили прыгать через костер. Крисп поддержал неуклюже приземлившуюся сестренку. Она улыбнулась ему. Щеки ее разрумянились от мороза и возбуждения.

— Кто там следующий? — спросила она, оглядываясь назад сквозь мерцающий воздух над огненными языками. — А-а, это Зоранна. Давай уйдем с дороги.

Подталкиваемый сестрой, Крисп отошел от костра. Полет Зоранны над огнем провожал глазами не он один. Приземлилась она почти так же неуклюже, как Евдокия. Не оттащи его сестра в сторону, подумал Крисп, он смог бы поддержать Зоранну.

— Младшие сестры — это сущее наказание, — туманно заметил он вслух.

Евдокия тут же подтвердила его правоту: схватила горсть снега, сунула ему за шиворот и побежала, пока он корчился на месте. С воплем, в котором смешались смех и ярость, он погнался за ней, забрасывая ее снежками.

Один снежок не попал в Евдокию — зато долбанул Варадия в плечо.

— Ах вот ты как! Поиграть захотелось! — взревел ветеран и метнул снежком в Криспа.

Крисп увернулся. Снежок ударил кого-то сзади. И вскоре все вокруг стали бросаться снежками — в друзей, во врагов, в любого, кто оказался в ненужном месте в нужный момент. Шапки и овечьи тулупы сделались такими белыми, что чудилось, будто деревню наводнили снежные люди.

На улицу вышли несколько мужчин, в том числе и Фостий, в нарядах, позаимствованных у самых рослых деревенских толстух.

Они разыграли ехидную сатирическую сценку, представляя, как ведут себя их жены и дочери в то время, когда мужчины работают в поле: сплетничали, указывая пальцами на предмет своих сплетен, ели и пили вино — много вина. Отец Криспа отлично сыграл даму под мухой, которая болтала так безостановочно, что даже не заметила, как свалилась с табуретки, и продолжала чесать языком, лежа на полу.

Мужская половина зрителей фыркала от удовольствия. Женщины закидали актеров снежками. Крисп шмыгнул в дом и тоже налил себе чарку. Он бы с большим удовольствием выпил горячего вина, но в такой день никому не хотелось сидеть в доме и держать котел на огне.

Когда Крисп вернулся на площадь, солнце уже садилось.

Деревенские женщины и девушки упивались местью. Надев короткие мужские рубахи и изо всех сил стараясь не дрожать, они разыгрывали из себя охотников, хвастающих громадными размерами своей добычи, — пока одна из них не выставила напоказ, брезгливо держа его за хвост, маленького мышонка.

На сей раз хлопали женщины, а мужчины топали ногами и бросались снегом. Крисп стоял, не шелохнувшись. Одной из женщин-«охотниц» была Зоранна. Рубашка не доходила ей до колен; соски ее, твердые от холода, натягивали тонкую ткань. Крисп не спускал с нее глаз, чувствуя, как тело наливается жаром, но не от выпитого вина.

Наконец женщины убежали, сопровождаемые оглушительными аплодисментами. В быстром темпе было разыграно еще несколько сценок, высмеивающих слабости отдельных жителей деревни: попытки Цикала отрастить волосы на лысине — на сей раз у него выросла целая охапка сена, — привычку Варадия пускать ветры и так далее.

И вдруг Крисп не без смущения увидел пару крестьян, явно представляющих его самого и Идалка, занятых борьбой. Объятие, которым закончилась тренировка, было скорее непристойным, чем атлетическим. Сельчане улюлюкали и радостно хлопали в ладоши.

Крисп отступил назад, понурив голову. Он был в таком возрасте, когда охотно смеешься над другими, не выносишь насмешек над собой. Криспу хотелось только одного: поскорее убраться отсюда куда подальше.

Он шагал, глядя в землю, и нечаянно чуть не столкнулся с кем-то, спешившим из дома обратно на площадь.

— Простите, — пробормотал он, продолжая свой путь.

— Что случилось, Крисп?

Он удивленно поднял голову. Это был голос Зоранны. Она переоделась в свою длинную юбку и тулуп и выглядела уже не такой замерзшей.

— Что случилось? — повторила девушка.

— Эти придурковатые шутники на площади, — выпалил он, — представляют, будто мы с Идалком, когда боремся, то и не боремся вовсе.

Гнев Криспа почти полностью улетучился, едва он высказал вслух то, что его терзало. И он тут же почувствовал себя круглым дураком.

Зоранна ничуть не облегчила его мук, залившись смехом.

— Сегодня зимний праздник, Крисп, — сказала она. — Это же просто шутка.

Ясное дело — шутка, но от этого было только хуже.

— В день Зимнего солнцеворота всякое может случиться, — продолжала она, — а назавтра никто и не вспомнит. Я права?

— Наверное. — Голос Криспа показался кислым даже ему самому.

— А потом, — сказала Зоранна, — ведь то, что они представляли, не правда, верно?

— Конечно, не правда! — воскликнул он с таким возмущением, что ломающийся голос сорвался на последнем слове на писк. И вдруг невесть откуда в памяти всплыла рука Яковизия, оглаживающая ему спину. Может, отчасти поэтому сценка так сильно задела его?

Зоранна, похоже, ничего не заметила.

— Ну и хорошо, — сказала она.

Там, у костров, односельчане снова расхохотались над каким-то розыгрышем. Крисп неожиданно осознал, как здесь тихо, на окраине деревни, как безлюдно — только он и Зоранна. И тут же вспомнил ее в той короткой рубахе. Не отдавая себе отчета, Крисп шагнул к девушке поближе.

В то же самое мгновение она сделала шаг навстречу ему. Они чуть не столкнулись друг с дружкой. Зоранна снова рассмеялась.

— В день Зимнего солнцеворота возможно все, — тихо шепнула она.

Когда Крисп бежал от позорного зрелища, он не выбирал дороги.

Наверное, неудивительно, что ноги привели его почти к самому дому; отец, как обычно, выбрал себе жилище на околице. Сейчас это показалось Криспу знамением небес. Он собрал все свое мужество и взял Зоранну за руку. Она прижалась к его боку.

Крисп с колотящимся сердцем подвел ее к двери. Они вместе вошли в дом. Он быстро захлопнул дверь, чтобы не выстудить жар очага в яме посреди комнаты.

— Нам бы надо поторопиться, — сказал он взволнованно.

Тут с площади донесся новый взрыв смеха.

— Я думаю, времени у нас хватит, — улыбнулась Зоранна.

Она сбросила тулупчик и стянула юбку. Крисп, пытавшийся раздеться, не сводя с нее взгляда, чуть было не упал. Наконец, после бесконечно долгой возни освободившись от одежды, они рухнули на соломенное ложе.

Крисп, как и всякий другой, скоро понял, что знаний о том, как совокупляются мужчина и женщина, недостаточно, чтобы первое соитие не преподносило одного сюрприза за другим. То, что он знал, никоим образом не подготовило его ко вкусу нежной кожи Зоранны под его губами; к ощущению ее груди в его руке; к тому, как пропадет весь мир, кроме ее тела и его.

Но, как это обычно бывает, мир вернулся слишком быстро.

— Ты меня раздавил! — сказала Зоранна.

Она села и деловито вытащила соломинки из своих волос, потом из его.

Не спеши он так сильно и поменьше нервничай, это могло бы доставить ему удовольствие. Но прикосновение Зоранны только заставило его вскочить и поскорее напялить на себя одежду.

Девушка оделась тоже — без лихорадочной спешки, но и не теряя времени зря.

Он не только не знал, сумел ли удовлетворить ее, но даже не представлял, как это выяснить.

— А мы еще… — начал было он, но конец вопроса застрял у него в горле.

Зоранна не спешила прийти на помощь.

— Не знаю. Стоит ли?

— Я надеюсь, что да, — выпалил Крисп.

— Мужчины всегда надеются — по крайней мере, так я слыхала от подруг. — Зоранна малость повеселела. — Что ж, может быть, только не сейчас. Сейчас мы должны вернуться к остальным.

Крисп открыл дверь. В лицо ударил морозный воздух.

— Обратно пойдем поодиночке, — сказала Зоранна. — Бабкам и так будет о чем посудачить.

— Но… — Криспу хотелось кричать об этом с крыш. Хотя, если Зоранна против… — Ладно. — Своего разочарования ему, однако, скрыть не удалось.

— Да будет тебе! — нетерпеливо сказала девушка. — Я же обещала: встретимся еще.

Вообще-то пообещала она это только теперь. Воодушевленный, Крисп снова захлопнул дверь и проводил глазами ее фигурку, ускользающую в ночь.

* * *

Зоранна сдержала слово, хотя сдерживала его не так часто, как Криспу хотелось. Каждое новое прикосновение к ней, каждая минутка, которую им удавалось улучить, чтобы побыть вдвоем, только усиливали его страсть. Не сумев подобрать верного слова, он назвал ее любовью.

Потом, на некоторое время, вечера его тоже оказались заняты: Варадий начал учить его и парочку ребят помладше грамоте. Крисп выучил буквы без особого труда; умение прочитать и написать свое имя наполняло его душу почти таким же восторгом, как кувыркания с Зоранной.

Новообретенное искусство понравилось бы ему еще больше, если бы в деревне было что читать.

— Зачем ты учишь нас буквам, если нам негде применить свои знания? — жаловался он Варадию.

— Больше для того, чтобы занять себя — в числе прочих причин, — откровенно ответил ветеран и задумался на мгновение. — Знаешь что? Мы выпросим у жреца копию священной книги Фоса, как только синерясник появится в деревне. И прочитаем ее вместе.

Когда Варадий через пару недель спросил жреца, тот кивнул.

— Я велю переписать ее для вас прямо сейчас, — пообещал он.

Крисп, стоявший рядом с Варадием, возликовал, но тут жрец продолжил:

— Правда, это займет несколько месяцев, как вы понимаете. К сожалению, монастырские скриптории вечно тянут волынку.

— Месяцев! — в смятении воскликнул Крисп. Он был уверен, что забудет все, чему научился, прежде чем книга прибудет.

Но не забыл. Отец каждый день заставлял его писать буквы на земле.

— Самое время заиметь в семье грамотного человека, — заявил Фостий. — Ты сможешь помешать сборщику податей надувать нас больше положенного.

Криспу предоставился шанс продемонстрировать свое искусство той же весной, до прибытия книги или же сборщика податей. Отец Зоранны Цикал долгими зимними вечерами стачал полдюжины пар модной обуви. Когда дороги немного просохли, он повез их в Имброс на продажу. Вернулся сапожник с несколькими золотыми монетами — и потрясающей новостью.

— Старый Автократор, Фос да храни его душу, помер, — заявил он соседям, встреченным на сельской площади.

Все как один начертили на груди солнечный круг. Смена императора всегда была событием чреватым. Фостий сказал то, что вертелось у всех на языке:

— А сын его еще мальчик, да?

Цикал кивнул.

— Он, наверное, ровесник твоего Криспа, судя по его монете. — Сапожник порылся в мешочке и показал односельчанам новый портрет. — Его зовут…

— Дай мне прочесть! — воскликнул Крисп. — Пожалуйста!

Он протянул руку за монетой. Цикал неохотно отдал ему золотой крохотный, чуть побольше ногтя на большом пальце сапожника.

Криспу удалось разглядеть лишь то, что новый Автократор был, как и сказал Цикал, слишком молод, чтобы обзавестись бородой.

Поднеся монету к самым глазам, Крисп прочел мелкие буковки, выгравированные на ней.

— Его зовут Анфим.

— Верно, — проворчал Цикал и выхватил монету у Криспа из рук.

Слишком поздно до юноши дошло, что он лишил сапожника возможности похвастаться этой новостью. «Плохо дело», — подумал Крисп. Как бы он ни относился к Зоранне, отца ее он недолюбливал всегда. Отчасти по этой причине Крисп не просил ее руки: мысль о тесте-сапожнике была ему, мягко говоря, не по нутру.

Ему хотелось тут же броситься домой и вырыть золотой, полученный от Омуртага, чтобы прочесть, что на нем написано. Крисп закопал монету на счастье возле дома, когда семья поселилась в новой деревне, и за эти годы положение еще ни разу не было столь отчаянным, чтобы вырыть ее и истратить. Но он сдержался. Нет, только не сейчас; если он уйдет, Цикал обидится еще больше.

— Мальчик на троне Автократора? — сказал кто-то из толпы. — Это не к добру. Кто будет направлять борозду, пока он научится держать поводья?

— Это я могу тебе сказать, — снова преисполнившись важности, заявил Цикал. — В Имбросе говорят, что брат Раптея Петроний будет регентом своего племянника, пока Анфим не войдет в возраст.

— Петроний, говоришь? Тогда наши дела не так уж плохи. — Привлеченный видом собравшихся в кружок людей, Варадий подошел как раз в тот момент, когда Цикал выкладывал последнюю новость. — Я воевал под его началом против Макурана, — продолжал ветеран. — Он славный солдат и отнюдь не дурак к тому же.

— А вдруг он сам решит сесть на трон? — сказал отец Криспа.

— Решит, не решит — тебе-то что за дело, Фостий? — откликнулся ветеран. — Какая нам с тобой разница?

Отец Криспа подумал минутку и развел руками:

— Что ж, я сдаюсь, Варадий. Действительно, какая?

* * *

Зоранна, стоя в дверях своего дома, покачала головой:

— Нет.

— Почему нет? — Удивленный и раздосадованный, Крисп махнул рукой, показывая, насколько пуста деревня. — Все ушли на дальние поля до самого вечера или даже до завтра. А твой отец умотался за новым шилом — ты сама говорила. Такого случая нам долго не представится.

— Нет, — повторила она.

— Но почему нет? — Он взял ее за руку.

Она не отстранилась, по крайней мере физически, но осталась совершенно отчужденной. Он отпустил руку.

— Я просто не хочу, — сказала она.

— Почему? — настаивал Крисп.

— Тебя это и правда интересует? — Она подождала, пока он кивнул. — Ладно, я скажу тебе почему. Ифантий вчера сделал мне предложение, и я согласилась.

Такое же чувство — точно из него вышибли дух — в последний раз он испытал, когда Идалк саданул ему в солнечное сплетение.

Крисп никогда не обращал особого внимания на Ифантия. Вместе со всеми односельчанами он сочувствовал Ифантию, когда его жена умерла при родах два года назад, но…

— Он же старый! — выпалил Крисп.

— Ему нет еще тридцати, — заметила Зоранна, — к тому же он крепко стоит на ногах. Если я стану дожидаться тебя, мне самой будет за двадцать, когда ты, как Ифантий, обзаведешься хозяйством. А это слишком долго.

— Но… Но тогда, выходит, ты с ним… — Крисп обнаружил, что не в силах заставить себя произнести это вслух.

Зоранна, однако, поняла.

— А если и так? — с вызовом спросила она. — Ты никогда не давал мне никаких обещаний, Крисп, и не требовал их от меня.

— Я не думал, что в них есть нужда, — пробормотал Крисп.

— Ну и плохо, что не думал. Ни одной женщине не нравится, когда в ней так уверены. Может, ты запомнишь это и в следующий раз, с другой девушкой, будешь повнимательнее. — Голос у Зоранны смягчился. — Крисп, мы, наверное, так и проживем всю жизнь в этой деревне. Зачем нам друг друга ненавидеть? Ну, пожалуйста!

— Ладно, — сказал он, не сумев придумать ничего лучше. Потом быстро развернулся и ушел. Если на глазах его и выступили слезы, Зоранне их не видать. У него тоже есть гордость.

В этот вечер он был настолько притихший, что сестра начала над ним подтрунивать. Он не отвечал на ее приставания.

— Ты не заболел, Крисп? — с тревогой спросила Евдокия. Когда ей не удавалось его завести, она понимала, что дело плохо.

— Я здоров, — ответил он. — Я просто хочу, чтобы ты оставила меня в покое, вот и все.

— Я знаю, в чем дело, — сказала она вдруг. — Ты поссорился с Зоранной, да?

Крисп очень осторожно поставил на стол миску с супом из ячневой крупы со свеклой, стараясь не запустить ею в сестру. А потом встал и вышел из дому в лес.

Прошло много времени, прежде чем он понял, что сидение в одиночестве под деревьями ничего не решит, но в конце концов до него это дошло. Было уже темно, когда он вернулся домой. И чуть было не повернул назад; в двух шагах от дома его поджидал отец.

Крисп пересилил себя. Рано или поздно с отцом поговорить придется, так лучше уж сразу.

— Извини, — сказал он.

Отец, еле видный в сгустившейся мгле, кивнул.

— Ладно уж, хоть мы и переволновались. — Фостий замешкался на мгновение, но все же добавил:

— Евдокия была права, да? Ты поссорился со своей девушкой?

— Она не моя девушка, — буркнул Крисп. — Она выходит замуж за Ифантия.

— Вот и хорошо, — отозвался отец. — Я надеялся, что она согласится. Я так и сказал Ифантию. В конечном счете, сынок, я избавил тебя от больших хлопот, поверь мне.

— Сказал Ифантию? — Крисп ошалело воззрился на отца. Этот удар позволил ему, наконец, осознать то, что ускользало от него прежде: что отец и сестра знают о Зоранне. — Но откуда ты знаешь? Мы были так осторожны!

— Возможно, ты так думал, — сказал Фостий, — но на самом деле единственный в деревне, кто не знает, это Цикал, да и то потому, что он дурак: любит языком чесать, а что творится у него под носом, не видит. Честно говоря, мне совсем не улыбалось заиметь такого родственника.

Крисп частенько сердился на отца. Но до сих пор и не подозревал, что сможет его почти возненавидеть.

— Поэтому ты и настропалил Ифантия? — спросил он ледяным тоном.

— Отчасти да, — спокойно согласился Фостий. И, не давая Криспу излить свою ярость, продолжил:

— Но это не главное. Ифантию нужна жена и нужен наследник. А Зоранне пора замуж; девушка в четырнадцать уже почти женщина, тогда как мужчина в четырнадцать всего лишь мальчишка.

— Я не мальчишка! — рявкнул Крисп.

— Да? Разве мужчина злится, когда его дразнят? Ты вел себя, как Коста, когда я говорю ей, чтобы больше не буду таскать ее на плечах. Я прав или нет? Подумай, прежде чем отвечать.

Эта последняя фраза удержало Криспа от гневной вспышки. Он действительно подумал: по трезвом — или почти трезвом размышлении он и впрямь решил, что вел себя по-дурацки.

— Думаю, что прав, папа, но…

— Никаких «но»! Найти девчонку, которая тебе не отказывает, просто замечательно; Фос свидетель, я не стану этого отрицать. Помнится, я сам… — Отец умолк и смущенно рассмеялся. — Ладно, замнем. Но если она соглашается переспать с тобой, это не значит, что ты захочешь прожить с ней всю жизнь. Узнать одну девушку еще недостаточно, чтобы принять такое решение. Как тебе кажется?

Крисп вспомнил о своих собственных вчерашних размышлениях по поводу Цикала и, сам того не желая, непроизвольно кивнул:

— Наверное.

— Вот и ладно. — Отец положил ему руку на плечо, как делал, когда Крисп был маленьким. — Главное, не забывай: как бы плохо тебе ни было сегодня, это же не навсегда. Время — лучший лекарь. Тебе просто нужно набраться терпения, и все пройдет.

Крисп задумался. Похоже, отец опять был прав. И все-таки…

— Легче давать советы, чем следовать им, — сказал он.

— Да ну? — снова смущенно рассмеялся Фостий. — А то я не знаю!

— Пап, а какая она была? — рискнул поинтересоваться Крисп.

— Она?

— Та, о ком ты говорил — ну, только что, пару минут назад.

— А-а! — Фостий отошел от дома подальше, оглянулся и сказал, понизив голос:

— Ее звали Сабеллия. Твоя мама о ней знает. Не думаю, чтобы Таце возражала против того, что я говорю о Сабеллии, но, с другой стороны, ни одной женщине не нравится, когда мужчина вспоминает о том, что было до нее. И я ее не виню; я рад, что она не выплескивает на меня былые обиды. А Сабеллия… Мне, пожалуй, было столько же лет, как и тебе сейчас, когда я встретился с ней…

* * *

Крисп потер подбородок. Волоски зашуршали под пальцами — не тот жалкий пух, что пробился на лице одновременно с ломкой голоса, а почти настоящая мужская бородка. «Давно пора», — подумал Крисп.

Парочка его сверстников уже обзавелась пышной растительностью, но Крисп надеялся вскорости их догнать.

Он снова потер подбородок. Бородка, даже жиденькая, была полезным подспорьем при раздумьях. В прошлый раз в лесу, недалеко отсюда, Крисп углядел на вязе сук, почти идеально изогнутый для рукояти плуга. Не будь он тогда с девушкой, Крисп обратил бы на него более пристальное внимание.

Он заметил развесистый дуб, показавшийся с первого взгляда знакомым, по крайней мере издали. Но Крисп не помнил, чтобы рядом росло ореховое дерево. Вздохнув, Крисп пошел дальше. Он явно углубился в чащу слишком далеко, но возвращаться ему не хотелось. Это было бы равносильно признанию поражения.

До него донесся отдаленный шум. Крисп нахмурился. Мало кто из сельчан забредал так далеко на восток. Правда, однажды он сам затащил сюда Ликинию, чтобы никто не смог помешать им побыть вдвоем. Возможно, это крестьяне из соседней деревни рубят деревья — но зачем им тащить дрова из такой-то дали?

К тому же шум не походил на рубку леса. Не было слышно ни ударов топора, ни падения стволов или шелеста веток. Крисп пошел на источник звука — и услыхал тихое конское ржание. Это вконец озадачило его. Конечно, для перевозки дров нужны ломовые лошади, однако дровами тут и не пахнет.

Что же тогда? Крисп нахмурился еще больше: неужто разбойники?

Ему казалось, что соседняя дорога не была достаточно оживленной, чтобы привлечь к себе грабителей, но он мог и ошибаться. Крисп продолжал идти на шум, хотя значительно осторожнее. Он просто хотел убедиться, правда ли там разбойники, а потом, если да, вернуться в деревню и привести как можно больше вооруженных мужчин.