Она поперхнулась, потому что вертолет весь забился, как эпилептик, также затряслись друг на друге и Василий с Зиной. По ходу дела ее комбинезон расстегивался все больше, высвобождая девичье тело, как ракушка жемчужину. Контраст между грубой «динозавровой шкурой» и подлинным телом Зины, изящными линиями и нежными поверхностями, был чрезвычайно велик. Контраст не только усиливал кровообращение, но и на что-то намекал, что-то такое символизировал.
      Василий Самуилович вдруг почувствовал, что между ним и девушкой имеется какая-то тайна. Это ведь… подруга, которую не надо разрывать, которую необходимо полюбить, чтобы открылся дальнейший Путь.
      Любовник Рютин покрепче ухватился за молодую женщину и собрался было атаковать главный ее бастион. Но Зинаида еще взяла пробу крови из его вены, проколов внезапно кожу и одежду небольшим прибором, похожим на револьвер сорок пятого калибра. И лишь потом позволила продолжить сближение. Василия катало по кабине, его тошнило, он все не мог примериться и попасть куда надо — девица как бы случайно ерзала и изгибалась, будто змейка.
      Если она та самая подруга, объект любви, а не ярости, почему же так переменчива и скользка?
      А когда бастион был уже взят на мушку, когда начинался решающий приступ, когда пора было с криком «даешь!» врываться в него, Василия вдруг стиснули ледяные тиски. От этого он распалился еще больше, запсиховал…
      А потом вдруг замер, окостенел, почувствовал как мигом испаряется кипящая кровь и увидел застывшим взором, что Зина принимает его семяизвержение в пробирку, активно помогая своей рукой, облаченной в резиновую перчатку. Покончив с этим мерзким делом, она сразу же исчезла, а сверху, на подволоке отсека, раскрылся странный прибор, похожий на зонтик.
      Василий, с криком преодолев скованность, рванулся к двери пилотской кабины, но та была надежно заперта. Он застучал по переборкам — глухо. Этот отсек явно был рассчитан на разрыв снаряда или гранаты.
      Холод обрушился всепроникающим потоком, превратил мышцы в медные провода. Ноги отказывались повиноваться, руки задубели, шею свернуло спазмом. Последним усилием воли Василий заставил себя схватить пистолет-пулемет, направил его в сторону пилотской кабины, нажал спусковую кнопку. И никакого результата. Индикатор боезаряда показывал "0". Эта чертова кукла, сестренка Зина, во время сеанса соблазнения не только взяла спермиограмму, но и полностью обезоружила его. Какой позор — провела на мякине. Придя в окончательное отчаяние, сопровождаемое полным окоченением, Василий повалился на палубу.
      И тут же появились новые действующие лица. Двое в белых врачебных комбинезонах, а с ними третий в боевом жилете, в шлеме, с штурмгевером. Василий нашел возможность слегка ухмыльнуться — перестраховщики чертовы, даже от полутрупа обороняются с применением всех сил и средств. А бодик преданно пискнул: «Я в этом не участвую, меня о таком не предупреждали, видимо, в нашу организацию затесались темные личности».
      Одна такая темная личность, а именно бронированный воин, выдернула компьютерного пискуна из кармана у Василия и зашвырнул в угол.
      Затем в отсек въехала колонна техники, состоящая из нескольких медицинских аппаратов на колесиках, включая что-то одновременно похожее и на аквариум, и на операционный стол. Его колесики легли в пазы, после чего накрепко зафиксировались. Сверху ударил ярчайший свет, никакой болтанки и качки в помине не стало — вертолет оказался полностью готов к проведению операции.
      Человек в боевом жилете схватил Василия за пояс и шиворот и довольно небрежно переложил в аквариум, при этом «пациент» оказался на животе. Однако скошенным глазом бедняга мог еще «полюбоваться» на то, что происходит. Боец скромно отошел в сторонку — чтобы наблюдать за операцией с некоторым интересом, зато запахло озоном и в руках докторов появились разные неприятные инструменты.
      Сперва это был электронож, которым врач распорол и жилет, и куртку, и тельняшку, и отчасти штаны — от шеи до задницы. Затем были подведены сканеры — они поплыли вдоль тела, считывая телесную информацию, а на экранах, установленных возле борта, Василий мог наблюдать себя в разных проекциях и разрезах, с разной степенью прозрачности, просвеченности и подкрашивания.
      На одном из экранов появилось яркое пятно, и врачи удовлетворенно загалдели. Они нашли то, что нужно — в районе крестца. И была драконья структура сейчас размером с царский рубль. Искомое пятно сразу было обведено контурами, помечено стрелками и увеличено, после чего стало напоминать распластанную ящерку. Были также показаны пути оперативного внедрения и подхода к нему.
      А потом врачи-враги, обсудив стратегию и тактику, перешли в атаку. Василий услышал шум быстро работающего инструмента и это ему сильно не понравилось.
      Так и есть. Мониторы в разных проекциях показывали фильм ужасов. К беззащитной спине свезамороженного гражданина Рютина хищно приближается то, что можно назвать фрезерной пилой. Доктора, похоже, намеревались вскрыть его без особых затей, выудить то, что им более всего интересно, а остальное выбросить в помойное ведро. Тем более, и структура в его скованном холодом теле никоим образом не двигалась, как бывало раньше; не съеживалась, не уменьшалась.
      Возможно, тварь и была еще способна к перемещению, но это могло серьезно повредить ее «домику» — то есть замороженному Василию. Замороженный даже нашел возможность немного расчувствоваться. Ведь драконья структура относилась теперь к нему, можно сказать, бережно с пониманием.
      Значит, возможна дружба-фройндшафт между детьми разных планет. Наверное, истинная дружба и называется симбиозом.
      Василий еще попробовал пособирать волю в кулак, чтобы как-то возразить мучителям. Но кулак оказался кисельным, а воли собралось только на щепотку. Фреза же неумолимо подбиралась к спине, и было ясно, что Василия не спас бы даже черепаший панцирь. Спина, хоть и застыла как камень, уже чувствовала приближение острой, быстрой стали. Еще немного — и все, начнется гастрономия.
      Но вдруг послышался хруст, и доктора загалдели снова, однако уже не радостно, а озабоченно.
      Спустя мгновение Василию показалось, что он взорвался в районе крестца. Посторонний предмет вырвался из него, как ракета! Может, он и показался посторонним, потому что мигом пробурил замороженное тело и оказался снаружи. Василий успел заметить на экране, что красного пятна, ящерки, больше нет в его организме, зато в нем появилась небольшая пусковая шахта.
      И вдруг холод исчез. В кабине уже шла стрельба, ее заволокло дымом, какое-то человеческое тело грузно шмякнулось на палубу. Василий хоть и не согрелся, но уже ощущал резкую боль в районе крестца, и даже смог выскочить из своего аквариума. Ударил доктора в кадык кулаком, припечатал бойца ногой к переборке и, естественно, забрал его штурмгевер вместе с жилетом, чтобы как-то прикрыть наготу. Потом Василий заметил, что еще один врач валяется в неестественной позе, и дернул ручку двери, ведущей в пилотскую кабину. Конечно, никакого результата. Заперлись сволочи вместе с сукой Зинкой. Небось, люк двойной, да еще поджидает непрошенного гостя бьющий в упор пистолет-пулемет с игольчатыми зарядами.
      Для «сгущения» атмосферы ужаса из маленьких колпачков, расположенных на подволоке, начало исходить какое-то интенсивное зловоние, заодно потянулись от них струйки белесого газа. Так, эти заразы устроили летучую газовую камеру! Голова сразу поплыла, а сердце отчаялось. Куда теперь? На улицу?
      И именно после этих шальных мыслей послышался голос Акая: «Давай выходи» и стук в бортовую дверь — причем С ТОЙ СТОРОНЫ.
      А боди-комп пискнул с палубы: «Рискованно, но есть вероятность уцелеть. Где-то четыре-пять процентов.»
      Невзирая на меркнущее сознание, колющую боль, одеревенениеокостенение, рвотные позывы и ниспадающие штаны, Василий подхватил бодик и подскочил к бортовой двери. Первым делом заметил на ней угольное пятно и как будто накипь — похоже, это все что осталось от драконьей структуры, получившей в упор фосфорный заряд. Затем несколько раз Василий щелкнул тумблером штурмгевера, подбирая тип боеприпаса, и выпустил в упор бронебойный. Пуля «колокольчик» высадила замок двери. Василий, не медля, трахнул ее ногой и едва не выпал раньше времени.
      Дверь откинулась вниз, образовав трапик в никуда, а плотный холодный ветер стал терзать лицо. Еще два выстрела в крепящие узлы — и дверь истерично задергалась под ударами встречного воздушного потока, собираясь в любой момент оторваться. Василий выглянул наружу — вертолет летел над горным склоном. Там лежал не слишком толстый снег, кое-где белую плешь пробивали редкие деревца. Вдобавок из каменного желоба вырывался водопадом горный поток, метров на тридцать пониже образуя озерцо. Вертушка летела «впритык», видимо, из маскировочных соображений, так что высота не выглядела особо внушительной. Хотя — как сказать.
      Василию показалось, что кто-то машет ему с берега озерка. Он оглянулся назад, дверь пилотской кабины уже коварно открывалась и из нее высовывалось дуло пистолет-пулемета.
      Василий сделал окончательный выбор в пользу воздушной прогулки, благо, после недавнего замораживания еще не прошла эмоциональная тупость. Он прыгнул животом на дверь и ухватился за выступы бывших петель. Не выдержав последнего толчка, она немедленно оторвалось и полетела вниз вместе со своим неожиданным пассажиром.
      Вослед ему застрочили еще из пистолет-пулемета, но это Василия ни капельки не заинтересовало. Не до того было. Ведь первые секунды полет выглядел совершенно неуправляемым и жутким, сердце уже готово было взорваться. Однако в какой-то момент Василий заметил складку пространства, тропку, которая вела его к голубому водному пятну. И это несмотря на то, что дракона в нем уже не было!
      С того радостного момента Василий стал планировать, а дверь — изображать из себя крыло, и как будто даже слушалась «штурвала». Краем глаза планерист еще уловил, что из вертолета через открытый проем вылетело два тела, и вдобавок какое-то оборудование. Видимо, пилот заложил крутой вираж, что не отстать от «дверного летчика».
      Одно из выпавших тел явно принадлежало живому человеку, оно сучило руками и ногами. Хотелось как-то помочь товарищу по несчастью, но пока не представлялось никакой возможности.
      Геликоптер ударил еще раз, на этот раз ракетой. Она прошла совсем недалеко от планирующей двери и долбанула камни — по счастью, на короткой дистанции подлета не успела сработать головка наведения и элементы управления. Это уже взволновало Василия, и он заложил свой вираж, перекинув ноги направо.
      Пилот бросил еще один козырь и атаковал программиста-планериста всей тушей вертолета. Но, судя по всему, угодил в нисходящий поток, то бишь воздушную яму, и вместо того, чтобы таранить или рассечь лопастями, промчался ниже. Всего лишь сантиметров на пятьдесят. Поток от винта сильно толкнул Василия вверх и намного уменьшил скорость падения. Последнее, что увидел дверной планерист, прежде чем врезаться в стену водопада, это то, как вертушка пытается набрать высоту, чтобы преодолеть горную кручу. И, кажется, тщетно.
      Тут Василия ударило, сотрясло и завертело в водяной круговерти, закидало, словно он был тряпкой в какой-то сверхскоростной стиральной машине. Кроме того, совершенно нечем было дышать. Вдобавок его пару раз серьезно шмякнуло о что-то твердое, хотя и не острое. И какое наступило наслаждение, когда он погрузился в спокойные ледяные воды озера, успев даже глотнуть воздуха перед этим.
      Именно наслаждение, потому что эта купель после всего пережитого не казалась возмутительно холодной.
      Василий повращал глазами и увидел еще одно тело, опускающееся вниз. Судя по комбинезону, то был один из докторов-садистов. Хотя злодей не совершал никаких самостоятельных движений, Василий подумал, что этот человек, возможно, жив и стоит его спасти и откачать — тогда будет свой домашний врач. Но когда до «домашнего доктора» оставалось пару метров, тот вдруг лопнул и из него вышел кровавый вихрь вместе с потрохами. Премерзейшее было зрелище — видно, одна из очередей, предназначенных Василию, попала в «своего» и разворошила его пулями-бутонами.
      Василий собирался было уже толкнуться ногами, чтобы поскорее добраться до поверхности, но внезапно какой-то блеск приворожил его. Несмотря на нехватку воздуха, невольный ныряльщик преодолел еще метр, отделяющий от блестящего предмета, мирно лежащего на дне. Там, среди валунов, сброшенных водопадом, Василий увидел скелет, вернее обломок черепа и пару неприглядного вида костей. А рядом с ними лежала, а если точнее покоилась, тарелка или что-то вроде этого. Она то и блестела.
      Василий хотел было вынырнуть сперва, а потом уже думать, стоит ли возвращаться за блестящей штуковиной, но тут как наваждение, прямо держит его эта тарелка, так и тянет к себе. Ну, рядышком же, рядом. Он рванулся, схватил ее и начал всплывать. Всплывает и улавливает, что происходит это слишком медленно.
      Уже начались судорожные сжатия задыхающегося организма, уже выворачивало так, что кишки рвались через горло. Но сильнее боли была обида, что прокололся-то по ерунде, что пропадает ни за грош, когда можно было уже покончить с проклятым геройством и отвязаться от всех непрошеных командиров.
      Но едва обида и боль дошли до точки, как старинный череп нарочито бросился в глаза. Он словно накалился добела и взорвался. В заполнившем весь мир сиянии Василий почувствовал себя маленьким и ничтожным. Он плыл сквозь блестящее марево, как комочек живой слизи. Ни мыслей, ни памяти, ни здравствуйте, ни до свидания. Только реакция на свет-давление. А потом сияние стало меркнуть, разреживаться, образовывать сгустки и полосы.
      В конце концов вновь заработали зрение, слух и прочие чувства, сортируя, калибруя и опознавая окружающую настоящесть. Путник обнаружил себя в огромной зале, с косыми сводами потолка, с хрустально-лазуритовыми колоннами, на которых рассыпались солнечные лучи, проникающие сквозь майолику оконных стекол. Там вдали на нефритовом троне, удерживаемом яшмовыми оскалившимися тиграми, восседал Владыка Поднебесной. Да, именно так назывался этот человек. Еще его звали Си-цзун. Тот, кто прошел сквозь свет, с удивлением осознал, что не знает, как зовут его самого. Впрочем, быстро всплыло какое-то короткое и странное имя — Ходящий-Мимо.
      Там, где стоял он, жались сановники низшей ступени, рангом не выше местечкового чиновника сюцая. После удара в большой колокол должна была начаться утренняя церемония и «подъем в зал». Сегодня наступал пятнадцатый праздничный день восьмой луны и все званые лица в порядке чинов должны были обойти зал Великого Пути с востока на запад, в правом притворе вознося дары на алтарь Гуань-инь, а Сыну Неба отдавая земной поклон. Отсюда еще невозможно было различить черт лица у Повелителя, восседающего на троне, заметен был лишь блеск одеяния, которое облекало полувоздушное тело, полное благодати-дэ.
      Неожиданно возле Ходящего-Мимо возник Хранитель-Мыслей в лиловом халате, и сердце запрыгало, будто превратилось в лягушку. Один из самых высокостоящих евнухов во всей Поднебесной оказал скромному путешественнику честь, поманив пальцем и сказав: «Ходящий-Мимо, земля и воздух указывают на тебя, следуй за мной по пути благих побуждений.» И в глазах Хранителя-Мыслей блеснул свет посленебесной разумности — син. Сановник провел скромного странника к маленькой дверце, скрытой за изваянием бога огня Хэдэ, после чего они оказались в каком-то темном переходе, лишь слегка освещенном масляными светильниками. Ходящий-Мимо никак не думал увидеть столь сумрачную дорогу рядом с Залом Великого Пути. Он ожидал, что знатный сановник вот— вот посвятит его в свои мысли, но тот хранил строгое молчание, скользя впереди, словно тень предка.
      И Ходящему-Мимо стало мниться, что какой-то его поступок оказался оскорбительным для гармонии земли и неба, отчего надлежит ему прийти в комнату Последнего Выдоха. И вспотели от ужаса даже пятки.
      Однако проход закончился дверью, над которой был высечен знак Глубокого Созерцания. Страх покинул душу путешественника, и осталось одна покорность велениям Неба. Бронзовая дверь как будто распахнулась сама, когда Ходящий-Мимо вместе с Хранителем-Мыслей оказались на расстоянии одного шага от нее. Вход «охраняла» пара малахитовых воинов со змеиными головами — путешественник явственно услышал шипение и увидел отблеск третьей преисподней в их топазовых глазах. Чуть поодаль стоял сумрачный страж во плоти и крови, высокий и толстый, как дуб, в шлеме, скрывающем лицо, и кольчуге, похожей на чешую большой рыбы. Его широкие руки, больше напоминающие вековые сучья, казалось, могли протянуться от стены до стены, но сейчас они просто сжимали меч-секиру.
      Пройдя с поклоном рядом с воином, Ходящий-Мимо увидел палату, такую же темно-зеленую, малахитовую, как и каменные стражи, располагающую к погружению в глубинные свойства вещей.
      В центре ее на больших подушках из тончайшего шелка, набитых нежным пухом северной птицы Шу-га, возлежал в длинном халате сам Властитель Поднебесной. В руках его, на подносе из слоновой кости, где был искусно вырезан рельеф с охотничьей сценкой, катались по бороздкам мелкие шарики. Их надлежало загнать в лунки, находящиеся внутри изображенных зверей. Каждый раз, когда шарик оказывался в лунке, Властелин Незамутненной Чистоты восклицал: «Попал, попал» и смеялся подобно младенцу. Хоть и хлопнувшись ниц, но Ходящий-Мимо заметил это и сказал себе: «Истинно он — великий правитель, осиянный благодатным дэ. Ибо только великий правитель способен так отрешиться от внешнего и отдаться внутренней безмятежности.»
      — Как видишь, Ходящий-Мимо, — воскликнул Владыка Тигров, заметив одного из бесчисленного множества своих подданных, — я не такой дурак, чтобы торчать от восхода и до полудня на церемонии. В Зал Великого Пути я посылаю сидеть на троне своего двойника, который отличается от меня лишь двумя шрамами на ягодице. Впрочем, он стареет медленнее меня и скоро придется лишить его жизни.
      Тут Хранитель-Мыслей дернул Ходящего-Мимо за шиворот, показывая, что надо подняться на ноги и на две четверти распрямить спину.
      — Я слыхал, Ходящий-Мимо, что ты опытный путешественник и что ты побывал в странах, где солнце превращает все живое в уголья и там, где с неба падают огромные куски льда?
      — Подателю Благодатного Дэ ведомо все. Я был и в тех странах, где люди летают по воздуху, словно птицы, и там, где люди слышат друг друга, находясь по разные стороны горы. Я любовался даже деревом, ветви которого украшали самые различные плоды. И всякий раз я посылал донесения Большим Вратам, чтобы они довели до Владыки Покоя полезность приобретения этих земель.
      — Настоящий путешественник вовсе не выходит из своего дома,напомнил Страж Путей. — Мы не считаем, что Поднебесной надо идти по пути наращивания внешних богатств. Уже давно мудрыми было сказано: там, где народ владеет многим, государство — слабо.
      — Слабое мое разумение безмерно уступает знаниям о Сокрытом у моего повелителя. — смиренно отозвался путешественник.
      — Нам известно, Ходящий-Мимо, что ты читаешь знаки земных путей, поэтому искусен в поисках. Мы собираемся использовать это. — молвил Владыка Тигров. — Задача любого правителя — держать свой народ в простоте и безопасности. Если первое у меня получается хорошо, то второе тревожит мой разум даже на ложе и за столом яств.
      Повелитель зевнул, а затем кивнул Хранителю Мыслей. Тот, отвесив поясной поклон, стал говорить:
      — Северо-восточные варвары, восстав из ничтожности, беспрерывно наступают на наши пределы и овладели уже сорока городами. Несметная армия нашего полководца Вань Хуачжэня сгинула, как будто и не было ее. Не сумели мы откупиться или обхитрить маньчжур, что удалось императору Ян-ди с тю-куэ во времена Суй, и императору Нинь-цзун c мэн-гу во времена Южной Сун. Нынешним зверолюдям не нужны тысячи верблюдов, нагруженных шелком, плодами, пряностями, изящными изделиями, сосудами с игривым вином. Их языки не чувствуют вкуса, их глаза не видят изящного, уши не слышат утонченного. Варварам требуется вся Поднебесная, чтобы смешать в ней землю и воду, обратив ее в первозданный хаос…
      Неожиданно заговорил и сам Повелитель:
      — Мы превращаем все больше крестьян в солдат и оттого родится леность и безразличие на полях и огородах. А солдаты подобны прожорливым тучам саранчи, которые пожирают всю зелень, но летят прочь от порыва сильного ветра. Нам нужна защита, Ходящий-Мимо. Причем защита совершенная и не требующая усилий государства.
      — Но я не знаток волшебств, не даос, не мудрец, — смиренно откликнулся согнувшийся в поклоне человек.
      — Ты путешественник. — произнес Владыка. — И ты найдешь мне то, о чем я тебе скажу.
      — Оно имеет вещный образ скорлупы драконьего Яйца, — снова подключился Хранитель-Мыслей. — Некогда Шихуанди, правитель из рода Цинь, отослал ее в ледяную страну динлиней, владения северного бога Сюань-у. Сейчас небо звезд говорит о том, что настало время обратного движения.
      — А почему Ведающий Судьбами дает именно мне великое счастье исполнить его волю? — спросил Ходящий-Мимо. — Есть ведь немало других ходоков и странников. Полночный Бегун уже третий год не может остановиться, он даже спит на ходу.
      — Ты добивался порой того, что не удавалось многолюдным отрядам, направляемым нами за разными земными и водными диковинами.
      Уста Повелителя казалось еще хотели что-то произнести, но его уже утомил разговор о суетном, и он сделал знак, чтобы пришедшие удалились.
      В дворцовом переходе Хранитель-Мыслей молвил не без улыбки:
      — Еще несколько лишних вопросов и ты мог лишиться верхушки тела, Ходящий-Мимо. Властитель не любит, когда его отягощают внешним, в то время как его дух уходит в сокровенную глубину.
      Несмотря на свою памятливость Ходящий-Мимо не сумел запечатлеть в уме, какими путями вел его Хранитель-Мыслей по переходам большого императорского дворца. И наконец очутились они там, где Хранитель-Мыслей сказал: «Здесь мой дом».
      Евнух опустился на коврик из шерсти тонкорунных западных овец подле низкого столика и указал гостю на место рядом. Тут же две женщины с застывшими лицами неслышно принесли угощение: рис с жареной саранчой, украшенный молодыми листьями банана, и кувшинчик с веселящим вином из южного Ганьсу. За спиной Хранителя-Мыслей в стенной нише стояли изваяния — Полководца Облаков Юнь Цзяна и Безначального Хаоса Хунь-Гуня. С боков от ниши висели образы Водяного божества Вансяна, витающего над рекой, Разноцветной собаки Шэнь на холме, Двуглавого Дракона Фанхуань среди облаков, Извивающегося Змея Вайшэ на болотах. Вокруг курились дурманящие пирамидки, чьи благовония были приятны ноздрям дУхов.
      — Почтенный Страж Мыслей Властелина, — обратился Ходящий-Мимо, вкусив из вежливости несколько горстей риса. — Я до сих пор не постиг сути того веления, что милостиво ниспослал мне Сын Неба. Когда мне приказали доставить перо вечной птицы Феникс с Южного Океана, где волны высотой с гору — я знал, что искать. Когда меня просили заполучить семя зверя лэй, который сам от себя зачинает, из лесов Восточного материка, где деревья шириной с дом, то я знал, что это. Я одолевал дорогу в тысячи ли и тысячи мучений, делая необходимое и должное. Но сейчас я не чувствую пути, несмотря на потоки благодатного дэ, изливаемых Сыном Неба.
      — Да, наш государь подобен воде, которая то поднимается вверх легким паром, то падает вниз стремительной струей дождя, то вздымается грозным валом, — согласился с легкой улыбкой Хранитель-Мыслей, — но ему исконно присуще великое дэ и ведомы сокровенные пути Земли и Неба, да облагодетельствует Оно династию Мин. Внимай мне с полным разумением, Ходящий-Мимо. Северо-западные варвары считают скорлупу драконьего Яйца щитом Гэсэра, своего великого царя. Наше же предание гласит, что мудрец Цзялу, исполнявший волю Шихуанди, получил от небожителей концы трех небесных нитей, по которым и скатилось на землю непроявленное еще Яйцо дракона. Цзялу был великим алхимиком, он взял эликсир огня, несущий волю и неукротимость, эликсир воды, определяющий ловкость и изощренность, эликсир земли, который дает неуязвимость и защиту, и оросил ими Яйцо. Из-за того оно стало проявленным в вещественной золотой форме. И тогда мудрец с великой радостью и надеждой на награду преподнес его правителю Цинь Шихуанди. Но в тот же вечер лишился жизни.
      Если точнее, Цзялу придавили камнем весом в сто ляней, чтобы его мудрость совсем погибла вместе с ним и не стала достоянием другого. Следом окончили земной путь и другие мудрецы, знатоки путей и начАл — дабы никто уже не смог проявить второе Яйцо.
      А дракон в первом и единственном Яйце многократно размножился. И получились тысячи новых демонов. Они как бы оставались одним существом, однако неустанно бились меж собой, отчего лишь самые злобные и свирепые сохраняли себе жизнь и размножались дальше. Однажды Повелитель выпустил из Яйца пять тысяч демонических воинов и они даровали ему победу над неукротимыми степными варварами. Но затем Цинь Шихуанди возымел страх от них, ибо высасывали они Ци земли и Ци людей, намереваясь предать смешению все земные Начала, и питались смертью. И, если у них не было войны, могли обратить мечи свои в сторону трона.
      Придворные как-то отыскали последнего мудреца Хуань Луна, который в коросте и язвах, чистил отхожие места, и, отмыв его, принесли во дворец. Повелитель обратился к старцу со смиренной просьбой о помощи в укрощении демонических воинов. Хуань Лун объяснил Властелину, что укротить их не удастся никогда. Ведь они вышли из Яйца, которое созрело в самке левого пути. Дракон-самец убил ее, а их оставил расти в мертвом теле матери. И взросли они в Яйце Ненависти.
      Увы, не преподнесли небожители Яйцо Любви, которые созревает в живом теле матери, самки правого пути, и является плодом любовного соития мужского начала ян и женского инь.
      А посему от демонических воинов надо избавиться, Яйцо же разделить и спрятать.
      В самом деле Хуань Лун разделил его на три части и проявил в трех разных предметах, а пять тысяч воинов, которые успели выйти из него, были обращены в глиняные изваяния. Эти истуканы впоследствии были запечатаны вместе с «желтком» в гробницу императора. Цинь Шихуанди ведь вскоре отдал душу Небу, причем не без помощи последнего мудреца, который был изрядно сведущ в ядах.
      К сожалению, другие правители, к которым попадали части Яйца, использовали оставшихся демонических воинов ради своего возвеличивания. Среди них были владыки-шаньюи гуннов Модэ и Атилла, Чингис — хакан монголов, Мухаммад — учитель и воитель арабов, Сулейман — султан турков. Но по счастью ни к одному из них не попала главная часть Яйца — скорлупа, щит Гэсэра, которая бы притянула остальные части и восстановила бы целое. Из-за того все завоевания оказывались непрочными, на смену истребленным врагам вставали новые более могучие, а силы победителей безвозвратно истощались и таяли.
      — А будь три части соединены воедино?
      — Тогда бы, Ходящий-Мимо, тогда бы демонические воины опустошили всю землю, смешали бы все земные Начала, и отдали бы земную ци небожителям — тем самым, что ниспослали Яйцо.
      — Так где же находится его скорлупа, о Страж Мыслей Властелина?
      Евнух поманил Ходящего-Мимо пальцем и провел за плотную ширму, стоящую за изваяниями божеств. Там была комната освещенная лишь бронзовыми светильниками, каждый из которых напоминал головку черепахи. И с другой стороны ширмы имелось изваяние Предвечного Тумана, но других божеств Ходящий-Мимо не мог узнать — судя по провалам глаз и оскаленным ртам их домом была преисподняя. По полкам тут стояло немало утвари, из которой невозможно было есть и пить, ведь служила она для волхования и чародейства. Хранитель Мыслей звякнул колокольчиком, и явился его помощник в длинном фартуке из крокодиловой кожи.
      Сразу зажжены были огни и забулькали зловонные жидкости в пузатых сосудах, стали плавиться металлы в двух тигелях. ХранительМыслей погрузился в созерцание изначальных Корней Земли и Неба и занялся внутренним обращением животворной энергии ци между своими даньтянами. Она прошла через «сокровенную заставу» и разделилась на свет жизненности и свет разумности, чтобы в «пещере ци» снова соединиться в эликсир бессмертия. Тем временем помощник занимался внешним обращением амальгамы по киноварным полям.
      В помещении становилось все более дымно и зловонно. Хранитель Мыслей, потный, с закрытыми глазами, выкрикивал имена демонов, управляющих тем или иным каналом истечения ци. Наконец из последней реторты сияющая амальгама полилась на металлическое блюдо.
      Хранитель Мыслей оторвался от созерцания Глубочайшего Начала и, подбежав к столу, смотрел на то, как ложится амальгама. Он откидывал мокрые космы, выбившиеся из прически и вонзал пронзительные взоры в еще зыбкие разводы. Наконец Хранитель Мыслей молвил глубоким голосом, столь несвойственным евнухам:
      — Истечение неба покрыло сверху, истечение земли дало форму. Зародыш бессмертия получил знаки Великого Пути…
 
       Зарубка 12. (октябрь 2001 г., Сибирь) «Лесной стриптиз»
      Прежний мир нахлынул внезапно, словно волна цунами. От этого удара Василий даже забыл, что хочет дышать. А когда вспомнил, то был уже близко к поверхности. Так что мучиться недолго пришлось. Впрочем, когда он всплыл, то вместо минуты чистой радости была минута отчаянного хватания воздуха. Наконец он направился к берегу и тут новая напасть — он понял, насколько заледенел и выдохся. Вдобавок рука сжимала какую-то старинную тарелку, которую почему-то жалко было бросить, а на шее тяжелой дубиной висел штурмгевер.
      Хорошо, что жилет имел некий запас положительной плавучести, иначе бы Василию прямая дорога в русалки. Когда он наконец выполз на бережок, полутрупное окоченение полностью завладело им.
 
      Минут через пять он все-таки попробовал выйти из пагубного оцепенения. Вначале просто покатался с бока на бок, потом встал на колени и чуть так не застыл, образовав памятник программисту, ввязавшемуся не в свое дело.
      Неожиданно залопотал бодик из жилетного кармана.
      — Кажется я продышался, хотя потерял сорок процентов памяти. И вижу гораздо хуже чем раньше. Видимо вы неаккуратно обращались с видеодатчиками, хотя я вас, конечно, не виню. Разрушен и блок связи, что вас, конечно, устроит.