- Я вас очень уважаю, Алексей Палыч, - сказал парикмахер, - но этот мальчик не ваш воспитанник. Он вообще не из нашего города. Я хочу знать: кто этот мальчик?
      Последнюю фразу Алексей Палыч умышленно пропустил мимо ушей и прицепился к предпоследней.
      - Вы еще скажите, что он не с нашей планеты!
      - Этого я не скажу, я еще не сумасшедший. Вы мне ответьте на один вопрос: кто этот мальчик? И я уйду.
      - Я ведь тоже могу задавать вопросы, - с раздражением сказал Алексей Палыч. - Но я не понимаю, с какой стати вы ко мне привязались.
      - Бросьте, Алексей Палыч, - по-дружески сказал парикмахер, - вы все понимаете. Сам факт, что вы не посылаете меня к черту, а разговариваете со мной, говорит о многом. Неужели так трудно ответить на простой вопрос?
      Против этого возразить было трудно. Если бы рядом не было Феликса, то, может быть, Алексей Палыч как-нибудь и выкрутился бы. Но Феликс стоял рядом с ним, внимательно следил за разговором и не понимал, почему старик пристает к Алексею Палычу и почему тот не может ответить.
      - Может быть, я так и поступлю, - сказал Алексей Палыч. - Может быть, я вас и пошлю. Кажется, это единственный способ закончить наш разговор.
      Чем больше сердился Алексей Палыч, тем спокойней становился Август Янович. Он чувствовал уже, что почти оправдался за козлиные прыжки возле лагеря. Признайся сейчас Алексей Палыч, что Феликс его девятый сын от десятой жены, или выдумай еще какой-нибудь бред - и старик успокоился бы и даже сам предложил мировую. Но Алексей Палыч был раздражен, вилять перед парикмахером ему не хотелось.
      Тем более, что у парикмахера был отвратительно самоуверенный вид.
      - Есть еще один способ закончить наш разговор, - сказал Август Янович. - Можно признаться.
      - Вам?
      - Именно мне.
      Терять было нечего.
      - Значит, так, - сказал Алексей Палыч, - вы, Август Янович, идите, пожалуйста, к черту.
      Август Янович ни капельки не обиделся.
      - Может быть, вы мне разрешите поговорить с мальчиком? Мальчик, как тебя зовут?
      - Феликс.
      - Прекрасное имя. А где ты живешь?
      - В лагере.
      - А где ты жил до лагеря?..
      - В ла...
      Алексей Палыч загородил Феликса спиной.
      - Оставьте мальчика в покое и уходите!
      - Нет, я не уйду! - возвысил голос парикмахер. - Вам не удастся обмануть Августа Яновича! Август Янович не так прост, дорогой Алексей Палыч. Он прекрасно знает, что вы украли этого мальчика!
      Август Янович заговорил о себе в третьем лице - это с ним случалось, когда он волновался. А он разволновался неожиданно для себя: мысль о краже ребенка осенила его внезапно. Он уже не думал о том, что вся жизнь Алексея Палыча была посвящена занятию прямо противоположному.
      - Но Август Янович этого так не оставит! - воскликнул парикмахер. - Он защитит этого мальчика! Он поднимет на его защиту весь город! Весь народ!..
      Парикмахер не успел сказать все, что хотел. Он хотел сказать еще: "Всю страну!". Однако при словах "весь народ" Август Янович, воспламеняясь, поднял свой маленький кулачок и потряс им перед лицом Алексея Палыча.
      Для Феликса этого оказалось достаточно. Поняв этот жест как нападение на учителя, он высунулся из-за его спины и толкнул парикмахера в грудь.
      Август Янович сделал два шага назад и рухнул на землю. Алексей Палыч бросился его поднимать, но парикмахер оттолкнул протянутую руку.
      - Ножом, Алексей Палыч... - бормотал он, сидя на краю канавы. Бейте лучше сразу ножом. Где у вас нож? Почему я не вижу ножа, Алексей Палыч?
      Алексей Палыч схватил Феликса за руку и быстро пошел прочь.
      Уже стемнело.
      В школьном дворе никого не было. Отомкнув подвал, Алексей Палыч завел туда Феликса.
      - Побудешь тут до утра?
      - Хорошо, - согласился Феликс. - А утром мы пойдем в лагерь?
      - Еще не знаю, - сказал Алексей Палыч. - Ничего я сейчас не знаю. Зачем тебе нужно было толкать этого старика?
      - Я за тебя заступился.
      - Лучше бы ты не заступался. И в лагерь возвращаться неловко, и здесь тебя теперь не оставишь: старик шум поднимет. Да теперь он тебя и в лагере не оставит в покое. И жене моей про тебя расскажет. Просто не знаю, Феликс, что мне с тобой делать.
      - Палыч, - сказал Феликс, - я и раньше догадывался... Немножко... Боре я не говорил. Но сегодня я уже точно понял - я не такой, как все ребята. Почему ты не мог сказать этому старику, кто я?
      - Не хотел. Да и нельзя было.
      - А мне тоже нельзя сказать?
      - Тебе? - Алексей Палыч задумался. - Тебе, наверное, можно, ты уже взрослый. Только я боюсь, что если тебе рассказать, то... тебе легче не станет. Может даже стать тяжелее.
      - Я хочу знать правду, - сказал Феликс. - Я вижу - тебе тоже плохо. Я уже знаю: если нельзя сказать правду, всегда плохо. Но я не понимаю, как может стать плохо от правды.
      - Бывает правда, которую лучше не знать, - сказал Алексей Палыч. - Ладно, завтра я попробую тебе объяснить. Хотя я и сам не знаю, что будет завтра.
      - Завтра... - усмехнулся Феликс. - Мне все время говорят "завтра", "потом", "после". Иди, Палыч, отдыхай. Свет я зажигать не буду: я знаю, что ты меня прячешь.
      Алексей Палыч вернулся домой поздно. Его не спросили, где он был, Анна Максимовна промолчала: с некоторых пор она вообще старалась поменьше спрашивать.
      Алексей Палыч поставил будильник на семь, но будильник ему не потребовался: всю ночь он ворочался, думал, но, как можно догадаться, ничего не придумал.
      Наступило утро тяжелого дня - понедельника.
      День последний - день 1-й
      Конец и начало
      - Нет, ты мне скажи: зачем ты туда полез?
      - Сначала скажи: зачем ты ее каждый день красишь?
      - Это совершенно не твое дело.
      - Если твое не мое, то и мое не твое.
      - Пока что отец - я. Мое дело - спрашивать, твое - отвечать. Если ты мне все расскажешь по-честному, то я, может быть, тебя прощу.
      - Меня не за что прощать. Это тебя надо прощать. Тебя уже много раз прощали.
      - Борька, как ты разговариваешь с отцом?!
      Но Борис сейчас не боялся ни бога, ни черта. Не боялся он и отца. Он-то знал, что правда на его стороне.
      - Я с тобой нормально разговариваю. Если по-честному, то виноват ты.
      - Ты слышишь его? - обратился Арсений Петрович к жене. - Нет, я всегда говорил, что наша молодежь "дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие" [1]. ------[1] В этом месте автор впервые воспользовался своим правом на вымысел: он заставил Арсения Петровича произнести слова, сказанные древним философом примерно 2400 лет тому назад. ------
      - Да, - согласилась мама Бориса. - "Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Молодое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру" [1]. ------[1] В этом месте автор вторично воспользовался своим правом и заставил маму Бориса произнести текст, записанный примерно 4500 лет назад в древнем городе Вавилоне. ------
      Представитель "растленной" молодежи отнесся к этой критике довольно спокойно. Подобное ему уже приходилось слышать.
      - Хорошо, Боря, - сказал Арсений Петрович, - давай поговорим разумно. Мне мерзко на тебя смотреть, но я первый протягиваю тебе руку. Объясни, как это с тобой получилось? Наверное, нечаянно? Мы тебе поверим.
      - Сначала объясни, как у тебя получилось. Тоже нечаянно?
      - Борька, - сказал Арсений Петрович, - я тебе переломаю ноги, выверну руки, наставлю синяков, набью шишек.
      - А еще меня выгонят из лагеря, - сказал Борис.
      - Я этого не допущу!
      - Они допустят, - сказал Борис. - Они тебя знают. Знаешь, что хуже всего в жизни? Хуже всего краснеть за своего отца.
      Вот так, рикошетом, вернул Борис отцу его собственные слова. С заменой, разумеется, одного слова.
      - Вот змей! Он еще острит! Борька, я беру ремень!
      - Может быть, его лучше отмыть, пока не закрыта баня? - спросила мама, которая отлично знала, что максимум, на что способен разгневанный Арсений Петрович, - это три раза обежать вокруг стола.
      - Проклятье! Я же не могу появиться с ним в нашей бане! Надо мной до конца жизни будут смеяться!
      - Поезжайте на Старый Разъезд.
      Так во второй раз за сегодняшний вечер появился в бане на Старом Разъезде синий мальчишка.
      - Что-то сегодня много синеньких, - покачала головой дежурная, провожая отца и сына в отдельный кабинет с ванной. - Хоть бы сгорела она, эта фабрика. Ты бы, гражданин, не оставлял это дело, написал бы в газету, глядишь, и турнут директора. А новый призадумается...
      Чувствуя на спине сверлящий взгляд сына, Арсений Петрович шмыгнул в ванную комнату. Он проделал это так быстро, что дежурная не успела предложить ему "черного" мыла.
      Бориса пришлось отмывать в пяти водах.
      Алексей Палыч проворочался всю ночь, так ничего и не придумав.
      Встал он с тяжелой головой и от завтрака отказался. Его не спросили - почему. Его вообще мало о чем спрашивали в последние дни. Домашние видели, что он похудел, стал беспокойным. Но его не трогали и не расспрашивали, словно боялись узнать нечто ужасное. Анна Максимовна не говорила о домашних делах, Татьяна перестала делать замечания.
      Никто еще ничего не знал, но предчувствие какой-то беды висело в воздухе. Ощущение было такое, словно в доме была спрятана бомба с часовым механизмом, - все слышали тиканье и все делали вид, будто ничего не случилось.
      Сегодня опять экзаменационный день.
      Но не случайно говорят: утро вечера мудренее. Едва Алексей Палыч вышел из дома, его осенило. Он все время пытался справиться в одиночку. Ну, с Борисом. Пожалуй, Борис сделал даже больше, чем он. Но теперь и сам Борис попал в тяжелое положение. Нужно поберечь его самолюбие - его нельзя возвращать в лагерь в роли героя. Хватит того, что ему достанется дома.
      Алексей Палыч решил, что сегодня же сходит к Куликовым домой, поговорит с родителями, постарается как-то помочь Борису.
      Но сейчас самому Алексею Палычу нужна была помощь. И срочная. Неизвестно ведь, где сейчас находится и в какую дверь стучится оскорбленный парикмахер. Старики встают рано...
      И вот - идея! Нужно увезти Феликса из Кулеминска! Увезти к кому-нибудь из друзей.
      Друзей у Алексея Палыча накопилось довольно много. Правда, дружба была односторонняя и односезонная. С тех пор, как Алексей Палыч обжился в Кулеминске, с той поры, как умерли родители Анны Максимовны и у Мухиных образовался собственный дом, друзья по институту все чаще стали вспоминать Алексея Палыча.
      Дружеские отношения вспыхивали каждый год с новой силой в начале июня и с такой же силой затухали в конце августа. Друзья наезжали поодиночке и семьями, ночевали в доме, раскидывали во дворе палатки, ходили за грибами и ягодами, рыбачили на дальних озерах, называли Алексея Палыча "стариной" и спрашивали, почему он не пишет диссертацию.
      В конце августа друзья исчезали.
      Конечно, Алексея Палыча приглашали вместе с женой в город, обещали билеты в театр и на концерты, грозили даже какими-то путевками в санаторий.
      Но Алексей Палыч по субботам был занят в школе, а на один день смысла не было ездить.
      Санаторий же для него вообще был понятием отвлеченным - нечто вроде Антарктиды.
      И вот нужда заставила Алексея Палыча вспомнить о друзьях. Удивляясь тому, как эта простая мысль не пришла к нему в голову раньше, он поспешил на почту.
      Разменяв рубль на пятнадцатикопеечные монеты, Алексей Палыч оседлал автомат.
      Еще не было восьми - все друзья оказались дома.
      Первый очень обрадовался Алексею Палычу, но когда зашла речь о том, чтобы на десять дней приютить мальчика - очень послушного мальчика, - сказал, что, к великому сожалению, на днях, ну буквально завтра, улетает в командировку.
      Второй друг пришел в полный восторг, но тут же выяснилось, что у него в квартире идет ремонт. И надолго - "Ты же знаешь этих мастеров!" - на все лето.
      Третий друг - надо же такое совпадение! - как раз сегодня уезжал в отпуск...
      Затем друзья начали повторяться: отпуск, ремонт, командировка, ремонт, ремонт, отпуск...
      На десятом друге обозначился некоторый сдвиг: десятый чужим голосом сообщил, что он умер этой зимой.
      И только на одиннадцатом звонке, к концу второго рубля, Алексею Палычу повезло: Феликса согласился принять человек, который никогда не приезжал к Алексею Палычу и не обзывал его "стариной". Но они когда-то вместе были на практике, и у Алексея Палыча случайно сохранился его телефон.
      Значительно повеселев, Алексей Палыч направился в школу. Он решил увезти Феликса сразу же после экзамена. О том, что будет спустя десять дней, он пока не загадывал. Там посмотрим, может, обойдется...
      С задней стороны школы уже прогуливался Борис.
      - Он там? - спросил Борис, кивая на дверь подвала.
      - Конечно, - ответил Алексей Палыч. - Как у тебя?
      - Пока никак. Вчера я спать лег, а сегодня они на работу ушли. Вечером будут разбираться. Алексей Палыч, я думал, думал... Жутко не хочется опять в лагерь. Будем там дурачками ходить...
      - А в лагерь и не надо. Я все устроил. Идем к Феликсу.
      Когда они вошли, Феликс стоял возле лабораторного стола. Вид у него был невеселый. Алексей Палыч подумал, что Феликсу тоже не хочется возвращаться в лагерь, и поспешил его обрадовать:
      - Феликс, в лагерь больше вы не поедете.
      - Вообще-то жалко, - вздохнул Феликс. - Мне там нравилось. Но теперь это уже неважно.
      - Сегодня я отвезу тебя в город. Там ты поживешь с одним человеком всего десять дней. Он хороший человек. Он сведет тебя в музей, в кино, вы сходите в детский парк, покатаетесь на каруселях.
      - А Боря?
      - Боря пока останется здесь. У него сейчас, понимаешь, некоторые трудности... Но я уверен, что вы еще встретитесь.
      - А я уверен, что нет, - сказал Феликс. - Боря, я тебе очень надоел?
      - Вчера я на тебя здорово разозлился, - ответил Борис. - А сегодня встал - вроде ничего. Если бы ты не полез в речку, жили бы себе спокойно.
      - Разве в лагере ты жил спокойно?
      - Не очень, - признался Борис. - Но терпеть можно.
      - И ты согласился бы терпеть еще?
      - Ну... если нужно... не бросать же тебя одного.
      - Одного... - задумчиво повторил Феликс. - Да, одному, наверное, трудно. Я продержался дольше всех. Наверное, потому, что был не один.
      - Я тебя не понимаю, - сказал Алексей Палыч. - Что значит "продержался"?
      - Меня отзывают, Алексей Палыч.
      - Что значит "отзывают"? Феликс, ты подключился?
      - Конечно! - сказал Феликс. - Я подключился, когда вы ушли. Я не хотел подключаться, но это от меня не зависит. Меня хотели отозвать сразу, я еле упросил, чтобы мне разрешили с вами попрощаться.
      - А ты не мог попросить, чтобы тебя оставили?
      - А зачем? - невесело усмехнулся Феликс. - Чтобы вам опять со мной мучиться? Вам-то от меня нет никакой пользы.
      - А это уж не твое дело, - сказал Алексей Палыч. - И не все в нашем мире измеряется пользой.
      - Я это знаю, - сказал Феликс. - И у нас знают все, что со мной происходило, но они _не_понимают_, почему вы со мной возились. Алексей Палыч и Боря, вы на меня не очень обижайтесь. Иначе вести я себя не мог. Я был таким, каким вы меня видели, я ничего не делал нарочно. Если я причинял вам неприятности, то это не умышленно.
      - Ну, хоть на десять-то дней ты бы мог остаться, - сказал Алексей Палыч. - Я обо всем договорился.
      - Не имею права. Они уже меня ждут. Им кажется, что они узнали что-то важное, но без меня им этого не понять.
      - Феликс, а вы... они... какие они там? - спросил Борис.
      Феликс улыбнулся:
      - Не семиногие. Не пучеглазые. Не змееподобные. Не разумные насекомые. Не мыслящие растения. Не такие, каких выдумывают ваши фантасты. Мы очень похожи на вас. Но все остальное у нас сильно отличается. Мы далеко ушли от вас в науке. Но, уйдя вперед, мы кое-что позабыли. Мы утратили какие-то важные свойства разума. Мы даже забыли, как они раньше назывались. Если говорить вашим языком, мы утратили какие-то человеческие качества. Вот мы их и разыскиваем на других планетах. Наша техника нам это позволяет. Единственное, с чем нам еще не удалось справиться, - с пупком. Не получается, пятое солнце его забери!
      Уже без улыбки Феликс протянул Алексею Палычу руку.
      - Алексей Палыч, я еще раз прошу у вас прощения. Спасибо... Передайте, пожалуйста, мои извинения парикмахеру. Мне кажется, вы очень нам помогли. К сожалению, мы не можем прислать вам подарок, как это принято на Земле. Прислать - не проблема, но вам ничего не подойдет из наших вещей.
      - А вот сейчас ты уже говоришь глупости, - сказал Алексей Палыч. - У меня такое впечатление, что ты опять отключился.
      - Я бы с удовольствием... - вздохнул Феликс. - Пускай бы меня навсегда отключили. Я бы остался. Но я на работе. Я себе не хозяин, как, например, и ваши космонавты. Да, чуть не забыл. Алексей Палыч, меня просили поблагодарить вас за то, что вы меня отмыли. У нас нет средств, чтобы смыть эту краску.
      - Ага, - шутливо заметил Алексей Палыч, - я же говорил, что вы не все знаете. Кое-чему можно и у нас поучиться.
      - И еще одна просьба: можно мне оставить костюм?
      - Разумеется, не отпускать же тебя голым в такую дорогу.
      - Это мгновенно, - сказал Феликс. - Но им зачем-то нужен костюм.
      Феликс протянул руку Борису.
      - Ты никогда не вернешься? - спросил Борис.
      - Нет, дважды не посылают: нужна свежая голова. Будь здоров, старик. Спасибо тебе за все. Ты прекрасно меня воспитывал. Желаю тебе много детей, когда ты вырастешь. Ты замечательно их воспитаешь.
      - Ну уж нет, у меня детей не будет! Ни одного! Даже ни половинки! - Борис помолчал и сказал решительно: - А ты, Феликс, оставайся. Вернемся в лагерь... Я согласен - пускай нас обзывают героями. Мы еще успеем к завтраку.
      Феликс снова вздохнул.
      - Я же говорил: от меня уже ничего не зависит. Возвращайся один. Когда увидишь Тому, передай ей...
      И в это мгновение в комнате вспыхнул и погас голубой луч. Феликс исчез.
      - Вот и все, - сказал Алексей Палыч. - Он уже дома! Ты знаешь, Боря, мне сейчас кажется, что мне снился долгий-долгий сон. Я даже забыл, с чего все началось.
      - Вот с этого началось, - Борис взял в руки катушку. - Вы тогда верно сказали - сгорел наружный виток.
      - Ну и что из того, что наружный? При чем тут этот виток. И вообще... радиотелескопы... галактики... Мы-то с тобой тут при чем?
      Алексей Палыч взял из рук Бориса катушку, повертел ее в руках, поставил на стол. Они оба смотрели на эту катушку, потом взглянули друг на друга, и одна и та же мысль пришла к ним одновременно.
      - Спаяй, - попросил Алексей Палыч.
      - А ничего не будет, - сказал Борис.
      - А ты спаяй...
      Борис воткнул паяльник в розетку, подождал, пока он нагреется, разогнул перегоревший виток, соединил концы и ткнул в них паяльником. Затем обмотал место спайки изоляционной лентой.
      - Включить?
      Алексей Палыч кивнул.
      - А ничего не будет, - повторил Борис и воткнул вилку от катушки в розетку.
      И ничего не произошло.
      - Выключай, - сказал Алексей Палыч. - Мы с тобой действительно ни при чем. Пойдем. Мне пора на экзамен.
      Борис выключил катушку. Алексей Палыч подошел к щитку и выключил общий рубильник.
      - Я, Боря, зайду к вам сегодня. Если ты не возражаешь. Мне бы хотелось поговорить с твоими роди...
      Тонкий голубой луч возник вдруг в лаборатории на мгновение. Он вспыхнул и исчез.
      А рядом со столом, на том месте, где недавно стоял Феликс, возникла девочка в знакомом джинсовом костюме.
      - Здравствуйте, Алексей Палыч! Здравствуй, Боря! - весело сказала девочка. - Вам привет от Феликса.
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      К чести Августа Яновича надо сказать, что он не пошел в милицию. Он дождался, пока Алексей Палыч сам не пришел к нему в парикмахерскую.
      Алексей Палыч извинился и все ему рассказал: теперь он имел на это право.
      Сначала Август Янович слушал и только кивал головой, затем начал поддакивать, а напоследок, в самом конце разговора, Август Янович стал уже со всем соглашаться и тихо пятиться от собеседника. Он знал, что сумасшедшим нельзя возражать.
      Август Янович был человеком не злым. Он решил, что человека, который слегка свихнулся, нужно оставить в покое.
      Август Янович вернулся к своим прическам и к своим книгам.
      Борис пока что вернулся домой.
      Старый знакомый Алексея Палыча очень удивился, когда вместо мальчика к нему привезли девочку.
      Что было дальше, автор, разумеется, знает, но об этом будет рассказано в следующий раз.
      Но вообще-то и так ясно, что за нами давно наблюдают, так что давайте вести себя по-человечески.
      Может быть, девочка эта и сейчас живет в большом городе, но не исключено, что и в маленьком. Возможно, она учится в шестом классе, но есть вероятность, что и в седьмом. Во всяком случае, читателям не следует забывать, что рядом с любым из них может оказаться гостья с планеты, которую пока не обнаружили самые современные приборы.
      Городок Кулеминск на карте искать не стоит - по причине, указанной в предисловии.
      В заключение автор выражает благодарность Алексею Палычу Мухину и Борису Куликову, без которых эта повесть не была бы написана.
      Привет всем от Феликса.