Думать о вступлении уже некогда.
      На этот раз у меня не монитор, а телевизор. Вместо антенны - кусок провода. То, что я вижу на экране, больше всего похоже на поверхность лужи во время Дождя. Какие-то пузыри. Впрочем, если отодвинуться подальше, что-то видно, но тогда микрофон оказывается слишком далеко.
      В моем распоряжении несколько минут, чтобы сосредоточиться. Попеременно напрягаю мышцы ног, брюшной пресс, гримасничаю и даже шевелю ушами. Говорят, что при этом увеличивается потребление кислорода.
      Ты снова тут, ты собран весь, Ты ждешь заветного сигнала Сигнал - это позывные "Горизонта". Почему-то их еще нет. Вероятно, у меня неправильные часы. Что ж, можно еще погримасничать. Кислорода, побольше кислорода!
      Под ухом бухает пушка. От испуга я чуть не падаю со стула. Двенадцать часов,- значит, передача уже идет. Тут я вспоминаю, что в телевизоре выключен звук.
      Гляжу на экран. Там что-то маячит. Отодвигаюсь назад и вижу, что это мое лицо. Интересно, сколько же времени я в кадре? Видели ли зрители мои гримасы? Борода у меня смята набок, но перед объективом прихорашиваться нельзя. Поднимаю глаза на камеру и что-то бормочу. Кажется, сошло!
      Дальше все похоже на кошмар. Телевизор барахлит. Звука мне не полагается по акустическим соображениям, а изображение такое, что хоть плачь! Все кадры из студии идут не в том порядке, как я думал. Вижу канареек и вспоминаю, что, кажется, нет фонограммы их пения. Мелькает мысль почирикать за них в микрофон, но я ее гашу.
      Думать некогда, нужно все время говорить. Почему-то передо мной три варианта сценарного плана. Все они разные. Кажется, передача идет по третьему варианту, но все сведения об участниках у меня записаны на первом.
      Из-за кустов мне видна часть реки. Там тонет лыжник. Два катера пытаются его подобрать. На экране ничего не разберешь. На всякий случай это событие не комментирую.
      Гляжу на часы. Слава богу, передача идет к концу.
      Теперь уж меня врасплох не поймают. Я освоился со сценарным планом.
      Принимаю непринужденную позу и готовлюсь предстать перед зрителями в заключительном эпизоде. Тут мне машет оператор и показывает, чтобы я бежал на берег. Зачем? Ага, вероятно, режиссер хочет подать меня на фоне Ростральных колонн. Я изрыгаю проклятье и мчусь через мокрые кусты. В руки мне суют микрофон. Оператор дает отмашку. Делаю интеллигентное лицо и начинаю говорить. Мне снова машут, чтобы я заткнулся. Показывают, что не работает микрофон. Я стою, не зная, что делать. К счастью, глазок камеры не светится. Очевидно, режиссер другой камерой дает в это время лирические пейзажи. Мне суют новый микрофон. Снова отмашка. Камера работает. Я не знаю, что из того, что я говорил, пошло в эфир, а что нет. На всякий случай повторяю сначала.
      Все, передача окончена. Бреду в автобус. Там режиссер звонит в студию.
      Выясняет, пускали ли нас в эфир или все это мы делали для собственного развлечения.
      Это меня уже не интересует. Забираю свои вещи и отправляюсь домой.
      Всего хорошего, друзья! До новых встреч в эфире!
      Бедный Стригайло Фантасмагория :А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право,есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, - редко, но бывают.
      Н. В. Гоголь. Нос.
      Утро началось с привычных звуков. Сначала за стеной раздался бодрый марш, сменившийся приглашением подготовиться к зарядке, затем в коридоре послышались тяжелые шаги и хриплый кашель. Сердито заворчал сливной бачок в уборной. Тонко запела труба в ванной. Из кухни доносилось хлопанье крышки кипящего чайника.
      Все это свидетельствовало о том, что старушка Земля сделала еще один оборот вокруг своей оси.
      Марий Феоктистович Стригайло - конструктор института "Хипхоппроект"
      перевернулся на спину и втянул ноздрями воздух. Волна утренних ароматов жареного лука и подгоревшей каши еще не докатилась до его комнаты. Значит, можно полежать минут пять с закрытыми глазами.
      Итак, сегодня - пятое сентября тысяча девятьсот... вот, черт! Большая муха уселась на щеку Мария Феоктистовича, чтобы почистить лапки. Стригайло, скосив рот, сдунул непрошеную гостью. Потревоженная муха, жужжа, начала описывать круги над его головой, присматривая новое место для посадки.
      Марий Феоктистович приоткрыл один глаз, прицелился и сделал движение рукой, пытаясь поймать назойливое насекомое.
      Здесь автор вынужден прибегнуть к небольшому отступлению.
      Дорогой читатель! Если ты не в духе, утомлен или скептически настроен словом, если у тебя нет желания в этот момент покинуть привычную уютную обстановку и отправиться в красочный, но полный опасностей мир фантастики, брось эту книгу. Ты можешь найти забвение от забот трудового дня, просматривая вечернюю газету или услаждая свой слух волшебными звуками, льющимися из радиоприемника. Пусть твою душу волнуют причудливые хитросплетения острых комбинаций у врат "Динамо" на голубом экране телевизора. Листай страницы толстого производственного романа, и перед тобой встанет суровая явь фабрично-заводских будней, где любовь простых людей похожа на борьбу за выполнение плана, а труд поэтичен и нежен, как медовый месяц новобрачных. Наконец, ты можешь просто пригласить приятелей и расчертить пульку, уйдя в таинственное царство прекрасных дам, мужественных королей и дьявольски коварных валетов.
      Автор ничуть не обидится, потому что события, о которых он собирается тебе поведать, - попросту досужий вымысел его фантазии, игра воображения, скорее скептического, чем восторженного.
      Но если ты, читатель, затаив дыхание, глядишь на окружающие тебя чудеса, если привык в капле воды угадывать тайны более жгучие, чем те, что ждут исследователей далеких планет, если ты твердо убежден, что величайшая загадка Вселенной - это Человек, доверься мне, и мы с тобой станем свидетелями удивительнейших событий, последовавших за пробуждением Мария Феоктистовича Стригайло - конструктора института "Хипхоппроект". Ну как, согласен? Отлично!
      Сумею ли я передать изумление Мария Феоктистовича, когда его правая рука, вместо того чтобы выполнить задуманный маневр по пленению мухи, взметнулась к потолку, разбила стеклянный абажур и снова хлопнулась на кровать?
      Все это было бы похожим на сон, если бы на полу не валялись осколки абажура, а между пальцами Мария Феоктистовича не выступили бы капельки крови.
      Стригайло, откинув одеяло, сел, чтобы внимательно осмотреть остатки абажура, раскачивающегося под потолком, и невольно вскрикнул. Его голова, подобно шарику на резинке, описала полукруг и, пребольно ударившись о потолок, вновь очутилась на плечах своего владельца.
      "Что за дьявольщина?"
      Марий Феоктистович снова лег, пытаясь привести мысли в порядок.
      Собственно говоря, что произошло? Каким-то необъяснимым образом его руки и шея приобрели способность неограниченно удлиняться. Но почему?
      Он зажал пальцы левой руки зубами и растянул их на добрых полметра.
      Разжав зубы, Стригайло убедился, что пальцы с легким щелканьем вернулись в нормальное состояние. Казалось, что они сделаны из очень мягкой резины.
      Помедлив немного, Стригайло выпростал правую ногу из-под одеяла и рывком вытянул ее по направлению к противоположной стене. Босая ступня мягко шлепнулась о цветастые обои и вернулась назад, преодолев расстояние в пять метров.
      "Странно", - подумал Стригайло.
      Следует сказать, что наш герой, как человек практический, был начисто лишен воображения. Не далее как вчера, беседуя во время обеденного перерыва с сослуживцами, он похвалялся тем, что в жизни не брал в руки галиматьи, которую изволят писать фантасты, потому что предпочитает пойти в кино посмотреть хороший фильм, чем забивать себе голову всякими идиотскими выдумками.
      Черт знает что! Надо же, чтобы такая дичь случилась именно с ним! Да и вообще, что это все может означать?!
      Впрочем, потренировавшись некоторое время, Марий Феоктистович убедился, что, не делая резких движений, он все же может управлять своими членами. Ему даже удалось сделать несколько осторожных шагов по комнате. Как будто все было в порядке. Однако, когда он повернул шею, чтобы взглянуть на часы, стоявшие у изголовья кровати, его голова вновь метнулась по комнате, сбив с полки фарфорового слоника.
      "Фантасмагория!"
      Самым удивительным было то, что при всем этом мир, окружавший Мария Феоктистовича, отнюдь не потерял присущих ему черт объективной реальности.
      Об этом свидетельствовали хотя бы стрелки часов, настойчиво напоминающие, что пора отправляться на службу.
      Стригайло с превеликой осмотрительностью, избегая резких движений, оделся, расчесал перед зеркалом волосы и, осторожно ступая, вышел на улицу, настолько расстроенный, что даже забыл попить чаю.
      На трамвайной остановке толпилось много людей. Большинство из них были постоянные утренние попутчики, давно примелькавшиеся лица, как всегда напряженные и озабоченные перед битвой за посадку.
      Все шло как обычно. Уже вихрастый юноша, упершись углом чемоданчика в пах Стригайло и локтем левой руки в грудь девушки со взбитой прической, расширял плацдарм для наступления, уже толстяк с вечно невыспавшейся физиономией, пыхтя, пробирался по чужим ногам, уже были высказаны первые лестные замечания в адрес отцов города, добиравшихся в присутственные места на персональных машинах. Словом, налицо были все признаки того, что через несколько секунд автоматически открывшиеся двери примут в лоно трамвая новую партию бедолаг.
      Обеспокоенный утренним происшествием, Марий Феоктистович упустил свое обычное место на стоянке, откуда он уже восемь лет, подобно вратарю, бросающемуся за мячом, прыгал, чтобы ухватиться за спасительный поручень.
      Кажется, сегодня, вдобавок ко всем свалившимся на него бедам, еще грозило опоздание на службу со всеми вытекающими из этого чрезвычайного происшествия последствиями.
      Так и есть! Теперь нашему герою оставалось только наблюдать, как поток счастливцев бурлил у входа, опровергая представление о непроницаемости, выдуманное чудаковатыми старичками, разъезжавшими всю жизнь в допотопных каретах.
      Сделав последнюю отчаянную попытку достичь заветной двери, Стригайло вытянул правую руку и - о чудо! Сначала длинная, как пожарный шланг, рука ухватилась за поручень, а затем, поднявшись над толпой, Марий Феоктистович шагнул через головы прямо в трамвай.
      Еще в ушах Стригайло звучали недвусмысленные эпитеты, из коих "паразит"
      был самым мягким, когда, влекомый законами механики сыпучих тел, он оказался протиснутым вовнутрь вагона.
      Действуя скорее импульсивно, чем сознательно, Марий Феоктистович метнул правую длань с трехкопеечной монетой по направлению к кассе. Послушно выполнив маневр, рука пролетела над головами пассажиров и, изящно изогнувшись, произвела все необходимые манипуляции по оплате проезда.
      Черт побери! Оказывается, новое свойство конечностей Стригайло таило в себе и кое-какие преимущества, недоступные простым смертным.
      - Граждане! Передайте деньги, - прерывающимся голосом произнес толстяк.
      - Разве вы не видите, что я стою боком? - отозвалась девушка со взбитой прической. - Передайте через того гражданина, вон у него какие длиннющие лапы!
      Стригайло обмер. Человек здравомыслящий и скромный никогда не стремится стать объектом чрезмерно пристального внимания своих сограждан, даже если я этому существуют такие пустяковые причины, как прыщ на щеке или оторванная пуговица. Но превратиться во всеобщее посмешище из-за такой бредятины...
      - Правильно! - раздались голоса попутчиков. - Отрастил себе грабки, так пусть лучше билеты передает, чем шарит по чужим карманам.
      Увы! В наш суровый и рационалистический век все чудеса "Тысячи и одной ночи" уже не могут никого удивить. Приземлившийся на улице большого города ковер-самолет соберет несравненно меньше зевак, чем автомобиль новой марки, а сидящая на нем русалка будет удостоена внимания только в том случае, если она употребляет зеленую губную помаду или красит волосы в синий цвет.
      Удивленный и обрадованный таким неожиданным безразличием окружающих к его уродству, Стригайло добросовестно собирал медяки и отрывал билеты, пока в положенное время не был вытолкнут из трамвая на нужной остановке.
      Стригайло, небрежно махнув пропуском перед носом вахтера, в два шага осилил устланную ковровой дорожкой лестницу и за одну минуту до звонка форсировал дверь "Хипхоппроекта" под пристальными взорами административно-общественного контроля.
      В "Хипхоппроекте" велась настойчивая и непримиримая борьба с опозданиями. Для этого в вестибюле, рядом с кабинетом начальника, висела на стене двухметровая Доска позора, украшенная изображениями весело танцующих зеленых чертиков и водочных бутылок. Черное лакированное поле доски было разбито на полосы, из коих каждая соответствовала различной тяжести совершенного деяния. Фотографии правонарушителей, опоздавших на одну минуту, вывешивались в верхнем ряду и клеймились наравне с отщепенцами, потерявшими должный моральный облик, до трех минут - во втором ряду и заслуживали презрения не меньшего, чем отцеубийцы, в третьем... впрочем, до третьего ряда никто в этом вертограде добродетелей еще не падал.
      Повесив пальто на сложное сооружение, сваренное из газовых труб и водопроводной арматуры, Марий Феоктистович направился к своему чертежному щитку.
      Теперь в его распоряжении было целых семь часов для того, чтобы обдумать все случившееся.
      Здесь автор снова вынужден прервать повествование, дабы в самой решительной форме защитить своего героя от всяческих подозрений. Стригайло отнюдь не был лентяем. Частое отсутствие работы было уделом всех сотрудников "Хипхоппроекта". Его руководители, люди предусмотрительные и дальновидные, давно пришли к мудрому заключению, что чем меньше будет построено машин по сотворенным ими чертежам, тем лучше и для них, и для государства. Однако из этого не следует, что в "Хипхоппроекте" ничего не делали. Там все было подчинено суровому плану, о чем свидетельствовали хотя бы регулярно выплачиваемые премии, а также солидный штат плановиков и экономистов, неустанно пополняемый из числа чад и домочадцев тех, кому волею судеб было предназначено судить о деятельности "Хипхоппроекта".
      Хотя все трубадуры плана находились еще в том нежном возрасте, когда разочарование от ничем не восполнимого перерыва между окончанием школы и третьей неудачной попыткой сдать экзамен в вуз может быть компенсировано только достаточно весомым окладом, ими сообща был разработан новый метод планирования, далеко оставивший позади все известное науке в этой области.
      Попросту говоря, они включали в план на следующий месяц только то, что было уже выполнено в предыдущем.
      При такой системе могло произойти что угодно: желтый карлик, вокруг которого мотается наша злополучная планетка, - вспыхнуть сверхновой звездой, испепелив все на расстоянии многих парсеков; вал всемирного потопа - обрушиться на твердь земную; полчища аламасов - спуститься со снежных вершин в отчаянной попытке добиться признания наукой факта их существования, - все равно: план "Хипхоппроекта", составляющий основу благосостояния его подданных, был бы выполнен.
      Все же нет ничего на свете, что бы не имело конца.
      Это относится даже к работе над неосуществимыми проектами.
      В грозные часы подписания последних чертежей, когда костлявая рука Возмездия уже нависала над всеми вместе и каждым по отдельности, взоры и надежды были обращены к обитой кожей двери, из-за которой доносился рокочущий бас главного инженера. Тогда смолкали разговоры, резко сокращалось число курильщиков в коридоре и даже футбольные болельщики, пользующиеся во время бесконечных дискуссий у доски с таблицей розыгрыша кубка почти дипломатической неприкосновенностью, откладывали обсуждение забитых мячей и ходили на цыпочках. Ибо каждый из граждан "Хипхоппроекта", от несмышленыша-плановика до убеленного сединами начальника отдела разных механизмов, знал, что творится за этой дверью.
      И только когда в конце дня оттуда вырывался окутанный клубами табачного дыма заказчик, подмахнувший акт о списании убытков, все облегченно вздыхали, жизнь в институте входила в нормальное русло и начиналась работа над новым проектом.
      Впрочем, вернемся к нашему герою.
      Чертежные станки были расставлены в конструкторском бюро таким образом, что каждый из сотрудников был надежно защищен от нескромных взглядов своих коллег. Что же касается начальника бюро - Софрона Модестовича Дундукова, то хитроумная загородка из шкафов с чертежно-технической документацией, скрывающая его стол, служила верным барьером от наглого любопытства, гарантирующим сохранение тайны постоянных занятий шефа.
      Дело в том, что начальник Мария Феоктистовича вступил в тот возраст, который не без оснований часто сравнивают с бабьим летом.
      Согретая обманчивым теплом последних сентябрьских дней душа главы конструкторов жадно тянулась ко всему, что будило воспоминания о безвозвратно минувшей весне. Неудивительно поэтому, что в личных обязательствах Дундукова неизменно присутствовал один и тот же пункт, по которому умудренный опытом старец брался повысить квалификацию чертежницы Сонечки - очаровательного, шаловливого подростка, недавно принятого в лоно "Хипхоппроекта".
      В тот момент, когда расстроенный Стригайло усаживался на свой табурет, в клетке Дундукова уже была Сонечка. Правая рука шефа небрежно делала карандашом пометки на чертеже, тогда как левая...
      Нет! Не нужно, читатель, нарушать элементарные нормы скромности.
      Достаточно сказать, что жаркий румянец на смуглых щечках, трепещущие губы, смелый изгиб стана и приглушенное хихиканье вовсе не были следствием замеченных начальником огрехов в простановке размеров и знаков обработки на чертеже.
      Прочь, нечистый! Тебе не удастся увлечь меня в зыбкий и обманчивый мир искрящихся глаз и томных вздохов. Сейчас... Я выпью воды, и мое перо вновь станет подобным скальпелю хирурга...
      Избавленный от соглядатаев, Марий Феоктистович самым тщательным образом принялся за исследование своего тела. Сначала он вытянул руку и коснулся ею потолка, затем, встав с табурета и держась руками за два чертежных станка, проделал ту же операцию, махнув правой ногой. Нет, это не бред. Подошва Стригайло оставила вполне вещественный след на потолке.
      Несколько минут он сидел в глубоком раздумье, не зная, что предпринять.
      Затем, вытянув шею, с трехметровой высоты окинул взором долы "Хипхоппроекта". В углу, около окна, двое конструкторов резались в "шестьдесят шесть". Прыщавая девица в своем закутке, закрыв рот рукой, тихо ржала над "Крокодилом". Далее руководитель группы крепежных деталей решал кроссворд.
      Стригайло еще напряг шею и заглянул за заветные шкафы - в святая святых конструкторского бюро.
      Не будем строго судить нашего героя, ибо вид молодой лозы, доверчиво обвившей ствол столетнего дуба не может не тронуть даже самое черствое сердце. Не удивительно поэтому, что Марий Феоктистович, забыло собственных бедах, застыл в неудобной, напряженно позе на добрый десяток минут.
      Неизвестно, чем бы кончилось наше повествование если бы не предательская пыль, скопившаяся на шкафах. Стригайло сделал глубокий вздох и оглушительна чихнул.
      - Ой, что это?! - воскликнула Сонечка, отпрянув о своего патрона. Ее руки вспорхнули вверх в том очаровательном жесте, каким, вероятно, еще прародительница человеческого рода оправляла прическу после грехопадения.
      - Это... я, - сказал растерявшийся Марий Феоктистович.
      - Стригайло!!! - В голосе Дундукова была медь, во взгляде - блеск обнаженного клинка. - Вы что ту делаете?! Я вас не вызывал!
      - Простите, - пробормотал вконец смешавшийся Стригайло, - я так...
      просто... с утра плохо себя чувствую.
      - Тогда возьмите увольнительную и идите к врачу, а не нарушайте трудовую дисциплину. Я буду вынужден поставить о вас вопрос перед Кириллом Мефодиевичем.
      - Нахал! - добавила оправившаяся Сонечка. - Подлая харя!
      - Хорошо, - уныло произнес Марий Феоктистович, - если не возражаете, я возьму увольнительную.
      Легче узнику Синг-Синга вырваться на волю, трехлетнему ребенку разжать смертельную хватку удава, чем сотруднику "Хипхоппроекта" в рабочее время покинуть стены института. Если к таким пустякам, как многолетнее безделье на рабочем месте, администрация относилась со снисходительным благодушием, то всякая попытка отпроситься на час-другой для устройства личных дел или по недомоганию всегда была связана с преодолением ряда преград.
      Сначала жаждущий увольнения должен был заполнить специальный бланк, в котором путем тщательно подобранных вопросов не оставалось ни малейшей лазейки симулянтам и лентяям. Затем, получив увольнительный лист, следовало зарегистрировать его в бухгалтерии на предмет соответствующих вычетов из зарплаты, после чего наступала главная часть процедуры подписание увольнительной высшим начальством.
      Правом подписи увольнительных пользовались всего два лица в институте начальник и главный инженер. Однако начальник, человек пожилой и умудренный опытом, давно постиг всю тщетность человеческих усилий изменить что-либо в подлунном мире. Брови его были всегда сурово насуплены, пиджак осыпан пеплом, а мозг постоянно пребывал в состоянии сладчайшего сна, тщательно оберегаемого секретаршей. Всеми прозаическими делами в институте ведал главный инженер, имевший неограниченные полномочия действовать "от имени и по повелению".
      Вообще, разделение функций между двумя руководителями было подобно отношениям между статуей тибетского божка и далай-ламой или святой троицей на небесах и папой римским на земле. Словом, пребывающий в состоянии небытия верховный вождь института был не более чем символом, укрепляющим власть, "аще от бога данную".
      Выполнив все предварительные формальности, Стригайло робко просунул голову в дверь кабинета.
      - Можно к вам, Кирилл Мефодиевич?
      Главный инженер прервал разговор с четырьмя автолюбителями, посвященный оценке различных способов заливки антифриза в радиатор, и с неудовольствием взглянул на вошедшего.
      - Не нужно ко мне заходить, когда у меня сидят люди, - мягко ответил он, - у меня ведь есть телефон.
      Стригайло ретировался.
      Выждав минут сорок, он подошел к телефону и набрал номер.
      - Да?! - раздался в трубке энергичный голос.
      - Простите, Кирилл Мефодиевич. Вас беспокоит Стригайло.
      - Я занят! - Послышались короткие частые гудки.
      Протомившись еще около часа, Марий Феоктистович поймал в коридоре секретаршу, направлявшуюся с подносом, уставленным стаканами чая, в кабинет главного.
      - Узнайте, Мариночка, скоро ли они там?
      Он успел просмотреть всю доску приказов, пока Марина вновь появилась в коридоре с большим пакетом окурков.
      - Ну, как?
      - Еще до дорожных происшествий не дошли, так что, наверное, часа на три-четыре.
      Между тем под сводами "Хипхоппроекта" начало твориться нечто странное.
      Еще так же в кругах его сновали озабоченные люди, по-прежнему в местах, для сего отведенных, толпились оживленные курильщики, все с той же страстностью велись дебаты у таблицы игр, но опытный глаз стратега мог бы различить в этих, казалось бы случайных, скоплениях и передвижениях некую закономерность, обозначаемую во всех армиях мире термином "накопление сил для атаки". Дело в том, что куда бы ни направлялось за последние пять минут все сущее в "Хипхоппроекте", оно неизменно приближалось к некоему тайному рубежу, отделявшему их обиталище от остального мира. Короче говоря, близился час обеденного перерыва.
      Не успела еще стрелка электрических часов замкнуть контакт звонка, как мощная лавина воителей, стремительности которой позавидовал бы сам Чингисхан, ринулась на штурм столовой.
      В течение ничтожных долей секунды опустели раздевалки, курительные комнаты и уборные, и только за несколькими дверями, обитыми темной кожей, продолжалась размеренная, трудовая жизнь.
      Вообще, если господь бог, озабоченный предстоящей свалкой во время Страшного Суда, послал бы архангела Гавриила в "Хипхоппроект", чтобы заблаговременно отсеять полезные злаки от плевел, крупицы золота от обманчиво блестящего в лучах солнца песка - словом, отсортировать души, достойные райских кущ, от тех, кому предназначено выполнить скромную роль ершей в тройной ухе, варящейся в котлах ада, его посланцу было бы достаточно взять с собой самые обычные часы. Вся сложность иерархии "Хипхоппроекта"
      становилась понятной наблюдателю, вооруженному современными представлениями о четырехмерности окружающего нас мира.
      Все лица, свободные от тягот табельного учета, различались по времени их обеденного перерыва. Чем выше в табеле о рангах стоял какой-либо деятель, тем позже он отправлялся утолять голод. На вершине этой лестницы стоял начальник учреждения, добровольно лишавший себя пищи, ибо от времени обеда главного инженера до закрытия столовой даже мышь не успела бы проглотить кусочек сала.
      Так как допустимые перерывы между принятием пищи в человеческом организме ограничены природой, то те, кто по служебному положению были вынуждены трапезовать слишком поздно, пользовались правом более позднего прихода на службу. Что же касается окончания рабочего дня, то, если серая масса, представляющая собой опору в "Хипхоппроекте", устремлялась вниз по лестнице "с последним коротким сигналом", цвет оного учреждения задерживался на работе настолько, насколько того требовало присущее каждому живому существу стремление общаться с себе подобными.
      На этих вечерних ассамблеях, где блестки юмора были подобны пузырькам газа в бокале шампанского, только одна лишь фигура начальника напоминала собравшимся о служебном долге, потому что сей муж был от природы глуховат и косноязычен, а длительное пребывание на посту заведующего образцово-показательной баней приучило его смотреть на собеседника таким взглядом, словно он через одежду ясно видел кожу, пораженную грибковыми заболеваниями.
      ...Подхваченный бурным потоком, Стригайло был быстро вынесен на проспект, омывавший гранитное подножие "Хипхоппроекта".
      Оглядевшись по сторонам, Марий Феоктистович вскочил в подошедший трамвай, надеясь использовать обеденный перерыв для посещения поликлиники.
      У кабинета хирурга велась обычная дискуссия о сравнительных достоинствах и недостатках живой очереди по сравнению с порядковым номером, выдаваемым регистратурой. Обладатели двузначных номеров яростно ратовали за демократическое равенство в той старейшей общественной формации, которая обычно именуется "хвостом". Счастливчики же, захватившие первые номера, находили неопровержимые доводы преимуществ упорядоченной системы приема больных. В общем, как всегда в подобных случаях, голоса разделились, и только появившаяся в последний момент кикимора в желтой кофте и с губами, выкрашенными в фиолетовый цвет, требовала, чтобы ее пропустили первой, потому что ей не на прием, а просто врач ее посмотрит.
      К тому времени, когда Стригайло перешагнул заветную дверь, в коридоре уже никого не оставалось, а стрелки часов неуклонно приближались к окончанию обеденного перерыва в "Хипхоппроекте".
      - Что у вас? - спросил хирург, споласкивая руки под краном.
      - Видите ли... - Стригайло запнулся. - В общем... руки, ноги и шея.
      - Так много? - На лице врача появилась сардоническая улыбка, способная заставить покраснеть самого злокозненного охотника за бюллетенями.
      - Да вот... - Стригайло вытянул левую руку и коснулся ею стены. - И еще... - Он потерся лбом о потолок.
      - Понятно. - Врач бросил строгий взгляд на прыснувшую со смеху сестру. - Раздевайтесь!
      Закончив осмотр, он придвинул к себе медицинскую карту.
      - Вывихи, переломы были?
      - Нет.
      - Возьмите! - Он протянул рецепт. - Будете втирать скипидар со свиным салом. Перед сном можно спиртовой компресс на шею.
      - Простите, - робко сказал Стригайло, - все это так необычно, может быть, вы...
      - Ничего необычного тут нет, - перебил его хирург, совершая ритуальное омовение. - Известно, что мышечная ткань обладает значительной эластичностью. Змеи и черви способны произвольно менять свою длину. Впрочем, вы кем работаете?
      - Конструктором.
      - Ну что ж, это не должно мешать вашей работе. Больничных листов по таким поводам мы не выдаем. Попросите зайти следующего.
      - Еще один симулянт! - услышал Стригайло, закрывая за собой дверь.
      Он взглянул на часы. Возвращаться в "Хипхоппроект" уже не имело смысла.
      Марий Феоктистович, махнув рукой, отправился домой.
      :Мышечная ткань, мышечная ткань... Космолетчики и астронавты, разведчики Вселенной, исследователи исчезнувших цивилизаций, не берите с собой в сверхдальний рейс антропометрические таблицы и принадлежности для реставрации скелетов. Не устраивайте дискуссий по поводу найденной банки из-под свиной тушенки, - она могла быть там оставлена вашими предшественниками - представителями иной галактики. Подо льдом остывших планет, под пеплом вулканических извержений, в развалинах затонувших городов, в тайниках бомбоубежищ ищите квинтэссенцию культуры обитавших там разумных существ. Ищите энциклопедические словари!
      Мифология и последние достижения ядерной физики, памятники культуры и географические сведения, вымершие животные и лекарственные препараты, произведения искусства и великие полководцы, данные о производстве мыла и типы боевых кораблей - все это тщательно перемешано и плотно упаковано в нескольких страницах нонпарели.
      ...Мышечная ткань, мышечная ткань...
      Богиня плодородия Ма и магнезия жженая, Майкельсона опыт и макинтош, страницы, где межа соседствует с межпланетными полетами, а Микеланджело с Михалковым, москиты, мотыга, мутуализм, мышцы!
      Ничего утешительного для себя в статье о мышцах Марий Феоктистович не нашел. Даже сведения о том, что М. иннервируются центробежными и центростремительными нервными волокнами, а поперечнополосатые М. окружены плотной соединительнотканой оболочкой - фасцией и при помощи сухожилий прикрепляются к костям скелета, никак не объясняли трюков, которые выкидывали М. нашего героя.
      Статья о змеях тоже не давала ответа на интересующий его вопрос. Все сведения о червях, очевидно, должны были находиться в еще не вышедшем томе.