— Я не информирован, — лаконично прошелестел он.

Поняв, что краткими сведениями не отделаться, Гардинг повернулся к компьютеру. «Земля» набрал он в поисковой строке «Единой краткой общей энциклопедии Межзвездной Федерации». И получил прелюбопытную словарную статью.

ЗЕМЛЯ.Первое значение: слой приповерхностной почвы, содержащий элементы органического происхождения или пригодный для роста фотосинтезирующих растений.

Второе значение: религиозный догмат ряда ведущих религий, трактующих историю человечества как историю Великого Возвращения. Основным ядром священных историй являются повествования об утере Земли, которая трактуется как Планета Света Истины, куда человечество, чтобы спастись, должно вернуться прежде, чем начнется коллапс Вселенной. (Смотри: Фаргус К. Нортон «Беспристрастный и полный обзор всех Священных историй о Земле».) В свете этих легенд смысл истории человечества состоит в Возвращении на Землю, после чего история человечества (в узком значении слова «история») закончится.

Третье значение: собственное имя планеты, с которой, согласно наиболее многочисленным историческим данным, началась космическая экспансия человечества. Несмотря на обилие артефактов, а также электронных и письменных источников, точные координаты ее звездной системы в настоящий момент неизвестны, что дает основания представителям некоторых школ исторической науки оспаривать сам факт существования этой планеты (смотри, в частности: Остин Фламенко «Миф о Великом Исходе. Земля: научная хронология, астрономические факты и их интерпретация»; Меллер Закомельский «Миф о Земле — Миф о Великой Матери — психологические корни иллюзий»; профессор Кун К. Клан «Антропология и астрономия: несостоятельность легенды о едином происхождении человечества»').

Четвертое значение: литературная аллегория, пришедший в литературу из религии образ возвращения к истокам Бытия (смотри второе значение слова).

Все трое выслушали статью в режиме электронного прочтения. Монстр оставался невозмутимым. Гырр тоже. Что же касалось человека, то уже на втором пункте статьи у него начало вытягиваться лицо, а к концу третьего перекосило челюсть.

— Кх-гх! — произнес рыжий чужак.

«Возглас глубокого презрения», — прокомментировала коробочка.

— Рыгарор-рех-рор-рап! — добавил чужак.

Что было переведено: «Если бы я верил в существование Земли, то теперь бы засомневался». Впрочем, это был неточный перевод.

В это самое время Сато Ишин входила в командирскую каюту.

— Здравствуйте, мисс, — приветствовал ее капитан Никсон. Он сидел в том же кресле, что и час назад, расслабленно откинувшись на высокую спинку и невольно напоминая прикованного к креслу паралитика. — Я думаю, вам у нас понравилось.

О чем именно он думал на самом деле, история умалчивает. Что касается Сато, то для нее первичными оказались не мысли, а ощущения. Капитан Никсон ей не понравился. Его каюта тоже. И даже его первый вопрос.

— Да, у вас хорошо, сэр, — ответила она.

И села в кресло. То, что, как человек штатский, она села в кресло без разрешения, было нормально. Но еще никто и никогда не забирался в это кресло с ногами.

— Я рад за вас, — сказал капитан Никсон. — И что вы собираетесь делать теперь?

— Лететь с вами.

Это было сказано так, будто севший на остров звездолет находится в ее распоряжении, каюта заранее готова и не хватало единственной мелочи — ее собственного согласия.

— Видите ли, мисс, — ровным голосом сказал капитан Никсон, — на самом деле это совсем неочевидно. — И замолчал, вынуждая ее произнести следующую фразу.

— Что «неочевидно»? — спросила Сато.

— Что вы полетите с нами.

— Правда?

— К сожалению. — В голосе капитана Никсона не угадывалось сожалений. — Сержант Бричард рассказывал вам, что представляет собой наш корабль?

— Да. Это федеральный крейсер, сэр.

— Вам не обязательно титуловать меня подобным образом. Вы ведь не состоите на федеральной службе, и нас не связывают уставные отношения. А чем занимается Федеральная Гвардия, сержант вам рассказывал?

— Да.

— То есть сержант Бричард рассказывал вам, что космос полон всякой мерзости и наша работа состоит в том, чтобы по возможности космос от нее избавлять, при необходимости проявляя решительность и даже жестокость?

— Именно так… сэр, — подтвердила Сато.

Капитан Никсон не нравился ей все больше. Как мы упоминали, был он похож на ящерицу, обладал неприятной мимикой и еще более неприятной привычкой смотреть собеседнику в глаза больше пяти секунд подряд. Еще хуже была манера говорить человеку жесткую правду в глаза, если, конечно, тот оказывался его подчиненным. Людям подобной внешности и привычек вообще сложно становиться объектами немотивированных симпатий.

— Сержант не рассказывал вам, как мы оказались на этой планете? — спросил капитан Никсон.

— Да, сэр, — ответила Сато, твердо решив придерживаться официальной формы обращения. — Он сказал, что произошла небольшая авария двигателя и вы сели на остров, чтобы произвести ремонт.

Взгляд капитана Никсона ее все более тяготил. Бывает такая разновидность взглядов, оказавшись под прицелом которых вы начнете ощущать себя совершенно голыми, — с этой разновидностью ей еще предстояло познакомиться. Но взгляд командира «Эскалибура» принадлежал к куда худшему типу. Сато показалось, будто сейчас он рассматривает даже не ее, а каких-то совсем других людей, в силу программной ошибки бытия находящихся в той же самой точке пространства. Причем самой лишней в этом множестве была именно она.

— И больше ничего? — спросил капитан Никсон.

— Он рассказывал очень много и о разном! — раздраженно сказала Сато. — Сэр! — добавила она.

Взгляд капитана Никсона не изменился. Голос тоже.

— Наверное, он вам рассказывал не все. Возможно, вы не знаете, что наш корабль выполняет важную часть боевой операции. От ее успеха или неудачи будут зависеть тысячи и десятки тысяч человеческих судеб. Очень может случиться, что все мы погибнем, выполняя свой долг. Естественно, что и вы тоже, если отправитесь с нами.

Судя по выражению ее… ну ладно, пускай будет выражение глаз… девушка испытывала досаду.

— Я все равно… — начала она.

— И дело не только в этом. — Капитан Никсон сделал вид, будто не расслышал начатой фразы. — Строго говоря, я даже не имею права взять вас с собой. Я хорошо понимаю, что вы истосковались по человеческому обществу, хотите увидеть новые миры и новую жизнь, но с чисто служебной точки зрения я буду совершенно прав, если просто оставлю вас на острове до прибытия агентов ЦРМФ.

— А когда они прибудут? — быстро спросила Сато, пока не пытаясь выяснить смысл этого сочетания букв.

— Все зависит от того, как мы справимся с операцией, Если все пройдет нормально, то, возможно, в течение ближайших тридцати суток. Если мы погибнем, то, может быть, очень нескоро. Может быть, даже никогда. То есть я имею в виду «никогда» применительно к обычному сроку человеческой жизни.

— Спасибо за объяснения, сэр, — сказала Сато. — Мне жаль, если я доставила вам неприятности.

— Невольно доставила, — безмятежным тоном подтвердил капитан Никсон. — С другой стороны, оставив вас здесь, я отведу прямую угрозу от своего служебного формуляра, но окажусь под угрозой морального осуждения со стороны людей, которые не поймут, от какого риска я старался вас уберечь. Иначе говоря, это тоже чревато неприятностями, только другого плана. Поэтому я снова спрошу вас: вы хотите лететь?

Если бы этот разговор слышал сержант Бричард, он бы пришел к выводу, что командир «Эскалибура» не только моральный урод, но и тайный садист.

— Я все равно хочу отправиться с вами, — тихо сказала Сато.

При этом в ее глазах сверкнул некий огонек, который у воспитанных в других традициях женщин предвещает битье тарелок и серию истошных криков.

— Очень хорошо! — как ни в чем не бывало сказал капитан Никсон. — Пускай мне придется пожалеть о своем решении, но вы полетите с нами.

Сато пребывала в слишком противоречивых чувствах, чтобы что-то сказать. Она просто промолчала. Взгляд капитана Никсона ее по-прежнему раздражал.

— Тогда зачем вы мне все это говорили? — поинтересовалась она.

— Чтобы вы поняли мою ситуацию. Потому что, взяв вас с собой, я рискую заработать кучу неприятностей и, следовательно, иду на жертвы. А у вас есть возможность избавить меня от некоторых проблем. То есть это предложение сделки. Если угодно, даже разновидность шантажа.

К чести капитана Никсона, он вовсе не пытался быть приятным. Это ему замечательно удавалось. Возможно, в свое время у него пострадали не только физиологические Функции, но и области мозга, деятельность которых заставляет мужчину быть приятным в глазах молодой девушки.

Сато молча на него смотрела, не открыв рот даже для фразы «я слушаю».

— Дело в том, мисс, — продолжил капитана Никсон, — что мы вообще не имели права садиться на этой планете. Согласно «Своду инструкций о контакте», мы должны были, обнаружив обитаемую планету, до получения приказов командования избежать не только любой формы контакта, но и посадки. Этот момент в инструкции обозначен бескомпромиссно и недвусмысленно. Сержант Бричард вам этого не говорил. — Фраза прозвучала не вопросом, а утверждением. — Вам нужно объяснить, чем вызваны эти правила?

Большинство девушек на месте Сато произнесли бы что-нибудь вроде: «Если вам нетрудно», и ключевой была бы не фраза, а интонация.

— Да, — просто сказала она.

— В истории освоения космоса имели место случаи, — мерным голосом начал капитан Никсон, — когда ничтожная доля посторонней информации давала развитию цивилизаций самые крутые и непредсказуемые толчки. Эта информация с обыденной точки зрения могла быть куда более ничтожной, чем конструкция двигателя внутреннего сгорания. И даже просто представление о принципиальной возможности существования такого двигателя. Дело не столько в том, что эти толчки могли оказаться роковыми для самих цивилизаций. Такое тоже бывало. Просто иногда их последствия очень дорого обходились самому человечеству. — Капитан Никсон бросил беглый взгляд на монитор. — Если интересуют подробности, можете обратиться к соответствующим разделам корабельной библиотеки. Я подскажу ссылки.

— Спасибо, сэр.

— В том, что мы сели на остров, вашей вины нет, — продолжил капитан Никсон. — Мы вынуждены были решиться на посадку, чтобы не сорвать важную боевую операцию, от результатов которой зависят тысячи человеческих жизней. Ради этого мы пошли на риск получить служебные взыскания и испортить свою карьеру. Но последствия нашего решения усугубились тем, что в силу какого-то аппаратного боя поисковые системы не обнаружили на острове присутствия человека. Доказать, что виновата техника, будет не так-то просто. Наша вина сознательного нарушения устава будет усугублена обвинениями в халатности. Если честно, это еще хуже. В этом отношении у вас есть возможность облегчить нам жизнь.

— Каким образом, сэр?

— Очень просто. Если вы согласитесь подтвердить, что мы сели на остров, чтобы спасти вас. Вы дали сигнал бедствия, и мы его услышали. Но рассказать надо так, чтобы вам поверили.

Сато ответила не сразу.

— То есть я должна солгать? — спросила она.

— Да, — подтвердил капитан Никсон. — Вам ведь раньше не приходилось этого делать? Ну что я говорю! — Его безгубый рот изобразил улыбку. — Конечно же, не приходилось! Уверяю, это совсем не так трудно, как вам сейчас кажется. На свете существует масса людей, испытывающих от самого процесса лжи такое же наслаждение, как другие от вкусной пищи, алкоголя или секса.

Случайно или нет, капитан Никсон подобрал самые неудачные сравнения. Про секс промолчим, алкоголь девушка не пробовала, а насчет пищи она имела самые здоровые привычки. По выражению ее лица можно было подумать, что капитан Никсон уговаривает полакомиться какой-то несусветной гадостью. Тем не менее…

— Я попробую, сэр, — сказала она. Встретившись с ней взглядом, капитан Никсон понял, что ждать большего на сегодня не стоит.

— В таком случае, — сказал он, — остается только сесть поудобнее и распрощаться с планетой. Мы взлетаем.

— Сейчас?!

— Да, мисс. Техники справились с ремонтом быстрее, чем обещали.

У девушки был растерянный вид. Никсон чуть-чуть подождал, а потом дотронулся до панели.

— К взлету готовы? — спросил он.

— Да, сэр! — послышалось в ответ.

— Тогда команда «взлет».

Сато вдруг вскочила на ноги.

— Что такое? — спросил капитан Никсон.

— Я хочу увидеть!

— Что увидеть? Взлет?

— Да.

— Ну, это можно сделать и отсюда.

Пальцы капитана опять пробежали по панели. Два больших участка на стенах каюты помутнели, а потом вроде даже стали прозрачными. Сато сообразила, что это экраны. Она увидела поляну, стену окружающего ее леса, небо… Толчка почти не почувствовалось. Просто в какой-то момент заросшая диким овсом поверхность поляны стала уходить вниз, сначала лениво-медленно, потом все быстрее и быстрее, так что минуту спустя можно было увидеть весь остров целиком. Сейчас он казался совсем маленьким. Намного меньше, чем на самом деле.

…Лейтенант Гейзер в это время сидел в пилотском кресле, находясь в довольно смятенных чувствах. Дело в том, что, когда корабль поднялся над уровнем деревьев, он успел заметить мелькнувшую на краю поляны группу животных, которые показались ему похожими на лошадей.

Разумеется, они очень быстро исчезли. Можно было проверить наблюдения, прокрутив записи, но Гейзер впервые в жизни с ужасом почувствовал, что скорее откусит себе палец, чем нажмет на соответствующую кнопку. Это было ужасно. И даже не потому, что из-за подозрения в подобной слабости комиссия по кадрам способна навсегда перевести корабельного офицера на стационарную должность. Это чувство, как ни крути, называлось трусостью. Чтобы хоть немного избавиться от кошмара, Гейзер попытался отвлечься, рассматривая покидаемую планету. Корабль поднимался по сложной дуге, и через какую-то минуту он увидел еще один затерянный в океане остров. От предыдущего его отделяло пространство, готовое запросто утопить в себе парочку Атлантид. Затем Гейзер увидел какой-то трехмачтовый парусник. Гейзеру даже показалось, что он похож на позавчерашний галеон. Но только тот держал другой курс, имел иной формы корму, и на мачтах иначе стояли паруса. В любом случае кораблю предстояли передряги, потому что наперерез ему двигался грозовой фронт.

Хотя на самом деле…

Хотя на самом деле это был тот самый галеон.

Капитан Магруз не врал, утверждая, что он человек чести. Он был человеком широких взглядов, просто его с детства учили, что кодекс людей чести имеет отношение только к другим людям чести. Взбунтовавшийся помощник корабельного плотника к ним не относился. Так что капитан Магруз мог нажать на спусковой крючок со спокойной совестью. Но он сделал это с чувством горя и ярости. Почему? Ну, это станет понятно позднее.

Выстрел направила твердая рука — у таких людей, как капитан Магруз, редко дрожат руки, — но помощник плотника остался невредим. Дело в том, что капитан второпях схватил ту самую аркебузу, которую, ушибив указательный палец! дон Англаденцио Гегоронциаллес не успел до конца зарядить. Иначе говоря, засыпав в ствол порох, он не затолкал как следует пулю.

Возмущенный таким вероломством, помощник плотника укрылся за бочкой и прекратил переговоры. Через десять минут развернутая при помощи ганшпугов каронада издала грохот, и верхнюю палубу заволокло облако порохового дыма. Ядро проделало неровное отверстие в надстройке квартердека, застряв в перегородке штурманской каюты, разбив запасной компас, оглушив и обсыпав обломками дерева капитана Магруза.

Офицеры пытались отогнать прислугу орудия стрельбой из мушкетов и даже кое-кого подстрелили, но к тому времени на палубу подняли одну из последних бочек с вином, так что энтузиастов и добровольцев нашлось более чем достаточно.

Если бы энтузиазма и вина было поменьше, а помощник плотника — напомним, его звали Рурдхауз — не был так озлоблен вероломством капитана, хватило бы пары залпов. После чего, добившись психологического преимущества, можно было продолжить переговоры. Вся беда в бочках. Вернее, в вине. Перепившаяся команда утратила благоразумие, а помощник плотника — контроль над ситуацией, так что в течение последующих трех часов, до самой темноты, две передвинутые на середину палубы каронады гремели, как немецкие пушки под Верденом, превращая надстройку квартердека в руины.

Когда же квартердек был основательно разрушен, а порох в малой крюйт-камере кончился, команда ринулась на штурм, но обнаружила, что штурмовать, собственно говоря, некого и нечего. За время затянувшейся артподготовки капитан Магруз, знавший конструкцию своего галеона немногим хуже корабельного плотника, под грохот орудий и рев пьяной команды вместе с офицерами выломал палубный настил и спустился в трюм. А через него пробрался в главную крюйт-камеру. Там он понял, что немного погорячился, поторопившись стрелять в Рурдхауза.

Дело в том, что в главной крюйт-камере капитан Магруз увидел гардемарина Мириго. В одной руке тот держал окровавленную шпагу, в другой безопасный фонарь, огонек которого ярко дрожал под закопченными стеклами. Он повернул голову и увидев капитана Магруза…

При чем тут, вы спросите, этот гардемарин Мириго? О, это совершенно потрясающая романтическая история! И гардемарин Мириго на самом деле была… в общем, дело сейчас, не в ней, а в том, что, придя на помощь, капитан Магруз установил твердый контроль над главной крюйт-камерой. Получив возможность единственной искрой, брошенной на пороховую бочку, превратить галеон в кучу обломков.

Протрезвевшая от такой перспективы команда стала послушной помощнику плотника. Тот снова предложил капитану начать переговоры, и Магруз, наверное, был бы не против, но, к сожалению, первое пущенное в квартердек ядро контузило его, и он стал глух, как… в общем, стал почти абсолютно глух. Офицеры предложили Рурдхаузу самому спуститься в крюйт-камеру, чтобы самолично убедиться в этом и продолжить переговоры, хотя бы письменно или на языке жестов. Они обещали ему полную безопасность, клянясь именем святой Местуазы, но помощник плотника был по горло сыт клятвами людей чести. Он не желал спускаться, Магруз не мог его слышать, никто никому не верил, часы шли за часами, огонек в фонаре горел, солнце шло по своему пути, команда следила только за тем, чтобы галеон шел по ветру и…

Вот так обстояли дела, когда лейтенант Гейзер заметил галеон. Вы спросите, при чем тут вообще этот галеон, капитан Магруз, помощник плотника и загадочный мичман Мириго? Ну, скажем так, это герои побочной линии нашего повествования, которая является вторичной по отношению к первичным линиям. Что эта за первичные линии? Ну, надо полагать, это те самые линии, в которых действуют монстр по имени Большой Квидак, капитан Никсон и несколько загадочная девушка по имени Сато Ишин.

Сато следила за взлетом, пока не увидела планету целиком — висящий в космической пустоте голубой шар с туманно-зеленоватыми пятнами континентов и островов, который, не задумываясь ни о каких моральных и этических проблемах, тихо-мирно плыл себе по своей околозвездной орбите. Капитан Никсон не намекал, что командирская каюта не лучшее место для наблюдений за пейзажами, но как-то вышло, что, вдруг посмотрев на него, девушка соскочила с кресла. Кажется, собираясь без лишних разговоров уйти. Она даже успела сказать: «Спасибо, сэр!» — повернуться к выходу, сделать шаг, но тут ей пришел в голову еще один вопрос.

— Сэр, а что это за операция, о которой вы говорили? — спросила она, повернувшись.

— Вы имеете в виду задачу, поставленную перед нашим крейсером? — уточнил капитан Никсон.

— Да, сэр.

— Я думал, вы уже знаете. В последнее время в секторе эс-шестнадцать-три пропало без вести несколько кораблей. Интерпол провел следствие и сообщил командованию флота, что в скоплении Кроличьей Шкуры предполагается наличие нескольких пиратских баз. В таких случаях принято атаковать все базы одновременно, чтобы как можно меньше бандитов успело ускользнуть, но на этот раз вероятных координатных точек оказалось слишком много. Поэтому командование эскадры смогло выделить не более одного-двух кораблей на каждую из них. Так что не исключена возможность, что мы столкнемся с превосходящими силами и погибнем. Поэтому я вас и отговаривал от путешествия, мисс.

— Спасибо, сэр, — сказала Сато. — У меня к вам есть еще одна просьба.

Капитан Никсон мысленно усмехнулся. В голосе Сато чувствовалось напряжение.

— Я слушаю, — сказал он.

— Раз я здесь, я хотела бы кое-чему научиться.

— Например?

Если с искусством прямой лжи Сато еще предстояло знакомиться, то искажать истину недоговорками она уже училась.

— Я очень многое не умею, сэр, — сказала она. — Может быть, я даже не умею носить скафандр.

— Вы правы, — сказал капитан Никсон. — Найдите сержанта Бричарда и передайте ему, чтобы он подобрал вам скафандр и вообще занялся вашим обучением. На ближайшее время он освобождается от несения очередных вахт.

— Спасибо, сэр, — сказала Сато.

— Не за что. Кстати, как вы переносите сжатие континуума?

— Не знаю, сэр. То есть не помню.

— Ну, в таком случае считайте, что это первое, чему вам предстоит научиться. До скачка осталось девять минут двадцать секунд. Вам лучше всего спуститься в одну из кают-компаний.

— Спасибо, сэр, — в очередной раз сказала Сато. — Я могу идти?

— Разумеется.

Скачок через подпространство, о котором предупреждал капитан Никсон, оказался коротким. Просто небольшое перемещение на окраину звездной системы. Прежде чем прыгнуть туда, где рисунок созвездий станет почти неузнаваем, предстояло проверить работу техники и уточнить параметры перехода. Как перенесла Сато первое в ее взрослой жизни сжатие континуума, неизвестно, но скорее всего оно вообще не доставило ей проблем.

Бричарда она нашла в оружейной, прямоугольном помещении, где вдоль стен тянулись стеллажи, уставленные оружием и десантным снаряжением. Вернее говоря, Сато нашла оружейную, а внутрь ее уже впустил Бричард. Стальная дверь сначала потребовала от девушки пароля, а потом все равно отказалась ее пускать, потому что «вы, мэм, не числитесь в списках экипажа и не имеете специального допуска».

— Ну что ты от нее хочешь? — сказал Бричард, открыв дверь с другой стороны. — Это ведь просто программируемая железка.

Из дверного динамика донесся низкий угрожающий звук.

— Сержант Бричард, о нарушении инструкции допуска к оружию проинформирован командир корабля, — сообщила она.

— Принято, — сказал Бричард. Дверь замолчала. Сато оглядывалась.

— А зачем нужен специальный допуск? — спросила она.

— Ну хотя бы потому, что на планете, с которой мы взлетели, получив такой арсенал, дюжина человек сможет завоевать себе империю.

— Зачем? — рассеянно спросила Сато, рассматривая выстроенные на вертикальном стеллаже автоматы.

Бричард не нашелся с ответом. Он даже не выдал какую-нибудь фразу-джокер наподобие: «Ну, это уже другой вопрос». Сато не стала повторяться.

— Капитан приказал подобрать мне скафандр, — сказала она. — И научить всему, что мне может понадобиться.

— Ясно, — сказал Бричард. — А он не говорил, что именно тебе может понадобиться?

— Мы сами это решим. Начнем со скафандра.

— Ну начнем, — сказал Бричард.

Если бы кто-нибудь из них вызвал на экран изображение звезды, вокруг которой вращалась покинутая час назад планета, он увидел бы только маленький тусклый кружок, не особенно заметный на фоне прочих. Но им было не до того. Подобрать скафандр труда не составило, больше времени ушло на адаптацию и освоение встроенной электроники. За это время техники успели убедиться в стабильности бугеля и передать в командный отсек свое «о'кей!», а навигатор Старжеффский определился с параметрами предстоящего прыжка.

— Скоро переход, — сказал Бричард, посмотрев на дежурный экран. — Тебе не кажется, что лучше найти место поудобней?

— Для чего? — спросила Сато.

— Для того, чтобы переждать сжатие континуума.

— А здесь чем плохо?

— Ты так хорошо переносишь сжатие?

— Наверное, да, — сказала она.

Хотя тренировки по адаптации к сжатию континуума составляют обязательную часть —подготовки федерального гвардейца, Бричард мог позавидовать ее невозмутимости. Сам он предпочел бы провести ближайшие минуты в противоперегрузочном кресле. Теперь этому мешало самолюбие.

— О'кей! — сказал он.

Сато установила шлем в гнездо стеллажа и принялась снимать внешнюю оболочку скафандра.

— Бее время забываю спросить, — начал Бричард, — как это ты за столько лет не разучилась говорить?

— А почему ты думаешь, что я должна была разучиться говорить? — спокойно спросила она, не глядя на него и продолжая стягивать скафандр.

— Я когда-то слышал, что человек, который несколько лет провел в полном одиночестве, теряет способность даже к членораздельной речи, — объяснил Бричард.

Если честно, это «когда-то» случилось пятнадцать минут назад, а источником информации оказался лейтенант Гейзер. Как мы уже упоминали, он был очень начитанным человеком.

Сато немного подумала над этими словами.

— Нет, наверное, неуверенно сказала она. Кроме того, у меня было с кем говорить.

— Да?! — выдохнул Бричард, которому показалось, что он поймал ключ ко всем загадкам.

У него опять возникло странное ощущение, о котором он понятия не имел, пока капитан Никсон не поведал ему теорию внутренней цельности. Ему снова показалось, что внутри этой девушки упрятаны еще какие-то личности, которые за годы пребывания на острове вели довольно общительный образ жизни, и вот сейчас он узнает, с кем все это время они общались.

— Конечно, сказала Сато. — Отец настроил мне компьютеры, чтобы они говорили со мной, учили меня ну и просто общались. Когда я была маленькая, они принимали вид симпатичных зверюшек на экране. Ну а потом они немного изменились.

Сато не уточнила, как именно.

— А-а! — сказал Бричард.

Это многое объясняло. Даже почти все, за исключением одного: все той же странной манеры речи, к которой он уже начал привыкать, причем настолько, что уже почти перестал ее замечать и…

Бричард вдруг сообразил, что привыкание уже ни при чем. Со времени их первой встречи странный акцент исчез, если не почти, то процентов на семьдесят пять.

— А как получилось… — начал он и… И не договорил.

Если вы заметили, в этой истории вообще часто не успевают договорить или дослушать. Одно из двух: или это стечение обстоятельств, или таким образом проявляет себя некий специфический закон мироздания. Уже знакомый нам старый букинист по этому поводу мог бы вспомнить, что на древней Земле существовал великий драматург, строивший сюжеты своих трагедий именно на предпосылке, что кто-то в свое время чего-то недоделал, недоговорил, недоспросил и недодумал.

Влюбленные разлучались, травились ядом, душили друг Друга, и все из-за какой-то мелкой бытовой ошибки, из-за которой они поняли не то и не так. Короли передавали престол кому не надо, изгоняли от лица своего оклеветанных верных рыцарей, друзья становились врагами и резали друг друга отравленными шпагами, отцы проклинали любящих детей и…

«Ах, если бы я знал это раньше!» — вроде бы сказал по этому поводу какой-то из этих героев, по ошибке прирезав отца своей возлюбленной. После этого она оказалась в сумасшедшем доме, а герой отправился сводить с ума собственных родителей. Позже другой классик печально изречет по этому поводу: «Большинство трагедий происходят из-за недостатка информации».

Вы могли возразить букинисту, что этот закон на самом деле проявляет себя только в драматургии, кино и литературе, да и то не всегда. Но пропитанный ветхой пылью старик ответил бы, что закон этот всеобъемлющ, как закон тяготения. В искусстве его проявление заострено в силу свойств жанра, а в жизни скрыто под потоком будничных событий. Можно не осознавать вращения Земли, и закону не делается хуже оттого, что мы о нем не знаем. Чуть ли не ежедневно, совершенно не имея представления об очередной трагедии, мы проходим мимо каких-то совершенно сказочных шансов, теряем успех, несостоявшуюся дружбу, любовь, сказочные приключения. Кто-то вообще проживает жизнь получив только жалкие суррогаты этих вещей, и…

К чему все эти рассуждения? А к тому, что…

В тот раз Бричард недоговорил потому, что таймер звездолета как раз отсчитал свое «01-00» и корабль канул туда, где не только связный разговор, но даже само произнесение звуков оказывается проблематичным — хотя бы по той причине, что проблематично там само время. Можно смотреть и даже кое-что видеть, можно пытаться думать и даже что-то понимать, можно чувствовать… Лучше всего в этом состоянии удается именно чувствовать.

Бричарду казалось, что эта была вечность, и в этой вечности оставались только он и она, застыв и глядя друг другу в глаза. Еще ему показалось, будто они говорили друг с другом, о чем никогда бы не заговорили и так, как никогда говорить не могли. Разумеется, это были только последствия сжатия континуума. Когда же «Эскалибур» наконец-то материализовался в скоплении Кроличьей Шкуры, все закончилось. Даже заговорили они совершенно о другом. Кажется, Сато спросила, что представляет собой скопление Кроличьей Шкуры.

Если вы тоже не в курсе, скажем так: оно является полной противоположностью Великому Кольцу. Второе — это миф, нереальный, но изящный и простой с точки зрения замысла. Первое, напротив, более чем реально, но зато является местом локализации невероятного количества самых кошмарных легенд. В их число входят перечни канувших в небытие кораблей, повествования о плывущих сквозь пространство безлюдных призраках с полным комплектом катеров и спасательных шлюпок на борту, рассказы о страшных планетах, поглощавших первооткрывателей так быстро, что те не успевали подать сигнал бедствия. И конечно же, это истории о бандах мерзавцев, которых принято называть пиратами. За отсутствием более точного определения.