– Да? А на блядей у тебя хватает сил? И вообще от чего у тебя усталость? Скажи мне, чем ты таким занимаешься, что так сильно устаешь? Ты что, трудоголик, пашешь с утра до ночи, бабло зарабатываешь? Где это бабло, где оно?! Да тебя давно все устраивает. Гений, тоже мне. Люди платят тебе, чтобы ты пришел, посидел, послушал и сказал, что и как надо сделать. Чтобы ты их научил, что cool[13], а что отстой. Да? Тебе пора уже снять такой производственный сериал «Лохи вызывают профессионала»! Ты же профессионал, да? Специалист по лайфстайлу. Единственный в стране. Да что там – в мире! И это что, твой предел? Быть вечно у кого-то в гувернантках. Да они ведь тебе платят только потому, что ты – Север, только за имя, и все, понимаешь? А где твои амбиции? Где твое стремление достичь хоть чего-нибудь? Где твое собственное дело, в конце концов? Когда ты последний раз делал что-то сам по себе? Что с того, что ты перевозил сюда всех звезд электро? Что с того, что ты открыл три клуба и сколько там – четыре, пять? – баров? Что с того, что на последнем твоем рейве пятьдесят человек ослепли навсегда из-за неправильно настроенных стробоскопов? Когда это все было? Где твоя телепрограмма? Когда вообще последний раз ты хоть чем-нибудь занимался всерьез? Когда?!

– Кристина, – говорю я, – ну чего ты кричишь, зачем так нервничаешь? Давай встретимся, обсудим все, постараемся прийти к какому-нибудь решению.

– Слушай, – она чеканит слова, словно стихи читает, какие-нибудь патетические грозные вирши, – я уже для себя все решила. Ну, была дурой, идиоткой, пора и за ум браться. Потратила на тебя свои пять лет. Ничего. Как-нибудь переживу. Мне надо думать о будущем, я тебе уже говорила: мне нужна семья, дети, и не от такого пустого наркомана, идиота тусовщика, который только и думает, где бухнуть, что понюхать да кому присунуть. Мне нужен нормальный муж, пусть не такой гениальный, пусть не талантливый, хватит с меня талантов, наелась! Мне надо, чтобы он был настоящим мужиком, а не таким мудаком, как ты, Север. Улавливаешь разницу?

Она кладет трубку, и я чувствую глубокое облегчение, притормаживаю возле какого-то кафе на Зубовской площади, но так и не выхожу из машины, просто сижу и курю, добиваю косяк, слушаю музыку, провожу языком по месту, где у меня когда-то был зуб, и замечаю, что соседний клык шатается. Думаю, что надо как можно скорее записаться к стоматологу. Наверное, мне все же пора протезироваться.

Тем временем начинает смеркаться. Я включаю CD-проигрыватель, меняю диск.

читает Гуф.

Интересно, откуда у меня этот компакт?

Я думаю, что Кристина во многом права, эти отношения давно превратились в изматывающую повинность, в них давно нет никакого смысла и почему бы не прекратить их, тем более что между нами нет ничего, что могло бы помешать этому, – в смысле, ни детей, никакого особенного имущества, которое нам надо было бы делить…

Я думаю, что это самый лучший вариант; зная себя, я понимаю, что первым никогда бы не порвал с Кристиной, не смог бы причинить ей боль. Но с чего это я решил, что лучше мучиться самому, мучая при этом и ее, чем просто разрубить гордиев узел? Возможно, все дело не в моем хорошем отношении к ней, не в нежелании причинить боль, а в страхе; возможно, все дело в том, что я просто трус. Вот именно, в страхе. Чего я боюсь? Ну, много чего. Например, что сторчусь, окончательно сторчусь. И кому я тогда буду нужен, опустошенный и больной, без денег, с выпавшими зубами, растерявший свой талант? Кто будет ухаживать за мной, если у меня вдруг случится инфаркт?

несется из колонок голос Гуфа, и я вспоминаю совещание у Потапова, как прикольно напевал эту песню старенький Иваныч. Интересно, где он ее услышал? Не иначе как детки подогнали.

Мысли снова возвращаются к Кристине, к нашему с ней положению.

«Кто будет ухаживать за мной, если у меня вдруг случится инфаркт?»

Что это еще за бред? Просто идиотизм так рассуждать. Я же элементарно задыхаюсь в этих отношениях. Именно поэтому я и не делаю ничего, я вымотан этими отношениями, именно поэтому я чувствую пустоту. Меня уже вычислили. В конце концов необходимо прекратить мучить себя и ее. Так будет лучше обоим. Теперь она хочет этого сама – разве не об этом я мечтал? Она сама разрывает отношения, а я просто рыба, я плыву по течению, попадаю в открытое море, а потом меня ловит какой-то особенно злобный орел из передачи на канале Discovery.

Хотя скорее всего я даже не рыба, а чертова дохлая медуза. Кристина права, я в заднице, в застое, я засиделся, творчества ноль и бизнеса ноль, действительно живу по инерции, но почему? Могу ли я ответить на простой вопрос: «Зачем?» Я вспоминаю себя прошлого, пышущего энергией, готового на любые авантюры, ввязывающегося в рискованные операции, дышащего полной грудью. Что теперь со мной сделалось? Пусть она уйдет, а я стану свободным, я опять стану тем, кем когда-то был. И у меня появятся новые подружки; возможно, я снова встречу любовь, и будет настоящий секс, а не это скоростное порево в туалете ночного клуба. Все будет как в первый раз, я начну ходить на свидания, мне будто опять исполнится двадцать, я напитаюсь жизненной энергией, буду творить, возьмусь за новый проект, замучу новый бизнес, открою в себе новые таланты, благо партнеров с деньгами хватает.

Я закрываю глаза, джойнт дотлевает в моей руке, обжигает мне пальцы.

читает Гуф.

Я вздрагиваю, опускаю стекло, выкидываю окурок прямо под ноги ментам и нищим. Инвалид без ног, грязный и оборванный, пытается подняться в своей коляске по ступенькам подземного перехода. В какой-то момент он теряет равновесие, вываливается из коляски, из его кармана выпадает чекушка, звонко бьется о каменные ступеньки и разбивается. В воздухе пахнет водкой. Инвалид беспомощно корчится возле перевернутой коляски, тянет свои руки к осколкам. Прохожие брезгливо проходят мимо. Я закрываю окно. Снова пошел дождь, на мостовой – раздавленная коробка с тортом «Прага», крем смешивается с грязными струйками воды, зуб шатается, а я вспоминаю, как в детстве, летом, по выходным, мама с отцом приезжали на нашу дачу, где я жил с нянечкой. Они всегда привозили с собой именно «Прагу», а еще арбузы, дыни, сухую колбасу, копченых кур, хурму, лимонад и всякие другие вкусные штуки. По выходным на даче собиралась вся наша семья, отец с дедом жарили шашлыки, мама занималась со мной французским, тетка играла с моей маленькой сестрой. К вечеру сестра засыпала в своей кроватке, и мы с родителями шли прогуляться по дачному поселку. Здесь были в основном дома папиных сослуживцев, он рассказывал про них разные сплетни, у кого какая любовница, а кто какие берет взятки, и я шел, держа маму под руку, и меня конкретно перло, так перло, как потом не будет вставлять ни от какой наркоты, и я готов был гулять с родителями до самого утра. Потом вдруг становилось поздно, и пора было ложиться спать.

Печальная жизненная закономерность: в какой-то момент становится поздно и надо ложиться спать.

К ночи мне уже совсем тоскливо, моросит дождик, пробки окончательно сковывают движение. От безысходности заезжаю в «Галерею». Заняты почти все столики, экспаты торчат с пивом у барной стойки, богатые жены с вискарем – по центру, чуть дальше бледные модельки вяло жуют руколу с креветками. В дальнем зале – тот самый Миша, владелец телекоммуникационной компании, телефон его врача мне продиктовал Витя; рядом с ним мой друг Остап, еще какой-то питерский из «Русского стандарта», по-моему, Петя, англичанин Стивен с женой Мариной. Марина всегда в теме, всех знает, занимается привозами артистов, продает их клубам. Вот совсем недавно она шлялась по городу с этим известным трансвеститом из Бразилии, не помню точно имени, что-то вроде Клементины, а до того привозила Соник. Она говорит, что устала от работы, ее все бесит, скоро зима, в магазинах не найти приличной обуви и вообще надо срочно уезжать. На ней темно-красное облегающее платье. Я отмечаю, какая она худая; думаю, сколько же ей лет. Возможно, нет и тридцати, а может, хорошо за сорок. Я думаю, как жаль, что моя бабушка так и не узнала чудес современной эстетической хирургии. Впрочем, это не важно. Люди все равно умирают, с пластикой и без…

Остап держится бодрячком, явно на первом, в темных очках, пьет кофе, трясет под столом ногой, курит одну за другой тонкие сигариллы. Я все хочу его расспросить о тех черных машинах, про которые он говорил мне по телефону, но при посторонних делать это не в тему, тем более я до конца не уверен, а не плод ли это моей больной фантазии и не высмеет ли меня мой друг. Миша – большой, похожий на американца, с безупречной сияющей улыбкой, в белоснежной рубашке и голубых джинсах, – пьет виски с колой, что естественно, ведь сам он давно не ездит за рулем, у него – водитель, десять миллионов в ценных бумагах, превратившиеся из-за кризиса в единичку, участие в каком-то модном проекте по нанотехнологиям, интерес в крупном интернет-портале, пара любовниц в возрасте до двадцати пяти, секретарь со степенью MBA (Миша говорит, что не трахает ее, но все знают, что это неправда); он был два раза разведен, ходит в «Сохо», «Forbes» и «Famous», у него две дочки от первого брака и мальчик от второго; иногда он берет детей на выходные и тогда не тусуется, сидит с ними дома или, может, ходит в кино на детские фильмы. Я думаю, не надоедает ли Мише вечно ездить на заднем сиденье, пусть и супертачки. Как-то давно я тоже завел себе водителя, катался на здоровом черном сто сороковом, как и все правильные ребята в те дикие времена, но в итоге подвязал, рассчитал водителя и машину ту продал, боясь окончательно спиться. И с тех пор все мои тачки – двухместные, это потому, что я вообще-то ненавижу развозить пьяные компании. В смысле, я ненавижу пьяных, если сам трезв…

Марина говорит, что сегодня открытие какого-то нового ресторана на Гоголевском бульваре, среди гостей должна быть Памела Андерсон.

– Она в Москве? – спрашиваю я.

– Ты что, Север, шутишь? – спрашивает Стивен. Он говорит почти без акцента, он так давно уже здесь живет, что кажется даже более местным, чем я и многие мои друзья. У него черные вьющиеся волосы, в мочке левого уха сережка. Никто не знает, чем он занимается. Почему-то мне кажется, он мог бы быть врачом. Скорее всего, ортопедом.

Все какое-то время говорят о Памеле, обсуждают ее формы, вспоминают этого ее мужа, ударника из Motley Crue, как они выложили в Интернет свое порно; в итоге все сводится к тому, что она очень талантливая, в смысле, грамотно пиарит саму себя.

– Ну что, Север, встает у тебя на Памелу? – смеется Остап.

– У меня встает на Кида Рока, – говорю я.

Все ржут, а Марина качает головой:

– Отстой этот твой Кид Рок, кантри-рэпер сраный.

– А кто он вообще такой? – спрашивает Миша.

– Ну ты что, Миша, шутишь? – удивляется Стивен.

Остап предлагает мне первый, я отказываюсь, но все же иду с ним в туалет и как-то незаметно для самого себя убираю две дорожки.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.