В общем, мы давно уже посылаем людей _туда_. Пора бы уже кому-нибудь прибыть _оттуда_?
      Борис Куликов если и удивился, то вовсе не тому, что младенец прибыл _оттуда_, а скорее тому, что это случилось так просто. А вот Алексей Палыч, когда все понял, то понял, что ничего не понял. Еще бы немного - путь ему оставался один - в отделение неврозов, прямо в руки к родной жене. Но тут вступили в действие тормоза, которые имеются в мозгу у каждого человека. Алексей Палыч заставил себя сосчитать до двадцати. Способность мыслить вновь вернулась к нему.
      - Боря, - сказал Алексей Палыч чужим голосом, - он не из Солнечной системы.
      - Это, вы думаете, из-за пупка? - спросил Борис.
      - Нет. Просто ни на одной из планет системы нет условий для жизни такой... такой формы.
      "Форма" спокойно лежала на столе и, скосив глаза, внимательно слушала Алексея Палыча. Затем "она" потянулась рукой к катушке.
      - Нельзя! - воскликнул Алексей Палыч. - А то будет это... бо-бо будет!
      Мальчик отдернул руку.
      - Понимает! - ответил Борис. - Откуда он русский знает, а, Алексей Палыч?
      - Совпадение. Ничего не знает, - сказал Алексей Палыч и тут же раскаялся, потому что младенец посмотрел на него и проговорил:
      - Бо-бо, Алексей Палыч...
      Алексею Палычу вдруг подумалось, что гость из чужого мира не просто повторяет слова, а передразнивает его. Уж слишком осмысленным был его взгляд.
      Андрюшенька в таком возрасте... Впрочем, о каком возрасте можно говорить? При таком росте... при таких размерах... Андрюшенька едва-едва плакать научился по-настоящему.
      - Эй, - сказал Алексей Палыч, обращаясь к младенцу, - если ты меня понимаешь, то скажи: один, два, три, четыре... Ну, говори.
      - Три, четыре, - отозвался младенец.
      Борис засмеялся.
      - Он просто повторяет, как попка. - Борис наклонился над мальчиком. - Скажи: пятью пять - двадцать пять.
      - Двадцать пять, - послушно повторил мальчик.
      - Видите? - сказал Борис. - Он повторяет последние слова. Он еще ничего не соображает. Они что, не могли прислать кого-нибудь поумнее?
      Алексей Палыч пожал плечами.
      - Так поступили бы мы. Но почему нужно их мерить по человеческой мерке? Мы все ждем, что нам пришлют из космоса таблицу умножения или схему строения атома водорода... Это мы и без них знаем. Скорее всего они сделают то, что нам и в голову не приходит. Почему бы им не послать на Землю младенца? Он вырастет на Земле, получит земное воспитание и образование... Он сможет рассказать им все о нас, что мы знаем о себе сами. А может быть, даже больше. Да, да! - воодушевился Алексей Палыч. - Теперь я понимаю, что именно так поступил бы на их месте. Мы все ищем в космосе шифрованные сигналы. Мы забываем о том, что никто не может установить с человеком контакт лучше самого человека. А ведь он - человек и будет расти.
      - Вы думаете, он вырастет? - спросил Борис.
      - Не сомневаюсь. А теперь ты скажи, что мы с ним будем делать?
      - Отнести в детский садик?
      - Нас спросят, откуда мы его взяли.
      - Мы все расскажем.
      - Ты сумеешь объяснить? - усмехнулся Алексей Палыч. - Я, например, не берусь объяснить даже своей жене. Впрочем, ей - в особенности. Мы с тобой, Боря, попали в нелегкое положение. Иди ты лучше домой. Я скажу, что был здесь один.
      - Нет, - Борис замотал головой, - пускай мы вместе... Вам одному могут не поверить.
      - Ну что ж, - сказал Алексей Палыч, - вместе так вместе. Будет хотя бы с кем играть в шахматы в сумасшедшем доме.
      - Алексей Палыч... - сказал Борис. - Знаете что, Алексей Палыч... Давайте его вообще покуда никуда не отдавать. Он нам еще пригодится.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Мне нужно подумать до завтра.
      - А если он погибнет до завтра?
      - Чего это он погибнет, если голый через космос летел?
      - Я не думаю, что он летел именно в таком виде, - сказал Алексей Палыч и улыбнулся впервые за весь вечер. - До ближайшей звезды четыре световых года, так недолго и простудиться. Скорее всего он родился... то есть я хочу сказать - образовался на этом столе.
      - Как это образовался? - спросил Борис. - Он ведь живой...
      - Существует гипотеза, - сказал Алексей Палыч. - В принципе человека можно, грубо говоря, разобрать на атомы, передать информацию по какому-нибудь каналу [1] и собрать его снова на другом конце канала из такого же материала. Скорее всего, это для них уже не фантастика. ------[1] Имеется в виду канал связи. Например - телеграф, а вовсе не канал Москва - Волга. ------
      - Алексей Палыч, - снова попросил Борис, - ну, давайте оставим его хоть на один день. Ничего ему не сделается. Все равно уже ночь. Ну, куда мы его понесем?
      - Честно говоря, - сказал Алексей Палыч, - я и сам не знаю, что с ним делать. Правильней всего было бы пока отнести его к нам домой. Но как я объясню все жене? Женщины не всегда верят даже тому, что видят, а ведь она не видела, как он появился.
      - Да, женщины, они вообще... - согласился Борис, понимая, что Алексей Палыч начинает поддаваться.
      - А все-таки, может быть, лучше его отнести?
      - Куда?
      - Гм... - сказал Алексей Палыч. - В родильный дом, что ли... Так он уже, в известном смысле, родился. Ясли закрыты. Милиция?.. Нет, милиция тут ни при чем. Да и не примут его нигде без документов. Вот если бы они с ним документы прислали... В общем, ничего я, Боря, не знаю.
      - Значит, пока оставим, - сделал вывод Борис. - А завтра я принесу список.
      - Какой список?
      - Еще не знаю какой.
      Алексей Палыч внимательно взглянул на Бориса, но не стал выяснять, о каком списке идет речь, решив, что в списке будут перечислены меры по спасению мальчика.
      - Ну что же, думай... - сказал Алексей Палыч. - Две головы всегда лучше, чем одна. Но вдруг он начнет кричать и его услышат... Ты представляешь, в чем нас могут обвинить?
      - Он не будет кричать. Не будешь? - обратился Борис к младенцу.
      Мальчик улыбнулся и помотал головой.
      - Понимает! - обрадовался Борис. - Я же говорил, что он понимает!
      - Ты говорил, что он повторяет слова, - уточнил Алексей Палыч.
      - А теперь уже понимает. Вот смотрите. Кричать нельзя. Понял? отчетливо проговорил Борис, наклоняясь над мальчиком.
      На этот раз мальчик мотнул головой утвердительно.
      - Конечно, понимает, - торжествующе сказал Борис. - Не могли же _они_ послать к нам какого-нибудь дурачка, вроде Сереги. У _них_ там, наверное, тоже отбирают, как у нас космонавтов.
      Алексей Палыч вздохнул. Ему тоже не хотелось вот так просто расставаться с мальчишкой. Это было чисто человеческое желание. Сейчас он не думал о мировом славе, которая могла обрушиться на него как на открывателя космической жизни. Конечно, он знал, что во многих странах радиотелескопы обшаривают небосвод в поисках сигналов от инопланетного разума. Наступило время, когда человеку стало невтерпеж от своего одиночества в космосе. Десятки ученых занимались этой проблемой и ничего пока не нашли. А те, кого не нашли, взяли и послали, да не какие-нибудь лучи, а весьма симпатичного мальчика. И не в Академию наук, а прямо в руки двум кулеминским полуночникам. От такого доверия и прослезиться недолго.
      Алексей Палыч не прослезился, но ему было очень приятно.
      - Ладно, - решился Алексей Палыч, - до завтра пускай побудет. Я бы остался с ним на ночь, да Анна Максимовна... И тебе нельзя оставаться - родители будут искать. Я думаю, ничего не случится: если его послали в такую дорогу, то, наверное, предусмотрели какие-то меры защиты. Только на столе его оставлять нельзя.
      Алексей Палыч вытащил из-под стола доску, оставшуюся после настилки пола, распилил ее на три части. Борис тем временем убрал все с верстака. Они приколотили обрезки доски к верстаку, получился просторный ящик. На дно ящика постелили рабочий халат.
      Алексей Палыч осторожно взял мальчика на руки. Тот неожиданно оказался тяжелым, гораздо тяжелее Андрюшеньки.
      - Тю-тю-тю, - сказал Алексей Палыч, - сейчас мы будем бай-бай.
      Мальчик засмеялся. Алексей Палыч со стыдом подумал, что он, пожалуй, выглядит глуповато. Зачем неземному младенцу это земное сюсюканье? Но неземного сюсюканья Алексей Палыч не знал.
      - Ну, спи, - сказал Алексей Палыч, укладывая младенца и накрывая его своим пиджаком. - Спи. Сделай вот так. - И учитель прикрыл глаза, показывая гостю из космоса, как спят хорошие земные дети.
      - Палыч... - сонно сказал мальчик, и веки его сомкнулись.
      - Я - Палыч, я, маленький, - умилился Алексей Палыч. - Мы завтра придем.
      И внезапно Алексей Палыч понял, что испытывает к этому мальчику чувство, неведомое ему ранее. Это было сильнее, чем чувство к Андрюшеньке. Это было нечто вроде чувства Пигмалиона [1]. И очень хорошо, что об этом не знала Анна Максимовна. Она показала бы мужу, как пигмалионить. "С космическими детьми нежничаешь, а для своего внука слов не находится!" - вот что примерно сказала бы Анна Максимовна, увидев, как шлепает Алексей Палыч губами над спящим мальчишкой. ------[1] _Пигмалион_ - древний скульптор, который создал статую женщины, а потом влюбился в нее. ------
      Алексей Палыч погасил свет. Они вышли на школьный двор.
      - Без меня не открывай, - предупредил учитель, запирая дверь на оба замка. - Завтра, после уроков...
      Они шли по ночной улице. Намаявшиеся за день собаки провожали их сонным тявканьем. На густо-синем небе медленно, незаметно для глаза, вращались вокруг Кулеминска звезды. Им не было никакого дела до двух заговорщиков, и только на одной из них кто-то внимательно всматривался в маленькую голубую планетку, пока она не повернулась и Кулеминск не скрылся за горизонтом.
      - Алексей Палыч, а почему они к нам послали? - спросил Борис.
      - К нам на Землю?
      - Нет, к нам в Кулеминск?
      - Я не думаю, что они посылали именно в Кулеминск, - сказал Алексей Палыч. - Возможно, они вообще не целились в нашу планету. Может быть, они посылают такие лучи в разные стороны. А почему в Кулеминск?.. Ну, если бы луч уткнулся в Париж, то можно было бы спросить: почему в Париж?.. Случайность... - Алексей Палыч задумался. - Хотя, знаешь, если бы они попали, например, в Марс... Там практически нет воздуха. Ребенок погиб бы в ту же секунду. Вся эта затея не имела бы смысла. Нет, пожалуй, они о нас кое-что знают. И, скажу тебе, мне это не очень-то нравится. Боюсь, что мы с тобой поступили неверно, нужно было бы немедленно сообщить куда-нибудь.
      - Куда сообщить-то, Алексей Палыч, ну куда?
      - Хотя бы в город, в мой институт.
      - Ждут они нас там ночью...
      - Это верно, - согласился Алексей Палыч. - И позвонить неоткуда, и позвонить некому. Завтра все решим. И... - Алексей Палыч прижал к губам указательный палец.
      - Железно, - сказал Борис. - Три могилы, два креста.
      Возле дома учителя заговорщики расстались.
      Борис побежал дальше. Алексей Палыч вошел в калитку, снял у крыльца ботинки и на цыпочках подошел к двери в прихожую. Доски отвратительно заскрипели, но в доме было тихо. Алексей Палыч в темноте пошарил на полках, нащупал три пакета, несколько банок и запихал их в портфель.
      Обокрав таким образом маленького внука, Алексей Палыч надел ботинки и открыл дверь в кухню. Из комнат не доносилось ни звука.
      Пальто удалось снять бесшумно, но, пробираясь в свою комнату, Алексей Палыч зацепился портфелем за кухонный стол. Звякнула посуда. Из ближней комнаты донесся сонный голос Татьяны:
      - Папа, это ты? Почему так поздно? Мама ругалась...
      - Я уже давно дома, - сам не зная почему, солгал Алексей Палыч. Это я - попить. Ты спи, Танюша, спи.
      Анна Максимовна была на дежурстве. Не зажигая света, Алексей Палыч разделся и лег.
      Во сне Алексей Палыч дергал ногами и стонал. Ему снились люди в милицейской форме, которые толпой гнались за ним по пустынной и бесконечной дороге.
      День 2-й
      Человек уходит - улики остаются
      На другой день за завтраком Анна Максимовна спросила:
      - Где ты пропадал вчера вечером?
      - В школе.
      - Что же ты там делал до поздней ночи?
      - Почему до ночи?
      - А во сколько ты пришел?
      - Да не так уж и поздно.
      - Часов в двенадцать, - сказала Татьяна.
      Алексей Палыч покосился на дочь. Татьяна имела привычку говорить правду в глаза.
      Особенно когда эта правда ее не касалась.
      - Вот еще скажешь - в двенадцать!
      - Ну, без пяти. Я же слышала, как часы били.
      - Ты поторапливайся, - сказал Алексей Палыч. - На электричку опоздаешь.
      - Электричка тут ни при чем. Ты, папа, пожалуйста, не увиливай. Мама крутится как белка в колесе, а ты ей совсем не помогаешь, заботливым голосом сказала Татьяна.
      Татьяна была хорошей дочерью. Подкинув Андрюшеньку Анне Максимовне, она понимала, как тяжело приходится матери. Это понимание Татьяна со свойственной ей откровенностью выражала вслух. Анна Максимовна охотно принимала сочувствие: большей платы ей и не требовалось. Кроме того, Татьяна была заботливой матерью - она считала, что Солнце, Луна и прочая Вселенная должны вращаться вокруг ее сына. Алексей Палыч, по ее мнению, вращался недостаточно быстро.
      Когда в доме появился Саша, у Алексея Палыча мелькнула было мысль о мужском единстве, о том, что силы теперь будут уравновешены - двое на двое. Но Саша в разговоры вступал редко, больше отмалчивался. Он понимал, что для хорошего мужа слишком много летает.
      - У нас картошка кончилась, - сказала Татьяна. - Неужели нужно все взвалить на маму?
      - Сегодня куплю. А ты собирайся и отправляйся, - с раздражением сказал Алексей Палыч.
      - Папа, если ты думаешь... - начала было Татьяна, но Алексей Палыч ее прервал:
      - И не разговаривай со мной, как с ребенком. Я уже вышел из этого возраста.
      Мать и дочь переглянулись. Такого Алексея Палыча они еще не видели. Рядом с ними за столом сидел незнакомый человек - грубиян, вообразивший, что он на самом деле глава семейства.
      Анна Максимовна ощутила легкое беспокойство.
      - У тебя неприятности? Что-то случилось?
      Но Алексей Палыч уже раскаялся и включил задний ход.
      - Что со мной может случиться? - мирно сказал он. - Ты подумай сама: ну что может случиться в Кулеминске?
      Анна Максимовна вздохнула.
      С той поры, когда ради нее Алексей Палыч забросил свои облака, у нее сохранилось чувство вины.
      - Ты бы хоть завтрак с собой брал в школу, - сказала она. - Какие уж там опыты на голодный желудок.
      "Еще и какие!" - подумал Алексей Палыч.
      - Давай свой портфель, я завтрак заверну.
      "Как бы не так, - подумал Алексей Палыч. - Интересно, что я туда натолкал в темноте?"
      - Спасибо, я поем в буфете, - сказал Алексей Палыч вслух. - Ты мне дай, Анечка, рубля два. И сумку для картошки.
      Зайдя в спальню, Алексей Палыч затолкнул портфель с украденным продуктом под шкаф и отправился в магазин.
      Знакомая продавщица (в Кулеминске все продавщицы со всеми знакомы) взвесила десять килограммов картошки.
      - Или своя кончилась? - спросила она, хотя прекрасно знала, что Мухины картошкой не занимались.
      - Да вот так... - ответил Алексей Палыч, чувствуя себя белой вороной, потому что в Кулеминске картошку сажал даже сам директор крупяного завода.
      - Неважная картошка, - сказала продавщица и шепнула: - Анне Максимовне скажите, чтобы зашла. Есть баночная селедка.
      - Хорошая? - наивно спросил Алексей Палыч.
      - Да вы что! - изумилась продавщица. - К нам из города приходили, по пять кило брали.
      И вот тут, размякнув, Алексей Палыч совершил первую ошибку. Сама по себе ошибка была незначительной, но, как увидим, будут другие ошибки, и это приведет к большому скандалу.
      - Скажите, Клавдия Петровна... - В Кулеминске все продавщицы носили имя Клавдия. - Скажите, Клавдия Петровна, а что примерно едят дети месяцев трех-четырех?
      - Мальчик или девочка? - деловито осведомилась продавщица.
      - Ну, скажем, мальчик...
      - Мальчик... - задумалась продавщица. - Конечно, это все равно мальчик или девочка. Это я так спросила... У меня-то девочка. А вот у вас как раз мальчик, разве вы не знаете, чем его кормят?
      - Он уже большой. А чем кормили раньше, забыл.
      - Да и я забыла. Моей-то семь лет, все лопает, лишь бы побольше. А вам зачем?
      - Просто так. Из любопытства.
      - Из любопытства... - протянула продавщица, и глаза ее нехорошо засветились. - Ну, ясно, из любопытства... Как же назвали мальчика?
      - Еще не назвали, - машинально ответил Алексей Палыч и тут же ужаснулся своим словам. - Я хочу сказать... эти... родители... еще не придумали ему имя.
      - Это за три месяца?! - изумилась продавщица.
      - Вот представьте себе... - торопливо сказал Алексей Палыч. - До свидания.
      Алексей Палыч быстро повернулся и пошел к выходу. Продавщица смотрела ему вслед. Смотрела с интересом и подозрением, которые Алексею Палычу ничего хорошего не сулили.
      Когда Алексей Палыч занес картошку домой, Анна Максимовна была занята кормлением Андрюши.
      Впопыхах Алексей Палыч засунул портфель слишком далеко под шкаф, и теперь ему пришлось доставать с помощью кочерги. Чтобы заглушить шум, Алексей Палыч запел.
      Стоя на коленях перед шкафом и шуруя кочергой, Алексей Палыч ненатуральным голосом бормотал нараспев какое-то "на-на-на, ля-ля-ля".
      Если при этом учесть, что и натуральным-то голосом он не пел никогда, что голос его от природы был слегка дребезжащим и что распевал он чуть согнувшись, то можно представить, что до Анны Максимовны донеслось некое козлиное бормотание.
      - Чего ты раскашлялся? - крикнула она из соседней комнаты. - Выпей таблетку, а то в школе совсем охрипнешь.
      - Это я не кашляю, а пою, - отозвался Алексей Палыч.
      - Еще не легче, - засмеялась Анна Максимовна. - С чего же ты запел?
      Выудив пыльный портфель, Алексей Палыч обтер его о пальто; поразмыслив, смахнул пыль с пальто одеялом, а одеяло перевернул на другую сторону.
      Проходя через кухню, он приостановился у плиты, сказал "ля-ля-ля" и в тот же самый момент положил кочергу на место, стараясь не брякнуть.
      - Что ты сказал? - спросила невидимая Анна Максимовна.
      - Я сказал "ля-ля", - ответил Алексей Палыч, внезапно рассердившись на себя и свое мельтешение. - "Ля-ля" и больше ничего. Что ты удивляешься? Эти песни ты целый день слышишь по радио. Я побежал, Аня, уже пора.
      И Алексей Палыч поспешно ушел, оставив жену в легком недоумении. Подозрений у нее пока никаких не было. Просто Алексей Палыч дважды за сегодняшнее утро проявил необычную самостоятельность: сделал выговор дочери и пытался что-то спеть. Особенно удивительным было последнее. Алексей Палыч не пел ни на праздниках, ни на днях рождения, рта не открывал: стеснялся. Ему даже и за других было неловко, если пели очень громко.
      Поэтому легкомысленное "ля-ля", пропетое Алексеем Палычем, значило гораздо больше, чем могло показаться с самого начала. Это было отступление от правил, как будто Алексей Палыч на минуту перестал быть самим собой. Вот что выходило из простого "ля-ля".
      И Анна Максимовна это отметила.
      Отметила пока просто так, не делая никаких выводов.
      Когда Алексей Палыч подошел к школе, было уже без десяти девять.
      Со всех сторон тянулись к главному входу ученики. Те, что помладше, здоровались с Алексеем Палычем открыто и весело. Пожилые десятиклассники, боясь уронить свое достоинство, делали вид, что не замечают учителя, и здоровались, если только сталкивались с ним в упор.
      Впрочем, в это утро Алексей Палыч и сам едва замечал своих учеников.
      Он шел по двору, а взгляд его не отрывался от небольшой, обитой железом двери. В любой другой день он, не задумываясь, зашел бы на минуту в подвал и спокойно вышел бы оттуда, но сейчас ему казалось, что все это будет выглядеть подозрительно.
      Тут он заметил, что с задней стороны школы отворилась дверь. Во двор вышла женщина и направилась прямо к подвалу. У входа в подвал она остановилась, подергала замок и, как показалось Алексею Палычу, даже постучала в дверь.
      "Услышала ребенка! - пронеслось в голове Алексея Палыча. - Все пропало!"
      Женщина заметила учителя и махнула ему рукой.
      - Иди-ка сюда.
      Алексей Палыч подошел. Лицо его было бледным и выглядело как лицо раскаявшегося злодея.
      Это мог бы заметить каждый. Заметила это и стоявшая перед ним женщина, чему вовсе не удивилась. Она привыкла к тому, что все в школе были перед ней виноваты. Сама же она оказывалась всегда права.
      К этому она тоже привыкла.
      - Открой дверь.
      - Зачем, Ефросинья Дмитриевна? - робко спросил Алексей Палыч.
      - Затем, что там у тебя мое ведро осталось. Еще с прошлого года. Или ты его уже уработал?
      Сердце Алексея Палыча, опустившееся в низ живота, начало помаленьку всплывать кверху. Конечно, и в этом случае он был виноват. Именно он занял подвал, в котором уборщица Ефросинья Дмитриевна хранила свои ведра и щетки. С тех пор Ефросинья Дмитриевна малость его невзлюбила и стала называть на "ты", без имени-отчества.
      - Ведра там нет, Ефросинья Дмитриевна. Вы все еще раньше забрали.
      - Что же я, без ума, по-твоему?
      На вопрос этот ответить определенно Алексей Палыч не решился, да и некогда было разговаривать - нужно было немедленно увести Ефросинью Дмитриевну от двери.
      - У меня ключей нет.
      - Принеси.
      - И потом... я вспомнил... Вы извините, но, кажется, ведро я...
      - Загубил, - сурово сказала Ефросинья Дмитриевна.
      - Вот-вот... что-то в этом роде. Но я сегодня же куплю.
      - Ведро-то эмалированное было.
      - Ну конечно... обязательно... Хороший день сегодня, верно, Ефросинья Дмитриевна?
      - У вас всегда все хорошо, - сказала Ефросинья Дмитриевна и медленно стала удаляться. Даже со спины она выглядела величественной и неприступной.
      Между тем у себя дома Ефросинья Дмитриевна была весьма неплохой женщиной.
      Она ухаживала за больным мужем, помогала соседям; из своей скудной зарплаты умудрялась выкраивать деньги на переводы для сына, служившего в армии.
      И только в школе ей кружила голову власть, которая была велика, потому что распространялась на все школьные помещения, вплоть до кабинета директора.
      Когда Ефросинья Дмитриевна удалилась, Алексей Палыч попытался что-нибудь разглядеть в подвальное окно, но ничего не увидел: вчера перед уходом он сам аккуратно завесил окно газетой.
      Из подвала не доносилось ни звука.
      Алексей Палыч нащупал было в кармане ключ, но в школе послышался звонок, и Алексей Палыч торопливо пошел к главному входу.
      Пока он раздевался в учительском гардеробе и поднимался на второй этаж, прошло минут пять. В пустом коридоре он встретился с директором.
      - Опаздываешь? - спросил директор.
      - Сам видишь.
      С директором школы они жили на одной улице вот уже двадцать лет.
      - А что нужно сказать? - улыбнулся директор.
      - Я больше не буду.
      - Верю. А вот с Ефросиньей Дмитриевной ты, ради бога, не ссорься. Это я тебя по-дружески прошу. Подвал я тебе отдал... Мало того, что мне физкультурник всю шею перепилил: секцию борьбы он там хотел организовать... Да ты еще какие-то ведра ей не вернул.
      - Жаловалась?
      - Не то слово.
      - Ведер там не было. Но я куплю.
      - Купи, пожалуйста. Ты меня прости, но на наше с тобой место другие найдутся, а вот на ее - не знаю. Для меня это - проблема номер один.
      - Я бы тебе сказал, какая у меня проблема...
      - Заходи домой, потолкуем.
      - Может, и зайду, - сказал Алексей Палыч, подумав, что не плохо было бы иметь еще одного соучастника. С директором они были в самых дружеских отношениях.
      Как назло, первый урок был у Алексея Палыча в шестом классе.
      Хоть и свой человек Борис, но все же мальчишка: тайна распирала его; весь урок он вертелся, смотрел на Алексея Палыча глазами то намекающими, то сочувствующими; весь вид его говорил о том, что и под страхом смерти не выдаст он их великую тайну, но тот же вид просто кричал о том, что тайна все-таки есть.
      Весь урок Алексей Палыч как бы раздваивался. Душа его находилась в подвале, а тело передвигалось по классу, вызывало к доске и задавало вопросы. Ученики, заметив, что учитель частично отсутствует, понемногу обнахалились. Когда к доске был вызван сын директора крупяного завода, ему стали подсказывать нарочно неверно. Тот, не надеясь на себя, повторял глупости, Алексей Палыч слушал его невнимательно, но написанное на доске говорило само за себя.
      Получив двойку, сын крупяного директора, знавший, разумеется, о токарном станке, сел на место и до конца урока смотрел на Алексея Палыча как на предателя.
      Весь день Алексей Палыч чувствовал себя не в своей тарелке. Ученики ему попадались на редкость тупые, учителя выглядели хмуро и подозрительно. Посмотрев на перемене в окно учительской, Алексей Палыч увидел стоящий неподалеку от школы милицейский газик. Он знал, что в доме напротив живет шофер этого газика, но все же вид желто-синей машины наводил его на неприятные мысли.
      Кроме того, Алексей Палыч все время прислушивался. Он понимал, что невозможно услышать сквозь два потолочных перекрытия слабый младенческий крик, но все же ждал этого крика.
      Немного утешало его то, что мальчик вчера "обещал" не кричать. Но кто, как не учителя, знают цену всяким обещаниям...
      И еще Алексей Палыч думал о том, что мальчик голоден. Андрюша в подобных случаях поднимал такой крик, будто кормили его не три часа тому назад, а в прошлом году. Правда, мальчик был не земной. Возможно, он вообще не нуждался в пище или питался электричеством, но это еще надо было проверить. А пока перед глазами Алексея Палыча возникал голый беззащитный ребенок, которого чья-то мощная и безжалостная рука швырнула в холодный космос. Земля, которая встретилась на его пути, даже не сумела накормить далекого гостя. Но больше это не повторится. Земля поможет ему!
      Так думал Алексей Палыч.
      Он чувствовал себя уже не просто человеком и не просто учителем.
      Он был не похитителем продуктов и загрязнителем ведер.
      Он не боялся даже неприятного разговора с крупяным директором. Алексей Палыч ощущал себя представителем всего Человечества.
      Это была минута радости, горячая искра, недолгий всплеск.
      А потом, на перемене, подошел Борис Куликов и все разрушил.
      - Его там нет, Алексей Палыч, - сказал Борис.
      - Ты с ума сошел! - прошептал Алексей Палыч, снова превращаясь в заговорщика. - Я же тебе сказал - не открывать без меня.
      - А я и не открывал. Там в стекле дырочка; я карандашом газету проткнул - его в загородке нет.
      - Замок на месте?
      - Все на месте.
      ...Маленькие руки цепляются за край доски... раз... другой... десятый... переваливается через загородку голый малыш... внизу пустота. Мягкий удар... Так вот почему там все время тихо!
      Алексей Палыч бросился вниз по лестнице. Ученики прижимались к стенке, уступая ему дорогу. Наткнувшись на пожилую учительницу английского языка, Алексей Палыч сбил с нее очки прежде, чем она его разглядела. Впоследствии учительница долго говорила на педсовете о безобразном поведении учеников на переменах.
      Не озираясь, не думая ни о какой конспирации, Алексей Палыч открыл замки и ворвался в подвал.
      Мальчик лежал на своем месте.
      Все еще не веря глазам, Алексей Палыч ощупал его. Не было ни ушибов, ни царапин. Мальчик был живой и выглядел весело. Правда, что-то в нем изменилось. Впопыхах Алексей Палыч не заметил, что именно. Да и не до того ему было. Ведь если вдуматься, то Алексей Палыч за эти минуты пережил и смерть и новое рождение этого мальчика.
      А он, кажется, узнал Алексея Палыча. Он ткнул ему пальцем в глаз и с улыбкой произнес:
      - Палыч...
      - Я, миленький, я... - сказал Алексей Палыч. - Ты полежи еще чуть-чуть, я скоро приду. Я приду еще с одним мальчиком... Мы ему ушки оторвем за то, что он нас так напугал.
      Наверху снова зазвенел звонок. Он призывал Алексея Палыча на последний урок и никогда еще не звенел так отвратительно.
      В том же темпе Алексей Палыч замкнул дверь и направился в школу.
      На ходу он потирал глаз, ибо малыш ткнул в него по всем правилам.
      В коридоре снова встретился директор.
      - Опять опаздываешь?
      Алексей Палыч молча пожал плечами.
      - Что с тобой сегодня? И вид у тебя такой, как будто с Луны свалился.
      - Почему с Луны? - вздрогнул Алексей Палыч. - Кто тебе сказал, что с Луны?
      На сей раз директор взглянул на Алексея Палыча с удивлением.
      - А откуда же?
      - Это ты про меня? - сообразил наконец Алексей Палыч.
      - А про кого же еще... - засмеялся директор. - Тебе же все космос мерещится: серебристые облака и так далее...
      - Скорее - и так далее, - сказал Алексей Палыч.
      - Слушай, - нахмурился директор, - мне тут с крупяного звонили... Опять ты ему двойку влепил?
      - Сегодня, - сказал Алексей Палыч. - Когда и нажаловаться успел...
      - Вот успел. Он что, совсем безнадежный?
      - Почему безнадежный? Не умственно отсталый, вполне нормальный. Просто не хочет. А главное - на папу надеется.
      - Тогда вот что: ты его подтяни или... или станок верни. А то в неловком мы с тобой положении.
      - Я лучше станок верну, - сказал Алексей Палыч.
      - И вообще, - сказал директор, - я ведь даже не знаю, что там у тебя в подвале творится. У меня сейчас время есть. Дай-ка мне ключи, зайду посмотрю на твою лабораторию.
      - Ключи? - спросил Алексей Палыч. - Ах, ключи... А вот ключей у меня как раз и нет. Всегда, понимаешь, ношу, а сегодня дома забыл.
      Алексей Палыч нахально похлопал себя по карману. Так как врать он начал привыкать только со вчерашнего дня, то похлопал как раз по тому карману, где эти ключи лежали.
      - Да вот же, звенят, - сказал директор.
      - Да это от дома.