В числе балаганного имущества находилась довольно порядочная зрительная труба, в которую Гвоздик показывал зевакам экватор, изображаемый ниткою, натянутой на объектив, и жителей луны, которых представляла пара насекомых, засунутых в трубу. Тщательно вычистив эту трубу, Жан захватил ее с собою и, приставив к глазам, старался рассмотреть, не видно ли где-нибудь земли.
Несколько минут он внимательно всматривался, как вдруг Кайета, протянув руку к северу, сказала:
— Гора? — ответил Жан. — Нет, по всей вероятности, это айсберг.
С этими словами он направил трубу на ту точку, которую указала Кайета, и сейчас же воскликнул:
Сергей Васильевич взял трубу и тоже посмотрел в нее.
— Да, — ответил он, — Кайета не ошиблась… Это довольно высокая гора!..
Посмотрели еще и убедились, что к северу, километрах в двадцати-двадцати пяти должна находиться земля.
Это было очень важно.
— Если там есть гора, то земля эта, должно быть, не маленькая, — заметил Жан.
— Ты прав, Жан, — отвечал Сергей Васильевич. — Вернувшись к «Красотке», мы постараемся определить по карте ее положение. Это даст нам возможность выяснить, где мы находимся.
— Жан, посмотри, как будто над горой вьется дым! — сказала Кайета.
— Тогда это вулкан! — воскликнул Сергей Васильевич.
— Да!.. Да!.. — проговорил Жан, направивший трубу на гору. — Дым виден довольно ясно…
Но день уже угасал, и очертания горы мало-помалу исчезли.
Действительно, час спустя, когда совершенно стемнело, в том направлении, где заметили гору, были видны красноватые отблески.
— Пойдем, взглянем на карту, — сказал Сергей Васильевич.
Все трое вернулись в лагерь.
Жан отыскал в атласе карту, изображавшую северный район, выше Берингова пролива, и вот что они установили.
Так как Сергей Васильевич уже убедился в том, что течение, направляясь сначала к северу, поворачивает затем на северо-запад, километров в двухстах выше пролива, и что льдина плывет по этому течению уже несколько дней, то надо было искать на карте, нет ли какой-нибудь земли к северо-западу.
Действительно, километрах в восьмидесяти от континента на карте находился большой остров, называемый географами островом Врангеля. Северная часть этого острова еще почти не исследована. Было, впрочем, очень вероятно, что, если течение будет продолжать увлекать за собой льдину, то она не пристанет к этому острову.
Сергей Васильевич не сомневался в том, что замеченная земля и есть именно остров Врангеля, так как на карте был указан между двумя мысами на южном берегу острова — мысами Гавани и Фомы, — вулкан в действии.
Его-то и заметила Кайета, и отблеск огня был сейчас, в темноте, ясно виден.
Теперь можно было точно определить путь, которым плыла льдина, выйдя из Берингова пролива. Обогнув берег, она миновала мыс Сердце-Камень, залив Колючин и Северный мыс, затем направилась в промежуток между Чукотской областью с одной стороны и островом Врангеля — с другой.
В какие широты попадет потом льдина? Куда занесет ее течение? Предвидеть это было невозможно. Больше всего беспокоило Сергея Васильевича то, что к северу не было видно на карте никакой земли.
Вечный лед тянется на неизмеримое пространство, и центр этого пространства — полюс.
Единственной надеждой на спасение было предположение, что море скоро замерзнет. Как только наступят сильные морозы, льдина остановится, и по ледяному полю можно будет попытаться достичь сибирского берега. Но как они обойдутся без «Красотки», которую придется бросить за неимением лошадей? Ведь переход предстоит долгий!
Ветер продолжал свирепствовать, не меняя своего направления. Большие волны, налетая на льдину, разбивались об ее края и перекатывались через нее, точно через палубу корабля во время сильной качки.
При этом льдина содрогалась даже в своей центральной части и, казалось, вот-вот расколется. Иногда громадные волны долетали до «Красотки», угрожая увлечь ее за собой.
По совету Сергея Васильевича приняли некоторые меры предосторожности. Так как в первых числах ноября выпал сильный снег, то можно было устроить нечто вроде снежного вала в задней части льдины, чтобы оградить ее от набегающих волн. Все принялись за дело. Когда снег был сложен и утоптан на высоте одного-двух метров, то насыпь эта представляла собою существенное препятствие для волн. Только брызги и пена перелетали через это импровизированное укрепление.
Во время этой работы Сандр и Наполеона не упустили случая поиграть в снежки, причем и Жирофль получил на свою долю изрядную порцию их. Каскабель не ворчал на детей за игру и только раз рассердился, когда неловко пущенный снежок попал не по адресу, шлепнувшись на голову Сергею Васильевичу.
— Кто это сделал? — крикнул Каскабель.
— Я, папа! — отвечала переконфузившаяся Наполеона.
— Какая ты неловкая! Извините, пожалуйста, месье Серж.
— Есть о чем говорить! Не браните ее, мой друг! Пусть она меня поцелует, и мы с ней помиримся.
Скоро не только выстроили вал, но и оградили «Красотку», устроив нечто вроде забора изо льда, который должен был защищать ее. К тому же и колеса ее увязли в снегу теперь чуть не до половины, так что нечего было бояться, что она перевернется от порыва ветра. Ограда доходила до крыши, но между ней и повозкой был оставлен узкий проход, так что кругом «Красотки» можно было ходить. Точно судно в доке стоял передвижной домик среди айсбергов. Если бы только льдина не разрушилась, то при этих условиях можно было дождаться момента, когда наступит настоящая зима.
Но тогда надо будет идти к материку, надо будет бросить этот передвижной дом, с которым семья Каскабель сроднилась, в котором она объехала весь Новый Свет! Надо будет расстаться с этим удобным и надежным приютом. Брошенная среди льдов Полярного моря
«Красотка» скроется в его пучине, едва настанут теплые дни!
Как только эта мысль приходила в голову Каскабелю, то исчезали и его обычное философское настроение и привычка смотреть на все с хорошей стороны. Он начинал обвинять себя, уверяя, что он — единственная причина всех несчастий. Он забывал совершенно, что всем этим они обязаны тем двум негодяям, которые обокрали их в ущелье Сьерра-Невады.
Напрасно старалась Корнелия отвлечь мужа от мрачных мыслей сначала добрым словом и, наконец, сердитым окриком. Напрасно дети, и даже Гвоздик, старались уговорить его, повторяя, что проект этого путешествия был одобрен всеми членами семьи. Напрасно Сергей Васильевич и «маленькая перепелочка» старались утешить безутешного Цезаря… Он отказывался их слушать.
— Разве ты больше не мужчина?.. — воскликнула однажды Корнелия, сильно встряхивая его.
Но он только поморщился от супружеской встряски и ничего не ответил.
В глубине души Корнелия очень беспокоилась за будущее, но она сознавала, что надо вырвать мужа из его удрученного состояния, которое совсем изменило этого мужественного человека.
В то же время вопрос о пище начал беспокоить Сергея Васильевича. Прежде всего надо было, чтобы провизии хватило до тех пор, пока будет возможно тронуться через ледяное поле, а также и на тот случай, если бы «Красотке» удалось добраться до сибирского берега. На охоту было бесполезно рассчитывать. В это время птицы здесь почти не показываются. Благоразумие требовало, чтобы вся провизия расходовалась возможно экономнее.
Так, увлекаемая течением, льдина доплыла до высоты островов Анжу, расположенных к северу от азиатского побережья.
Сергей Васильевич, лишь приблизительно, на основании своих беспрерывных наблюдений, предполагал, что они находятся теперь на высоте группы этих островов, судя по тому, что льдина, следуя по течению, проплыла около шестидесяти километров в сутки.
Этот архипелаг, который еще не был виден, находился, согласно картам, под 150° долготы и 75° широты, на расстоянии около четырех километров от материка.
Сергей Васильевич не ошибался; 16 ноября льдина находилась к югу от Анжуйских островов. Но далеко ли было до них? Этого нельзя было узнать, если бы даже у путников были инструменты, которыми пользуются моряки. Солнечный диск появлялся над горизонтом всего на несколько мгновений, да и туман мешал; так что наблюдений нельзя было производить. В полярных странах наступил период долгой ночи.
Погода была плохая, хотя стало заметно холоднее. Ртуть в термометре стояла немного ниже нуля по Цельсию. Но этого было недостаточно, чтобы плавающие на поверхности моря льдины соединились в одну сплошную массу и образовали ледяное поле, так что ничто не могло остановить движения льдины, на которой находилась «Красотка» и ее обитатели.
Но все-таки по бокам льдины в ее излучинах стал уже образовываться новый лед. Сергей Васильевич и Жан внимательно наблюдали за малейшими изменениями, убеждаясь, что теперь уже недолго до того времени, когда настанет момент полного ледостава, и положение бедных путешественников станет лучше; по крайней мере, они на это надеялись.
Последние две недели шел не переставая обильный снег.
Ветер наносил его на ледяную ограду, стоявшую вокруг «Красотки». Казалось, что скоро он ее заметет.
В сущности, опасности из-за этого не предвиделось; наоборот, снег защищал от мороза. Корнелия могла экономить на керосине, употребляя его лишь для нужд кухни. Ведь если выйдет керосин, то чем они его заменят?
К счастью, температура в повозке была сносная, — три или четыре градуса выше нуля, даже немного больше, когда снег засыпал «Красотку». Одно было плохо: приток воздуха был слишком незначителен.
Скоро всем пришлось взяться за лопаты, чтобы общими силами расчистить проход.
Сергей Васильевич начал с того, что прочистил тот коридор, который был между оградой и повозкой. Потом проделали выход наружу, причем сделали его на запад, с тем расчетом, чтобы его не засыпало снегом при восточном ветре.
Но все-таки беды не избежали.
Само собой разумеется, путешественники не покидали «Красотки» ни днем, ни ночью. Это было надежное убежище и от бури и от все усиливавшегося мороза. Термометр опускался, хотя и очень медленно.
Тем не менее, Сергей Васильевич и Жан производили каждый день наблюдения в те немногие минуты, когда солнце появлялось на горизонте. Надежда встретить запоздавшее китоловное судно не оправдывалась, как и надежда, что льдина окончательно остановится у какого-нибудь ледяного поля, которое будет соприкасаться с сибирским берегом. Возвратившись со своих наблюдений, оба наносили на карту ход их плавания.
Как уже было сказано, охота прекратилась с самого выезда из порта Кларенс, и к столу не подавалось больше свежей дичи. Морские птицы, которые им попадались, имели такое жесткое мясо и неприятный запах, что при всем искусстве Корнелии путники отказывались их есть. Поэтому Жан перестал тратить порох и дробь на этих арктических птиц. Но все-таки, когда он выходил, то брал с собой на всякий случай ружье.
И вот 26 ноября, после полудня, пришлось этим ружьем воспользоваться. До лагеря донесся звук выстрела, и почти в то же время послышался голос Жана, звавшего на помощь.
Удивленные и обеспокоенные, Сергей Васильевич, Каскабель, Гвоздик и Сандр в сопровождении собак тотчас же выбежали из повозки.
— Скорее!.. Скорее!.. — кричал Жан.
Видно было, что он перебегает с места на место, точно желая преградить кому-то дорогу.
— В чем дело? — спросил Каскабель.
— Я ранил тюленя, и он скроется, если доберется до воды!
Это был крупный экземпляр. Жан ранил тюленя в грудь, и кругом весь снег покраснел от крови. Без сомнения, он скрылся бы, если бы не прибежали Сергей Васильевич со спутниками. Гвоздик храбро бросился на раненое животное, которое ударом хвоста отбросило Сандра.
С трудом одолели они тюленя, и Жан, приложив дуло к голове животного, выстрелом снес ему полчерепа.
Мясо тюленя не представляло собой ничего привлекательного для людей, зато для Ваграма и Маренго пищи должно было хватить надолго. Если бы обе собаки обладали даром слова, то они поблагодарили бы Жана за удачную охоту.
Надо заметить, что в настроении Каскабеля начала мало-помалу происходить перемена. Хотя он все еще приписывал себе ответственность за постигшие труппу злоключения, все же его обычная уверенность в себе брала понемногу верх. Привыкнув изворачиваться при всяких обстоятельствах, он не мог поверить, что счастье изменило ему… До сих пор, впрочем, семейство Каскабель физически не страдало. Что касается нравственных страданий, то в этом отношении всем пришлось бы плохо в случае, если опасность увеличилась бы.
Поэтому Сергей Васильевич не перестал подбадривать весь этот маленький мирок. Долгие часы проводили они при свете лампы вокруг стола, и Сергей Васильевич рассказывал разные эпизоды из своих путешествий по Европе и Америке. Жан и Кайета, сидя рядом, старались не пропустить ни одного слова и спрашивали объяснения, если что-нибудь было для них непопятно.
Однажды Сергей Васильевич, основываясь на своей опытности, сказал:
— Друзья мои, отчаиваться нечего. Льдина, которая нас несет, очень прочна, и теперь, ввиду того, что морозы усиливаются, можно не опасаться, что она расколется. Заметьте, что она плывет именно в ту сторону, куда нам надо было направляться. Плывем мы точно на корабле и не чувствуем никакой усталости. Немного терпения — и мы приплывем в какую-нибудь гавань.
— А разве кто-нибудь из нас отчаивается? — спросил его Каскабель. — Кто позволяет себе это, месье Серж? Кто посмеет отчаиваться без моего разрешения, того я посажу на хлеб и на воду!
— Хлеба у нас нет! — возразил шалунишка Сандр.
— Ну так что же, — у нас есть сухари. Кроме того, дерзкий останется без гулянья!
— Какое тут гулянье, когда и выйти-то наружу нельзя! — заметил Жирофль.
— Довольно!.. Прошу принять к сведению!..
За последние ноябрьские дни снегу нападало очень много. Он был так глубок, что выйти из «Красотки» не было возможности, и это чуть не повлекло за собой катастрофы.
30 ноября рано утром Гвоздик почувствовал, что ему трудно дышать, точно не хватает воздуха.
Остальные еще спали, и казалось, что сон их крепок и спокоен.
Гвоздик попробовал отворить дверь, чтобы дать приток воздуху, но дверь не открывалась.
— Эй, хозяин! — закричал он так громко, что разбудил всех.
Все вскочили, и Жан первый сказал:
— Здесь можно задохнуться! Надо отворить дверь!
— Я уже пробовал, — ответил Гвоздик, — но она не открывается.
— Тогда надо распахнуть ставни!
Но так как ставни отворялись наружу, то открыть их тоже не было возможности.
В несколько минут сняли дверь с петель, и тогда поняли, почему она не открывалась.
Коридор, сделанный вокруг «Красотки», был засыпан снегом доверху. И не только коридор, но и выход из ледяной ограды.
— Разве ветер переменился? — спросил Каскабель.
— Вряд ли, — отвечал Сергей Васильевич, — так как на нас не навалило бы столько снегу, если бы ветер начал дуть с запада…
— А быть может, сама льдина наша повернулась? — заметил Жан.
— Да… это вполне возможно, — ответил Сергей Васильевич. — Но пока за дело!.. Прежде всего надо дать сюда приток свежего воздуха, иначе мы все задохнемся.
Жан с Гвоздиком тотчас принялись раскапывать лопатами снег. Снег уже успел за ночь слежаться, и работать было очень трудно, тем более, что «Красотка» была засыпана доверху.
Чтобы дело двигалось быстрее, работали в две смены. Так как некуда было выбрасывать снег, то пришлось кидать его на пол первого отделения; там он под влиянием тепла таял почти тотчас же, причем вода вытекала наружу.
Прошел час, а плотная масса снега не поддавалась усилиям работающих, и выход еще не был прорыт. Невозможно было ни выйти, ни освежить в повозке воздух, который был настолько испорчен, что становилось все труднее и труднее дышать.
Все задыхались. Кайета и Наполеона чувствовали приступы удушья. Но хуже всего было Корнелии. Кайета, превозмогая собственное нездоровье, старалась помочь ей.
Хорошо было бы, если б можно было отворить хоть форточку. Но снег так же крепко прижал ставни, как и дверь.
— Мужайтесь!.. Мужайтесь, друзья мои!.. — повторял Сергей Васильевич. — Мы прорыли уже около двух метров. Теперь слой снега остался совсем тонкий.
— Да, тонкий… а если снег продолжает идти по-прежнему в невероятном количестве?
Вдруг Жану пришла удачная мысль проделать дыру в потолке этого коридора, так как, очевидно, слой снега там не так толст, да и самый снег рыхлее.
Действительно, меньше чем через полчаса было проделано отверстие вверху, и начался приток воздуха. Все свободно вздохнули.
— Ах, как хорошо! — вскричала Наполеона, дыша полной грудью.
— Это гораздо лучше варенья, — отозвался, облизываясь, Сандр.
Через несколько минут пришла в себя и Корнелия, впавшая уже в обморочное состояние.
Расширив отверстие, мужчины вылезли наверх. Снег больше не шел, но кругом, насколько видел глаз, расстилалась белая пелена. «Красотка» была погребена под огромным сугробом.
Сверившись с компасом, Сергей Васильевич убедился, что ветер дует по-прежнему с востока и что льдина сделала полуоборот, вследствие чего снегом занесло и проход и коридор.
Термометр показывал на открытом воздухе всего лишь шесть градусов мороза. Море было свободно, насколько это можно было видеть при почти полной темноте. Льдина же, хотя и повернулась, но плыла в прежнем направлении.
С целью избежать на будущее таких неприятных неожиданностей, Сергей Васильевич решил, что у противоположного конца повозки надо вырыть другой проход. Таким образом, как бы льдина ни повертывалась, у них всегда будет и выход и приток свежего воздуха.
— Ну что за проклятая страна! — ворчал Каскабель. — Тут только одни тюлени могут жить! Разве можно ее сравнить с нашей Нормандией?
— Я с вами вполне согласен, — отвечал ему Сергей Васильевич, — но что делать?
— Сам знаю, что делать нечего, тем не менее, я ненавижу эту страну!
— Да, здешний климат нельзя сравнивать с климатом Нормандии, даже Швеции, Норвегии или Финляндии зимой. Нет! Это климат полюсов, с четырехмесячной ночью, с воющими вьюгами и метелями, с почти беспрерывно падающим снегом и с туманами, за которыми не видно горизонта.
Что еще предстояло испытать дальше? Когда льдина остановится, и море окончательно замерзнет, образуя безграничное ледяное поле, где они очутятся? Где остановится их льдина? Без ужаса нельзя было подумать о том, что придется бросить «Красотку» и идти несколько сот километров до сибирского берега. Сергей Васильевич уже задавался вопросом, не лучше ли будет зазимовать там, где остановится льдина, и под крышей своего уютного дома дождаться весны. При таких условиях, пожалуй, можно будет выдержать большие морозы. Но перед теплом, перед вскрытием Арктического моря придется все равно покинуть свою зимнюю стоянку, перейти через ледяное поле и все-таки бросить «Красотку».
Однако впереди еще было время. Можно будет все решить, когда окончательно наступит зима. Смотря по тому, на каком расстоянии от азиатского берега остановится льдина, будет выяснено и все остальное. Сергей Васильевич надеялся, что расстояние это будет не очень большое, потому что льдина плыла все в одном направлении. Она миновала мысы Кикурный и Баранова и Колымскую бухту.
Ах, отчего она не остановилась в этой бухте! Оттуда было бы легче добраться до кочевьев юкагиров или до посадов Кабачкова или Нижне-Колымска, и там исстрадавшиеся путешественники нашли бы приют. Можно было бы раздобыть оленей, вернуться с ними к «Красотке» и перевезти ее на материк. Но, имея в виду довольно быстрое движение льдины, Сергей Васильевич понимал, что не только эта бухта, но и многие другие должны были остаться позади. Судя по карте, льдина могла бы остановиться у островов Анжу, островов Ляхова или Де-Лонга. А эти острова в большинстве необитаемы. Как тогда добыть средства для переезда на материк?
Ноябрь прошел. Вот уже тридцать девять дней, как семья Каскабель покинула порт Кларенс и пустилась через Берингов пролив. Если бы лед не вскрылся, то еще пять недель назад они были бы в Нумане. И теперь, добравшись до южной Сибири, они приютились бы в каком-нибудь местечке, где переждали бы суровую зиму.
Однако плавание это не могло длиться долго. Мороз постепенно усиливался, и термометр все опускался. Осмотрев ледяной остров, Сергей Васильевич убедился, что окружность его ежедневно увеличивалась вследствие примерзания к нему отдельных небольших льдин. Увеличился он почти на треть. А в ночь на 30 ноября к задней части его пристала и точно припаялась еще огромная глыба льда. Глыба эта сидела очень глубоко в воде, и течение сообщало ей большую скорость, так что в конце концов их ледяной остров сделал полуоборот и поплыл за этой глыбой, как на буксире.
С наступлением более резких морозов небо совершенно прояснилось. К счастью, поднялся северо-восточный ветер, который дул в сторону сибирского берега.
Яркие звезды освещали арктическое небо в эти долгие полярные ночи. Часто развертывалось веером северное сияние, восхищая изумленных путешественников и освещая причудливым светом ледяные скалы. Тогда забывалось и критическое положение и усталость, и все не отрывали глаз от этого красивого явления, присущего лишь полярным странам.
С тех пор как переменился ветер, льдина плыла медленнее. Ее несло лишь течением. Возможно, что льдина недолго будет плыть к западу, так как между айсбергами море стало затягиваться льдом, хотя этот, как говорят китоловы, «молодой лед» подавался от малейшего толчка. Между глыбами льда оставались иногда очень узкие промежутки, почти трещины, и льдина тогда цеплялась за них. Но, простояв неподвижно несколько часов, она вновь двигалась в путь. Тем не менее скоро предстояла окончательная остановка на всю зиму.
3 декабря, около полудня, Сергей Васильевич и Жан пошли на передний край льдины. Одевшись потеплее, Кайета, Наполеона и Сандр присоединились к ним.
По легкому свету на южной окраине неба можно было предположить, что солнце проходит через меридиан. Тусклый блеск, разлитый в пространстве, был, вероятно, отсветом какого-нибудь отдаленного северного сияния.
Все смотрели на айсберги, которые то передвигались с места на место, то ударялись с глухим шумом один о другой. У некоторых волны размывали нижнюю часть. Потеряв равновесие, такой айсберг падал верхушкой вниз, а нижней частью поворачивался кверху.
Вдруг глыба, примерзшая дня два назад к льдине, покачнулась и отвалилась, отломив при падении край льдины, на которую хлынула большая волна.
Все поспешно отскочили назад, но в ту же минуту раздался крик:
— Помогите! Помогите! Жан!
Это кричала Кайета.
Она стояла как раз на том куске льдины, который отделился и поплыл.
— Кайета!.. Кайета!.. — кричал Жан.
- Помогите! Помогите! Жан!
Но обломок, подхваченный боковым течением, плыл, огибая льдину, которая в это время остановилась. Еще несколько минут — и Кайета должна была исчезнуть среди айсбергов.
— Кайета! Кайета! — звал ее Жан.
— Жан! Жан! — откликнулась в последний раз молодая индеанка.
Услыхав эти крики, Каскабель и Корнелия бросились к Жану. В ужасе остановились они возле Сергея Васильевича, который точно остолбенел и не знал, чем помочь несчастной девушке.
В эту минуту глыба опять подплыла к льдине на расстоянии полутора-двух метров. Вдруг Жан, прежде чем его могли удержать, перепрыгнул это расстояние и очутился возле Кайеты.
— Мой сын!.. Мой сын!.. — крикнула Корнелия.
Помощь была невозможна. Прыгая, Жан оттолкнул ту льдину, на которой находилась девушка. Через несколько минут оба они скрылись среди других айсбергов. Скоро не стало слышно и их криков.
Простояв в темноте на краю льдины несколько часов, Сергей Васильевич и несчастные родители вернулись в лагерь. Какую тяжелую ночь провели они! С тоской бродили они вокруг «Красотки»! Жан и Кайета унесены морем… Без пристанища, без пищи… Что с ними будет! Корнелия заливалась слезами… Дети, Сандр и Наполеона, не отставали от нее. Окончательно убитый этим новым ударом, Каскабель лепетал какие-то несвязные слова о том, что причина всех несчастий, обрушившихся на его семью, он сам. Чем мог его утешить Сергей Васильевич, который сам был вне себя от горя?..
На следующий день, 4 декабря, около восьми часов утра, льдина вновь тронулась в путь. Поплыла она в том же направлении, куда течение унесло Жана и Кайету, но с момента несчастья прошло восемнадцать часов, и надо было отказаться от мысли столкнуться с ними или хоть издали увидеть их. Да и слишком много опасностей грозило несчастным, чтобы можно было надеяться, что они как-нибудь спасутся. Холод все увеличивался, пищи у них не было никакой, а кроме того, самый мелкий из айсбергов мог сокрушить их утлую льдину.
Описать горе несчастной семьи невозможно! Несмотря на усиливающийся мороз, все бродили по льдине, напрасно призывая Жана и Кайету.
Так прошел день. Когда наступила ночь, Сергей Васильевич потребовал, чтобы отец, мать и дети пошли в повозку; но никто не мог ни на минуту заснуть.
Вдруг около трех часов утра страшный толчок потряс повозку, и она чуть не опрокинулась. Что случилось?.. Не наткнулся ли какой-нибудь айсберг на льдину? А вдруг она разбита?..
Сергей Васильевич выбежал наружу.
Северное сияние освещало все пространство кругом лагеря.
Сергей Васильевич огляделся.
Ни Жана, ни Кайеты не было нигде заметно.
Что касается толчка, то он произошел оттого, что льдина наткнулась на ледяное поле. Благодаря двадцатиградусному морозу поверхность моря окончательно замерзла. Там, где еще вчера все было в движении, сегодня все замерло. Льдина остановилась. Сергей Васильевич вернулся в «Красотку» и сообщил об остановке льдины.
— Значит, море теперь окончательно замерзло? — спросил Каскабель.
— Да, и впереди, и сзади, и по бокам, — отвечал Сергей Васильевич.
— В таком случае, нельзя терять ни минуты… Надо отправляться на поиски Жана и Кайеты.
— Идемте! — ответил Сергей Васильевич.
Корнелия и Наполеона тоже не захотели оставаться в повозке. Оставив ее на попечение Гвоздика, все отправились в путь. Собаки бежали впереди, обнюхивая поверхность ледяного поля.
Отправились к западу. Шли, бодро шагая по твердому, как гранит, снегу. Ах, если бы только Ваграм и Маренго могли напасть на следы своего молодого хозяина, тогда легко было бы отыскать его самого. Но прошло полчаса, а все еще ничего не было видно. Пришлось остановиться и отдохнуть, потому что от быстрой ходьбы по морозу все задыхались.
Неизмеримое к северу, югу и востоку, ледяное поле с запада было ограничено какими-то возвышенностями, ничего общего с айсбергами не имевшими. Не берег ли это? И какой? Острова или материка?
Вдруг собаки яростно залаяли и бросились к беловатому холмику, на котором виднелось несколько темных точек.
Все поспешно пошли по тому направлению. Скоро Сандр заметил, что эти точки — люди и что двое из них делают знаки…
— Жан!.. Кайета!.. — закричал он, бросаясь вперед за Ваграмом и Маренго.
Действительно, это были Жан и Кайета, целые и невредимые.
Они были не одни. Их окружала толпа туземцев, жителей островов Ляхова.
В Арктическом море есть три архипелага, известных под общим именем Новосибирских островов. В них входят острова Де-Лонга, Анжу и Ляхова. Последние лежат ближе всех к азиатскому материку и состоят из островов, расположенных между 73° и 75° северной широты и 135° и 140° восточной долготы, занимая пространство около сорок девяти тысяч квадратных километров. Более значительные из этих островов — Котельный, Ближний, Малый и Беликова…
Почва здесь бесплодная, и на островах не имеется ни деревьев, ни какой бы то ни было растительности; только кое-какие мхи появляются летом. Здесь находят кости доисторических китообразных животных, мамонтов и в большом количестве ископаемые деревья.
Обитатели «Красотки» попали на самый большой остров этого архипелага — Котельный. Этот остров, самый южный из больших, находится приблизительно в четырехстах километрах от материка. После сорока дней плавания, пройдя за это время около трех тысяч километров, путешественники наконец почувствовали под ногами твердую почву. На юго-западе, на сибирском берегу, широко открывалось устье Лены, через которое эта великая река северной Азии несет свои воды в Арктическое море.
По-видимому, архипелаг Ляхова представляет собой крайний пункт полярных стран в этих широтах. Дальше, до границы вечного льда, мореплаватели не открыли никакой земли. Пятнадцатью градусами выше находится северный полюс.
Путешественники оказались, таким образом, заброшенными почти на границу известного исследователям мира, хотя и на менее высокой широте, чем, например, Шпицберген или северные окраины Америки.
В сущности, хотя семья Каскабель совершала свой путь гораздо севернее намеченного ею маршрута, зато она сразу приблизилась к своей цели — Европейской России. Эти сотни километров, которые они проплыли на льдине, были не слишком утомительны, хотя и чреваты всевозможными опасностями. Расстояние, которое они проплыли, пришлось бы идти степями, почти непроходимыми зимой. Пожалуй, жаловаться было бы нечего, если бы по несчастному случаю Сергей Васильевич и его спутники не попали в руки туземцев островов Ляхова.
Возвратят ли им свободу? Удастся ли им выбраться отсюда? Это было очень сомнительно. Во всяком случае, все скоро должно было выясниться. Смотря по обстоятельствам, можно было принять те или иные меры.
Остров Котельный населен племенем финского происхождения. Племя это небольшое, всего двести пятьдесят-триста душ, считая женщин и детей. Вид у этих туземцев довольно дикий, и они стоят на самой низкой ступени развития.
