В это утро Жан, грустный и расстроенный больше, чем когда-либо, увидел, что она очень бледна и что ее глаза от бессонной ночи покраснели.
      — Что с тобой, Кайета? — спросил он.
      — Ничего, Жан! — ответила она.
      — Нет, нет… я вижу, что ты нездорова… не спала!.. Мне кажется, милая Кайета, что ты плакала!
      — Это от вчерашней грозы!.. Я не могла всю ночь заснуть!
      — Ты слишком устала, не правда ли?..
      — Нет, Жан!.. Я сильна!.. Разве я не привыкла к всевозможным невзгодам?.. Это пройдет.
      — Что с тобой, Кайета? Скажи мне, прошу тебя!..
      — Уверяю тебя, ничего!
      Жан больше не настаивал.
      Видя, что бедный юноша расстроен, Кайета чуть было не рассказала ему все. Ее огорчало, что она должна иметь от него тайну. Но, зная его открытый характер, она боялась, что он не сдержится в присутствии Ортика и Киршева. Он вспылит, а малейшая неосторожность может стоить жизни Наркину. И Кайета промолчала.
      Впрочем, после долгого размышления, она решила открыть все Каскабелю. Но для этого надо было переговорить с ним наедине. Здесь, в горах, этого нельзя было сделать, чтобы не возбудить подозрения у матросов.
      Во всяком случае, с этим можно было и обождать, так как негодяи решили не делать никаких попыток до приезда в Пермь.
      7 июля, в шесть часов утра, «Красотка» вновь тронулась в путь. Час спустя она прибыла к первым истокам Печоры, по имени которой и это ущелье зовется Печорским. Мало-помалу Печора делается одной из самых больших рек северной России, и, пробежав тысячу триста пятьдесят километров, впадает в Арктическое море.
      Пока Печора была лишь бурным потоком, катившимся по каменистому и извилистому ложу, обрамленному соснами, березами и лиственницами. Следуя вдоль его левого берега, можно было достичь выхода из ущелья. Спуск временами был очень крут, и приходилось принимать кое-какие меры предосторожности.
      В этот день Кайете не удалось переговорить наедине с Каскабелем; к тому же она не заметила ни подозрительных разговоров, ни отлучек из лагеря во время стоянки. Очевидно, сообщники негодяев опередили маленький караван и собирались ждать его в Перми, где должна была соединиться вся шайка.
      На другой день идти было легче, потому что ущелье все расширялось. Печора бурлила и шумела в своих высоких берегах. Дорога становилась менее пустынной. Встретилось несколько разносчиков с тюками за плечами и с палками в руках и несколько групп рудокопов, приветливо кивнувших головой в ответ на поклон путников. Кое-где виднелись отдельные домики и небольшие деревушки.
      Отдохнув ночью, «Красотка» прибыла к полудню к выходу из ущелья.
      Теперь Урал остался позади, и маленький караван ступил на землю Европы.
      Еще триста пятьдесят километров, и в Перми будет «одним домом и одной семьей больше», как выразился Каскабель.
      — Ну и дорожку прошли мы!.. — прибавил он. — Разве я не был прав?.. Все дороги ведут в Рим!.. Прибыли мы в Россию не той дорогой, которую наметили раньше… Да разве это не все равно, раз Франция теперь недалеко!
      Еще немного — и он стал бы уверять, что до него доносится воздух Нормандии, свежий морской воздух, который он всегда сумел бы отличить от воздуха других стран…
      Недалеко от выхода из ущелья находился завод с полусотней домов и несколькими сотнями жителей.
      Было решено, что там остановятся до завтрашнего дня, чтобы пополнить запасы муки, чая и сахару.
      Жан и Сергей Васильевич запаслись порохом, дробью и пулями, и сейчас же отправились на охоту.
      — Торопись, Жан! — крикнул Сергей Васильевич. — Постараемся вернуться с полными сумками.
      — Постараемся, — отвечал Жан, причем видно было, что любимое занятие его как будто не радовало.
      Мысль о предстоящей разлуке грызла ему сердце, все ему было не мило.
      — Не пойдете ли и вы с нами, Ортик? — спросил Сергей Васильевич.
      — С удовольствием, — отвечал матрос.
      — Постарайтесь принести хорошей дичи, — сказала Корнелия Каскабель, — а я вам приготовлю за это хороший ужин.
      Так как было всего два часа дня, то у охотников имелось еще много времени впереди.
      Сергей Васильевич, Жан и Ортик ушли, Киршев и Гвоздик хлопотали возле оленей, устраивая их в тени деревьев, где уставшие животные могли пастись на свежей траве.

Олени были устроены в тени деревьев.

      Корнелия, подозвав Наполеону, пошла хозяйничать в «Красотку».
      — А ты, Кайета?
      — Сейчас приду! — ответила молодая девушка и, оглянувшись вокруг, решила, что теперь ей представится удобный случай переговорить с Каскабелем.
      — Мне надо с вами поговорить! — обратилась она к нему.
      — Со мной?..
      — И притом по секрету!
      — По секрету?..
      Он, конечно, подумал, что она хочет говорить с ним о Жане.
      Оба они отправились к левому крылу завода, предоставив Корнелии заниматься хозяйством.
      — Рассказывай, милочка, что тебе от меня понадобилось и к чему эта тайна? — сказал, наконец, Каскабель, обращаясь к индеанке.
      — Вы сейчас поймете это, — отвечала Кайета. — Вот уже три дня, как я собираюсь поговорить с вами так, чтобы это не бросилось никому в глаза.
      — Значит, это что-нибудь важное?
      — Да. Прежде всего — я знаю, что месье Серж — это граф Наркин.
      — Что?.. Граф Наркин!.. — воскликнул Каскабель. — А откуда ты это узнала?
      — От людей, которые подслушали ваш разговор с графом в тот вечер… в деревне Мужи.
      — Возможно ли это?
      — А я тоже подслушала их, но они об этом не подозревают.
      — Кто эти люди?..
      — Ортик и Киршев.
      — Как!.. Они знают?..
      — Да, они знают также, что месье Серж — политический ссыльный и что он возвращается в Россию, чтобы увидеть своего отца.
      Каскабель раскрыл рот от удивления и долго не мог прийти в себя.
      — Очень жаль, — проговорил он наконец, — что Ортик и Киршев случайно узнали эту тайну. Но я уверен, что они будут молчать!
      — Открыли они ее не случайно и молчать не будут, — ответила Кайета.
      — Они?.. Честные моряки?..
      — Граф Наркин подвергается большой опасности!
      — Что?..
      — Ортик и Киршев — два негодяя, принадлежавших к шайке Карпова. Это они напали на графа на границе Аляски. Они уехали на шлюпке из порта Кларенс, чтобы переправиться на сибирский берег, но их прибило к островам Ляхова, где мы их нашли. Если графа Наркина откроют, то жизнь его будет в опасности; так вот, в обмен на молчание они хотят потребовать с него часть его состояния, а если он откажется, то они его выдадут!.. Тогда месье Серж погиб, а может быть, и вы тоже…
      Потрясенный тем, что он слышал, Каскабель молчал.
      Кайета рассказала ему, что уже давно матросы казались ей подозрительными. Она думала, что ей почудилось, будто она слышала уже однажды голос Киршева… Теперь она вспомнила… Это было на границе Аляски, в ту минуту, когда эти злодеи напали на графа Наркина, не зная, впрочем, что это — русский беглец. И вот теперь, на днях, когда они были на охране лагеря, Кайета видела, как пришел какой-то незнакомец, и матросы ушли с ним. Проследив за ними, она подслушала заговор и открыла план Ортика… Сначала он думал провести «Красотку» в Печорское ущелье и там, встретившись со своими товарищами, такими же разбойниками, как и он сам, перерезать всю семью и завладеть «Красоткой»… Но когда он узнал, что Сергей Васильевич — граф Наркин, то решил, что ему выгоднее заставить графа, под угрозой выдачи властям, дать шайке громадный выкуп… Теперь они ждут прибытия в Пермь… Ни Ортик, ни Киршев не примут участия в этом деле, чтобы иметь возможность участвовать в другом злодействе… Их товарищи вызовут письмом Сергея Васильевича, и т. д.
      Слушая рассказ Кайеты, Каскабель еле мог сдержать свое негодование. Так вот каковы эти люди, которым он оказал столько услуг, которых он поил и кормил и которым дал возможность вернуться на родину!.. Нечего сказать, хорошенький подарок привез он России, доставив туда таких мошенников!.. Ну, если бы еще это были англичане, а то… Ах, презренные!.. Ах, негодяи!..
      — Что же вы думаете предпринять? — спросила Кайета.
      — Я поступлю очень просто, милая Кайета!.. Я выдам Ортика и Киршева русским властям, и их повесят…
      — Этого нельзя сделать!
      — Почему?
      — Потому что они, в свою очередь, не задумаются выдать графа Наркина, а с ним и тех, кто дал ему возможность вернуться в Россию!
      — Ну, о нас толковать нечего, а месье Серж — это иное дело! Ты права, Кайета. Надо подумать!..
      И он начал ходить взад и вперед, потирая себе лоб, точно желая вытащить из головы одну из своих счастливых идей… Потом, остановившись против Кайеты, спросил:
      — Ты, кажется, сказала, что Ортик решил начать действовать лишь в Перми?..
      — Да. Он решительно запретил своим сообщникам начинать что-либо раньше прибытия туда. Поэтому мне кажется, что будет лучше продолжать наше путешествие, как ни в чем не бывало.
      — Но это ужасно! — воскликнул Каскабель. — Это ужасно!.. Терпеть возле себя этих негодяев, везти их в Пермь, пожимать их руки и делать любезное лицо!.. Черт возьми! Меня так и разбирает желание пойти, схватить их за шиворот, бросить на землю и задушить… Вот так!.. Вот так!
      И он крепко сжимал свои сильные руки, точно чувствуя под пальцами шеи двух негодяев.
      — Надо пересилить себя, — сказала Кайета. — Вы должны делать вид, что ничего не подозреваете…
      — Ты права, милое дитя!
      — Надо ли, чтобы месье Серж это знал?..
      — О, нет, никоим образом!.. — отвечал Каскабель. — Мне кажется, что будет лучше промолчать. Что может сделать месье Серж?.. Ничего! Я буду беречь его и я его уберегу!.. Кроме того, я знаю его!.. Чтобы не скомпрометировать нас, он способен вернуться назад!.. Нет!.. Надо молчать!..
      — А Жану вы не скажете?..
      — Жану?.. Нет, милая Кайета, и ему не скажу!.. Он молод и пылок!.. Он не сумеет сдержаться в присутствии этих презренных негодяев!.. Он не обладает хладнокровием своего отца!.. Он вспылит!.. Нет, нельзя сказать и ему.
      — А госпоже Каскабель? — спросила девушка.
      — Корнелии?.. О, это другое дело!.. Она очень умная женщина и может дать прекрасный совет. А при случае и кулаки ее пригодятся!.. У меня от нее тайн нет, к тому же она знает, что месье Серж — граф Наркин… ссыльный…
      — Так значит?..
      — Да, я ей скажу!.. Этой женщине можно вверить хоть государственную тайну… Она скорее язык себе отрежет, чем выдаст ее!.. Да, я ей скажу!
      — Пора, однако, вернуться к «Красотке», чтобы не заметили нашего отсутствия…
      — Ты права, милая Кайета. Пойдем!
      — Только сдерживайтесь при Ортике и Киршеве!
      — Это будет очень трудно; но не бойся, я буду с ними очень мил и любезен! Ах, разбойники!.. Они грязнят нас своим прикосновением!.. Так вот почему они сказали, что не поедут в Ригу! Они делают нам честь проводить нас до Перми!.. Ах, мошенники!.. Ах, убийцы!..
      — Так-то вы себя сдерживаете? — обратилась к нему индеанка.
      — Нет, милая Кайета, не бойся!.. Видишь ли, это у меня все стояло поперек горла!.. Я задыхался!.. А теперь я буду спокоен!.. Я даже успокоился совсем!.. Пойдем в лагерь!.. Ах, канальи!..
      Они пошли по дороге к месту стоянки и больше не разговаривали… Каждый был поглощен своими мыслями… Такое совершенно исключительное путешествие заканчивалось благополучно, — и вдруг этот гнусный заговор!..
      Каскабель остановился.
      — Знаешь, что я тебе скажу? — обратился он к Кайете.
      — Что?
      — Я решил не говорить об этом Корнелии.
      — Почему?..
      — Видишь ли… Я заметил, что женщина хранит хорошо только тот секрет, которого она не знает!.. Так что лучше промолчим!
      Минуту спустя Кайета вошла в «Красотку», а Каскабель, проходя мимо Киршева, дружески кивнул ему. Но при этом он не утерпел, чтобы не процедить сквозь зубы:
      — Что за разбойничья рожа!
      Два часа спустя, когда вернулись охотники, Ортик принес на плечах великолепную лань. Каскабель любезно поздравил его с удачной охотой. Сергей Васильевич и Жан принесли пару зайцев и нескольких куропаток. Корнелия смогла приготовить роскошный ужин, и все отдали честь ее кулинарному искусству. Каскабель был неподражаем. Он держал себя так, как будто и не подозревал, что за его столом сидят двое убийц, у которых уже был составлен план уничтожения его семьи! Он был непринужденно весел и говорлив. Когда Гвоздик принес бутылку вина, он выпил за возвращение в Европу, за Россию и за Францию.
      На другой день, 10 июля, «Красотка» поехала по направлению к Перми. Можно было надеяться, что теперь и дорога будет не трудная, да и вряд ли что задержит путешественников. «Красотка» спускалась правым берегом Вишеры, вдоль Урала. По дороге попадались деревни, местечки и отдельные хутора. Жители всюду радушно встречали путников. Дичи было много. Хотя погода стояла жаркая, но легкий северо-восточный ветер смягчал зной. Олени весело шли, покачивая своими красивыми головами. Сергею Васильевичу удалось купить на заводе пару лошадей, и они помогали оленям, что позволяло «Красотке» делать около сорока километров в день.
      Вообще, первые шаги на территории Европы были для путников очень удачны, и Каскабель был бы вполне счастлив, если бы не мысль, что он везет с собой двоих негодяев.
      — Легко ли знать, что их шайка следит за нами, как стая шакалов за караваном! Уж не буду я Цезарем Каскабелем, если не придумаю, как их провести!
      Действительно, было обидно, что этот гнусный заговор расстраивал искусную комбинацию Каскабеля. Бумаги его были в порядке. Сергей Васильевич назван в них артистом его труппы, и русские власти не стали бы к нему придираться. Прибыв в Пермь, Сергей Васильевич мог бы легко пробраться в Вальское, побыть у своего отца и через некоторое время мог бы проехать Россию и укрыться во Франции, где был бы в полной безопасности. Следовательно, не надо было бы и разлучаться с ним и с Кайетой!.. А там, кто знает, — быть может, Жан… Нет, самой страшной казни мало было для этих негодяев, ставших на их дороге!..
      С этих пор иногда на Каскабеля начали находить припадки какой-то непонятной для его спутников злобы.
      Когда Корнелия спрашивала его:
      — Цезарь, что с тобой?
      Он угрюмо отвечал:
      — Ничего.
      — Так почему же ты злишься?
      — Потому, что если бы я не злился, то я бы совсем взбесился.
      Корнелия терялась. Она никак не могла объяснить себе странное поведение мужа.
      Прошло четыре дня. «Красотка» достигла небольшого городка Соликамска, в двухстах пятидесяти километрах к юго-западу от Урала.
      Очевидно, сообщники Ортика были уже здесь, но из осторожности ни он, ни Киршев не виделись с ними.
      Ростов и другие разбойники были действительно здесь. Ночью они должны были выехать в Пермь, находившуюся отсюда в двухстах километрах к западу. А там уже ничто не могло помешать выполнению их гнусного заговора.
      Наутро с зарей покинули Соликамск. Если ничто не задержит, то через три дня «Красотка» будет в Перми. Там должен состояться целый ряд представлений перед отъездом на Нижегородскую ярмарку. По крайней мере, такова была программа этого «артистического турне».
      А месье Серж устроится так, чтобы по ночам ему можно было отправляться в поместье отца.
      Можно себе прсдставить, с каким нетерпением, вполне, конечно, попятным, ждал он этого момента. С тех пор как его спасли, в продолжение тринадцати месяцев этого необыкновенного путешествия от границы Аляски до Европы он не имел известий о своем отце. Старому графу было уже много лет и, кто знает, застанет ли Сергей Васильевич его в живых?..
      — Что вы!.. Что вы, месье Серж, — повторял Каскабель. — Ваш батюшка жив и здоров и, очевидно, чувствует себя прекрасно!.. Знаете ли, из меня вышел бы прекрасный ясновидящий!.. Я могу читать в прошлом и в будущем!.. И вот я представляю себе, как граф Наркин ждет вас… И вы его увидите через несколько дней!..
      Еще немного — и Каскабель не задумался бы поклясться, что все именно так и случится, если бы только его не мучила мысль о предательстве Ортика.
      Он думал про себя:
      «Я не злой, но если бы я мог перегрызть им зубами горло, я бы ни на минуту не задумался…»
      По мере приближения к Перми Кайета тревожилась все больше и больше. Что решил Каскабель? Каким образом расстроит он план Ортика, не скомпрометировав в то же время Сергея Васильевича? Ей казалось это невозможным, и она еле могла скрывать свое беспокойство. А Жан, не знавший причины ее волнения, мучился, видя, что она чем-то расстроена.
      20 июля утром переправились через Каму, и около пяти часов вечера Сергей Васильевич и его спутники остановились на большой площади в Перми, где они должны были пробыть несколько дней.
      Час спустя Ортик увиделся со своими сообщниками, и Ростов написал письмо, которое Сергей Васильевич должен был получить в этот же вечер. В этом письме приглашали Сергея Васильевича явиться по важному делу в один из кабачков, причем говорилось, что если Сергей Васильевич не придет на свидание, то его арестуют в одну из его ночных прогулок по дороге в Вальское.
      Когда Ростов принес это письмо в повозку, то Сергея Васильевича не было: он уже уехал в Вальское. Каскабель был один в этот момент и решил притвориться очень удивленным при виде этого письма. Он его взял, обещав вручить по принадлежности, и никому не сказал про это письмо.
      Отсутствие Сергея Васильевича подействовало неприятно на Ортика. Ему хотелось бы начать свой шантаж раньше, чем Наркины, отец и сын, увидятся. Но он решил скрыть свою досаду и только за ужином спросил, как бы вскользь:
      — Разве Сергея Васильевича нет?..
      — Он пошел хлопотать о разрешении на наши представления, — отвечал Каскабель.
      — А когда он вернется?
      — Вероятно, попозже.

Глава тринадцатая
ДОЛГИЙ ДЕНЬ