Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Иноземье (№3) - Гора из черного стекла

ModernLib.Net / Научная фантастика / Уильямс Тэд / Гора из черного стекла - Чтение (стр. 20)
Автор: Уильямс Тэд
Жанр: Научная фантастика
Серия: Иноземье

 

 


В ту ночь, когда случилось ужасное, маленький Бето обнаружил подходящую машину в Ибор Сити. Это была новая модель, внушительная, с голографическим экраном, на котором искрящийся напиток выливался из бутылки, парящей над металлопластиковым ящиком в два с половиной метра высотой. Бето просто помешался от радости: он заявил, что этот автомат будет королем их стада. Чо-Чо был против кражи такой заметной машины, но все же позволил Бето и Искандеру сделать по-своему. В считанные минуты они подняли машину на платформу, которую позаимствовали в гараже, и поехали через город.

МКТА выпустила модель 6302-Б, которая должна была решить проблему, возникшую с предыдущей моделью; не только Чо-Чо и его друзья научились красть передвижные автоматы, поэтому корпорация стала посмешищем. Обеспокоенные руководители Международной торговой корпорации не понимали, что только усугубляют ситуацию.

Когда Чо-Чо и его напарники воспользовались вечерним затишьем дорожного движения и пытались перетащить машину через улицу – а они ведь были только мальчишки и, скорее всего, не смогли бы перетащить ее через поребрик, – машина 6302-Б пересекла границу своей территории, после чего включилась ее защитная система. Завыла сирена погромче, чем у «скорой помощи», замигали сигнальные огни, из отверстий в боку брызнула теоретически безопасная краска со светящимся ферментом, которая должна была пометить похитителей.

Искандеру краска попала в глаза. Напуганный воем сирены и внезапной слепотой, он отскочил от машины. Чо-Чо краска тоже попала в лицо, он как раз протирал глаза, когда завизжал Бето. Чо-Чо наконец смог открыть глаза и тут увидел Искандера, неподвижно стоящего в свете фар надвигающегося грузовика. Они не видели, что произошло, но звук удара был ужасен, Чо-Чо отпустил тяжелый автомат, надрывающийся воем. В следующее мгновение машина начала заваливаться, Чо-Чо не смог бы ее остановить – она была слишком тяжелой для него. Маленький Бето смотрел расширенными от ужаса глазами на то место, где только что стоял Искандер, и не видел падающей на него машины. Он исчез под ней, не издав ни звука.

Чо-Чо застыл, не в силах пошевелиться. Грузовик, сбивший Искандера, остановился в нескольких метрах на дороге, появились еще фары, машина затормозила, заметив лежащий на проезжей части мигающий огнями автомат. Чо-Чо опять обрел контроль если не над сознанием, то над телом. Он бросился в темноту к обочине и чуть не врезался в платформу, которая медленно скатывалась по наклонной дороге.

Международная корпорация торговых автоматов подверглась настоящему шквалу критики в прессе. Таблоидные сетевые каналы старались превзойти друг друга, сочиняя истории о том, как машина-убийца гонялась за ребенком по шоссе и уничтожила его, а потом раскроила череп другому. В течение месяца со дня происшествия корпорация объявила себя банкротом по статье 11 и продала свое имущество другой фирме. Хотя Чо-Чо предстояло пережить и другие трагедии – его мать и младшая сестра погибли от удушья годом позже из-за того, что водитель грузовика решил не выключать двигатель на ночь, чтобы не замерзнуть, а грузовик стоял прямо перед окном их полуподвальной конуры и наполнил ее угарным газом, – именно в ту ночь, когда погибли друзья, сформировалось его отношение к жизни.

«Все мы подвальные крысы, – это было единственное, что он позаимствовал у отца, убежав из дома и пробираясь на запад, где лето не такое жаркое, а полиция не такая бдительная. – Они загонят нас в угол, отравят. Они хотят нашей смерти».

Чо-Чо смотрел, как девочка уходит, низко опустив голову. Она шла медленно и печально, будто он сказал, что сожжет ее дом. И зачем только старик с ней связался. Старик был странным, но по-своему очень умным – он знал чертову уйму всякой всячины, – зачем же ему понадобилась помощь этой соплячки?

Потому что у него не было выбора, вдруг догадался он. Он бы предпочел стреляного воробья, как Чо-Чо, если бы мог, но они встретились позже. Когда же они встретились, он быстренько отправил девчонку к ее куклам.

Такие мысли наполнили мальчугана радостью, и он пошел через школьный парк упругой походкой, при этом Чо-Чо не забывал держаться за деревьями и избегать тропинок. Ему надоело питаться армейским рационом, который старый инвалид хранил в туннеле, но не настолько, все-таки лучше есть что-то, чем ничего. Такая еда была, безусловно, лучше тех подносиков в детской тюрьме, куда он попадет, если его поймают. Это если повезет, а то его могут отвести на базу и пристрелить – синие береты называют это снайперской охотой. Нельзя доверять людям, которые находятся у власти. Они очень сладко говорят в Сети, но Чо-Чо знал, что они не любят крыс.

Селларс был другим, однако Чо-Чо пока не понимал почему. Он вообще ничего не понимал в том, что было связано с человеком в инвалидной коляске. Старый калека прятался от военных, но делал это прямо под военной базой. У Селларса был ключ к какой-то сумасшедшей части Сети, которую Чо-Чо никогда не видел, – лучшей, чем игры или что-либо другое, – старик хотел, чтобы Чо-Чо выходил в эту Сеть, но у них не получалось, по крайней мере они не могли там оставаться достаточно долго. Селларс все время что-то бормотал, как бабушка Чо-Чо, жившая в горах около Гватемала Сити. Однажды дедушка возил его туда, чтобы он встретился со старушкой из индейской деревни, у которой не осталось ни одного зуба. Зато у нее была обезьянка на поводке, которая жила прямо в домике. Бабушка вроде бы обрадовалась внуку, но он не понимал ее языка и не мог попросить деда переводить все, что она говорит. Он никогда не забудет запах того места: вареная кукуруза и обезьяньи испражнения.

У Селларса было не лучше, только что, слава Богу, никаких обезьянок. Однако бормотание Селларса, даже если тот говорил на языке, понятном Чо-Чо, разобрать было невозможно – он разговаривал сам с собой о своем саде, будто у него все еще был дом, или бормотал слова типа «платформа» или «конструкция», будто у него не было дома, а он хотел его построить. Это было забавно, потому что если и был на свете человек, который не только не может ударить молотком, но и поднять его, то это был Селларс. Его руки были тоненькими, как пачки, иногда ему с большим трудом удавалось дышать, даже с помощью того «кислородного состава», что постоянно кипел на огне и напоминал отвратительное мыло. Тогда Чо-Чо не мог уснуть из-за сопения и кашля старика.

Забавно. Он не хотел, чтобы старик умер, хотя тот и старый калека. И не потому, что тогда Чо-Чо придется одному прятаться от военных, а девчонка не станет носить еду. Селларс разговаривал с ним как-то странно, но Чо-Чо не мог понять, в чем это выражалось. То ли Селларсу нравился Чо-Чо, то ли еще что. Чо-Чо, конечно, было виднее. Люди вроде Селларса, белые люди, у которых был свой дом – или когда-то был дом, не важно, – не любят уличных крыс. Они говорят, что любят, если это сетепередача о том, как плохо, что есть нищие, или если государство открывает очередной благотворительный центр. Но на самом деле никто не хотел тратить время на маленького грязного мальчишку с выбитыми зубами и язвами на руках и ногах, которые постоянно сочились.

Но Селларс точно был не как все. Он разговаривал ласково и называл Чо-Чо «сеньор Изабаль». Когда Селларс впервые назвал его так, Чо-Чо чуть не опрокинул инвалидное кресло, и это не было в шутку, по крайней мере, Чо-Чо не почувствовал насмешки. Селларс благодарил его за все, что тот делал для него. Какое-то время Чо-Чо думал, что старик просто педофил, с чего бы иначе ему возиться с этой кошечкой Хрустабель или как ее там? Тогда он нашел металлическое лезвие в одном из мусорных баков на базе и всегда сжимал в руке обмотанный изолентой конец, ложась спать. Но Селларс не делал никаких попыток.

Так, может быть, он просто чокнутый старик? Но если это так, как ему удается попадать в такое удивительное место – место, лучшее, чем Сеть, в которое Чо-Чо ни за что бы не поверил, не побывай он там? И почему Селларс отправляет Чо-Чо в Сеть, только когда тот заснет? Наверное, у него есть какая-то большая станция подключения, и он не хочет, чтобы Чо-Чо ее видел, потому что она ужасна? Все это было так странно, что где-то должно быть связано с деньгами, а значит, Чо-Чо не должен упустить свое. Когда ты – крыса, то хватаешь все, до чего можешь дотянуться, при любой возможности. Кроме того, ему необходимо все разузнать на случай, если старик умрет, чтобы Крыса Чо-Чо мог сам находить то место в Сети, такое сладкое и дикое.

– Значит, очки у ее отца…

Селларс старался скрыть дрожь в голосе – новость была крайне неприятная. Он, конечно, сильно рисковал, давая очки девочке, но когда он это делал, у него не было другого выбора – либо он давал ей очки, либо постоянно назначал встречи в условленном месте. Как долго можно встречаться с ребенком, не привлекая чужого внимания?

Чо-Чо пожал плечами:

– Так она сказала.

Сегодня его мысли совсем не прочитывались. В лучшие времена мальчишка был как бы окутан темным облаком подозрительности и озлобленности, но их можно было видеть. Селларс часто задумывался над безнадежностью своего дела. Но наиболее остро чувствовал это, когда думал о своих помощниках в реальном мире: школьнице, дочери главного охотника за ним, и мальчишке чуть постарше, который годами не имел приюта. Сейчас этот мальчишка отрывал зубами уголок пакета с пудингом из военного пайка, он явно намеревался высосать его через дырочку, как шимпанзе сосет мозговую косточку.

Селларс вздохнул. Он устал, ужасно устал, но скоро грянет беда. Возможно, он уже опоздал. Очки-Сказочники будут подвергнуты исследованию: если кто-то посмотрит на детали, которые Селларс собирал целых два года, тайком манипулируя почтовыми заказами и стирая записи в компьютере базы, они быстро поймут, что зона действия устройства очень-очень ограничена. Даже если Кристабель не сломается под жестким давлением, ее отец и персонал базы поймут, что тот, кто пользовался узконаправленным прибором, находится либо прямо над ними, либо под ними.

Если бы он был трусом, Селларс бы испугался. Опасность исходила также от Якубиана и – отец Кристабель и его подчиненные могли этого и не знать – Братства Грааля. Все закончится в считанные часы, как только будут сделаны выводы. И тогда Селларсу останется лишь убить себя и уничтожить записи, если успеет. Не исключено, что процесс уже пошел.

Он постарался успокоиться, вспоминая свой виртуальный сад с переплетающимися растениями. Все было непросто не только для него, но и для его противников. Нужно просто начать действовать. И объектом действия должен стать отец Кристабель, майор Соренсен. Если бы у Селларса была удивительная операционная система, как у Братства, он мог бы добраться до майора, загипнотизировать его, когда тот выйдет в Сеть, и управлять его сознанием. Можно было бы заставить очки исчезнуть, а воспоминания о них стереть. Конечно, для этого нужно иметь желание вторгаться в сознание человека, рисковать психическим здоровьем отца Кристабель, а может, и его жизнью.

Селларс посмотрел на чумазое лицо Чо-Чо, перепачканное шоколадным пудингом, размазанным по щекам. Есть ли разница в использовании невинной Кристабель или этого мальчика, тоже невинного, по сравнению с самим Селларсом, и ковырянием в мозгу взрослого человека?

– Пора сделать выбор, сеньор Изабаль, – сказал он вслух. – Как говорил мой друг сеньор Йейтс [27]:


Старик – ничто, совсем как пыль,

Лишь вешалка для своего пальто.

Когда душа его молчит, и не поет

О каждой дырке на пальто его души.


Пальто ведь не намного более истрепаны, чем мы с тобой?

Чо-Чо уставился на него, машинально вытирая рот, отчего перепачкал еще и руку.

– Что?

– Так, немного поэзии. Мне нужно сделать выбор. Если я сделаю неверный выбор, могут случиться очень неприятные вещи. Если я сделаю правильный выбор, все равно могут случиться неприятные вещи. Тебе приходилось делать такой выбор?

Мальчик смотрел на него сквозь свои густые ресницы, похожий на зверька, готовящегося к защите или драке. Наконец он заговорил:

– Постоянно – и так плохо, и эдак. Тебя все равно в конце концов поймают. Всегда.

Селларс кивнул, а в душе у него была боль.

– Наверное, поймают. А теперь слушай, мой юный друг, я скажу, что ты должен передать девочке.


Казалось, что прошло не четыре часа, а четыре дня с тех пор, как она вернулась из школы. И все это время она думала о том, что сказал ей ужасный мальчик. Она даже не могла быть уверена, что это были слова мистера Селларса. А что, если этот Чо-Чо наврал? Что, если мистер Селларс был действительно болен, а мальчишка просто хотел навредить? Она как-то слышала в сетепередаче, что такие мальчишки не верили в закон, а это значило, что они могут воровать и обижать людей. Он ведь давил на нее, он хочет избавиться от нее.

Ей очень захотелось пойти к мистеру Селларсу и спросить его самого, но мама была рядом, у кухонного стола, и даже, несмотря на это, постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что Кристабель может попытаться удрать.

Она делала уроки, но мысли ее постоянно путались, и она никак не могла решить задачки на дроби, никак не могла вспомнить, где числитель, а где знаменатель. Поэтому вставляла цифры наугад, а потом стирала резинкой раз за разом.

– Как, получается, милая? – спросила мама самым ласковым голосом, на какой была способна, но в нем все равно чувствовалось беспокойство, которое не проходило уже много дней.

– Нормально, – ответила Кристабель, хотя все было наоборот.

Она боялась, что папа придет домой вовремя. И она ужасно боялась, что если он придет вовремя, случится что-то страшное, и их жизнь никогда не будет нормальной.

И все равно отец пришел в жутком настроении, он споткнулся о ведро с водой на крыльце, а ведро не должно было там стоять. Мама извинилась, потом папа извинился, но плохое настроение осталось. Он едва сказал «привет» Кристабель, ушел в кабинет и закрыл дверь.

Кристабель посмотрела на настенные часы, висящие над раковиной, и увидела, что осталось две минуты. Девочка налила себе воды в стакан, но пить не стала: она застыла, глядя на картинки на холодильнике, хотя видела их каждый день.

– Я пойду и поговорю с папой, – наконец решила она.

Мама внимательно на нее посмотрела, как она делала, если Кристабель говорила, что неважно себя чувствует.

– Зайка, может, он хочет побыть один?

– Я хочу с ним поговорить. – У нее слезы навернулись на глаза, но нельзя было это показать. – Я всего лишь хочу с ним поговорить, мама.

И совершенно неожиданно – Кристабель чуть не закричала от испуга – мама опустилась на колени и обняла ее.

– Хорошо, зайка. Пойди, постучи в дверь и спроси. Ты же знаешь, как мы тебя любим.

– Конечно. – У Кристабель и так кошки на душе скребли, а после этих слов об их любви стало и того хуже. Она выскользнула из рук матери и пошла к кабинету отца.

Она смогла заставить себя постучать только потому, что знала, осталось совсем мало времени. Дверь кабинета казалась ей входом в пещеру дракона или в дом с привидениями.

– Папа, можно войти?

Он ответил не сразу, а когда ответил, голос его был усталым.

– Конечно, маленькая.

Он налил себе выпить. Хотя было слишком рано для этого. Он сидел в своем вертящемся кресле, а весь настенный экран занимали различные отчеты. Хотя он снова не забывал бриться, лицо отца выглядело старым и печальным. У Кристабель сжалось сердце.

– В чем дело? Пора ужинать?

Кристабель вздохнула. Она попыталась подобрать слова для молитвы, в которой можно было бы попросить бога сделать так, чтобы мистер Селларс в самом деле послал ей весточку, лично, а не через этого мальчишку с гнилыми зубами. Но в голову пришло только «сейчас я отправляюсь ко сну», что явно не подходило.

– Папа, мои Очки-Сказочники все еще у тебя?

Отец медленно повернулся к ней:

– Да, Кристабель.

– Здесь?

Он кивнул.

– Тогда… Тогда… – Было очень трудно решиться. – Тогда тебе лучше надеть их, потому что тот человек, что дал мне их, хочет с тобой поговорить.

Она посмотрела в угол настенного экрана, где высвечивалось время – 18.29.

– Прямо сейчас.

Глаза отца округлились, он начал что-то говорить, но посмотрел на часы и вытащил ключи из кармана пиджака. Он открыл ключом нижний ящик и вытащил черные пластиковые Очки-Сказочники.

– Я должен их надеть? – спросил он.

Он говорил спокойным голосом, но было в нем нечто, что путало, что-то твердое и холодное, как нож под простынкой.

Когда он надел очки, стало еще хуже – она не видела его глаз. Отец стал похож на слепца. Или на жука, а то и пришельца из космоса.

– Я не знаю… – начал он, потом остановился. Долго было тихо. – Кто вы? – наконец сказал он, шипя от злости, как змея.

Поскольку его лицо было повернуто к ней, на мгновение Кристабель показалось, что отец обращается к ней. Вскоре он заговорил уже другим голосом:

– Кристабель, тебе лучше выйти.

– Но, папа…

– Ты меня слышала. Иди скажи маме, что я собираюсь немного поработать.

Кристабель поднялась и пошла к двери. Сначала было тихо, но, закрывая дверь, она услышала голос отца:

– Хорошо. Покажите.

Он не выходил.

Прошел час. Мама Кристабель сначала рассердилась на выходку отца, а потом начала по-настоящему злиться. Она подошла к двери кабинета и постучала, но папа не ответил.

– Майк? – позвала она и потрясла дверь, но та была закрыта. – Кристабель, чем он занимался?

Кристабель показала, что не знает. Она боялась, что если заговорит, то расплачется и не сможет остановиться. Она знала, что произошло, – отвратительный мальчишка что-то сделал с очками. Он убил папу. Кристабель лежала лицом в подушку, а мама шагала взад-вперед по комнате.

– Это просто смешно, – говорила мама. Она снова подошла к двери. – Майк! Ну, прекрати, ты пугаешь меня!

В ее голосе зазвучала какая-то страшная нотка, сначала тихая, потом все громче, как бывает, когда начинаешь рвать бумагу.

– Майк!

Кристабель начала плакать, слезы капали на подушку. Она не хотела поднимать голову. Она хотела, чтобы все кончилось. Она во всем виновата. Во всем виновата…

– Майк! Сейчас же открой дверь, или я позову военную полицию! – Теперь мама уже колотила ногой в дверь, удары были похожи на шаги великана, и Кристабель разрыдалась еще сильней. – Майк, пожалуйста! О господи, Майк!

Что-то щелкнуло. Мама прекратила кричать и пинать дверь. Было очень тихо.

Кристабель села, протирая глаза, слезы и сопли затекали в рот. Папа стоял в проеме двери и держал очки в руках. Он был белый как мел. Будто только что вернулся из космоса или из страны чудовищ.

– Мне… мне очень жаль, – сказал он. – Я… – Он посмотрел на очки – Я… был кое-чем занят.

– Майк, что происходит? – спросила миссис Соренсен. Страх не совсем отпустил ее.

– Расскажу позже. – Он посмотрел на нее, на Кристабель, но никаких признаков гнева на лице не было. Он потер глаза.

– А как же… как же ужин? – засмеялась мама. Смех был натужным, неестественным. – Цыпленок, наверное, весь высох.

– Знаешь, – сказал он, – удивительно, но я не очень голоден.

ГЛАВА 14

СТРАНА БАНДИТОВ

СЕТЕПЕРЕДАЧА/РАЗВЛЕЧЕНИЯ: Трипорт подает иск но группу.

(изображение: Трипорт навещает детей в больнице)

ГОЛОС: Клементина Трипорт, которую часто называют Святой из Санкт-Петербурга за ее заботу о русских бездомных детях, подает иск в суд на руководителей группы «Как же я смогу вас оплакивать, если вы не сидите в вашей норе?» Она обвиняет их в использовании ее имени и имиджа в релизе «Мясо есть деньги, а дети дешевы», где они предполагают, что мясо уличных детей может с успехом заменять дорогое мясо животных. В релизе упоминается, что ее приют «Золотое Милосердие» торгует детьми как раз с этой целью. Трипорт не дает комментариев для прессы, но адвокат Трипорт говорит, что «ее очень огорчает эта ситуация».

(изображение: Чивак, звукооператор группы КЖЯСВОЕВНСВВН, на фоне рекламного ролика релиза)

ЧИВАК: «Нет, мы откровенны с Клемми. Мы считаем, что она дока в этом. Это как признание, понятно? Она мыслит вперед, мы точно знаем».


Рени билась над головоломкой, которая не давала ей покоя и очень огорчала ее как программиста.

«Как создать доброту?»

Они распрощались с братьями-библиотекарями после короткой ночи без отдыха и раннего завтрака в Трапезной. Рени не могла не удивиться щедрости, проявленной монахами, – явно превышающей компенсацию за их невольную роль в исчезновении Мартины. Очень необычно, что запрограммированные существа так старались угодить пришельцам, и Рени размышляла, как такое могло случиться.

«Это не гнев, который программируется простой враждебной реакцией на любое отступление от нормы, – размышляла она, пожимая руку аббата на прощание. Брат Эпистулус Терциус, стоящий рядом, выглядел несколько удрученным, хотя Рени не сомневалась, что он рад остаться дома. – Дело в том, что доброте даже трудно дать определение, а тем более сделать ее частью ответной реакции не просто на уровне заданных фраз».

Аббат наклонился к ней и сказал:

– Вы ведь позаботитесь о брате Фактуме Квинтусе? Он умен, но… иногда как ребенок. Нам бы не хотелось, чтобы с ним что-нибудь случилось.

– Мы будем заботиться о нем, как о каждом из нас, Приморис.

Аббат кивнул и выпустил ее руку. Все закончили прощание, спутники Рени были несколько печальны, кроме !Ксаббу, который изо всех сил старался казаться обезьяной. Доброта библиотечных братьев была искренне теплой, им редко случалось встретить такую, поэтому так трудно было уйти, хотя Мартина нуждалась в помощи в первую очередь. Только суетливый Фактум Квинтус не участвовал в прощании, он что-то бормотал себе под нос, шагая по комнате взад-вперед, ученый явно хотел побыстрее отправиться в путь.

«Искренняя доброта – опять она. Как она может быть искренней? Ведь эти люди вовсе не реальны, они – программа».

Сеть испытывала разные подходы к нервной системе, пока не нашла подходящий, но как она решила, что доброта – удачный подход? Иногда на доброту отвечают предательством, как Квон Ли, которая воспользовалась гостеприимством братьев для своих целей.

Впервые Рени захотелось добраться до механизма сети Грааля, до этого Иноземья. Изначально она предполагала, что Сеть, созданная Братством на их деньги с их ресурсами, просто больше, изображение сложнее, чем в симуляциях других сетей, – больше деталей, больше выбора, более сложные сюжеты для симуляций. Но теперь она задумалась, а не было ли это чем-то иным и более странным?

«Нет ли чего-нибудь про подобные системы в теории сложности? – Она засмотрелась на золотистую пыль, кружащуюся в столбе света, пытаясь вспомнить далекие годы учебы. – Дело не в том, что они могут плохо получиться, как Синдром Больного Дома, они могут развиваться, могут усложняться, становиться нестабильными и неожиданно перейти в другое состояние одним скачком…»

– Рени? – Флоримель не могла скрыть нетерпение в голосе, но для нее это могло сойти за приветливый вопрос. – Ты же не собираешься торчать тут, созерцая книжные полки, все утро?

– Хорошо, хорошо. Пошли.

Она потом додумает, она пообещала себе не забыть про это.

Книжный Рынок был, по-видимому, явлением постоянным, сейчас его жизнь была в самом разгаре: им понадобилось не меньше часа, чтобы пробраться через толпу. Рени не могла отделаться от чувства, что за ними следят, хотя не могла поверить, что Квон Ли, чье присутствие обнаружено, станет рисковать, приближаясь к ним. Тем не менее, она вся сжалась как под взглядом всевидящего ока. В отсутствие Мартины Рени могла бы обсудить свои ощущения с !Ксаббу, но тот продолжал изображать из себя животное, и не было никакой возможности уединиться где-нибудь в безлюдном коридоре, чтобы поговорить: Фактум Квинтус летел на всех парусах, при этом ни на минуту не прекращая монолога о различных архитектурных достопримечательностях, о материалах и методах их создания.

Группа вернулась к реке и пошла по проходу вдоль нее; они долго пробирались через бедные и богатые поселения. Минуты превратились в час, потом еще один, у Рени появились сомнения на счет их проводника. Мало вероятно, что человек, взявший сим Квон Ли, стал бы тащить похищенную Мартину так далеко.

Фактум Квинтус остановил шествие.

– Длинное получилось путешествие. – Он будто прочитал ее мысли. – Видите ли, с нашего уровня легче подняться к Колокольне Шести Свиней. Легче, но дольше. Мы можем пройти по верхним этажам к Игольчатому Лесу. Поэтому сначала мы пройдем к дальней площадке. Колокольня сама по себе представляет интерес, хотя…

– Наш друг находится в большой опасности. – Рени не перенесла бы еще одну лекцию о каменных кладках. – Сейчас нам не нужно интересного. Каждый час может оказаться решающим.

Фактум Квинтус поднял длинную худую руку:

– Конечно. Решающим. Я просто знакомлю вас с моим методом.

Он с достоинством повернулся и пошел вдоль реки. Флоримель отстала от Т-четыре-Б и Эмили.

– Я рада, что ты это сказала, Рени. Какое облегчение узнать, что мы не туристы на экскурсии по городу.

Рени покачала головой:

– Мы даже не подумали, что будем делать, когда найдем ее, если найдем.

– Не стоит так волноваться, пока нет информации. Сначала нужно увидеть, что происходит.

– Ты права. Просто… Я очень беспокоюсь. Мне все время кажется, что за нами наблюдают.

– У меня тоже такое чувство. – Флоримель усмехнулась, увидев выражение лица Рени. – Совсем неудивительно. Мне кажется, мы с тобой очень похожи – вечно беспокоимся о других. И всегда отвечаем за безопасность других. – Она похлопала Рени по руке, довольно неловко. – Наверное, поэтому мы не ладили. Двум людям, привыкшим к одному положению, трудно поладить.

Рени не была уверена, что сравнение ее с Флоримель было комплиментом, но она решила отнестись к нему благосклонно.

– Возможно, ты права. Но ты чувствовала… то же? Что за нами наблюдают, даже преследуют?

– Да. Но я ничего не заметила. Мне очень жаль, что Мартины нет с нами. Я хочу сказать, что без нее я ощущаю себя слепой, но боюсь, что это звучит как глупая шутка.

Рени покачала головой:

– Нет. Это правда.

– Я пойду обратно к молодым. Я чувствую себя уютнее рядом с ними.

Сначала Рени подумала, что Флоримель имеет в виду, что ей уютнее рядом с вооруженным и внушительным Т-четыре-Б, но тут же поняла, что та говорит совсем о другом.

– Я чувствую то же. Ответственность – иногда это утомляет.

Флоримель снова улыбнулась, на этот раз мягче.

– Наверное, мы не можем без этого жить.

Вскоре Фактум Квинтус провел их за изгиб реки, то, что они увидели, напоминало вход в пещеру из полированного мрамора, на огромном белом полу были разбросаны мелкие строения.

– Это Великая Речная Лестница, – объявил монах. – До чего же давно я здесь не был.

Рени действительно увидела нижние ступени гигантской лестницы, которая уходила вверх от реки. Более поздние постройки с двух сторон, сделанные наспех из дерева или необработанного камня, почти полностью скрывали великолепие лестницы.

– Но… люди все здесь застроили, – удивленно заметила Рени. – Посмотрите, даже на ступенях – лачуги.

Брат Фактум Квинтус пристально посмотрел на нее, на миг его угловатое уродливое лицо отразило удивление.

– А кто им может помешать? – спокойно спросил он. – Дом ведь существует для тех, кто в нем живет. Да, так. Строители, если таковые существуют, никогда не возражали против новых обитателей.

– Но вы ведь любите старину. Разве вас не огорчают подобные постройки? – Рени чего-то не понимала, но не знала чего. – Разве не следовало сохранить прежний вид?

Монах кивнул:

– В идеальном доме нам, монахам, следовало бы выбирать, где люди могут жить. Да, и оставлять лучшие места для исследований. – Он на минуту задумался. – Но это, наверное, привело бы к злоупотреблениям: только Дом может быть совершенен, а людям свойственно ошибаться.

Уязвленная, Рени опустила голову и пошла вслед за Фактумом Квинтусом вверх по ступеням, которые стали намного уже из-за неуклюжих построек, примыкающих к стене и балюстраде. Немногие из этих лачуг имели обитаемый вид, но Рени видела огни и слышала голоса, доносящиеся из них. Это похоже на колонию кораллов, подумала Рени. Если сравнивать с человеческим жильем, они напоминали городские трущобы или землянки в Дурбане.

«Люди всегда найдут, где поселиться, – подумала она, – и в этом все дело».

По мере их продвижения вверх лачуг становилось все меньше, а когда путники поднялись на три-четыре этажа, лестница полностью очистилась. Видимая теперь резьба оказалась великолепной, что-то сродни церковному барокко, но Рени могла разобрать изображение только на нескольких фрагментах – человеческие фигуры, какие-то плохо узнаваемые формы, и о многих можно было только догадываться, откуда они взяты.

– Кто это все сделал? – спросила она.

Фактум Квинтус явно обрадовался вопросу.

– А, да, конечно. Я знаю, что многие считают, что это работа самих строителей, но это все сказки. Дом полон подобных небылиц. Лестница, на самом деле, древняя, датируется периодом Первой Посудной Войны или даже раньше, но никаких документальных сведений о ней нет. – Он показал на балюстраду. – Видите? Когда-то здесь была позолота. Давно слезла, очень давно. Наверняка соскоблена и переплавлена на монеты и украшения. Но самые старые строения, о которых мы знаем, не имели такого декора. Это было много веков тому назад. Тогда строили из камня, из больших глыб, скрепленных раствором – удивительный состав…

И он снова завел свою песню; затараторил, засыпая их сведениями о Доме, а Рени и ее спутники плелись за своим гидом вверх.

Утро перешло в день. Большая лестница осталась позади, но Фактум Квинтус исчерпал тему не раньше, чем они поднялись еще на несколько этажей. У Рени сдавали ноги и иссякали силы. Только для !Ксаббу, который передвигался на четвереньках, подъем оказался легким.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49