ГЛАВА 11

КАРАНТИН

СЕТЕПЕРЕДАЧА/МОДА: Мбимба «Уставший от улицы».

(изображение: осенний показ Мбимбы – топ-модели)

ГОЛОС: Дизайнер Хусейн Мбимба заявил, что новые веяния в молодежной моде не отразятся на его стиле. Он по-прежнему отдает предпочтение летящим тканям, как в последней коллекции «Шутя», его привлекают цвета и форма, а не увлечения толпы.

(изображение: Мбимба за кулисами Миланского дома мод)

МБИМБА: «Мне надоела молодежная мода, можно до бесконечности рассуждать о людях, которым не хватает ума даже на то, чтобы проявить индивидуальность».

На миг Рени показалось, что она кричит на самом деле, но тут она очнулась ото сна, в котором Мартину и Стивена замуровали в бочку и сбросили в глубокую темную реку. Во сне Рени пыталась плыть изо всех сил, но никак не могла поймать ту бочку. Открыв глаза, Рени увидела Эмили, которая раскачивалась вперед-назад рядом с еще спящим Т-четыре-Б. Его голова склонилась на грудь, защищенную доспехами. В падающем сбоку освещении стали видны следы от прыщей на грязных щеках. Рени подумала, что почему-то тинэйджеры всегда переносят этот атрибут возраста на свой виртуальный образ.

Рени страшно разозлилась на себя за то, что заснула, хотя это было лучшее, что можно было бы сделать после многочасовых поисков следов Мартины, тем более что они вернулись первыми. Рени же отнеслась к этому как к предательству – поддаться усталости, когда Мартина потерялась.

«Столько людей нуждаются в нашей помощи, – с горечью подумала Рени, – а мы не помогли ни одному».

Рени по привычке протерла глаза от сна и подумала о своем реальном лице под маской, покоящемся в кабинке на старой базе. Интересно, образовались ли корочки в уголках глаз? Может, они уже скопились на внутренней стороне воздушной маски, как шлак вокруг шахты? Эта мысль вызвала отвращение, но одновременно и позабавила ее. Трудно было представить, что ее тело очень далеко, но при этом реагирует на действия в виртуальной реальности. Суставы ее настоящего тела сгибались, когда она сгибала их в виртуальном мире, ее конечности двигались в резервуаре с плазматической жидкостью, когда она бежала через «лес» в микромире или по закоулкам сети Иноземья. Ей стало жаль своего тела, будто оно стало ненужным, как игрушка, которая наскучила.

Рени отбросила мрачные мысли и села, пытаясь припомнить, в какой же из многочисленных комнат огромного дома остановилась. Она все вспомнила уже через минуту, как только посмотрела на скудную меблировку: длинный стол, несколько десятков стульев и иконы в нишах вдоль стены, у каждой иконы – своя свеча.

«Братья-библиотекари. Их главная столовая или что-то в этом роде».

Брат Эпистулус Терциус пришел в ужас, когда исчезла их спутница, хотя он сомневался, что это похищение, а полагал, что это скорее необычное для закрытого полуфеодального общества происшествие. Он собрал нескольких коллег, чтобы они помогли поискать на территории Библиотеки, и отправил еще одного просить аудиенции у Главного Настоятеля на поиски монаха-чистильщика, в котором Рени подозревала переодетого врага. Эпистулус Терциус также настоял на том, чтобы Рени и ее друзья пользовались галереями Библиотеки по своему усмотрению.

Рени попыталась сосредоточиться на происшествии. С каждой минутой пребывания Мартины в лапах чудища опасность увеличивалась. Рени посмотрена на Эмили и задумалась, почему Квон Ли не схватила ее вместо Мартины, как она пыталась в незавершенной симуляции? Только потому, что Мартина подвернулась под руку, или причина была иной? Значит ли это, что чудовище оставит ее в живых?

Снаружи раздались чьи-то тяжелые шаги. Когда вошли !Ксаббу и Флоримель, Т-четыре-Б шевельнулся и пробормотал что-то во сне.

– Есть новости? – Рени обрадовалась их возвращению, но по позам и выражению лиц поняла, что означает жест Флоримель. – Черт! Нужно что-то делать, не могли же они просто испариться.

– В таком месте? – уныло ответила Флоримель. – Среди тысяч комнат? Боюсь, что это проще простого.

– Молодой монах приглашает нас… как они это называют? – !Ксаббу наморщил лоб. – В покои настоятеля. Он очень обеспокоен.

– Брат Эпистулус Терциус, – произнесла Флоримель. – Бог мой, язык сломаешь. Давайте звать его Э-три, а наш юный друг там, в углу, может провозгласить его почетным пацаном.

Рени улыбнулась из вежливости и посмотрела на Т-четыре-Б, протирающего глаза.

– Мы должны принимать любую помощь, – сказала Рени. Эмили только что проснулась и выглядела не лучше Т-четыре-Б. – Все пойдем?

– Разве нам можно разделяться? – спросила Флоримель.

Несмотря на внушительные размеры комнаты, она казалась маленькой для аббата великой Библиотеки, крупного мужчины с небольшими проницательными глазами и очаровательной улыбкой, которая часто озаряла его грубоватое лицо. Но каким бы милым ни казалось выражение его лица, после того как настоятель, уважительно называемый монахами Приморис, пригласил Рени и Флоримель к столу, а остальные расселись на скамейке у двери, поводов для улыбок почти не осталось.

– Какое ужасное происшествие, – сказал он, обращаясь к Рени и товарищам. – Мы так старались сделать наш Рынок безопасным для путешественников. И вдруг два человека попадают в ловушку за одну неделю! К тому же в этом участвует наш прислужник, если вы не ошибаетесь.

– Кто-то, кто прикидывается, – вмешался брат Э-три. – Кто-то прикинулся нашим прислужником.

– Ладно, мы в этом разберемся. А вот и брат Главный Попечитель. – Аббат поднял мясистую руку и помахал ему: – Заходи, брат, порадуй нас своим присутствием. Ты нашел юного негодяя?

Главный Попечитель, чья борода была ярко-рыжей, несмотря на преклонный возраст, покачал головой.

– Нет, увы, Приморис. Никаких следов, кроме его одежды, – он водрузил на стол аббата горку одежды. – Квонли – так его зовут – пробыл у нас не больше двух недель, и никто из прислужников не знает пройдоху близко.

– Совершенно с вами согласна, – заметила Рени, – тем более что никто не заметил, что это женщина.

– Что? – нахмурился аббат. – Этот преступник – женщина? Никогда не слышал ничего подобного.

– Это длинная история, – Рени не могла оторвать глаз от стопки одежды. – Можно, мы осмотрим одежду?

Аббат жестом дал разрешение. Флоримель выступила вперед и начала осторожно разворачивать вещи. Рени подавила в себе гордыню и позволила ей продолжить. Осматривать было почти нечего, грубая блуза и пара шерстяных чулок с меткой.

– Но это не та одежда, в которой я ее видела в последний рад, – заявила Рени.

Брат Главный Попечитель поднял свои рыжие кустистые брови.

– Это Библиотека, а не тюрьма, дорогая леди, и сейчас не темные времена, которые наступили после Пожара на Верхней Полке. У моих мальчиков есть смена белья, чтобы они могли отдавать свою одежду в чистку.

– А это что? – Флоримель подняла палец, на котором держался кусочек чего-то белого. – Это находилось на манжете.

Эпистулус Терциус был самым сообразительным из трех монахов. Он наклонился, присмотрелся и сказал:

– Вроде штукатурка.

Брат Главный Настоятель отозвался не сразу. Рассмотрев кусочек, он сказал:

– По-моему, это не из Библиотеки. Видите, кусочек фигурный, а единственная штукатурка здесь – на ровных стенах монастырских покоев. В Библиотеке же только дерево и камень.

Рени захлопала в ладоши от радости.

– Уже что-то! Хоть какая зацепка! – Она повернулась к аббату: – Есть ли способ узнать, откуда это? Я понимаю, дом очень велик, но…

Аббат поднял руку, чтобы остановить поток вопросов.

– Уверен, что можем.

Он вытащил из-под стола трубу, завернутую в ткань, и заговорил в нее:

– Алло? Алло, это брат Вокус?

Он поднес трубу к уху, ответа не последовало, аббат потряс приспособление и начал все с начала. Наконец он признался:

– Кто-то явно отсоединил мою переговорную трубу. Эпистулус Терциус, будь добр, сходи к брату Фактуму Квинтусу. Он, наверное, составляет каталог в Изразцовом Зале.

Когда юный монах убежал, аббат повернулся к гостям:

– Фактум Квинтус – наш эксперт по отделочным материалам, хотя его ученость этим не ограничивается. Он провел замечательное исследование по амбразурам, благодаря его работе нам удалось определить, что бумаги, которые мы называли Документами Полукруглой Апсиды, на самом деле происходят из совершенно другого источника. Когда эти документы наконец, переведут, его имя будет в них увековечено. – Лицо аббата осветила лучезарная улыбка. – Хороший человек.

Рени улыбнулась в ответ, но внутри у нее все кипело. Она хотела действовать, только сознание того, что в их руках жизнь Мартины, сдерживало внутренний голос, требующий немедленных шагов, не важно каких.

Наконец вошел Фактум Квинтус, молчаливый и неземной, как крещенский призрак. Круглолицый Брат Э-три (Рени поморщилась от мысли, что такое сокращение получается у нее автоматически) стоял в дверях за ним, тяжело дыша, будто ему пришлось тащить того на себе до самых покоев аббата. Если и так, вряд ли это было тяжело, так как Фактум Квинтус был невероятно худ, а лицо его напоминало рыбье, когда она таращит глаза из аквариума. Вновь пришедший даже не глянул в сторону гостей, словно постоянно встречал бабуинов у аббата.

– Ты звал меня, Приморис? – Квинтус обладал юношеским голоском, хотя ему было лет тридцать.

– Сделай милость, посмотри на это. – Аббат показал на обломок штукатурки, который Флоримель положила на вновь сложенную одежду.

Тощий монах рассматривал ее некоторое время, его лицо было совершенно бесстрастно, потом полез за пазуху и вытащил прямоугольное стекло на цепочке. Он нацепил его себе на нос – в центре приспособления было вырезано углубление специально для этой цели, – повертел стекло туда-сюда, наклонившись над белым пятнышком и при этом причмокивая. Прошло немало времени, прежде чем он распрямил спину.

– Это фрагмент лепного цветка. Да, да. Обломок, следует предположить, принадлежит наружной лепке одной из старейших башен.

Он поднял кусочек кончиком пальца и снова принялся рассматривать.

– Хм. Да. Видите изгиб? Очень примечательно. Не видел такого маленького, это меня немного сбило. Сначала подумал, что он от углового орнамента, который обнаружили, когда снимали верхний слой с Ракушечного Фасада.

За стеклами его глаза казались еще больше похожими на рыбьи.

– Можно, я оставлю его у себя? Хотелось бы взглянуть на состав штукатурки.

Он вернул обломок на сложенную одежду и лизнул палец.

– М-м-м. Больше гипса, чем можно было ожидать.

– Все замечательно, – сказала Рени, стараясь говорить медленно, чтобы скрыть нетерпение, – но не могли бы вы сказать, откуда этот кусочек? Мы кое-кого разыскиваем, а этот фрагмент с его одежды.

Аббат и Эпистулус Терциус странно посмотрели на нее, явно осуждая подобное вмешательство, но Рени не стала объясняться.

– Мы торопимся – этот человек похитил нашего друга.

Фактум Квинтус задумчиво посмотрел на нее, он по-прежнему держал палец во рту, потом вдруг повернулся и вышел из комнаты аббата. Рени изумленно наблюдала за ним.

– Куда он отправился?

– Эпистулус Терциус, сходи, пожалуйста, за ним, – попросил аббат. – Он немножко… рассеянный от природы, – объяснил Главный Настоятель Рени и остальным. – Вот поэтому ему никогда не бывать Главным Фактумом. Но он чрезвычайно умен, и я уверен, сейчас он думает над вашим вопросом.

Вскоре Эпистулус Терциус вернулся, а лицо его было еще краснее, чем в первый раз (Рени была уверена, что монах начинает раскаиваться в том, что связался с чужаками).

– Он ушел в подземное хранилище, Приморис.

– Ага, – огромный аббат застыл в кресле, как изваяние. – Он ищет что-то, чтобы помочь вам.

Наступила неловкая тишина. Аббат и братья Главный Попечитель и Эпистулус Терциус, которые должны были привыкнуть к неподвижности, тем не менее проявляли нетерпение, разглядывая стены. Рени и ее друзья почувствовали себя не в своей тарелке. Только не !Ксаббу и Эмили. !Ксаббу старался изо всех сил не походить на человека, поскольку в этой симуляции они не встретили ни одного говорящего животного, он сидел рядом с Т-четыре-Б и делал вид, что ищет блох у того в раскрашенных в полоску волосах. Т-четыре-Б это жутко не нравилось, зато Эмили забавляло.

– Раз уж мы ждем, – сказала Рени, – расскажите нам, по крайней мере, об этом месте. Оно большое? С виду – огромное.

Аббат поднял глаза и улыбнулся.

– Библиотека? Да, конечно, думаю, большая, хотя сравнить не с чем, поблизости есть только две библиотеки.

– Нет, я имею в виду дом. – Рени вспомнила целое море крыш. – Он все не кончается и не кончается, как город. Насколько он велик?

Аббат взглянул на брата Главного Попечителя, потом на нее.

– Город? Я не понимаю.

– Оставь, Рени, – вмешалась Флоримель. – Это неважно.

– Далеко ли до конца дома? – спросила Рени аббата. Кто знает, когда им удастся с кем-то нормально поговорить. – Ну до места, где дома уже нет?

– А, – великан медленно кивнул. – Понял. У тебя, наверное, религиозное образование? Или в той части дома, откуда ты пришла, про это ходят легенды? Никто не знает, что лежит за пределами дома, потому что никто, видевший это, не вернулся, чтобы нам рассказать. Так же как никто не вернулся после смерти, чтобы сообщить нам, что там происходит. Те, кто верит в Хозяйку Окон, могут поспорить со мной по обоим пунктам, конечно, но дом полнится странными идеями и культами. Мы же, Библиотечное Братство, оперируем только фактами.

– Значит, он бесконечен? Он… он тянется и тянется без конца?

– Некоторые утверждают, что где-то снаружи находятся Строители. – Аббат жестом показал, что готов принять неприятную правду. – Они верят, что где-то очень-очень далеко есть место, которое… не дом. По-другому не могу объяснить. Это место – край света. А Строители все продолжают там строить. Но культы Строителя встречаются все реже – это связано с периодом мира и процветания.

Рени не успела даже начать обдумывать эту мысль о доме, который представляет собой целый мир – мир без конца и границ, когда вернулся высокий, тощий Фактум Квинтус, в руках он нес ворох скрученных листов бумаги и пергаментов. Концы рулонов торчали во все стороны, что делало его похожим на морского ежа на ходулях.

– …Если подумать, это очень интересно, – говорил он, будто их разговор и не прерывался. – Большая часть наших исследований в Санктум Фактурум касается первоначальной постройки, и мы очень мало внимания уделяли ремонтным работам, которые тоже выполнялись в своем стиле, зачастую замечательном и уникальном. Конечно, имеются записи о некоторых перестройках, но далеко не обо всех.

Из-за рулонов он не видел, куда идет, и, натолкнувшись на стол аббата, остановился, – так обломок кораблекрушения останавливает волна.

– Да, да. Кто-то должен написать монографию, которая станет истинным даром науке. – Он все говорил и говорил, хотя не мог видеть своих слушателей, но его это не волновало, поскольку он начал свой монолог еще до собственного появления в комнате.

– Брат Фактум Квинтус, – сказал аббат, – ты что-то разболтался. Положи свою ношу на стол, он перед тобой.

Свитки посыпались на стол. Все снова увидели худое, круглоглазое лицо Фактума Квинтуса. Он хмурился.

– Лепные цветы также встречаются в руинах неофундаментального периода, боюсь, что нам следует включить в исследования те части дома тоже. К сожалению, мы не найдем документов по ремонту, потому что в те старые времена у людей не было ни письменности, ни счета.

– Пожалуй, мы можем пока исключить неофундаменталистов, – сказал ему аббат. – Ну давай, брат, покажи этим славным людям, что ты обнаружил.

Фактум Квинтус принялся разворачивать документы, укладывая один пожелтевший лист на другой, он обращался к гостям с просьбой подержать тот или иной уголок, пока весь стол не покрылся желтыми листами, как почва в осеннем лесу – планами здания, сметами, от руки написанными счетами. Здесь можно было увидеть все: от старинных документов, на полях которых были неумело нарисованы мифические существа, до вполне современных планов, где каждая труба, каждый орнамент были тщательно вырисованы.

Неуклюжий монах был в своем репертуаре – он говорил без умолку, перелистывая бумаги.

– …Это, конечно, находится в Солнечной Аттике, несколько дней пути вверх по течению. Вряд ли это подходит. А вот этот ремонт в Пирамидальном Лесу может подойти, и я уверен… хм-м, да, здесь высокое содержание гипса, весьма вероятно.

Рени смотрела на гору документов.

– А вы не боитесь за эти бумаги? – Она подумала, что монах довольно галантен для ордена книжников. – Вдруг одна из них порвется?

– Это будет трагедией, – отозвался Эпистулус Терциус, чье лицо вернуло себе нормальный цвет. Его глаза сузились. – Но не думаете же вы, что это оригиналы?

Он и брат Главный Попечитель хихикнули, даже аббат улыбнулся.

– Нет, конечно. Это копии копий. Некоторые из них весьма старые и поэтому представляют ценность. Даже сейчас не просто сделать копию документа без риска испортить оригинал.

Фактум Квинтус продолжал свой монолог, не обращая внимания на посторонние разговоры. Вот он поднял палец – видимо, подошел к важному моменту.

– Если мы предположим, что интересующее нас лицо прибыло сюда из места, где отвалился этот кусочек штукатурки, которое находится недалеко, а так оно, видимо, и есть, поскольку иначе штукатурка превратилась бы в пыль, то я полагаю, что возможны только два места, – рассудил он. – Этот кусочек либо из Пирамидального Леса, либо из Колокольни Шести Свиней.

– Замечательно. – Рени повернулась к аббату: – У вас есть карта, чтобы посмотреть, как туда добраться? – Она посмотрела на стол, заваленный самыми разными планами. – Кажется, я задала глупый вопрос.

Не дожидаясь ответа аббата, Фактум Квинтус вдруг предложил:

– Вообще-то я могу показать вам оба места. Я просто загорелся мыслью написать работу по ремонту фасадов. – Он тряхнул головой. Его глаза смотрели вдаль, но в них полыхал огонь. – Это совсем неисследованная территория.

– Это далеко? – спросила его Флоримель.

– Никто и не мечтал провести категориальное исследование ремонтных работ, – пробормотал он, весь в мечтах о славе, которая другим и не снилась. – Да, да. Я пойду и хотя бы начну.

Аббат прочистил горло. Брат Фактум Квинтус это заметил.

– Если вы, Приморис и брат Главный Фактум, мне позволите. – На его лице появилось обиженное выражение, как у ребенка, которому не дали конфетку перед обедом. – Ну какой может быть вред от короткого похода к орнаментам Пирамидального Леса? Я уже на несколько месяцев впереди графика в работе по черепицам – я закончил с Говорящими Крышами и почти завершил предварительный каталог Наклонных Башен.

Аббат строго на него посмотрел, но в Фактуме Квинтусе жил ребенок, а взрослые ему потакали.

– Очень хорошо, – наконец произнес аббат. – Если брат Фактум Квинтус может вас проводить, я даю разрешение. Но ты не должен подвергать себя опасности. Ты принадлежишь Библиотеке, а не Коридорной Полиции.

Фактум Квинтус округлил глаза, но кивнул:

– Да, Приморис.

– Слава богу, – сказала Рени. Она почувствовала большое облегчение. – Тогда можно идти. Можно идти искать Мартину.

Код Дельфи. Начать здесь.

Я даже не знаю, достаточно ли громко я говорю, чтобы потом прослушать. Но громче говорить нельзя. Он ушел, но я не знаю, когда он вернется.

Страшнее человека я не встречала.

Он без труда захватил меня. Я даже не успела понять, что что-то не так, – святой боже, и это при моих способностях чувствовать его приближение! Но он нашел такое сочетание факторов – шум и жар от жаровни, беспорядочная беготня и смех детей, – что застал меня врасплох. Он свалил меня на землю, зажал горло рукой, и я сразу потеряла сознание. Окружающим, наверное, показалось, что кто-то упал, а другой пытается ему помочь. У него был повод поднять меня и унести. А может быть, он даже попросил сделать это кого-нибудь другого. Добрый самаритянин несет меня к гибели, не подозревая об этом. Он бросил меня на землю и придушил в считанные секунды одним движением руки. Он жутко силен.

Шею мне сдавила рука Квон Ли. Но это только усугубляет мое положение. Он находится в теле человека, которого мы знали, как нам казалось, будто злобный дух. Злой демон.

Мне нужно сделать паузу и подумать. Не знаю, как долго я еще смогу говорить.

Я нахожусь в комнате, в ней никого нет, как и в ранее посещенных нами помещениях, только она совсем маленькая, не больше пяти метров в длину и ширину и только с одной дверью, насколько я вижу, она находится в дальней стене. Я даже не знаю, в доме ли я еще, – я проснулась здесь и не помню, как здесь очутилась, – но она похожа на другие комнаты дома. Старинная мебель свалена в углу, в центре только один стул, на котором он сидел всего десять минут назад и весело рассказывал мне, какие ужасные вещи он может сделать со мной в любой момент. Мои руки связаны над головой какой-то тряпкой, а тряпка привязана к чему-то, чего я не вижу, возможно, к крюку люстры или к водопроводной трубе. Он привязал меня так, что я, по крайней мере, могу сидеть; руки болят, но могло быть хуже, особенно, если он оставил меня здесь надолго.

Мне очень страшно. Все, что я могу сейчас сделать… это стараться не плакать. Я еще держусь только потому, что знаю – мои друзья будут меня искать. Но я боюсь и за них, очень боюсь.

Он просто чудовище. Да, он – человек, но это только хуже. Если бы он был только набором шифров, созданным для определенных целей, тогда у него было бы не больше выбора, чем у автоматической двери, – ты наступаешь на коврик, перекрываешь луч, и дверь открывается либо закрывается. Но это – человек. Он сначала думает, потом совершает поступок. Он наслаждается ужасом другого и получает огромное удовольствие от этого. Я это поняла по его спокойствию – он опасается, что его радость выльется через край.

Великий боже, как я боюсь!

Нет, так не годится. Если мне суждено жить, я должна думать, думать беспрерывно. Нужно вспомнить все детали. Он может вернуться в любую минуту, и кто знает, что ему вздумается? Он разговаривал со мной, когда я пришла в себя, – он много чего сказал. Если у него и есть слабость, то это его любовь поговорить. Я подозреваю, что ему приходится молчать о самом для него важном, поэтому, когда предоставляется возможность поговорить с тем, кто не сможет выдать секрет, потому что не уйдет живым, он позволяет себе нарушить вынужденное молчание. А раз он раскрылся мне, значит… господи! Нет, я не могу об этом думать, я просто цепенею. Мне нужно сосредоточиться на том, где я нахожусь, что происходит и что мне делать, чтобы сбежать.

Но он преисполнен гордыни, как Люцифер, который возжелал слишком многого. Господи, помоги мне, пусть он заплатит за свою гордыню, за свое презрение. Пожалуйста…

Я продолжаю. Мне стыдно за мои слезы, но я не умею быть беспомощной, зато умею запоминать и постараюсь запомнить все, что он наговорил. Первое, что он сказал мне:

– Брось притворяться. Я знаю, что ты очнулась.

Я и сама не была в этом уверена.

– Я услышал, что ритм твоего дыхания изменился. Если будешь мне перечить, я не убью тебя, а сделаю так, что ты будешь жаждать смерти. Ты ведь знаешь, что я это могу. Вся эта симуляция очень реалистична, включая боль. Я знаю, я проверял.

Я сказала, что слышу его. Я старалась говорить спокойно. Но вряд ли мне это удалось.

– Хорошо, – сказал он. – Это только начало. Мы будем работать вместе, поэтому очень важно, чтобы мы хорошо друг друга понимали. И без фокусов. Никакого дерьма.

Он больше не говорил голосом Квон Ли, видимо отключил фильтры. Голос был мужским, с мягким австралийским акцентом, но под ним ощущался другой, более сильный и старый акцент.

– Что ты имеешь в виду под «работать вместе»? – спросила я. Он потряс головой – единственное движение в комнате.

– Дорогуша, – ответил он, – ты меня разочаровываешь. Я ведь не прохожий с улицы. Я тебя знаю. Я шел за тобой день за днем. Я спал рядом с тобой. Я держал твою руку. И если кто и знает, что ты можешь проделывать с сонаром или что там у тебя, так это я.

– Ну и? – спросила я его.

– У меня возникла проблема и мне самому не справиться. Видишь ли, я не отношусь к старомодным болванам, которым стыдно принять помощь от женщины. – Он захохотал, и если не слышать того, что он только что сказал, можно было бы подумать, что это смех приятного веселого молодого человека. – Ты же не заставишь меня объяснять все уловки, которыми я могу заставить тебя согласиться. Я прекрасно управляюсь с режущими и колющими штучками.

– Это я заметила, – сказала я в ответ, и хоть я и злилась, но надеялась его разговорить.

– Ты, наверное, имеешь в виду Сладкого Уильяма? – Он улыбался приятным воспоминаниям. – Я тогда выпустил ему кишки. Это был нож летающей девчонки. Жаль, что нельзя было взять его в следующую симуляцию, тогда бы вы до меня не добрались. А если б добрались, то недосчитались бы пальцев. – Он снова хихикнул. – Не волнуйся. Я уже достаточно осмотрелся в этой симуляции, чтобы не возникало таких проблем. Он вытащил из-за пояса жуткого вида нож. У ножа имелся эфес с чашечкой, как у сабли, но лезвие было коротким, толстым и тяжелым.

– Хорош, – сообщил он мне. – Режет кости как хлебные палочки.

Я втянула воздух, чувствуя, что согласна на все, только бы он не приближался ко мне с этой гадостью.

– Что ты от меня хочешь?

– Все просто, дорогуша. Мне нужно, чтобы ты помогла мне разобраться с зажигалкой. А чтобы не терять свое и твое время, хочу предупредить – и не думай, что я позволю тебе ей пользоваться или хотя бы приблизиться к ней. Но я хочу воспользоваться твоими способностями на полную катушку и получить максимум от находки. – Его широкая улыбка выглядела на лице Квон Ли как оскал черепа под кожей. – Я жадный малый, хочу всего.

А потом, забыв о том, что он говорил о потере времени, он начал подробно, в деталях, рассказывать о функциях человеческого тела и как каждая из них может принести невероятную боль. Он заверил меня, что все это и еще многое другое может случиться со мной, если я буду противиться или использовать свои штучки, – ну просто литания [25] отпетого негодяя из сетевого шоу. Его напряженная поза во время речи, сжимающиеся и разжимающиеся пальцы рук говорили мне, что все происходит на самом деле, что он не порождение симуляции, а психопат, попавший в мир, где нет наказаний. И что хуже всего, он пообещал, что сначала схватит Рени и остальных и проделает с ними то, что обещал мне, у меня на глазах.

Никогда до этого я никому не желала смерти, но, слушая, как он спокойным ровным голосом рассказывает, что он заставит маленькую Эмили кричать, пока выдержат голосовые связки, я представила, как мой гнев превращается в энергию, выходящую из меня, чтобы сжечь его заживо. Но новые способности, которые я приобрела в этой симуляции, были, увы, пассивными. Я слушала его рассуждения о том, какие мерзости он сделает, постепенно его голос стал переходить в бормотание, и я не разбирала слов.

Когда же он закончил, как я думаю, исчерпав свой порыв, он заявил, что уходит, и…

Помоги мне, боже, он возвращается. Он что-то тянет… или кого-то. Боже, помоги нам всем!

Код Дельфи. Закончить здесь.

– Глупее ситуации не придумаешь, – пробормотал Дель Рей. Длинный Джозеф взял на себя командование, поэтому Дель Рей забился за машину для уничтожения бумаг, а Джозеф расположился на переднем крае.

– Большего труса, чем ты, я не встречал, – ответил ему Длинный Джозеф, хотя и сам был далеко не спокоен. Он не волновался о киллерах, преследующих бура Дель Рея Чиуме, он не очень в них верил – они слишком походили на персонажей игры, и Джозеф так их и воспринимал. Но он знал, что больничный карантин – вещь серьезная. И если их поймают, они попадут в тюрьму, по крайней мере, на некоторое время. Он начал подумывать, не пора ли им туда, где лежали Рени и остальные.

– Надо было пристрелить тебя, когда была возможность, – буркнул Дель Рей.

– Но ты этого не сделал, – напомнил ему Джозеф. – А теперь заткнись.

Они прятались за бачками в гараже областной больницы, машин было совсем мало из-за карантина. Видя непреклонность Длинного Джозефа, Дель Рей связался с несколькими родственниками и соседями: если все пойдет как надо, они пройдут внутрь. Дель Рей настаивал, что это проще простого.

Длинному Джозефу было все равно. Клаустрофобия, которая побудила его бежать с военной базы Осиное Гнездо, почти прошла за время скитаний, а жажда, которая мучила его не меньше, уже несколько раз утолялась. Голова Джозефа работала сносно, и он начал подумывать, что, если вернется, ничего не добившись, но, изрядно выпив, Рени и остальные будут плохого о нем мнения.

«Даже этот Джереми будет задирать нос», – подумал он с отвращением.

Достаточно неприятно, если ваша дочь считает вас безответственным болваном, но позволить этому женоподобному существу так думать – хуже некуда.

Но если он вернется с новостями о Стивене, возможно даже об улучшении его состояния, все будет выглядеть иначе.

«Ах, папа, – скажет Рени, – я так волновалась, но сейчас рада, что ты пошел. Ты такой смелый».

Его вернул к реальности ощутимый удар локтем под ребро. Он начал возмущаться, но Дель Рей прижал палец к губам, умоляя молчать. Спускался лифт.

Из лифта появился санитар с тяжелой тележкой, груженной пакетами с медицинскими отходами: марлей, режущими инструментами и пустыми ампулами от лекарств. Пока санитар, похожий в своем защитном комбинезоне на астронавта, катил тележку к мусоропроводу в противоположном конце гаража, Дель Рей и Джозеф прокрались за бачком и кинулись к лифту. Дель Рей едва успел просунуть пальцы между дверей лифта, прежде чем они закрылись, лифт зазвенел, но санитар этого не услышал из-за тяжелой пластиковой маски.