Тезис:
      Нехорошо пить и курить, использовать пойло, а также напитки и настойки, более или менее напоминающие пиво.
       Толкования:
      Пьяница – это прародитель перегара, деревенщина, ублюдок, общественное посмешище. Очень часто он пачкает одежду и совершает всевозможные непристойности. Он воняет и рыгает. Его фамильярность претит всем приличным людям. Его песни раздражают, тем более что часто он напевает неприличные куплеты.
      Пьяница покупает хорошие фрукты и позволяет им гнить, а добрые люди, которые желают отведать целебных фруктов, возмущаются: «Почему ты обворовал нас, пьяница? Почему ты позволяешь целебным фруктам гнить?»
      Пьяница устраивает нелепые танцы. Он позирует, как клоун, и чистит уши веточками ракитника. Он лезет в драку с любым честным человеком, которому довелось оказаться на его пути, если тот начнет бранить пьяницу за глупость.
       Из «Учения Бодо Сайм», 6:6 (Злословия против пьяницы и его напитка)

* * *

      К северу от Клоути область становилась дикой и безлюдной: во-первых, из-за болот, окружающих реку Джунифер, во-вторых, из-за черных скал, которые делали поля пригодными только для пастбищ. Впервые
      Джерсен увидел фауну Моудервельта: двуногих тварей, похожих на жаб, которые высоко подпрыгивали, ловя летающих насекомых; стаю ящериц-лис с сине-зеленой чешуей, как у всех ящериц, и одним-единственным глазом. Они с любопытством смотрели на проезжающего мимо Джерсена, а когда он притормозил, приблизились, двигаясь легко и грациозно. Но что им было нужно, Джерсен не понял. Он поехал далыпе, оставив стаю позади.
      Когда Джерсен миновал Рок-Уоллоус, на него снова нахлынуло чувство одиночества. Пустынные степи простирались до горизонта, земля была голой, без деревьев, покинутой, залитой солнечным светом.
      Наконец на севере показалась темная линия: деревья вдоль берегов Великой реки. Сразу за рекой местность вновь стала обитаемой. Джерсен проехал через полдюжины деревушек, похожих друг на друга как близнецы: главная улица, несколько пересекающих ее переулков, гостиница, магазины, школа, чуть поодаль столовая, церковь, жилые дома и отдельные коттеджи.
      К полудню Джерсен прибыл в Гледбитук – деревню, похожую на все остальные, может, только чуть побольше. На ее окраине располагалась таверна «Денкуолл», а на центральной улице находилась более претенциозная гостиница Свичера.
      Джерсен затормозил около гостиницы, состоявшей из двадцати номеров различных размеров, расположенных на разных этажах. Общие комнаты были экстравагантными, с наклонными потолками и черными досками на полу, со ставнями фиолетового цвета – из-за столетней выдержки под излучением звезды Ван-Каата. Каменный фасад почти полностью закрывали виноградные лозы. Вдоль фасада расселись горожане, отдыхающие в тени.
      Около стойки в холле стоял мужчина семи футов ростом, тощий, как трость, с бледными щеками и запавшими глазами.
      – Что вам угодно, сэр?
      – Жилье, если можно. Мне нужен номер из нескольких комнат.
      Служащий оглядел Джерсена, поднял брови и опустил уголки рта:
      – Вы один?
      – Совершенно один.
      – И вы хотите несколько комнат?
      – Если можно…
      – Ваше желание кажется, мягко говоря, странным. Сколько комнат вы можете занимать сразу? В скольких постелях вы намереваетесь спать? Сколько санузлов необходимо для нормального функционирования вашего организма?
      – Не имеет значения, – ответил Джерсен. – Если у вас возражения, то дайте мне однокомнатный номер с ванной… Кстати, мой друг Джекоб Бейн уже приехал?
      – К нам? Нет.
      – Еще нет? А вообще, есть здесь иностранцы, кроме меня, конечно?
      – Здесь нет никого по имени Бейн, да и под другим именем тоже. На сегодня вы – единственный постоялец. Пожалуйста, заплатите вперед. Лицо, прибывшее из какого-то неведомого уголка Вселенной, может скрыться, не оплатив счет.
      Джерсена привели в темную комнату с голубыми стенами и черным потолком, которая в высоту казалась больше, чем в ширину. Подставка поддерживала таз с водой и щетку, какими обычно трут себе спину. Покрывало из серого войлока лежало на кровати, примерно такое же заменяло ковер на полу. Заглянув в ванную, Джерсен обнаружил там полный беспорядок. Хозяин гостиницы не дал ему заговорить:
      – Сейчас мы не можем вам предложить ничего лучшего. Две ночи назад у нас были постояльцы. Чтобы помыться, используйте таз и щетку. Чтобы удовлетворить другие нужды, спуститесь вниз.
      Хозяин удалился.
      «Везет мне, – подумал Джерсен. – Таверна „Денкуолл“, вероятно, еще хуже».
      Джерсен не долго оставался в комнате. Он вышел на улицу, огляделся и направился к скромному деловому району Гледбитука.
      На Голчер-вей он повернул налево, по поросшему мхом каменному мосту пересек реку Сладкая Трелони. На набережной стояла статуя, похожая на статую Дидрама Раммела Флатера: человек в одной руке держал нож, другой сжимал мужские гениталии. Надпись на постаменте гласила:
 
      ОТДЕЛЯЮЩИЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ОТ ТВОРЧЕСКОЙ ИСТИНЫ!
       Не отступать!
       Не оглядываться по сторонам!
       Есть только Истина и ее Учение!
 
      За спиной статуи находилась церковь. Напротив лежало кладбище, которое окружали мощные деодары. Повсюду стояли надгробные статуи – симулакры, мастерски вырезанные из белого мрамора или какого-то синтетического материала. Они располагались группами, словно обсуждали свой горестный удел.
      На четверть мили дальше широкую и тихую Лебединую реку, стремящуюся к Сладкой Трелони, пересекал другой мост. Вдали Джерсен увидел Высшую Школу Гледбитука… Он остановился, минуту постоял в задумчивости и пошел по Голчер-вей назад в город.
      В мясной лавке Джерсен спросил у хозяина, где находится ферма, принадлежащая Адриану Хардоаху.
      – За углом поверните налево, – ответил тот. – Выйдете из города и окажетесь на Кружном Пути. Пройдете четыре мили до перекрестка, повернете налево на Баусгер-лейн. Вторая ферма слева и будет фермой Хардоаха. У них там большой зеленый сарай… А что вы хотите от него? Если денег, то и не надейтесь: он упрям, как запор после сырной диеты.
      Джерсен пробормотал нечто неразборчивое и вышел.
      На своей развалюхе он доехал до Кружного Пути и отправился дальше на север. Проехав по прерии около четырех миль, он добрался до перекрестка и повернул на Баусгер-лейн. Милей дальше в сотне ярдов от дороги он увидел ферму, окруженную огородами и утопающую в зелени, которая слабо светилась в лучах звезды ВанКаата. Еще через милю слева от дороги показался маленький коттедж.
      Возможно, это и есть ферма Хардоаха? Она оказалась довольно скромной, даже ветхой. Джерсен не заметил никаких пристроек. На скамейке, греясь на солнце, сидела пожилая женщина, маленькая и худенькая, с осунувшимся, сморщенным лицом. Рядом с ней на кусте висел моток грубых ниток, и она что-то вязала. Ее пальцы двигались с невероятной быстротой.
      Джерсен затормозил и вышел из– машины:
      – Добрый день, мадам.
      – Добрый день, сэр.
      – Здесь живет Хардоах?
      – Нет, сэр. Что вы! Хардоах живет дальше, еще милю по дороге.
      В пятидесяти ярдах в стороне от коттеджа Джерсен заметил полуразрушенное старое здание, окруженное зарослями сине-черного гипсапа.
      – Это похоже на старую школу, – сказал Джерсен.
      – Так и есть, и я проработала там тридцать лет, а еще двадцать сижу здесь и наблюдаю, как она постепенно разрушается. Теперь все водят детей в Лек, в новую школу.
      – Вы давно живете здесь?
      – Да, конечно. У меня никогда не было мужа. Я пью воду, сыворотку и ликер. Я следовала Учению как можно точнее и была хорошей учительницей.
      – Значит, вы учили Говарда Хардоаха?
      – Да, я. Вы его знаете?
      – Немного.
      Старая женщина посмотрела на небо, вспоминая давно прошедшие годы.
      – Меня часто удивляло, что происходит с Говардом. Он был странным мальчиком… Таким умным… У меня где-то была его фотография, но я никак не могу найти ее. Он напоминал эльфа. Помню его на школьном карнавале, в зелено-коричневом костюме эльфа. Да он и был маленьким эльфом с искривленным, озабоченным, мрачным лицом. А, да, он дружил с крошкой Тамми Флатер! Красавица. Как-то они поссорились. Она много плакала, а Говарда жестоко наказал отец. Его семья – фундаменталисты, а они ведь самые строгие из Отгородившихся. Большинство их уже умерло. А вы не фундаменталист?
      – Я вообще не признаю секты.
      – Фундаменталисты женятся на тех, у кого вера сильнее. Они очень чувствительны в этом вопросе, вот и все. Они отстаивали право на человеческие грехи. У них брат может жениться на сестре, а кузен на кузине. Таким образом они хотели достичь совершенства. Вы видели в городе статую Дидрама Раммела Флатера? О-о, он был мастером и делал работу, которую необходимо было сделать. Но его мало благодарили, особенно те, для кого он сделал больше всех. О-о, то были незабываемые дни! Тогда Учение имело множество сторонников! Теперь старые идеи не почитают.
      – Говард, наверное, был тихим?
      – Иногда. Он бывал милым настолько, насколько это вообще возможно. А его. сверхъестественное воображение! А как он любил цветы! Как работала его маленькая головка! Однажды он рассортировал цветы по окраске, чтобы устроить Сражение Цветов. Уверена, такого дикого гротеска вы никогда не видели – летающие лепестки и… крики умирающих. Говард гонялся как угорелый, ведя в атаку свои Красные войска против Синих; розы умирали с большим мужеством, а колокольчики побеждали вербену. Да, что это был за день! Потом он пошел в Высшую Школу, и там, как говорили, ему не повезло. Он был маленьким, слишком молодым, и большие ребята придирались к нему. Потом он не поладил с Садалфлоурисами, и, естественно, разгорелся скандал…
      – Как так?
      – М-м… Мне вообще-то лучше помолчать, но ведь это было давно, времена теперь изменились, хотя Садалфлоурисы все еще важные персоны. Говарду понравилась одна из девушек. Я думаю, Саби. Она, понятное дело, заигрывала с ним, и Говард сделал что-то достойное порицания. Садалфлоурисы пришли в ярость, но Говард поспешно улетел с планеты, скрылся от возмездия.
      Джерсен склонился над рукоделием женщины:
      – Как красиво вы вяжете!
      – Это все, что я могу делать. Я вяжу и этим зарабатываю себе на хлеб.
      Джерсен дал ей около десяти севов:
      – Свяжите что-нибудь и для меня. Если я не вернусь, можете смело продать мой заказ кому-нибудь. Не сомневайтесь.
      – Благодарю вас, сэр!
      – Не за что. Мне понравился ваш рассказ, но я должен отправляться дальше.
      Проехав еще милю по дороге, Джерсен приблизился к ферме с приметным зеленым сараем. Он остановил автомобиль и осмотрел дом, похожий на многие другие; три этажа из розового известняка с голубой отделкой на окнах, высокая крыша с фронтоном и со слуховыми окошками. На заднем дворике, в саду, работал человек в синих брюках и черной рубашке с мотыгой в руках. Заметив Джерсена и автомобиль, он прекратил работу и пристально посмотрел в их сторону.
      Джерсен въехал во двор. Мужчина приблизился. Очевидно, это и был Адриан Хардоах.
      Его волосы, желто-каштановые с седыми прядями, были подстрижены кое-как. Лицо узкое, худое и обветрившееся. Он недоверчиво рассматривал Джерсена.
      – Сэр?
      – Это Домашняя Ферма?
      – Да, это так.
      – А вы Адриан Хардоах.
      – Да, – Хардоах говорил мягким глубоким голосом.
      – Я Генри Лукас, представляю журнал «Экстант». Прибыл сюда из Понтифракта на Элойзе.
      – А-а, это насчет конкурса в журнале? – Хардоах оживился.
      – Правильно. Среди миллионов приславших ответы вы были первым, кто правильно узнал номер шесть на фотографии, вашего сына, конечно.
      Адриан Хардоах вдруг встал в оборонительную позу:
      – Какая разница? Узнал – значит, узнал.
      – Никто не спорит. В сущности, я приехал, чтобы вручить награду.
      – Вот это новость! Сколько?
      – По нашим правилам, первый правильный единичный ответ оценивается в триста севов. Я привез вам эту сумму.
      – Благословение снизошло на нас с помощью Дидрама! Знаете что, если бы вы приехали на час раньше, то смогли бы встретиться и с самим Говардом. Он при. был на встречу выпускников школы. Джерсен улыбнулся и пожал плечами:
      – Странное совпадение, конечно. Но для меня это не имеет значения. Он просто человек с фотографии.
      – У него дела идут хорошо, у Говарда, хотя он и покинул нас без гроша. Прошло уже много лет… Но заходите в дом, жена тоже должна услышать хорошие новости. По правде говоря, я начисто забыл о письме и даже не подумал спросить Говарда о его рекламе. Благодаря этому снимку люди теперь должны узнавать его повсюду.
      – Некоторые и оказались такими наблюдательными, сэр.
      Джерсен поднялся за Адрианом Хардоахом по ступеням и оказался в опрятной кухне. Женщина, почти такая же высокая, как Адриан, внимательно посмотрела на Джерсена. Ее лицо, чем-то неуловимо похожее на лицо Трисонга, заинтересовало Джерсена. Глаза, посаженные чуть ближе; чем обычно, под широким, квадратным лбом, длинный, прямой нос, нависающий над бледными губами и почти отсутствующим подбородком. В этом лице не было даже намека на мягкий нрав и чувство юмора.
      Все же, услышав сообщение Адриана о выигрыше, она изобразила нечто похожее на гримасу удовольствия:
      – Ладно, это хорошо! Значит, Говард волей-неволей вознаградил нас!
      – Да, похоже. Ну а как с чаем, Реба? Что вы скажете на это, мистер Лукас? Как насчет хорошей пшеничной лепешки?
      – Я скажу большое спасибо.
      Жестом Адриан пригласил Джерсена сесть за стол. Тот достал пачку банкнот и стал их пересчитывать. Адриан благоговейно заговорил:
      – Подумать только, ведь я совершенно случайно взглянул на эту фотографию, и то лишь потому, что «Экстант» выпускается за пределами нашей планеты. А кто выиграл главный приз?
      – Люди, изображенные на фотографии, весьма разные, и случай свел их на одном курорте. Первым правильно назвал их имена слуга из ресторана. Ваш сын тоже обратился к нам с заявлением, но слишком поздно.
      Реба Хардоах язвительно улыбнулась:
      – Похоже на Говарда. Жаль… Тс-с! Я слышу Ледесмуса. Это старший брат Говарда, человек совершенно иного склада. У него ферма на той стороне реки Текучки.
      Ледесмус остановился в дверях, с удивлением глядя на незнакомого человека. Он был более грузным, чем отец, и румяным, как яблоко. Глаза с тяжелыми веками придавали его лицу лукавое, насмешливое выражение. Адриан сказал:
      – Ледесмус, подойди и познакомься с мистером Генри Лукасом с далекой планеты. Он привез нам деньги.
      Ледесмус сложил губы трубочкой и присвистнул:
      – Что за день! Сначала Говард появляется из небытия, а теперь и мистер Лукас.
      – Совпадение, – объяснил Джерсен. – Все-таки жалко, что я разминулся с ним. Ведь мне заказали написать статью о людях, изображенных на фотографии.
      Адриан заговорил ровным, спокойным голосом:
      – О Говарде можно рассказать не так уж много. Он никогда не работал на нашей ферме, не занимался сельским хозяйством. В школе он был мечтателем, и я думаю, из-за своих постоянных путешествий он так и не добился успеха в жизни.
      – Ты всегда был суров к мальчику, – заявила Реба.
      – Он сюда вернется? – спросил Джерсен.
      – Нет, – коротко ответил Адриан.
      – Странно, что после долгих лет разлуки он побыл у вас всего пару часов.
      Реба попыталась объяснить:
      – Мы насмотрелись столько его вардеспанта . Мы огорчены тем, что он сбился с правильного пути Учения. Если бы он отряхнул звездную пыль со своих каблуков и вернулся домой, чтобы работать на полях вместе с Ледесмусом… Как бы мы радовались…
      Ледесмус лукаво улыбнулся Джерсену:
      – Он не вернется. Но мы и не примем его, так как он больше не соблюдает приличий.
      Адриан согласился:
      – Да, он не вернется. Он ушел, даже не обернувшись. Сказал только: «Здесь все по-прежнему. И ничего-то не изменилось». Он провел довольно много времени в своем старом кабинете, а потом посидел с матерью.
      – В своем кабинете?
      – Вон в той хибарке, где стоит насос. Раньше он там проводил все свое время с книгами, бумагой и цветными карандашами.
      Ледесмус печально добавил:
      – Говард слишком много читал о всяких неземных вещах. Там у него были стол и стул. Он засиживался до полуночи, жег свет, пока мы не загоняли его в постель. Говард был настоящим вердом .
      – Где же он остановился? Адриан ответил с сомнением:
      – Он что-то говорил о друзьях, которых хотел навестить.
      Ледесмус весело рассмеялся:
      – Друзья? У Говарда? У него их никогда не было, кроме разве бедняги Нимфи Клидхо, да и с ним Говард не сильно-то дружил.
      – В таком случае, – сказала Реба, – ты не знаешь всего, Ледесмус.
      А Адриан добавил:
      – Говард приехал на встречу выпускников. Он мог бы, конечно, погостить дома, ведь он все-таки тут родился, вырос, здешняя земля взрастила его.
      Джерсен протянул ему пачку севов:
      – Вот, сэр. Это ваш приз. Мы благодарим вас за участие в нашем конкурсе. Вероятно, вы захотите подписаться на «Экстант».
      Адриан почесал подбородок:
      – Мы подумаем об этом. «Экстант» – инопланетное издание, у нас несколько иные интересы. Если я не могу понять действия дурных Ульмов в соседней области на севере от нас, какое мне дело до происходящего на Альфератце или на Кафе? Нет, мы интересуемся только собственными достижениями. И Чистой Истиной. Так говорит нам Дидрам.
      – Благословенны следующие Учению, – пробормотала Реба.
      Джерсен встал:
      – Если можно, мне хотелось бы осмотреть вашу ферму. Это послужит фоном для статьи, которую я должен написать о Говарде.
      – Конечно. Ледесмус, покажи джентльмену нашу ферму.
      Джерсен и Ледесмус вышли во двор. Ледесмус внимательно посмотрел на Джерсена:
      – Значит, вы напишете о Говарде? Кто же захочет читать о нем?
      – Конкурс вызвал огромный интерес. Я упомяну вашего отца и мать и, естественно, вас.
      – Тогда да. А там будет мой портрет?
      – К сожалению, нет. Я не взял с собой фотоаппарата… Вы старше Говарда?
      – На три года.
      – У вас с ним были хорошие отношения?
      – Вполне. Отец прав. Я работал, а он мечтал в своем кабинете.
      Джерсен остановился в нерешительности. След Говарда Алана Трисонга был четким, но, казалось, никуда не вел.
      – Можно заглянуть в кабинет Говарда?
      – Он чуть дальше и совсем не изменился за двадцать пять лет. Мы перекачиваем воду из пруда для полива орхидей и овощей. А воду для дома берем из колодца. Там другой насос.
      Ледесмус показал дорогу к сараю, который оказался десяти футов длиной и восьми шириной. Ледесмус толкнул дверь, и та со скрипом отворилась. Свет проникал через два окна, освещая пыльное помещение.
      – Здесь все осталось таким, как было раньше, – сказал Ледесмус. – Вон там его стол, а это тот самый стул, где он планировал свои похождения. На этих полках стояли книги и лежали бумаги. Говард был опрятным. Все у него лежало на своих местах.
      – А где его книги и бумаги?
      – Трудно сказать. Некоторые унесли в дом, другие сожгли. Говард заботился о своих вещах. Когда он отправлялся в дальний путь, то не оставлял следов. Он любил секреты.
      – У него были друзья? Или девушки? Ледесмус усмехнулся, и в этой усмешке прозвучали и презрение, и удивление.
      – Говард никогда не умел обращаться с девушками. Он говорил слишком много, а делал слишком мало, если вы понимаете, что я имею в виду. Ему нравились девушки маленького роста, и он грязно позабавился с одной или с двумя, но об этом не пишите… Отец никогда не слышал этих историй, – Ледесмус бросил взгляд через плечо на дом. – Он бы содрал с Говарда шкуру даже за чтение надписей на заборах. А Говард только и хотел сменить окружение. Мы ему не подходили, можете поверить? Я никак не могу его понять, но если Святой Мартис не хотел, чтобы девушки играли с ним в любовные игры, Говард кусал их, оставляя следы, как от капканов… Понимаете, что я имею в виду? Но и это не имело большого значения. Говард вытворял что хотел. По-настоящему он любил только девушку по имени… Как ее звали? Она утонула в озере Персиммон… Зида Менар. Очень хорошенькая… Друзья? Был Нимфи Клидхо. Он жил дальше по дороге. Отцу это не понравилось, так как старый Клидхо был тогда городским мармелайзером.
      – Что такое мармелайзер?
      – Вы видели кладбище, где хоронят местных жителей? Там стоят мармелы. Это тихая работа, работа с мертвецами, и вообще… Спокойная. Хотя потом они уехали. Так вот, Клидхо можно было назвать другом Говарда, если Говард вообще с кем-то дружил. – Ледесмус повернулся к Джерсену. – Я разрушил эту дружбу. И моя глупость.
      – Это как?
      – Ну, у Говарда была записная книжка, и он очень дорожил ею. Однажды Нимфи вызвал его из «кабинета», и они пошли зачем-то к матери или еще куда-то. Я залез в окно, взял ту красную книжечку и забросил ее за насос. Судьбе было угодно, чтобы книжечка проскользнула между насосом и стенкой. Я вышел из сарая и стал ждать. Вернулся Говард и хватился своей книжечки, но не смог ее найти. Никогда я не видел его таким. Он говорил странным голосом, обыскивал все вокруг. Потом он увидел бедного невинного Нимфи и бросился на него. Я выбежал из укрытия и сгреб Говарда, прежде чем он успел прибить приятеля. С тех пор они больше не дружили. Если сказать правду, я с тех пор Нимфи больше никогда и не видел. Летом Говард уехал познавать Учение, и я забыл о книжке. Можно посмотреть. Она, наверное, все еще там. – Ледесмус просунул руку за насос. – Надеюсь, не ухвачусь за канга … Кажется, дотянулся.
      Он вытащил красную записную книжку и перебросил ее Джерсену, который, повернувшись к свету, заглянул в нее.
      Ледесмус вышел из домика:
      – Что там?
      Джерсен пролистал книжечку. Ледесмус пробежал взглядом по ее страницам:
      – Ничего особенного… Что это за тип письма? Я никогда не видел ничего подобного.
      – Трудно разобрать.
      – Какое дурачество! Что за польза писать так, чтоб никто не смог прочесть? А вот здесь рисунки: герцоги, короли в расшитых костюмах. Какой-то карнавал. Отец думал, Говард переписывает Органон. Мне казалось, что здесь дело связано с девочками. А Говард всех нас одурачил.
      – Похоже, – кивнул Джерсен. – Я попрошу это у вас в качестве сувенира из Гледбитука. Вы согласитесь принять от меня десять севов за беспокойство?
      – Ну, я не знаю… – Ледесмус заколебался, но деньги взял. – Мне кажется, отец бы этого не одобрил. Не говорите ему ничего.
      – Я-то не скажу, а вы не напоминайте Говарду о книжечке, если увидите его раньше меня. Интересно, где он сейчас?
      Ледесмус пожал плечами:
      – Пока он говорил с отцом, я решил, что он будет жить у нас, но вскоре он ушел. Он может остановиться в– гостинице Свичера, так как она лучшая в городе.
      Вернувшись в Гледбитук, Джерсен подошел к дереву перед гостиницей и сел за один из столиков, расставленных на открытом воздухе, спиной к заходящему солнцу. Черная тень от дерева пересекала розовую поверхность стола. Высокий нервный официант подошел, чтобы принять заказ.
      – Чего изволите?
      – Что у вас на ленч?
      – Ленч уже прошел, сэр. Сейчас немного поздновато. Я могу принести вам тарелку маунса с хорошим хлебом.
      – Что такое маунс?
      – Ну, это смешанное блюдо из трав и речной рыбы.
      – Меня вполне устроит.
      – Вы будете пить?
      – А что можете предложить?
      – Все что пожелаете.
      – Я бы хотел пинту холодного пива.
      – Пива у нас нет, сэр, ни холодного, ни теплого.
      – Тогда покажите мне меню или прейскурант.
      . – У нас нет ничего такого. Люди знают, что у нас есть, и не читая меню.
      – Ясно… Что заказали вон те люди?
      – Они выбрали охлажденный коктейль, какой обычно пьют перед сном.
      – А вон те?
      – Сок, от которого путаются ноги.
      – Что еще можно заказать?
      – Почечный тоник. Ниббет. Кислый сок. Сок из вишневых веточек.
      – Что такое ниббет?
      – Витаминизированный чай.
      – Я, – пожалуй, остановлюсь на ниббете.
      – Минутку, сэр.
      Парень удалился, а Джерсен стал обдумывать ситуацию. Где-то рядом находился Говард Алан Трисонг. Джерсен почти физически чувствовал его присутствие. Если бы его удалось выманить из города, упомянув о старой записной книжке, и утопить в Сладкой Трелони, то дело можно было бы считать законченным. Вряд ли все пойдет гладко… Официант принес тарелку с рыбой, хлеб и чайник.
      Джерсен налил чай, попробовал, ощутив аромат, которому сначала не смог подобрать названия. Один из компонентов чуть обжигал язык, а потом и весь рот. Парень, пряча улыбку, вежливо спросил:
      – Как вам нравится ниббет, сэр?
      – Замечательно. – Джерсен едал белое мясо с пряностями и рисом в квартале Ласкар на Замбоанге, пивал перцовый ром в «Мамочкиной Раскаленной Штучке» в
      Селе на Копусе. – Кстати, я поджидаю друга с иной планеты. Мне кажется, его еще нет в гостинице. У вас заказаны номера для мистера Слейда или каких-нибудь других иностранцев?
      – Не знаю, сэр. Джерсен достал монету:
      – Узнайте, но незаметно, так как я хочу сделать сюрприз моему другу. Он приезжает на школьную вечеринку выпускников.
      Официант подхватил монету и исчез. Джерсен вяло жевал маунс, как ел дюжину подобных блюд на других обитаемых планетах.
      Официант вернулся:
      – Ничего похожего, сэр. У нас нет забронированных номеров.
      – Где же он мог остановиться?
      – Есть еще таверна «Сырые Стены» дальше по дороге, но у них слишком бедная обстановка. Курорт Отта на озере Скуни, где останавливаются богатые люди. Да, еще есть поблизости гостиница «Грязные Углы».
      – Ясно. Где тут телефон?
      – В гостинице, но сначала вы заплатите за маунс и ниббет… А то со мной уже проделывали подобные трюки.
      – Как хотите. – Джерсен выложил деньги. – И второе. – Он дал официанту еще один сев. – Будьте добры, позвоните сначала на озеро Скуни, а потом в таверну «Сырые Стены» и узнайте о постояльцах, прибывших туда на встречу выпускников. Будьте осторожны, не упоминайте обо мне.
      – Как скажете, сэр.
      Прошло несколько минут. Джерсен выпил еще немного ниббета. Вернулся официант:
      – Ни одного иностранца, сэр. Участники встречи в большинстве своем местные, хотя несколько человек приехали из-за рубежа. Дядя Дитти Джингол приехал из Бантри, есть несколько человек из Уимпинга. Ваш друг, вероятно, прибудет сегодня вечером. Что-нибудь еще, сэр?
      – Попозже.
      Парень ушел. Джерсен достал красную книжечку. В начале стоял заголовок, тщательно выписанный большими буквами:
 
      КНИГА ГРЕЗ
 
      Джерсен открыл книгу и сосредоточил свое внимание на записях молодого Говарда Хардоаха… Прошли час, два…
      Джерсен отвлекся, осмотрелся, прикинул высоту звезды Ван-Каата над горизонтом. Много позже полудня… Он медленно закрыл книжечку и засунул ее в карман. Потом обратился в официанту, обслуживающему его столик:
      – Как вас зовут?
      – Витчинг, сэр.
      – Витчинг, вот еще один сев. Он ваш. Возможно, будут еще. Я хочу, чтобы только вы обслуживали меня в этом заведении.
      Витчинг подмигнул:
      – Очень хорошо, сэр. Но как это сделать? Я не могу идти против Учения. Это повредило бы всем моим добрым делам в прошлом.
      – Никакого конфликта с Учением нет. Я хочу, чтобы вы пронаблюдали за тем человеком, о котором я говорил, и, когда он появится, сразу бы сообщили мне.
      – Совсем другое дело! Не вижу причины, которая помешала бы мне сделать это.
      – Запомните, все должно храниться в тайне! Если вырвется хоть одно слово, я серьезно разозлюсь.
      – Не беспокойтесь, сэр!
      Джерсен положил сев в тощую руку официанта:
      – Сейчас я пойду прогуляюсь по городу.
      – Здесь нет ничего интересного для приезжих, которые, как вы, сэр, побывали в Клоути.
      – И все же я прогуляюсь. Запомните, никому ни слова о нашем деле!
      – Договорились, сэр.
      Джерсен пошел по улице. Теперь одежда, купленная в Клоути, делала его заметным. Он задержался около магазина и посмотрел на товары. В витрине рядом с дверью стояли тупоносые ботинки черного цвета. На вешалках висели рубашки, шляпы и высокие гамаши из серой ослиной кожи, вышитые зеленым и красным. Он вошел в магазин и подобрал себе костюм гледбитукского обывателя: пиджак с высокими плечиками из черной материи, брюки без пуговиц, перетянутые на коленях черными ремнями, широкополую зеленую шляпу, низко надвигающуюся на лоб, с тульей, отогнутой назад. Из зеркала на него смотрел деревенский парень, достаточно мягкий и простой, чтобы обмануть взгляд гостя из другого мира.