Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сочинения

ModernLib.Net / Поэзия / Высоцкий Владимир Семенович / Сочинения - Чтение (стр. 4)
Автор: Высоцкий Владимир Семенович
Жанр: Поэзия

 

 


Неохота!

x x x

Катерина, Катя, Катерина!

Все в тебе, ну все в тебе по мне!

Ты как елка: стоишь рупь с полтиной,

Нарядить — поднимешься в цене.

Я тебя одену в пан и бархат,

В пух и прах и богу душу, вот, —

Будешь ты не хуже, чем Тамарка,

Что лишил я жизни в прошлый год.

Ты не бойся, Катя, Катерина, —

Наша жизнь как речка потечет!

Что там жизнь! Не жизнь наша — малина!

Я ведь режу баб не каждый год.

Катерина, хватит сомневаться, —

Разорву рубаху на груди!

Вот им всем! Поехали кататься!

Панихида будет впереди…

День рождения лейтенанта милиции в ресторане «Берлин»

Побудьте день вы в милицейской шкуре —

Вам жизнь покажется наоборот.

Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, —

За тех, кто в МУРе никто не пьет.

А за соседним столом — компания,

А за соседним столом — веселие, —

А она на меня — ноль внимания,

Ей сосед ее шпарит Есенина.

Побудьте день вы в милицейской шкуре —

Вам жизнь покажется наоборот.

Давайте выпьем за тех, кто в МУРе, —

За тех, кто в МУРе никто не пьет.

Понимаю я, что в Тамаре — ум,

Что у ей — диплом и стремления, —

И я вылил водку в аквариум:

Пейте, рыбы, за мой день рождения!

Побудьте день вы в милицейской шкуре —

Вам жизнь покажется наоборот.

Давайте ж выпьем за тех, кто в МУРе, —

За тех, кто в МУРе никто не пьет…

Песня о нейтральной полосе

На границе с Турцией или с Пакистаном —

Полоса нейтральная; справа, где кусты, —

Наши пограничники с нашим капитаном, —

А на ихней стороне — ихние посты,

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

Капитанова невеста жить решила вместе —

Прикатила, говорит, «Милый!..» — то да се.

Надо ж хоть букет цветов подарить невесте:

Что за свадьба без цветов! — пьянка, да и все.

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

К ихнему начальнику, точно по повестке,

Тоже баба прикатила — налетела блажь, —

Тоже «Милый» говорит, только по-турецки,

Будет свадьба, говорит, свадьба — и шабаш!

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

Наши пограничники — храбрые ребята, —

Трое вызвались идти, а с ними капитан, —

Разве ж знать они могли про то, что азиаты

Порешили в эту ночь вдарить по цветам!

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

Пьян от запаха цветов капитан мертвецки,

Ну и ихний капитан тоже в доску пьян, —

Повалился он в цветы, охнув по-турецки,

И, по-русски крикнув: «…мать!», рухнул капитан.

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

Спит капитан — и ему снится,

Что открыли границу как ворота в Кремле, —

Ему и на фиг не нужна была чужая заграница —

Он пройтиться хотел по ничейной земле.

Почему же нельзя? Ведь земля-то — ничья,

Ведь она — нейтральная!

А на нейтральной полосе — цветы

Необычайной красоты!

Песня про снайпера, который через 15 лет после войны спился и сидит в ресторане

А ну-ка пей-ка,

Кому не лень!

Вам жизнь — копейка,

А мне — мишень.

Который в фетрах,

Давай на спор:

Я — на сто метров,

А ты — в упор.

Не та раскладка,

Но я не трус.

Итак, десятка —

Бубновый туз…

Ведь ты же на спор

Стрелял в упор, —

Но я ведь — снайпер,

А ты — тапер.

Куда вам деться!

Мой выстрел — хлоп!

Девятка в сердце,

Десятка — в лоб…

И черной точкой

На белый лист —

Легла та ночка

На мою жисть!

x x x

У нас — у всех, у всех, у всех,

У всех наземных жителей,

На небе есть — и смех и грех —

Ангелы-хранители.

И ты, когда спился и сник,

И если головой поник,

Бежишь за отпущеньем, —

Твой ангел просит в этот миг

У Господа прощенье.

x x x

Есть у всех, у дураков

И у прочих жителей

Средь небес и облаков

Ангелы-хранители.

То же имя, что и вам,

Ангелам присвоено:

Если, скажем, я — Иван,

Значит, он — Святой Иван.

У меня есть друг, мозгуем

Мы с Николкой все вдвоем,

Мы на пару с ним воруем

И на пару водку пьем.

Я дрожал, а он ходил,

Не дрожа нисколечко —

Видно, очень бог любил

Николай Угодничка.

После дела тяжкого

Ох, завидовал я как…

Вот святой Никола — во!

Ну, а мой Иван — дурак.

Я задумал ход такой,

Чтоб заране причитать:

Мне ж до бога далеко,

А ему — рукой подать.

А недавно снилось мне,

И теперь мне кажется:

Николай Угодник — не-,

А Иван мой — пьяница.

Но вчера патруль накрыл

И меня, и Коленьку —

Видно, мой-то соблазнил

Николай Угодника.

Вот в тюрьме и ожидай —

Вдруг вы протрезвеете.

Хоть пошли бы к Богу в Рай,

Это ж вы умеете.

Нет, надежды нет на вас!

Сами уж отвертимся!

На похмелку пьете квас —

Мы на вас не сердимся.

Дайте собакам мяса

Дайте собакам мяса —

Может, они подерутся.

Дайте похмельным кваса —

Авось они перебьются.

Чтоб не жиреть воронам

Ставьте побольше пугал.

Чтобы любить, влюбленным

Дайте укромный угол.

В землю бросайте зерна —

Может, появятся всходы.

Ладно, я буду покорным —

Дайте же мне свободу!

Псам мясные ошметки

Дали — а псы не подрались.

Дали пьяницам водки —

А они отказались.

Люди ворон пугают —

Но воронье не боится.

Пары соединяют —

А им бы разъединиться.

Лили на землю воду —

Нету колосьев, — чудо!

Мне вчера дали свободу —

Что я с ней делать буду?!

x x x

То была не интрижка, —

Ты была на ладошке,

Как прекрасная книжка

В грубой суперобложке.

Я влюблен был как мальчик —

С тихим трепетом тайным

Я читал наш романчик

С неприличным названьем.

Были слезы, угрозы —

Все одни и все те же, —

В основном была проза,

А стихи были реже.

Твои бурные ласки

И все прочие средства —

Это страшно, как в сказке

Очень раннего детства.

Я надеялся втайне,

Что тебя не листали,-

Но тебя, как в читальне,

Очень многие брали.

Не дождаться мне мига,

Когда я с опозданьем

Сдам с рук на руки книгу

С неприличным названьем.

x x x

Она на двор — он со двора, —

Такая уж любовь у них.

А он работает с утра,

Всегда с утра работает.

Ее никто и знать не знал,

А он считал пропащею,

А он носился и страдал

Идеею навязчивой:

У ней отец — полковником,

А у него — пожарником, —

Он, в общем, ей не ровня был,

Но вел себя охальником.

Роман случился просто так,

Роман так странно начался:

Он предложил ей четвертак —

Она давай артачиться…

А черный дым все шел и шел,

А черный дым взвивался вверх…

И так им было хорошо —

Любить ее он клялся век.

А клены длинные росли —

Считались колокольнями, —

А люди шли, а люди шли,

Путями шли окольными…

Какие странные дела

У нас в России лепятся!

А как она ему дала,

Расскажут — не поверится…

А после дела темного,

А после дела крупного

Искал места укромные,

Искал места уютные.

А если б наша власть была

Для нас для всех понятная,

То счастие б она нашла, —

А нынче жизнь — проклятая!..

Попутчик

Хоть бы — облачко, хоть бы — тучка

В этот год на моем горизонте, —

Но однажды я встретил попутчика —

Расскажу вам о нем, знакомьтесь.

Он спросил: «Вам куда?» — «До Вологды»,

«Ну, до Вологды — это полбеды».

Чемодан мой от водки ломится —

Предложил я, как полагается:

"Может, выпить нам — познакомиться, —

Поглядим, кто быстрей сломается!.."

Он сказал: "Вылезать нам в Вологде,

Ну, а Вологда — это вона где!.."

Я не помню, кто первый сломался, —

Помню, он подливал, поддакивал, —

Мой язык, как шнурок, развязался —

Я кого-то ругал, оплакивал…

И проснулся я в городе Вологде,

Но — убей меня — не припомню где.

А потом мне пришили дельце

По статье Уголовного кодекса, —

Успокоили: «Все перемелется», —

Дали срок — не дали опомниться.

И остался я городе Вологде,

Ну а Вологда — это вона где!..

Пятьдесят восьмую дают статью —

Говорят: «Ничего, вы так молоды…»

Если б знал я, с кем еду, с кем водку пью, —

Он бы хрен доехал до Вологды!

Он живет себе в городе Вологде,

А я — на Севере, а Север — вона где!

…Все обиды мои — годы стерли,

Но живу я теперь, как в наручниках:

Мне до боли, до кома в горле

Надо встретить того попутчика!

Но живет он в городе Вологде,

А я — на Севере, а Север — вона где!..

x x x

Смех, веселье, радость —

У него все было,

Но, как говориться, жадность

Фраера сгубила…

У него — и то, и се,

А ему — все мало!

Ну, так и накрылось все,

Ничего не стало.

Братские могилы

На братских могилах не ставят крестов,

И вдовы на них на рыдают, —

К ним кто-то приносит букеты цветов,

И Вечный огонь зажигают.

Здесь раньше вставала земля на дыбы,

А нынче — гранитные плиты.

Здесь нет ни одной персональной судьбы —

Все судьбы в единую слиты.

А в Вечном огне — видишь вспыхнувший танк,

Горящие русские хаты,

Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,

Горящее сердце солдата.

У братских могил нет заплаканных вдов —

Сюда ходят люди покрепче,

На братских могилах не ставят крестов…

Но разве от этого легче?!

x x x

Ты не вейся, черный ворон,

Не маши бойцу крылом,

Не накличешь сердцу горя,

Все равно свое возьмем!

В ночки темные, чужие,

Все мне снятся Жигули…

Ой, не спите часовые,

Как бы нас не обошли.

x x x

И фюрер кричал от «завода» бледнея,

Стуча по своим телесам,

Что если бы не было этих евреев,

То он бы их выдумал сам.

Но вот запускают ракеты

Евреи из нашей страны.

А гетто? Вы помните гетто

Во время и после войны?

Солдаты группы «Центр»

Солдат всегда здоров,

Солдат на все готов, —

И пыль, как из ковров,

Мы выбиваем из дорог.

И не остановиться,

И не сменить ноги, —

Сияют наши лица,

Сверкают сапоги!

По выжженной равнине —

За метром метр —

Идут по Украине

Солдаты группы «Центр».

На «первый-второй» рассчитайсь!

Первый-второй…

Первый, шаг вперед! — и в рай.

Первый-второй…

А каждый второй — тоже герой, —

В рай попадет вслед за тобой.

Первый-второй,

Первый-второй,

Первый-второй…

А перед нами все цветет,

За нами все горит.

Не надо думать — с нами тот,

Кто все за нас решит.

Веселые — не хмурые —

Вернемся по домам, —

Невесты белокурые

Наградой будут нам!

Все впереди, а ныне —

За метром метр —

Идут по Украине

Солдаты группы «Центр».

На «первый-второй» рассчитайсь!

Первый-второй…

Первый, шаг вперед! — и в рай.

Первый-второй…

А каждый второй — тоже герой, —

В рай попадет вслед за тобой.

Первый-второй,

Первый-второй,

Первый-второй…

Высота

Вцепились они в высоту, как в свое.

Огонь минометный, шквальный…

А мы все лезли толпой на нее,

Как на буфет вокзальный.

И крики «ура» застывали во рту,

Когда мы пули глотали.

Семь раз занимали мы ту высоту —

Семь раз мы ее оставляли.

И снова в атаку не хочется всем,

Земля — как горелая каша…

В восьмой раз возьмем мы ее насовсем —

Свое возьмем, кровное, наше!

А может ее стороной обойти, —

И что мы к ней прицепились?!

Но, видно, уж точно — все судьбы-пути

На этой высотке скрестились.

x x x

Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог —

Кто считал, кто считал!..

Сообщается в сводках Информбюро

Лишь про то, сколько враг потерял.

Но не думай, что мы обошлись без потерь —

Просто так, просто так…

Видишь — в поле застыл как подстреленный зверь,

Весь в огне, искалеченный танк!

Где ты, Валя Петров? — что за глупый вопрос:

Ты закрыл своим танком брешь.

Ну а в сводках прочтем: враг потери понес,

Ну а мы — на исходный рубеж.

x x x

В тюрьме Таганской нас стало мало —

Вести по-бабски нам не пристало.

Дежурный по предбаннику

Все бьет — хоть землю с мелом ешь, —

И я сказал охраннику:

«Ну что ж ты, сука, делаешь?!»

В тюрьме Таганской легавых нету, —

Но есть такие — не взвидишь свету!

И я вчера напарнику,

Который всем нам вслух читал,

Как будто бы охраннику,

Сказал, что он легавым стал.

В тюрьме Таганской бывает хуже, —

Там каждый — волком, никто не дружит.

Вчера я подстаканником

По темечку по белому

Употребил охранника:

Ну что он, сука, делает?!

x x x

И. Кохановскому

Сыт я по горло, до подбородка —

Даже от песен стал уставать, —

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!

Друг подавал мне водку в стакане,

Друг говорил, что это пройдет,

Друг познакомил с Веркой по пьяни:

Верка поможет, а водка спасет.

Не помогли ни Верка, ни водка:

С водки — похмелье, а с Верки — что взять!

Лечь бы на дно, как подводная лодка, —

И позывных не передавать!..

Сыт я по горло, сыт я по глотку —

Ох, надоело петь и играть, —

Лечь бы на дно, как подводная лодка,

Чтоб не могли запеленговать!

x x x

Игорю Кохановскому

Мой друг уедет в Магадан —

Снимите шляпу, снимите шляпу!

Уедет сам, уедет сам —

Не по этапу, не по этапу.

Не то чтоб другу не везло,

Не чтоб кому-нибудь назло,

Не для молвы: что, мол, — чудак, —

А просто так.

Быть может, кто-то скажет: "Зря!

Как так решиться — всего лишиться!

Ведь там — сплошные лагеря,

А в них — убийцы, а в них — убийцы…"

Ответит он: "Не верь молве —

Их там не больше, чем в Москве!"

Потом уложит чемодан,

И — в Магадан.

Не то чтоб мне — не по годам, —

Я б прыгнул ночью из электрички, —

Но я не еду в Магадан,

Забыв привычки, закрыв кавычки.

Я буду петь под струнный звон

Про то, что будет видеть он,

Про то, что в жизни не видал, —

Про Магадан.

Мой друг поедет сам собой —

С него довольно, с него довольно, —

Его не будет бить конвой —

Он добровольно, он добровольно.

А мне удел от бога дан…

А может, тоже — в Магадан?

Уехать с другом заодно —

И лечь на дно!..

x x x

Перед выездом в загранку

Заполняешь кучу бланков —

Это еще не беда, —

Но в составе делегаций

С вами едет личность в штатском —

Просто завсегда.

А за месяц до вояжа

Инструктаж проходишь даже —

Как там проводить все дни:

Чтоб поменьше безобразий,

А потусторонних связей

Чтобы — ни-ни-ни!

…Личность в штатском — парень рыжий —

Мне представился в Париже:

"Будем с вами жить, я — Никодим.

Вел нагрузки, жил в Бобруйске,

Папа — русский, сам я — русский,

Даже не судим".

Исполнительный на редкость,

Соблюдал свою секретность

И во всем старался мне помочь:

Он теперь по роду службы

Дорожил моею дружбой

Просто день и ночь.

На экскурсию по Риму

Я решил — без Никодиму:

Он всю ночь писал — и вот уснул, —

Но личность в штатском, оказалось,

Раньше боксом увлекалась —

Так что — не рискнул.

Со мной он завтракал, обедал,

И везде — за мною следом, —

Будто у него нет дел.

Я однажды для порядку

Заглянул в его тетрадку —

Просто обалдел!

Он писал — такая стерьва! —

Что в Париже я на мэра

С кулаками нападал,

Что я к женщинам несдержан

И влияниям подвержен

Будто Запада…

Значит, личность может даже

Заподозрить в шпионаже!..

Вы прикиньте — что тогда?

Это значит — не увижу

Я ни Риму, ни Парижу

Больше никогда!..

Песня студентов-археологов

Наш Федя с детства связан был с землею —

Домой таскал и щебень и гранит…

Однажды он принес домой такое,

Что папа с мамой плакали навзрыд.

Студентом Федя очень был настроен

Поднять археологию на щит, —

Он в институт притаскивал такое,

Что мы кругом все плакали навзрыд.

Привез однажды с практики

Два ржавых экспонатика

И утверждал, что это — древний клад, —

Потом однажды в Элисте

Нашел вставные челюсти

Размером с самогонный аппарат.

Диплом писал про древние святыни,

о скифах, о языческих богах.

При этом так ругался по-латыни,

Что скифы эти корчились в гробах.

Он древние строения

Искал с остервенением

И часто диким голосом кричал,

Что есть еще пока тропа,

Где встретишь питекантропа, —

И в грудь себя при этом ударял.

Он жизнь решил закончить холостую

И стал бороться за семейный быт.

"Я, — говорил, — жену найду такую —

От зависти заплачете навзрыд!"

Он все углы облазил — и

В Европе был, и в Азии —

И вскоре откопал свой идеал,

Но идеал связать не мог

В археологии двух строк, —

И Федя его снова закопал.

x x x

В холода, в холода

От насиженных мест

Нас другие зовут города, —

Будь то Минск, будь то Брест, —

В холода, в холода…

Неспроста, неспроста,

От родных тополей

Нас суровые манят места —

Будто там веселей, —

Неспроста, неспроста…

Как нас дома ни грей —

Не хватает всегда

Новых встреч нам и новых друзей, —

Будто с нами беда,

Будто с ними теплей…

Как бы ни было нам

Хорошо иногда —

Возвращаемся мы по домам.

Где же ваша звезда?

Может — здесь, может — там…

x x x

В плен — приказ: не сдаваться! — они не сдаются,

Хоть им никому не иметь орденов.

Только черные вороны стаею вьются

Над трупами наших бойцов.

Бог войны — по цепям на своей колеснице, —

И в землю уткнувшись солдаты лежат.

Появились откуда-то белые птицы

Над трупами наших солдат.

После смерти — для всех свои птицы найдутся,

Так и белые птицы — для наших бойцов.

Ну а вороны — словно над падалью — вьются

Над черной колонной врагов.

Песня завистника

Мой сосед объездил весь Союз —

Что-то ищет, а чего — не видно, —

Я в дела чужие не суюсь,

Но мне очень больно и обидно.

У него на окнах — плюш и шелк,

Баба его шастает в халате, —

Я б в Москве с киркой уран нашел

При такой повышенной зарплате!

И, сдается мне, что люди врут, —

Он нарочно ничего не ищет:

Для чего? — ведь денежки идут —

Ох, какие крупные деньжищи!

А вчера на кухне ихний сын

Головой упал у нашей двери —

И разбил нарочно мой графин, —

Я — мамаше счет в тройном размере.

Ему, значит, — рупь, а мне — пятак?!

Пусть теперь мне платит неустойку!

Я ведь не из зависти, я так —

Ради справедливости, и только.

…Ничего, я им создам уют —

Живо он квартиру обменяет, —

У них денег — куры не клюют,

А у нас — на водку не хватает!

Про черта

У меня запой от одиночества —

По ночам я слышу голоса…

Слышу — вдруг зовут меня по отчеству, —

Глянул — черт, — вот это чудеса!

Черт мне корчил рожи и моргал,

А я ему тихонечко сказал:

"Я, брат, коньяком напился вот уж как!

Ну, ты, наверно, пьешь денатурат…

Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,

Сядь со мной — я очень буду рад…

Да неужели, черт возьми, ты трус?!

Слезь с плеча, а то перекрещусь!"

Черт сказал, что он знаком с Борисовым —

Это наш запойный управдом, —

Черт за обе щеки хлеб уписывал,

Брезговать не стал и коньяком.

Кончился коньяк — не пропадем, —

Съездим к трем вокзалам и возьмем.

Я устал, к вокзалам черт мой съездил сам…

Просыпаюсь — снова черт, — боюсь:

Или он по новой мне пригрезился,

Или это я ему кажусь.

Черт ругнулся матом, а потом

Целоваться лез, вилял хвостом.

Насмеялся я над ним до коликов

И спросил: "Как там у вас в аду

Отношение к нашим алкоголикам —

Говорят, их жарят на спирту?!"

Черт опять ругнулся и сказал:

«И там не тот товарищ правит бал!»

…Все кончилось, светлее стало в комнате, —

Черта я хотел опохмелять,

Но растворился черт как будто в омуте…

Я все жду — когда придет опять…

Я не то чтоб чокнутый какой,

Но лучше — с чертом, чем с самим собой.

Песня о сумасшедшем доме

Сказал себе я: брось писать, —

но руки сами просятся.

Ох, мама моя родная, друзья любимые!

Лежу в палате — косятся,

не сплю: боюсь — набросятся, —

Ведь рядом — психи тихие, неизлечимые.

Бывают психи разные —

не буйные, но грязные, —

Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.

И вот что удивительно:

все ходят без смирительных

И то, что мне приносится, все психи эти жрут.

Куда там Достоевскому

с «Записками» известными, —

Увидел бы, покойничек, как бьют об двери лбы!

И рассказать бы Гоголю

про нашу жизнь убогую, —

Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.

Вот это мука, — плюй на них! —

они же ведь, суки, буйные:

Все норовят меня лизнуть, — ей-богу, нету сил!

Вчера в палате номер семь

один свихнулся насовсем —

Кричал: «Даешь Америку!» — и санитаров бил.

Я не желаю славы, и

пока я в полном здравии —

Рассудок не померк еще, но это впереди, —

Вот главврачиха — женщина —

пусть тихо, но помешана, —

Я говорю: «Сойду с ума!» — она мне: «Подожди!»

Я жду, но чувствую — уже

хожу по лезвию ноже:

Забыл алфавит, падежей припомнил только два…

И я прошу моих друзья,

чтоб кто бы их бы ни был я,

Забрать его, ему, меня отсюдова!

x x x

Есть на земле предостаточно рас —

Просто цветная палитра, —

Воздуха каждый вдыхает за раз

Два с половиною литра!

Если так дальше, так — полный привет —

Скоро конец нашей эры:

Эти китайцы за несколько лет

Землю лишат атмосферы!

Сон мне тут снился неделю подряд —

Сон с пробужденьем кошмарным:

Будто — я в дом, а на кухне сидят

Мао Цзедун с Ли Сын Маном!

И что — разделился наш маленький шар

На три огромные части,

Нас — миллиард, их — миллиард,

А остальное — китайцы.

И что — подают мне какой-то листок:

На, мол, подписывай — ну же, —

Очень нам нужен ваш Дальний Восток —

Ах, как ужасно нам нужен!..

Только об этом я сне вспоминал,

Только о нем я и думал, —

Я сослуживца недавно назвал

Мао — простите — Цзедуном!

Но вскорости мы на Луну полетим, —

И что нам с Америкой драться:

Левую — нам, правую — им,

А остальное — китайцам.

x x x

Моя метрика где-то в архиве хранится,

А архив в сорок первом под Минском сгорел.

Так что, может, мне двадцать, а может быть тридцать,

Ну а месяц рожденья я выбрал апрель.

В апреле солнце припекает,

В апреле — первого — все врут.

А за апрелем май бывает,

А в мае любят, а в мае пьют.

Мать моя умерла в сорок третьем в Калуге,

Кто отец мой, быть может, не знала и мать.

Место жительства я себе выбрал на юге,

А места притыченья не нам выбирать.

В апреле солнце припекает,


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35