Напоминание о гробах нагнало на Александрыча тоску, но он знал – тоску водкой не разгонишь, только усугубишь.

– Разлей, – бросил он Валику.

– По последней получается, вы бы сами.

– Руку не меняют.

Лейтенант разлил поровну в две рюмки. Выпили, закусили, помолчали.

– Ну все, Валик, а теперь по домам.

Милиционеры собрали остатки закуски. Валик предусмотрительно завернул в бумагу куриные кости, чтобы отдать их прибившейся к отделению собаке. Пустую бутылку он тоже прихватил.

– Лучше по дороге в туалете оставим. Зачем кабинет подставлять?

– Дело.

У подполковника проснулось игривое настроение, и он ткнул лейтенанта в бок:

– Лучше в бабский поставим. Пусть думают, что это они тут пьют.

Так и поступили. Отлили там же. Все равно в отделении, кроме дежурных, никого не было. На машине подполковника жена уехала на дачу, поэтому лейтенанту пришлось предложить подвезти своего начальника домой.

– Правда, я выпивши, – засомневался Валик, – я за руль только трезвый сажусь.

– А я что, трезвый, что ли? – невпопад ответил Александрыч, усаживаясь в машину.

Благодарная за куриные кости собака бегала кругами возле красных "Жигулей". Наконец Валик уселся за руль, и автомобиль выкатил со двора отделения милиции. Ни Александрыч, ни его спутник не обратили внимания на то, что за ними на приличном расстоянии следует "фольксваген".

Дорога к дому Александрыча была довольно короткой – квартиру он получил уже будучи начальником и мог выбрать район себе по вкусу. Ему приглянулся дом неподалеку от работы, экспериментальной планировки – не то чешской, не то немецкой, он и сам уже не мог вспомнить. Скорее всего дома этой серии были предназначены для того, чтобы занять пустоты в исторических центрах европейских городов и не составлять слишком резкого контраста с готическими и барочными домами.

Это трехподъездное сооружение довольно дико смотрелось рядом с пятиэтажными коробками на фоне крымских гор.

Валик остановил "Жигули" у самого подъезда, – он еще надеялся на то, что подполковник пригласит его домой продолжить выпивку, но тот сделал вид, будто не заметил вопросительного взгляда лейтенанта.

– Давай, до встречи.

– Спокойной ночи, Александрыч, – Валик пожал подполковнику руку и, не дожидаясь, пока тот зайдет в подъезд, отъехал от дома.

Начальник отделения милиции постоял во дворе, наслаждаясь прохладным вечерним воздухом, выкурил сигарету и начал подниматься по лестнице. Его квартира находилась на третьем, последнем этаже, а одна из комнат располагалась даже на уровень выше – в мансарде. Александрыч отвел ее под кабинет, хотя никакой работой дома, естественно, не занимался. В этой комнатке площадью около десяти квадратных метров он поставил письменный стол и раскладной диванчик, на котором спал, поругавшись с женой.

Подполковник шагнул в удушливую жару квартиры. Первым делом он сбросил в прихожей обувь и носки. Линолеум приятно остудил влажные разгоряченные ступни. После этого хозяин прошел в кухню, распахнул окно.

"В спальне открыть, что ли", – подумал Александрыч, зажигая плиту.

Устроить сквозняк он не решился и потому распахнул окно в своем кабинете. Тут же он ощутил приятное движение свежего воздуха в квартире. Дышать стало легче, хотя при каждом выдохе в горле першило от спиртных паров. Подполковник задернул штору и уселся возле кухонного стола. Голубое пламя лизало дно чайника, Александрыч читал сегодняшние газеты и радовался тому, что в криминальной хронике нет упоминаний о последних событиях в городе.

Александр Бондарович тоже страдал от жары. Он уже выбрался из "фольксвагена", оставив машину под прикрытием кустов шиповника, и, устроившись в беседке, наблюдал за окнами квартиры подполковника "Чаю решил попить, газетки почитать, – Александр смотрел на расплывчатую тень подполковника, отброшенную настольной лампой на кухонную занавеску. – Вроде бы никого не ждет. А даже если к нему и должна подтянуться какая-нибудь потаскуха, отшить ее я сумею".

В том, что Александрыч дома один, сомнений не оставалось. Во-первых, Банда звонил ему домой – никто трубку не поднимал. Во-вторых, перед приездом хозяина все окна в квартире были безжизненно-черными, и только теперь в одном из них загорелся электрический свет.

Теперь Бондарович присматривался к дому. Казалось, сам архитектор позаботился о том, чтобы ему было легко попасть внутрь. Единственное неудобство имело явно местное происхождение – подполковник застеклил балкон, а то Банда мог бы просто спрыгнуть на балкон. На все еще слегка светившемся небе четко прорисовывалась островерхая крыша дома.

Бондарович докурил сигарету, забросил на плечо сумку и не спеша направился к зданию.

Пожарная лестница кончалась на уровне верхних перекрытий первого этажа, метрах в трех от земли. Банда осмотрелся. Эта сторона дома выходила на пустырь, единственным украшением которого служил детский городок. Время для детских прогулок было позднее, вокруг – никого. Бондарович вытащил из сумки веревку, размотал метров пять, аккуратно укладывая виток за витком на землю.

Оставшийся моток он перевязал, чтобы не раскрутился, и бросил его вверх.

С первой же попытки моток перелетел через одну из поперечин пожарной лестницы. Закрепив на веревке бегунки с клиньями, Бондарович через пару секунд оказался на лестнице. Передвигался он по ней осторожно – уж очень близко проходила лестница от окон. Наконец он оказался на крыше, скользкой, покрытой пластиковой черепицей.

Взобраться на крышу было довольно сложно из-за ее крутизны. Банда решил обойти дом по водосточному желобу. Вычисляя прочность желоба, в качестве материалов и проекта он не ошибался, но ни на минуту не забывал, что монтаж вели здешние строители.

Пару раз сегменты желоба предательски скрипели под ногой, в двух местах они вообще отсутствовали – приходилось, осторожно переставляя ноги, двигаться по наклонной плоскости островерхой крыши. Наконец Бондарович увидел под собой окно мансарды. Держась рукой за желоб, он заглянул в окно. Из-за приоткрытой двери пробивался свет. Плавное движение воздуха доносило из глубины квартиры запах кофе.

Обвязав веревку вокруг вентиляционной трубы, Бондарович испробовал ее на прочность, пару раз сильно дернув. В веревке он не сомневался – сомнения вызывала труба. Затем он бесшумно спустился по веревке к окну, завис перед ним, затем пару раз качнулся и впрыгнул в комнату. Веревку он отвел в сторону – теперь изнутри ее было не видно, а снаружи все больше и больше сгущалась южная темнота. Из мансарды вниз вела полувинтовая деревянная лесенка. Александрыч оказался хорошим хозяином – ни одна ступенька не скрипнула. Дойдя почти до самого низа, Бондарович приостановился:

Александрыч с шумом отставил стул и вышел из кухни.

"Куда же он направляется?" – Банда прижался к стене, и если бы подполковнику пришло в голову пойти в свой кабинет, то как только он вышел из-за угла, Банда одной рукой схватил бы его за шею, другой зажал бы ему рот. Однако Александрыч отсрочил свое свидание с Бондаровичем. Оказалось, что он успел раздеться на кухне догола и теперь шел в ванную, насвистывая себе под нос бодрый мотив какой-то комсомольской песни, слов которой наверняка никогда не знал.

Зашумела вода, потянуло запахом шампуня. Затем послышался плеск воды. Грузное тело Александрыча погрузилось в воду. Подполковник фыркал, отдувался, наслаждаясь прохладой и чистотой. Чтобы полегче дышалось, он не стал закрывать дверь.

Банда прошел в коридор, остановился у входной двери. Рядом с ней на стене чернел щиток электросчетчика.

Бондарович усмехнулся, прислушавшись к бодрому сопению Александрыча в ванной, вынул из сумки электрический фонарик с длинной ручкой, зажал его под мышкой и, распахнув дверцу счетчика, выключил электричество.

– Что там, б... такое? – тут же послышался из ванной бас подполковника. Бондарович, естественно, отвечать на этот дурацкий вопрос не стал. Он быстро, но бесшумно двинулся по коридору.

– Вечно так... – бурчал Александрыч, поднимаясь из воды. Он на ощупь пытался ухватиться за вешалку для полотенец, но никак не мог ее отыскать – света, пробивавшегося по изгибам коридора, не хватало даже на то, чтобы разглядеть собственные руки.

Бондарович с выключенным фонариком в руке остановился в дверном проеме. Александрыч насторожился: почувствовав присутствие кого-то еще, кроме себя, он тяжело задышал, боясь произнести хоть слово. Монотонно шумела вода, вырываясь из крана. Яркий сноп света ударил в лицо подполковнику, выхватив из темноты его редкие всклокоченные волосы и потухшие от испуга глаза. Огромный живот подрагивал, с него в ванну то и дело отваливались клочья пены и падали крупные капли.

– Привет, – сказал Бондарович.

– Я... – Александрыч попытался схватить что-нибудь, подходящее для самозащиты, но в руке у него оказался только кусок душистого мыла.

– Брось, – приказал Банда.

Кусок мыла, всхлипнув, исчез под водой. Александрыч прикрыл ладонью глаза, пытаясь рассмотреть, кто же стоит перед ним, но у него ничего не получилось – он видел только слепящий свет электрического фонарика.

– Кто вы? – наконец-то догадался спросить подполковник.

– Неважно, – ответил Банда.

– Зачем?.. Чего надо?.. – бормотал Александрыч.

Фонарик отклонился в сторону, и на стеклянной полочке заблестело лезвие раскладной опасной бритвы. Подполковник увидел, как из темноты возникает рука, берет бритву и вновь скрывается в темноте Машинально, подчиняясь логике смертельно напуганного человека, подполковник опустил взгляд, хоть и знал, что не сможет увидеть свой сморщенный от прохладной воды член из-за нависшего над ним живота.

– Зачем... – жалобно пролепетал он.

– Не бойся, кастрировать не буду, – Бондарович понял ход мыслей Александрыча. – Просто на время разговора лучше убрать острые предметы – Лучше, – согласился подполковник, – но мысль о кастрации не выходила у него из головы.

– Мне нужно получить пару ответов на пару вопросов, и я уйду.

– Можно я сяду? – спросил Александрыч, ему показалось, что если он спрячет под водой и пеной ту часть своего тела, которой, как каждый нормальный мужчина, он дорожил больше других, то незнакомец забудет о ее существовании.

– Садись, только руки держи над водой.

Подполковник опустился в ванну. Вода, успевшая набежать за то время, пока он стоял, перелилась через край, хлынула на пол. Отводная труба не успевала справиться с потоком и теперь жалобно вздыхала, захлебываясь густой пеной.

– Краны закрути, – посоветовал Банда.

– Что? – не сразу дошло до Александрыча.

– Краны закрути, соседей затопишь.

– Сейчас, сейчас, – стараясь оставлять гениталии под водой, засуетился Александрыч.

Затем наступила зловещая тишина. Хозяин дома ждал вопросов, а Банда выдерживал паузу. Он знал: никакие угрозы не давят на психику с такой силой, как неопределенность. Человек, оказавшийся в роли жертвы, сам подготовит себя к самому страшному, сам запугает. Все пытки, о каких только он слышал, всплывут в его памяти, и он сам выберет для себя самую мучительную из них, самую действенную.

– Начнем? – бесстрастно произнес Банда, словно от Александрыча хоть что-то зависело.

– Я готов.

– Ты расскажешь правду о том, как исчез покойник при перевозке в Симферополь.

– Я не знаю, кому он понадобился. Честно, не знаю.

– Не ври.

Подполковник втянул голову в плечи и произнес:

– Может, дружки его подкупили водителя и сопровождающего? Странно, что и тот, и другой вместе пошли в кусты отливать.

– Кто подкупил?

– Не знаю.

Банда без предупреждения схватил Александрыча за жидкие волосы, благо на макушке подполковник оставил длинную прядь, чтобы зачесывать ее на плешь, и окунул его с головой. Александрыч пытался уцепиться за края ванны, но мокрые руки срывались. Банда дождался, когда перестали подниматься пузыри – это означало, что Александрыч опомнился и уже экономит оставшийся в легких воздух, – и вытащил подполковника из воды.

– Кто подкупил?

– Ма... не... на... кхххх....

С минуту подполковник кашлял, отплевываясь водой, и не мог произнести ни слова. Бондарович терпеливо ждал и дождался.

– Муса Корд.

– Врешь, – в голосе Банды не было и нотки сомнения. Он знал: не стал бы Муса сам вести его к подполковнику в отделение специально для того, чтобы там он. Банда, узнал о курьере.

"Слишком уж навязывал мне Александрыч фотографии мертвого курьера, – подумал Банда, – словно хотел меня уверить в его смерти. Ничего, он не каменный, расколется. Главное, чтобы он испугался до состояния паники".

– Кто?

– Муса Корд, – Александрыч набрал побольше воздуха в легкие, готовясь к новому погружению.

Но Бондарович не любил дважды повторять один и тот же финт. Он просто-напросто несколько раз щелкнул в темноте клинком складной бритвы.

Это подействовало на хозяина квартиры так, словно на него вылили ведро кипятка:

– Нет, не он!..

– Кто же?

Александрыча хватило на то, чтобы сохранять молчание, ровно три секунды. Еще один сухой щелчок клинка, и язык у него развязался:

– Рахмет Мамаев. Он их купил.

– Откуда знаешь? – тут же подбросил следующий вопрос Бондарович.

– Я? Откуда? – Александрыч замялся.

– Если ты сам идиот, то хотя бы меня не считай идиотом, – предупредил его Банда.

– Я не мог отказаться. Он заплатил мне и людям, которые везли труп.

– Мне неинтересно, сколько он тебе заплатил, и я не собираюсь никому докладывать о твоих махинациях. Мне нужно знать, зачем он это сделал.

– Не знаю, истинный крест, не знаю.

Банда посветил фонариком на клинок бритвы, и тот засверкал ослепительно яркими сполохами.

– Куда исчез труп?

– Этим занимались люди Рахмета. Мне нужно было только замять дело с исчезновением.

– Если ты не хочешь говорить правду, я скажу ее сам, только тебе это не зачтется.

– Правду? Я и до этого говорил правду.

– Всю правду.

Александрыч тяжело вздохнул, затем покосился на бритву:

– Когда мы нашли мертвеца в туалете, человек Мамаева пришел ко мне и предложил... – Александрычу не хватало сил, чтобы продолжать без понуканий.

– Я слушаю, но у мен нет времени ждать.

– Он предложил мне деньги, чтобы я зарегистрировал этого покойника как неопознанного, а в дело вместо его фотографий положил те, которые мне дал человек Рахмета. Не знаю, зачем ему это было нужно, не знаю, кто кем был. Я не соглашался, тогда он стал грозить. Я не мог все замкнуть здесь, в Ялте – на вскрытие мы должны были отвезти его в Симферополь. И тогда Рахмет предложил, чтобы труп исчез по дороге. Он угрожал мне, моей семье.

– Это больше похоже на правду. Но кто говорил с тобой, сам Мамаев или человек от него?

– Да не станет Мамаев сам такие дела делать. Я всегда с его людьми работаю. А труп никто не крал. Его закопали в горах. Потом были неприятности, но все обошлось. Думаю, Рахмет остался доволен. Дело пойдет как нераскрытое.

Александрыч тяжело дышал. Банда уже не сомневался в правдивости его рассказа. Это подтвердил и сам подполковник:

– Только нельзя, чтобы Рахмет догадался, от кого пошла информация. Иначе мне несдобровать.

– А мне какое до этого дело?

– Я, если надо, тебе еще помогу.

– Почему ты думаешь, что мне понадобится твоя помощь? – с насмешкой спросил Бондарович – Ты не из милиции, не из прокуратуры, – заторопился Александрыч, – я это понял.

– Почему?

– Наши так не работают.

– А может, я из службы безопасности?

– Нет, наша безопасность Киеву подчиняется, из нее всех русских выгнали, особенно здесь, в Крыму. А ты... вы... вы очень чисто по-русски говорите.

Бондарович сперва не мог понять, к чему завел этот разговор Александрыч, но потом сообразил – тот успокаивал сам себя.

– Вы, наверное, из российского ФСБ.

– Если ты думаешь, что российский фээсбэшник не станет тебя кастрировать, то запомни – в этом отношении парни из ФСБ ничуть не мягче, чем люди Мусы Корда.

Банда брезгливо бросил бритву в ванну. Александрыч уже посинел от холодной воды и пережитого страха.

– Я все рассказал.

– Не сомневаюсь.

Подполковник осторожно нащупал под водой бритву, сжал ее в руке. Бондарович заметил это его движение.

– Осторожнее, не суетись, под водой можно дернуться и член себе случайно отрезать, а потом на меня подумают. Мол, опять происки российских спецслужб. Лучше закрой бритву.

– Вы же не будете?..

– Сегодня не буду, – сказал Банда и вышел.

Александрыч не сделал попытки его преследовать. Перед тем как покинуть квартиру. Банда вырвал до основания все соединительные телефонные провода и бросил их к себе в сумку. Свет он включать не стал. Двойная бронированная дверь изнутри открывалась чрезвычайно легко.

"Идиоты те, кто ставит такие, не защищая имущество, а опасаясь мести, – подумал Бондарович. – За такой металлической плитой можно запросто сгореть заживо, и никто не поможет. А надо-то всего ничего – в замочное отверстие заливается суперклей, а потом обыкновенной спринцовкой впрыскивается в щели бензин. Чиркаешь спичкой..."

Уже проезжая по соседней улице, Александр Бондарович посмотрел в зеркальце заднего вида и усмехнулся. Во всех окнах квартиры Александрыча ярко горел свет, но рамы были плотно закрыты. Сам подполковник в это время в спальне брился электробритвой, к которой прикасался последний раз года два тому назад.