Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хонор Харрингтон (№8) - Испытание адом

ModernLib.Net / Космическая фантастика / Вебер Дэвид Марк / Испытание адом - Чтение (стр. 7)
Автор: Вебер Дэвид Марк
Жанр: Космическая фантастика
Серия: Хонор Харрингтон

 

 


Прежняя уверенность в нетерпимости и суровости Преподобного, основанная исключительно на поверхностных впечатлениях, заставила Алисон приписать Салливану и ограниченность, а это было явной ошибкой. Возможно, он и вправду проявлял нетерпимость по отношению к дуракам и невеждам однако в глазах его светился живой ум, а готовность вести непринужденную беседу позволяла надеяться на понимание и тогда, когда разговор приобретет серьезный оборот.

Мысленно покивав, Алисон поставила чашку на блюдце, взяла стоявший у ножки кресла небольшой портфель и положила себе на колени.

– Я понимаю, преподобный, насколько насыщен ваш график и как нелегко было вам выделить время для встречи со мной без предварительной договоренности, поэтому, с вашего позволения, я хотела бы сразу перейти к делу, которое и побудило меня просить вас об аудиенции.

– Да, служба Отеческой Церкви оставляет мало свободного времени, – отозвался Салливан, – однако поверьте мне, ни одна минута, проведенная в вашем обществе, не может считаться потраченной зря.

– Боже мой! – воскликнула Алисон, и на ее щеках появились соблазнительные ямочки. – Как бы я хотела, чтобы Звездное Королевство импортировало хоть чуточку грейсонского умения одарять дам комплиментами.

– О, это едва ли достаточное возмещение за то, что вы находитесь здесь. Ваше Королевство приобрело бы лишь умение восхищаться красотой и очарованием, тогда как мы наслаждаемся счастьем видеть в вашем лице живое воплощение этих качеств.

Алисон польщенно рассмеялась, что, впрочем, не помешало ей перейти к делу. Открыв портфель, она достала портативный проектор и подключила к своему электронному блокноту. Галантная улыбка на лице Салливана уступила место деловой сосредоточенности.

– Должна признаться, преподобный отец, – сказала Алисон абсолютно серьезным тоном, – что я собиралась на эту встречу не без боязни. Как вы знаете, на протяжении последних шести стандартных месяцев я работала над расшифровкой грейсонского генома. В ходе исследований я натолкнулась на факты, способные вызвать у некоторых ваших соотечественников… беспокойство.

Кустистые брови Первого старейшины сдвинулись, и она глубоко вздохнула.

– Могу я полюбопытствовать, преподобный отец, насколько хорошо знакома вам генетическая история вашей планеты?

– Думаю, не больше, чем любому другому обыкновенному человеку, – ответил он после недолгого раздумья. – Конечно, наша наука отстала от вашей на несколько столетий, однако мы с самого Основания прекрасно сознавали опасность близкородственных браков и необходимость ведения медицинских родословных. Но сомневаюсь, чтобы я располагал чем-то большим, нежели соответствующая обычным брачным требованиям генеалогическая информация о здоровье моих предков и предков моих жен.

Он умолк, однако оставшийся невысказанным вопрос повис между ними в воздухе.

– Хорошо, преподобный. Я попробую объяснить все как можно проще, избегая, по возможности, сугубо профессиональных подробностей. Однако сделать это лучше с помощью наглядной демонстрации.

Она нажала кнопку проектора, и в воздухе над столом возникло голографическое изображение хромосомы: не подлинное увеличенное воспроизведение, а ее детальная схема, как в учебнике. Глаза Салливана засверкали от любопытства: он понимал, что видит перед собой чертеж – во всяком случае, черновой чертеж – человеческой жизни. Алисон ввела дополнительную команду и выделила часть хромосомы, существенно увеличив ее.

– Это участок цепи ДНК из так называемой седьмой хромосомы, – пояснила она, нажала несколько клавиш, и курсор замерцал, указывая определенную точку схемы. – Здесь находится ген, давно и не с лучшей стороны известный медицинской науке. Одна-единственная затрагивающая этот участок мутация вызывает болезнь, известную как cystic fibrosis. Болезнь коренным образом изменяет секреторную функцию легких и поджелудочной железы.

Доктор Харрингтон не упомянула о том, что на планетах с развитой медицинской наукой эту патологию искоренили в незапамятные времена, а на Грейсоне, к сожалению, она давала о себе знать и по сей день.

– Это мне понятно, – кивнул Салливан. – Но почему вы мне об этом рассказываете, миледи?

– Причина заключается в том, – ответила доктор Харрингтон, – что проведенные исследования привели меня к определенному выводу. Есть основания предполагать, что этот участок генетического кода вашего народа представляет собой результат сознательного вмешательства, произведенного более тысячи лет назад.

– Вмешательства?

Салливан напряженно выпрямился.

– Именно, ваша светлость. Вмешательства, произведенного методами генной инженерии. Иными словами, вы и ваш народ генетически модифицированы.

Она ожидала взрыва, но его не последовало. Несколько мгновений Салливан молча смотрел на собеседницу, потом откинулся в кресле, взял со стола чашку и сделал большой глоток. Алисон не могла с уверенностью сказать, тянет ли он время, чтобы собраться с мыслями, либо просто старается разрядить напряжение. Через некоторое время он поставил чашку на блюдце и, склонив голову на бок, сказал:

– Прошу вас, продолжайте.

Голос его прозвучал так спокойно, что эта невозмутимость едва не вызвала у доктора Харрингтон приступ раздражения. Выдержав паузу, она пролистала несколько экранов текста, подготовленного специально для того, чтобы успокоить собеседника. Он в этом явно не нуждался.

– Помимо собственных лабораторных исследований, – заговорила она после паузы, – я тщательно ознакомилась вашими базами данных…

«Что, – подумала она, – потребовало бы куда меньших усилий, имей я возможность подключить домашний компьютер к библиотечной сети».

– Мне удалось отыскать истории болезни, относящиеся ко времени Основания колонии, косвенно подтверждающие лабораторные результаты. К сожалению, невзирая на множество ценной информации, включая выписки из индивидуальных историй болезни значительного числа колонистов, никаких сведений по волнующим меня вопросам я обнаружить не смогла.

Она встретилась взглядом с преподобным и откровенно – с большей откровенностью, чем собиралась, – сказала:

– И это является одной из причин моей озабоченности.

– Вы полагаете, эта информация была запрещена? – спросил Салливан и хохотнул, видя ее неприкрытое удивление. – Миледи, при всей вашей откровенности вы были крайне осторожны в выборе слов. Неужели вы и вправду думали, что необходимо быть, как там говорят у вас на Мантикоре: гиперфизиком, чтобы догадаться о причине вашего беспокойства. – Он укоризненно покачал головой. – Могу сказать одно: я нахожу возможным и даже весьма вероятным, что служители Церкви предприняли в прошлом определенные усилия, чтобы скрыть информацию о… неприятных фактах нашей истории, но, если так, они сделали это по собственному суетному умышлению, без одобрения Церкви. И Испытующего.

Брови Алисон невольно поднялись, и ее собеседник снова отреагировал смешком.

– Миледи, мы верим, что Господь призывает нас к испытанию земной жизнью. Он требует от каждого испытывать себя, свою веру и свое видение мира по мере нашего роста и созревания в Его любви. Как можем мы следовать его завету и какую ценность имеют наши испытания, если сама основа их искажена, причем волею Отеческой Церкви?

– Я… не рассматривала проблему в такой плоскости, ваша светлость, – медленно проговорила Алисон.

На сей раз Преподобный громко расхохотался.

– Нет, миледи, в этом отношении вы проявили лучшее понимание нашего менталитета, чем большинство других иностранцев. Но следует учесть, что при всей нашей религиозности и исконной согласованности образа жизни с верой саму веру мы считаем делом глубоко личным и права вмешиваться в индивидуальную духовную жизнь не признаем ни за землевладельцем, ни за Протектором, ни даже за Первым старейшиной вкупе со всей Ризницей. Это становой хребет нашей веры, поддержание каковой никогда не было легким делом. Что и справедливо, ибо Господь никогда не обещал нам сделать испытание легким. Однако в силу признания нами индивидуальной автономности веры мы, при всей фундаментальной общности наших воззрений, вели немало жарких, даже ожесточенных богословских и философских дискуссий. По моему мнению, это лишь укрепило религию, ибо в спорах рождается истина, однако воспоминания о временах разногласий заставляют кое-кого настороженно относиться к любым переменам в жизни как Церкви, так и общества в целом. Скажу откровенно, иные из нынешних преобразований, или, во всяком случае, темпы их проведения, смущают и меня. Однако даже священники Отеческой Церкви – или, возможно, прежде всего священники Отеческой Церкви – не должны подавлять сознание своей паствы. Точно так же нам не пристало скрывать какое-либо знание, как бы ни опасались мы за последствия его распространения. Итак, миледи, прошу вас продолжить рассказ. Возможно, что-то будет понято мною не до конца, а что-то воспринято с огорчением, но как чадо Испытующего и Отеческой Церкви я обязан выслушать любую весть, попытаться постичь ее суть… и не винить ни в чем вестника.

– Да, преподобный отец.

Алисон встряхнулась и вновь вернулась к голограмме.

– Насколько мне удалось установить, преподобный, среди медиков, прибывших сюда с первой группой поселенцев, имелся, по меньшей мере, один выдающийся генетик. Возможно, их было несколько, но исключительные способности и познания, учитывая, сколь скудными техническими возможностями располагала эта группа, не вызывают сомнения. Учитывая тот факт, что для модификации генома им приходилось использовать не нынешнюю нанотехнологию, а грубый с современной точки зрения метод внедрения посредством вирусов, их, или его, достижения следует признать замечательными.

– Должен сказать, миледи, – вставил Салливан, – я удивлен услышанным в меньшей степени, чем вы, наверное, ожидали. Первые последователи святого Остина были противниками многих технических достижений, полагая, что именно техника отвратила людей от образа жизни, предписанного Всевышним. Однако их неприятие не распространялось на науки о жизни: всякие достижения в этой области признаны даром любящего Отца своим чадам, и они всячески стремились к укоренению на Грейсоне как можно большего числа подобных даров. Что, бесспорно, и спасло наших предков, когда выяснилось, в какой мир они попали.

– Однако, преподобный, информация об этих самых «дарах» полностью удалена изо всех файлов, – усмехнулась Алисон. – Взявшись за изучение вашей медицинской истории, мы, признаться, поначалу дивились тому, как вообще смогла выжить ваша колония. При такой концентрации тяжелых металлов полное вырождение должно было наступить через два-три поколения, однако ваши предки непостижимым образом сумели адаптироваться к практически несовместимым с жизнью условиям. Мы терялись в догадках, каким образом приспособление могло осуществиться в столь короткие сроки. Но теперь, мне кажется, я знаю ответ.

Она глотнула чаю, закинула ногу на ногу и, не выпуская из рук тоненькую фарфоровую чашку, продолжила:

– Тяжелые металлы, преподобный, поступают в организм через дыхательные пути и пищеварительный тракт. Именно по этой причине вы ведете постоянную борьбу за очистку воздуха и обеззараживание почвенных субстратов, предназначенных для выращивания сельскохозяйственных культур.

Очевидно, тот, кто задумал это, – она указала подбородком на голографическое изображение, – решил встроить биологические фильтры прямо в ваши тела, модифицировав слизистые оболочки дыхательных и пищеварительных путей. Ваши секреторные белки существенно отличаются, скажем, от моих. Они способны «связывать» металлы, во всяком случае значительную их часть, благодаря чему яд не накапливается в тканях, а удаляется из организма со слюной, мокротами и прочими выделениями. Разумеется, это не устраняет опасность полностью, однако объясняет, почему грейсонцы менее восприимчивы к воздействию тяжелых металлов и радиации, чем жители других миров. До самого недавнего времени мы, учитывая уровень технического развития ваших предков и их, хм, специфическое отношение к прогрессу, рассматривали этот феномен как проявление естественной адаптивной эволюции, хотя никто не понимал, как это могло случиться так быстро.

– Но теперь вам ясно, что процесс не был естественным, – спокойно сказал Салливан.

– Да, преподобный. Мне удалось выявить встроившиеся в хромосому фрагменты риновируса в районе гена ответственного за cystic fibrosis, и я беру на себя смелость утверждать, что они попали туда не случайно. Учитывая, что ваши предки, в силу необходимости фильтровать воздух, жили в тесных, перенаселенных жилищах, для распространения мутации требовалось всего лишь распылить соответствующий штамм. А причина, по которой операция была проведена в тайне, возможно, абсолютно чиста: организаторы не хотели возбуждать в народе тщетные надежды, опасаясь вполне возможной неудачи. И… иных осложнений.

– Не могу не согласиться с тем, что «иные осложнения» были отнюдь не исключены, – тихо произнес Салливан. – Признаюсь, невзирая на высказанное мной в нашей беседе суждение, касающееся неприемлемости для Церкви утаивания истины, не все иерархи в нашей истории придерживались той же позиции, и иные свободолюбивые мыслители прошлого могли с полным правом посетовать на… определенное давление. По правде сказать, среди основателей нашей колонии были самые настоящие фанатики. Да что говорить об основателях: нашлись ведь безумцы, затеявшие гражданскую войну всего четыреста лет назад. А ведь испытания и того времени, и наших дней не идут ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю первых поселенцев. Не исключено, что Старейшины дней Основания опасались, что кое-кто из паствы отвергнет модификацию организмов, их собственных и их потомков.

– Вам виднее, преподобный, – пожала плечами Алисон. – Так или иначе, этот вирус стал своего рода биологическим оружием в войне с враждебной средой: он должен был изменить генетический код вашего народа, чтобы дать ему шанс выжить. Метод, надо признаться, был использован простой и грубый, даже по меркам тогдашней биотехнологии.

Салливан нахмурился, и Алисон торопливо пояснила:

– Я говорю это не в порядке порицания, преподобный. Никоим образом! Организатор этой «вирусной интервенции» работал в крайне сложных обстоятельствах и, учитывая крайнюю ограниченность его ресурсов, справился со своей задачей блестяще. Но я полагаю, что поспешность в сочетании с весьма скромным техническим оснащением привела к тому, что произведенные генетические манипуляции повлекли за собой и другие, незапланированные изменения, которые остались незамеченными.

– Незапланированные? – Салливан задумчиво сдвинул брови.

– Уверена, именно так и было. Видите ли, задумавший произвести мутацию должен был сделать ее наследуемой: простое соматическое изменение не имело смысла, ибо действие риновируса было бы ограничено единственным поколением, подвергнутым обработке, и с его смертью прекратилось бы навсегда. Следовательно, неведомый нам генетик должен был добиться инфильтрации вируса не только в слизистые, но и, главное, в половые клетки: только тогда приобретенные свойства могли передаться следующим поколениям. Нечто подобное происходит, например, с вирусом свинки: он инфицирует слюнные железы, но порой поражает семенники и яичник, чем, к слову, в некоторых случаях объясняется мужское бесплодие.

Салливан понимающе кивнул, и Алисон мысленно улыбнулась. Похоже, тематика беседы священнослужителя ничуть не смущала. Тот факт, что слишком много младенцев мужского пола появлялось на свет мертвыми, заставлял жителей Грейсона относиться к беременности и родам куда более ревностно, чем привыкли уроженцы более благополучных миров.

«Пожалуй, грейсонские мужчины вовлечены в процесс деторождения так же глубоко, как и женщины, – подумала доктор Харрингтон, но тут же поправилась: – За одним исключением».

– Они вынуждены были сделать это, чтобы необходимое адаптивное изменение стало частью планетарного генома, – продолжила она. – Так и произошло, но побочным результатом стала нежелательная мутация. Произведенное вмешательство повлекло за собой закрепление в потомстве тринуклеотидного повторения в одной из икс-хромосом. Ничего страшного могло и не случиться, но это, в свою очередь, оказало воздействие на один из АГГ-кодонов.

Выражение лица Салливана заставило ее вспомнить, что ее собеседник все же не биолог и не врач.

– Я имею в виду последовательность аденин-гуанин-гуанин, – пояснила она. – Она действует как своего рода замок, не допускающий бессмысленного повторения всех остальных нуклеотидных последовательностей.

Салливан кивнул. Не столько в знак понимания, сколько побуждая ее продолжить. Алисон ввела новую команду и голограмма изменилась: теперь она представляла собой объемное изображение цепи нуклеотидов, состоявшей из повторяющихся в различных комбинациях букв «А», «Ц», «Г» и «Т», выделенных каждая своим цветом. Потом на глазах Салливана изображение увеличилось, так что стал виден один-единственный участок: две трехбуквенные группы «ЦГГ» (желтый, зеленый, зеленый), разделенные комбинацией «АГГ» (красный, зеленый, зеленый).

– Изменение, по существу, незначительное, – объяснила Алисон преподобному. – Вот здесь, – она коснулась клавиши, чтобы высветить сочетание «АГГ», – аденин мутировал в цитозин, – (нажатие другой кнопки заставило красную букву А превратиться в желтую Ц, и правая группа из трех букв развернулась в длинную цепь, где эта комбинация многократно повторялась), – что дезактивировало блок и сделало возможным патологическое умножение…

– Прошу прощения, мэм, – прервал ее Салливан. – Не думаю, что нам стоит залезать в такие дебри. Я не уверен, что самый подробный ваш рассказ позволит мне вникнуть в суть существенно глубже, чем сейчас. Лучше скажите мне прямо, каковы последствия этой… дезактивации блока, или как там еще?

Хмыкнув, Алисон отпила чаю и пожала плечами.

– ДНК, преподобный, состоит из последовательности четырех нуклеотидов: аденина, гуанина, цитозина и тимина, соединяющихся друг с другом во множестве комбинаций, если угодно – кодов. Она представляет собой нечто вроде плана строительства наших организмов, который и передается из поколения в поколение. Нуклеотиды соединяются в группы по три, каждая такая группа называется тринуклеотидом. Обычно повторяющиеся участки не превышают тридцати тринуклеотидов, однако при некоторых наследственных заболеваниях происходит упомянутое мною патологическое умножение числа повторений, что искажает основной код. До сих пор понятно?

– Кажется, да, – ответил священнослужитель без особой уверенности.

– Хорошо. На схеме мы видим нуклеотиды – цитозин, аденин и гуанин – из грейсонского генома. Здесь, – она коснулась клавиши, и на голограмме снова высветилось первоначальное сочетание, – находится своего рода «замок» прерывающий звено и не позволяющий комбинациям ЦГГ повторяться до бесконечности. Однако, когда в результате мутации аденин обращается в цитозин, «замок» исчезает и комбинация ЦГГ начинает расползаться по всей цепи.

– Не стану притворяться, будто все понял, – сказал Салливан, – но в общих чертах ход вашей мысли мне, кажется, ясен. Объясните только, чем чревато это «патологическое умножение»?

– Ну, в классическом случае синдрома «хрупкой хромосомы», до того как мы научились его лечить, повреждение икс-хромосомы влекло за собой существенное замедление умственного развития. Но у вас все обернулось хуже – гораздо хуже. Мутация разрушила участок хромосомы, отвечающий за раннюю стадию развития эмбриона.

– Что это значит, миледи? – напряженно спросил Салливан.

– Это значит, что мутация стала летальной для эмбрионов мужского пола, преподобный, – просто сказала Алисон.

Преподобный резко выпрямился в кресле, а она, кивнув на все еще светившуюся над столиком голограмму, сказала:

– Мужской эмбрион не может быть доношен до срока, в отличие от женского, ибо последний имеет две икс-хромосомы, а стало быть, обладает резервной копией соответствующего гена. Вдобавок одна из икс-хромосом женского зародыша становится бездействующей в процессе так называемой лионизации. Как правило, дезактивируется та хромосома, в которой имеются структурные повреждения, и это позволяет младенцам женского пола появляться на свет живыми при наличии той же наследственной аномалии.

– Но в таком случае, – Салливан воззрился на голограмму, однако тут же перевел взгляд на собеседницу, – получается, что ребенок мужского пола вообще не может родиться. Если благотворная антирадиационная мутация была сопряжена с подобным недугом, то как мы вообще до сих пор не вымерли? И откуда, скажите на милость, у нас берутся мужчины?

– Две мутации не сцеплены неразрывно одна с другой, а лишь вызваны одним и тем же фактором. Воздействию вируса подверглись все – ну, почти все ваши предки. Во всяком случае будем считать, что запланированная модификация затронула всех выживших, что же до незапланированной, то она, видимо, оказалась рецессивной. Это означает, что примерно у тридцати процентов эмбрионов мужского пола эта аномалия не проявляется. Они развиваются и рождаются нормально, однако некоторые здоровые мужчины все равно являются носителями летального гена. Вернемся к аналогии с синдромом «хрупкой хромосомы»: далеко не у всех носителей этой генетической аномалии она проявляется в фенотипе.

– Понятно… – медленно произнес Салливан.

– Никто в этом не виноват, преподобный: не будь произведена исходная модификация, ваш народ просто не выжил бы. У ваших предков не было выбора, и даже если бы кто-то из медиков первого поколения дожил до того времени, когда стал очевидным и побочный эффект, исправлять что-либо было уже слишком поздно. Да и технология того времени не позволяла осуществить необходимое вмешательство.

– Господь Испытующий! – пробормотал Салливан так тихо, что Алисон едва его расслышала.

С глубоким вздохом он откинулся в кресле, смерил собеседницу долгим строгим взглядом и, встряхнувшись, сказал:

– Не сомневаюсь, вы явились ко мне с этим сообщением лишь после тщательнейшей проверки результатов своих исследований. Могу ли я быть уверен в том, что вы представите доказательства, способные убедить и более сведущих специалистов, чем я?

– Несомненно, преподобный отец. Одновременно мы получили ответы на два вопроса о вашей планете, до сих пор ставившие в тупик генетиков Звездного Королевства. – Салливан поднял бровь, и она пожала плечами. – Я уже упоминала о невероятной быстроте, с которой вашим предкам удалось «приспособиться» к жизни в мире, перенасыщенном тяжелыми металлами. Это была первая загадка Грейсона. Другая заключалась в странном, противоестественном соотношении полов: конечно, в процессе адаптации к столь сложным условиям мог возникнуть любой дисбаланс, но он не должен был просуществовать так долго.

– Понятно, – повторил Преподобный, отхлебнул чаю и спросил: – Миледи, а можно ли с этим что-то сделать?

– Боюсь, что мне еще рано высказываться, во всяком случае, высказываться определенно. Кое-какие соображения у меня есть, однако дело осложняется тем, что аномальный участок икс-хромосомы расположен в непосредственной близости от гена ответственного за определение пола, возле участка Xp 22.2…

Увидев по выражению лица Салливана, что он опять утерял нить рассуждении, Алисон попробовала упростить объяснение.

– Рядом с измененным геном находится участок, малейшее воздействие на который чревато многими генетическими недугами: некоторые из них смертельны, а другие вызывают серьезные проблемы с развитием половых признаков. О дифференциации полов нам известно гораздо больше, чем неизвестному генетику, обеспечившему выживание вашего народа, однако мы по-прежнему стараемся избегать вмешательства в эту область. Слишком велика вероятность того, что незначительная оплошность повлечет за собой нежелательные последствия. И даже если нам удастся избежать осложнений, мы должны принимать во внимание Кодекс Беовульфа, запрещающий генетические манипуляции, связанные с влиянием на пол будущего ребенка. К сожалению, – Алисон поморщилась, – с этой проблемой было связано несколько позорных эпизодов нашей истории. Правда, они имели место за два столетия до Расселения, но время от времени подобные случаи повторяются в некоторых, не самых развитых, колониях. Однако я склонна думать, что исправить положение можно: другое дело, что на разработку соответствующей методики потребуется время… и первым последствием, вероятно, станет некоторое снижение репродуктивной способности мужского населения вашей планеты.

– Понятно, – уже в который раз произнес преподобный, переводя взгляд на мерцающую над столиком голограмму. – Вы уже обсуждали этот вопрос со специалистами Меча, ответственными за здравоохранение?

– Пока нет, – призналась Алисон. – Я хотела быть абсолютно уверенной в достоверности полученных данных и долго занималась проверкой. Ваш визит в Харрингтон предоставил мне возможность переговорить сначала с вами. Учитывая ту роль, которую играет Церковь в современной жизни Грейсона, я сочла это разумным.

– Да, – кивнул Салливан, – это очевидное дело Отеческой Церкви. Однако мы, ее служители, на собственном горьком опыте убедились в том, что наше вмешательство в сугубо мирские дела желательно свести к минимуму. Я полагаю, миледи, вам следует как можно скорее обратиться к Мечу. Если моя канцелярия может оказать вам какое-либо содействие, только скажите.

– Благодарю за любезное предложение, преподобный, но мне, наверное, удастся обойтись своими каналами.

– Как угодно. Будет ли мне позволено дать вам небольшой совет?

– Разумеется, преподобный, – ответила Алисон.

«Я ведь не обязана следовать этому совету, если он идет вразрез с моим профессиональным долгом», – подумала она, заподозрив, что напоследок преподобный все же попробует настоять на сохранении ее открытия в тайне.

– Информацию следует обнародовать, и чем быстрее, тем лучше, – решительно сказал преподобный, – однако, с моей точки зрения, разумнее, чтобы с заявлением по этому поводу выступил Меч.

Она склонила голову набок, и Старейшина с извиняющейся улыбкой пожал плечами.

– Миледи, вы по-прежнему остаетесь женщиной, иностранкой и… извините за выражение, «неверной». Благодаря вашей дочери мы усвоили, что все эти понятия вовсе не обязательно плохи, однако многие мои соотечественники и по сей день с предубеждением относятся к женщинам, занимающим высокие должности. Признаюсь, порой этим грешу и я. Я молю Утешителя, чтобы он дал мне силу преодолеть это, и чувствую, что делаю небольшие успехи. Я надеялся, что леди Харрингтон…

Салливан осекся, а Алисон ощутила острый укол боли, и к глазам ее подступили слезы. «Я надеялся, что леди Харрингтон проживет достаточно долго, чтобы изменить наше мировоззрение, – мысленно закончила она оборванную преподобным фразу. – Ну что ж, придется другим людям поднять оброненный ею факел, и, будь оно все проклято, придется мне к ним присоединиться». Эта мысль заставила ее вспомнить о просьбе Говарда Клинкскейлса, но она лишь с сочувствием посмотрела на собеседника.

– Я знаю, преподобный отец, – сказала Алисон хрипловатым от волнения голосом. – И я все понимаю. У меня нет возражений, пусть Протектор Бенджамин сам объявит подданным эту новость. Кроме того, причин для особой спешки я не вижу: ваша планета существует с этой проблемой уже тысячу лет, а я пока не могу взять на себя смелость заявить, что располагаю методикой, способной исправить положение. Лучше не торопиться и, может быть, дать Мечу возможность как следует обдумать форму и содержание предстоящего выступления. Когда вопрос начнет обсуждаться в средствах массовой информации, Протектор должен иметь безукоризненно аргументированную позицию.

– Ваши мысли созвучны моим собственным, – отозвался Салливан. – Тем не менее я считаю – и предложу Протектору последовать моему совету, – что вы должны присутствовать при чтении официального заявления в качестве автора открытия.

– Что? – Алисон заморгала от удивления.

– Миледи, открытие сделано вами, да и надеяться на успехи по коррекции наследственного недуга мы можем лишь благодаря существованию вашей клиники, основанной вашей дочерью. Мы не вправе замалчивать ваши заслуги, не говоря уж о том, что, информируя о них население, Меч способствует преодолению пережитков и предрассудков, еще распространенных среди отсталых ретроградов, подобных, – священнослужитель усмехнулся, – вашему покорному слуге. Стоит ли упускать такую возможность?

– Теперь я понимаю, – отозвалась Алисон, задумчиво поглядывая на собеседника, преподносившего ей все новые сюрпризы.

Салливан осваивался с потрясшими Грейсон переменами с большим трудом, чем его предшественник, но он отчетливо это осознавал. Вера и разум побуждали его поддерживать преобразования, однако воспитание и характер требовали стабильности и нерушимости вековых устоев. Ему приходилось бороться с самим собой, что придавало особую ценность сделанному им предложению. Доктор Харрингтон невольно ощутила прилив благодарности.

– Благодарю вас, преподобный отец. И за это предложение, и за ваш образ мыслей.

– Всегда к вашим услугам, миледи, – сказал он, отставив в сторону чашку.

Едва Алисон выключила голографический проектор, уложила его в портфель и поднялась на ноги, он тоже встал из-за стола.

– И благодарить меня не за что, – добавил он, вновь галантно беря Алисон под руку, чтобы проводить к выходу. – Наша планета и ее народ в неоплатном долгу перед семейством Харрингтон, а в особенности перед женщинами, носящими это имя.

Польщенная до крайности, доктор Харрингтон покраснела и издала смущенный смешок. Преподобный с поклоном поцеловал ей руку и распахнул перед гостьей дверь.

– Всего доброго, леди Харрингтон. И да пребудет с вами и вашими близкими мир и благоволение Испытующего, Заступника и Утешителя.

Он поклонился снова, и она, с благодарностью пожав ему руку, покинула покой.

Дверь за ней беззвучно затворилась.

ГЛАВА 7

Когда роскошный наземный автомобиль, урча, приблизился к главному въезду в купол Харрингтон-хауса, часовые взяли на караул с большей четкостью, чем обычно.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47