Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бирмингемы - Так велика моя любовь

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Вудивисс Кэтлин / Так велика моя любовь - Чтение (стр. 7)
Автор: Вудивисс Кэтлин
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Бирмингемы

 

 


Предложив руку, он проводил Илис к ее месту, и она позволила ему придвинуть ей стул. Они приступили к еде, и казалось, что в течение довольно продолжительного времени внимание капитана было полностью поглощено вкусными блюдами. Илис же ковыряла вилкой в тарелке и спрашивала себя, когда начнется сражение. Недавно она стала свидетельницей того, как капитан за что-то отчитывал матроса, и, хотя не поняла ни слова из его гневной тирады, ее охватило сочувствие к молодому человеку. В тот момент у нее ни на секунду не возникло сомнения, что матрос больше никогда не совершит подобную оплошность.

Нет надобности повторять, что Илис приготовилась к худшему, когда Николас откинулся на спинку стула и с некоторым недоумением оглядел ее.

— Фы не пленница, English, — начал он назидательным тоном, и Илис гордо вскинула голову, чтобы показать, что они расходятся во мнениях. — Я предоставил фам фсе удобства, которые может обеспечить моя каюта, и свободу ф пределах корабля. — Он вытянул руку и пальцами коснулся ее рукава. — И фсе же фы настойчиво изображаете из себя жертву, одеваясь таким образом.

Сапфировые глаза девушки, сидевшей неподвижно и сохранявшей гордый вид, твердо смотрели на капитана.

— Фозможно ли, — мягко спросил он, — что фам не понравилась одежда?

— Напротив, капитан, — холодно ответила она. — Она прекрасна, но вы так и не сказали, какую цену мне придется за нее заплатить. — Она замолчала, чтобы придать своим словам больше веса. — Нет сомнения, что платье стоит столько, сколько я не могу заплатить при данных обстоятельствах или просто не захочу заплатить.

Николас пристально смотрел на нее, потом, нахмурившись, прополоскал пальцы в миске с розовой водой.

— Если фы знаете, что я из Ганзы, тогда фам должно быть известно, что наши торговые капитаны дают обет воздержания, пока не достигнут определенной степени благосостояния.

— Обеты мало что значат для некоторых мужчин, — ответила Илис. — Хотя вы утверждаете, что вы честный человек, у меня не было поводов убедиться в этом. Я не знаю вас, но я знаю, что вы совершили.

Плотно сжав губы, он обдумывал ее слова.

— Фы не поняли моих намерений, фрейлейн, — наконец произнес он. — Подарки не от меня, а от фашего благодетеля. Он платит за одежду, и разве он не фправе фозместить фам стоимость платья, которого фы лишились фо фремя путешествия?

Илис задумчиво водила тонким пальцем по краю кубка.

— Мне интересно узнать причину моего похищения, — медленно проговорила она, — и я не раз спрашивала себя, связано ли это каким-то образом с моим отцом. Возможно ли это?

Николас пожал плечами, давая понять, что ему ничего не известно, — Если бы я основывался на догадках, English, я бы рискнул сказать «ja», но не могу с полной уверенностью утверждать, что движет этим мужчиной. Фы — награда, ради которой стоит бороться, поэтому совершенно естественно, что человек потерял голову.

— Потерял голову? — озадаченно переспросила Илис. — О чем вы говорите, сэр?

— Фы находите удивительным тот факт, что мужчина может флюбиться ф фас, фрейлейн?

— Да! — резко ответила она. Ни один из поклонников, жаждавших привлечь к себе ее внимание, не стремился завладеть ею подобным способом.

— Поверьте мне, English. Это очень даже просто.

Илис встретилась с ним глазами и была смущена странным, едва ли не тоскливым взглядом его светло-голубых глаз. Если это была страсть, то она совсем не походила на то, с чем Илис доводилось сталкиваться раньше. Девушка отвернулась и сказала:

— После всего, что мне пришлось вынести, тот человек, который организовал мое похищение, вызывает у меня жгучую ненависть.

Николас негромко рассмеялся.

— Nein, это не так, и я бы не фез фас к нему, если бы считал, что ф его намерения фходит мучить фас.

— Почему вы отказываетесь рассказать мне, кто он?

— Его светлость желает, чтобы его имя оставалось тайной, пока он не получит фозможность объясниться с фами. Он не хочет, чтобы фы составили о нем превратное мнение до того, как он оправдает свой поступок.

— Уверяю вас, капитан, его замысел не удался, — заявила Илис. — Как бы его ни звали, ненависть уже достаточно укоренилась во мне.


К утру ветер ослаб, но холод усилился как бы в наказание за дерзкую попытку пересечь Северное море перед началом зимы. Не желая, чтобы кто-нибудь посчитал ее изнеженной или слабой, Илис вышла на квартердек. Ее нос и щеки быстро покраснели, и, хотя она старательно прятала руки, пальцы так замерзли, что потеряли чувствительность.

Как и вчера, Николас подошел к ней и некоторое время смотрел на нее, прежде чем его губы растянулись в медленной улыбке, которая смягчила черты его продубленного ветром лица.

— Я фосхищен фашей стойкостью, English. Говорят, что моряк, плывущий в Северном море после Мартынова дня[15], искушает Господа. Я же скажу, что дама, отважившаяся фыйти на палубу ф такую погоду, стоит морского капитана.

Илис бросила на него холодный взгляд.

— Вы делаете мне предложение, капитан? — спросила она.

Николас с улыбкой покачал головой:

— Nein, English. Хотя фы и лакомый кусочек, я связан словом чести.

— Прекрасно! Тогда мне не придется вам отказывать, — язвительно заключила девушка.

Не сказав больше ни слова, она ушла, оставив Николаса удивленно смотреть ей вслед. Несмотря на простое платье, она двигалась по палубе с достоинством истинно благородной дамы, ничем не показывая, насколько ей тяжело.

— Какая фыдержка, English, — пробормотал он себе под нос.

Вечером, когда Илис готовилась к ужину, она вспомнила о судьбе, постигшей ее собственную одежду, и надела синее бархатное платье. Казалось справедливым, что человек, виноватый в том, что она лишилась своего великолепного платья, возместил ей потерю. Она и так достаточно настрадалась из-за него. Поэтому может позволить себе насладиться роскошным туалетом, ей предоставленным.

Продолжая восхищаться платьем, она привела себя в порядок и сделала высокую прическу, воспользовавшись серебряным подносом как зеркалом. Если у нее и были какие-то сомнения по поводу того, как она выглядит, то они быстро рассеялись, когда в каюту вошел Николас. Его улыбка стала еще шире, а глаза заблестели, когда он, взглянув на нее, одобрительно кивнул:

— Платье подходит фам, фрейлейн.

— Оно очень дорогое, — сообщила Илис, от смущения не знавшая, что сказать. Она не могла решить, как ей реагировать на нежные взгляды Николаса. — Мой благодетель, как вы называете его, должно быть, очень богат, если может позволить себе потратиться на такую одежду.

Николас засмеялся.

— Он еще не получил счет.

Илис удивленно приподняла брови.

— Разве это платье — не его идея?

— Естественно, его, но так как мы были ограничены фо фремени, он оставил фсе фопросы, связанные с фыбором туалета, на мое усмотрение. — Капитан пожал плечами. — Я просто заказал для дамы у модной портнихи нечто теплое и прекрасное из меха, который приобрел у прибывших из Новгорода купцов. Они закрыли свои порты для ганзейских судов, но изредка нам удается заключать сделки с некоторыми из их капитанов. Эта одежда — творение истинного мастера. Я не ограничивал портниху ф расходах.

— Возможно, ваша расточительность разгневает моего благодетеля.

— Одного фзгляда на фас, фрейлейн, будет достаточно, чтобы исчезло всякое раздражение.

Илис ничего не ответила, продолжая рассматривать ганзейского капитана. Этот человек обладал обширными познаниями и, по всей видимости, был не из тех, кто с легкостью свяжется с разбойниками, тем более для того, чтобы похитить беспомощную женщину. Илис было страшно интересно узнать, что же заставило его пойти на этот шаг.

— Будучи капитаном торгового судна, вы наверняка имеете большую прибыль от своих рейсов.

— Билон[16] или два, — равнодушно пожав плечами, проговорил Николас.

Илис не смогла сдержать смех.

— Я бы скорее поверила, если бы вы сказали «состояние или два».

— Ганзейские купцы преданы своему делу, — ответил Николас, спрашивая себя, к чему она клонит.

— Как я слышала — и как вы сами утверждали, — они поклялись вести монашеский образ жизни до тех пор, пока не сколотят состояние, — заметила Илис, вопросительно взглянув на него. — Вы женаты, капитан?

Николас покачал головой, и его губы тронула улыбка.

— Это мне еще предстоит.

— Как бы то ни было, я подозреваю, что ваш кошелек толще, чем вы говорите, значит, вам нет необходимости опускаться до простого воровства или похищения, чтобы содержать себя. Тогда я могу заключить, что вам очень хорошо заплатят за ваше участие в этом преступлении.

Николас взмахнул рукой, давая понять, что начисто отметает ее предположение.

— Это не что иное, как одолжение давнему другу, English.

— Раз вас можно купить, — продолжала настаивать Илис, проигнорировав его слова, — насколько тяжел должен быть кошелек, чтобы перетянуть вас на свою сторону и заставить отвезти меня в Англию?

Взрыв хохота сотряс каюту. Несмотря на то что выражение лица Илис напоминало холодную маску, ганзейский капитан не мог остановиться. Наконец успокоившись, он улыбнулся девушке, пожал плечами и, разведя руки в поклоне, ответил:

— Я дал слово своему другу, фрейлейн. Мне больше ничего не остается, как сдержать его.

— Разве клятвы имеют какое-нибудь значение для негодяя? — обеспокоенно спросила она.

Она отошла в сторону, и он проводил ее глазами, в которых не угасли веселые искорки.

— Вы с такой гордостью говорите о своем обещании, капитан, но разве это так почетно — давать подобное обещание? Неужели вы сможете завоевать особый почет среди преступников тем, что будете хвастаться, как срезали кошелек со своей жертвы? Или как везли ее в чужую страну?

Николас открыл было рот, собираясь прервать Илис, но она резко повернулась и подняла руку, призывая его молчать.

— Дайте мне договорить, капитан. Так как ваши преступления сделали вас бессердечным, моя попытка образумить вас и доказать ошибочность ваших методов, несомненно, окажется безрезультатной. Однако я прошу меня выслушать. Вы заключили договор с дьяволом, и я попалась в расставленную ловушку, а вы превратились в моего стража. Несмотря на то что я ни в чем не виновата, меня швыряют в ад — и вы при этом смеете хвастаться своей честью. Короче, ваши действия, сэр, можно охарактеризовать как варварство. Вы и ваш мерзкий сообщник совершили самое гадкое преступление, и вы виновны не меньше, чем он, потому что выполняли его указания.

— Я не могу объяснить причину, побудившую меня к этому, — признался Николас, примирительно улыбаясь. Ему нравилось, как загорались ее глаза, когда она гневалась. — Фы совершенно правы, обвиняя меня, я действительно финовен.

Илис, которая надеялась сразить его логикой своих слов, увидела, что потерпела поражение. Этот человек был преисполнен решимости довести начатое дело до конца, даже несмотря на то что знал, какое совершает преступление.

Николас задумался над ее словами, спрашивая себя, действительно ли его поступок настолько мерзок, как она утверждает, и удастся ли ему когда-нибудь обрести уважение в ее глазах. Даже будучи в полной его власти, эта девушка не утратила стойкости духа. Она продолжает гордо нести голову, что говорит о врожденном чувстве собственного достоинства, о неугасимой твердости характера и о редкой способности быстро восстанавливать физические и душевные силы, чего так не хватает многим мужчинам.

Он осторожно потянул ее за рукав, как маленький капризный ребенок, пытающийся получить прощение.

— Можете фысечь меня, если через год фы будете сожалеть об этом путешествии, — мягко пробормотал он. — Я ферю, что это принесет благо и фам, и моему другу.

Илис долго молча смотрела в его ласковые глаза, потом отошла. Николас медленно выдохнул, стараясь побороть растущее желание успокоить ее, пообещав стать ее покровителем и защитником ее интересов. Он начал понимать, что мужчина может быть очарован женщиной до такой степени, что забывает о чести и об искренне данных клятвах.

Глава 6

Корабль вошел в устье Эльбы, и вахтенные внимательно следили за тем, чтобы он не наскочил на песчаную отмель или плавучую льдину. Илис стояла на палубе, всматриваясь в незнакомые берега страны, где она будет жить пленницей. Ландшафт представлял собой главным образом болотистую и низинную местность. Влага, которой был пропитан ночной туман, превратилась в крохотные льдинки, и деревья были белыми от инея. Вдоль берега медленно плыли огромные льдины с зазубренными вспученными краями. Там же, где земля была защищена лесом, лежал снег. Внезапный порыв ветра разорвал торжественную тишину спокойного дня, его завывание несло в себе скорее напоминание о том, что в природе царствует зима, чем угрозу шторма.

Наконец корабль подошел к причалу Гамбурга, и матросы бросились убирать паруса и закреплять лини. Холодный ветер пробирал до костей, и Илис совсем замерзла, пока вместе со Спенсом и Фичем ждала, когда будет дан сигнал, разрешающий сойти на берег. Когда же это произошло, она первая ринулась к сходням. Спенс и Фич, несшие сундук с ее новым гардеробом, последовали за ней. Ступив на причал, Илис почувствовала на себе тяжелый взгляд капитана и, обернувшись, увидела, что он стоит возле леера и смотрит на нее. В знак прощания он слегка наклонил голову, и девушка, смущенная его сдержанностью, кивнула в ответ. С той ночи, когда она попросила вернуть ее в Англию, он держался с некоторой отчужденностью и почти не заходил в каюту за исключением тех редких случаев, когда ему нужна была карта или какой-нибудь навигационный прибор. Нельзя сказать, что его равнодушие опечалило Илис — ведь он лишил ее возможности принять или отказаться от его общества. Просто до того вечера он с удовольствием беседовал и спорил с ней, и ей было интересно, что же заставило его так резко измениться.

Илис и ее сопровождающие окунулись в суету, царившую в порту. Везде сновали торговцы, вовсю расхваливавшие свой товар на незнакомом Илис языке, а энергичные купцы придирчиво рассматривали доставленные грузы и жарко торговались о цене. Мягко падавший снег заглушал все звуки и развеивал печаль пасмурного дня.

Фич, прокладывавший путь в лабиринте улиц, повернулся к Илис.

— Мне нужно сходить за ключом от дома, который его светлость снял для вас, — сказал он. — Дайте мне слово, что вы останетесь со Спенсом и дождетесь моего возвращения.

Илис удивленно подняла бровь.

— Разве не правильно будет допустить, что, раз Спенс остается, он поймает меня, если я надумаю бежать? А если же мне все-таки удастся ускользнуть от него, у кого я попрошу пристанища в этой чужой стране? Я не знаю их языка.

Фич обдумал ее ответ и, в конце концов согласившись с логичностью ее рассуждений, двинулся вниз по улице.

Торговка жареным мясом разожгла небольшой костер возле своей тележки, где и готовила еду. Живительный огонь обещал тепло, к которому Илис так стремилась. Она протянула к нему заледеневшие пальцы, и веселая, розовощекая торговка тут же заговорила с ней на непонятном языке, предлагая кусок мяса, насаженный на палочку. Из страха, что ее могут прогнать, Илис не хотелось отказываться от покупки, и она умоляюще взглянула на Спенса. Казалось, он был рад исполнить ее просьбу и сунул монетку в руку торговки, которая приняла ее с восторженными возгласами: «Danke, danke!»[17]

Спенсу она тоже предложила кусок, и тот с благодарностью принял его. Воодушевленная его аппетитом, женщина принялась настаивать, чтобы он купил еще одну порцию, и пришла в неописуемый восторг, когда он согласился. Илис лениво откусывала небольшие кусочки, больше наслаждаясь теплом костра, чем едой, вкус которой, хоть и необычный для англичанки, ей, впрочем, понравился.

Пока они ждали Фича, у них хватило времени расправиться с несколькими порциями. Илис уже стала спрашивать себя, не заблудился ли он. Наконец она увидела его. По скорбному выражению его лица можно было заключить, что он несет на своих плечах все печали мира.

— В наших планах произошли изменения, — угрюмо сообщил он. — Нам придется отправиться в другое место, к северу отсюда. Нам понадобятся лошади… и провизия, чтобы продержаться до приезда его светлости.

Спенс нахмурился:

— Но ведь его светлость снял дом здесь, в Гамбурге, и заплатил за него.

Вздох, вырвавшийся из груди Фича, мог кого угодно привести в уныние.

— Ганс Руберт сказал, что дом сдан другим. Нам его не получить.

Спенс пристально взглянул на своего приятеля, но тот упорно не поднимал глаз. Раздраженно фыркнув, Спенс сунул руку в кошелек.

— Я сам схожу за лошадьми и за провизией, а ты посиди с госпожой и подожди меня.

Фич молча кивнул и, еще раз тяжело вздохнув, опустился на сложенные возле костра поленья. Подперев поникшую голову руками, он имел вид совершенно отчаявшегося человека и даже не обращал внимания на торговку, настойчиво предлагавшую ему свой товар. Только когда аппетитный аромат жареного мяса защекотал ему ноздри, он торопливо полез в карман своей куртки за деньгами.

Спустя некоторое время вернулся Спенс. То, что он добыл в портовой конюшне, возбудило в душе Илис сомнения по поводу его способности разбираться в лошадях. Казалось, седла и сбруя были ветхими реликвиями давно ушедших веков, то же можно было сказать и о четырех крохотных лошадках — коротконогих, с длинной лохматой шерстью, — которые медленно брели за Спенсом и всем своим видом давали понять, что у них нет желания идти быстрее. Седельные сумки с провизией и прочими необходимыми вещами, купленными в лавках, расположенных вдоль набережной, вряд ли оказались бы ощутимым грузом для нормальной лошади, но эти хрипели и прогибались под их тяжестью, словно были не в состоянии тащить свою ношу.

Усомнившись, выдержит ли кляча ее вес, Илис с опаской взобралась в седло. Усилившийся холодный ветер сразу же проник под ее шерстяной плащ. Запахнув поплотнее полы, она съежилась на дамском седле и несколько раз ткнула каблуком в бок животного, прежде чем оно неохотно последовало за лошадью Спенса. Процессию замыкал Фич, державший в руках повод четвертой лошади и краем глаза следивший за поклажей.

Они двигались вдоль продуваемых ветром улиц Гамбурга, по каменным мостам пересекали каналы и узкие протоки. Покинув окраины города, они направились на север по дороге, шедшей через густой лес. Несмотря на ранний час, под деревьями было темно, так как низко нависавшие свинцовые облака скрывали неяркое зимнее солнце. Снег бил им в лицо и белым покрывалом ложился на устланную опавшими листьями землю. Вскоре путешественники вышли к тракту, достаточно широкому, чтобы по нему могла проехать телега. Не сказав ни слова и не подав никакого знака, Фич именно туда и направил свою лошадь. Их путь к более высокой местности проходил через редеющий лес и мимо огромных валунов, становившихся с каждой минутой все более многочисленными.

Над гребнем холма свистел ветер, но как только он достигал леса, его вой переходил в жалобные стенания. Казалось, эта жалоба звучит в унисон с печалью, заполнившей сердца трех путешественников. Мужчины знали местность ненамного лучше своей пленницы, и, судя по вопросам, которыми они обменивались, им самим было любопытно узнать, где же заканчивается их путь. Что касается Илис, ей хотелось как можно скорее выяснить, где ее будут содержать как пленницу — в доме, в комнате, в башне или в крепости.

Они взобрались на холм, и, к своей радости, Илис обнаружила, что дорога спускается к древнему замку, расположенному на вершине невысокого утеса. Серея на фоне бледного зимнего неба, он выглядел мрачным и суровым; во внешних стенах, которые поднимались прямо из нагромождения валунов у изгиба скованного льдом ручья, зияли проломы. Сухие клочья увядшей травы торчали сквозь снег, покрывавший крепостной вал. Через глубокий ров был переброшен удерживаемый цепью мост из толстых бревен, который вел к воротам с застывшей на полдороге решеткой. Деревянные створки ворот лежали поперек прохода и были покрыты свежим снегом.

Обойдя створки, путешественники прошли через ворота и оказались во дворе. Представшее перед ними зрелище только усилило их беспокойство. У западной стены располагались давно рухнувшие склад и казармы. У восточной — стояли полуразвалившиеся конюшни. Главная башня замка, возвышавшаяся над западной и восточной стенами, все еще была в хорошем состоянии, но почти все ставни и некоторые окна на втором и третьем этажах, а также крутая черепичная крыша настоятельно требовали ремонта. Да и окна были открыты, как бы приглашая внутрь парящих над замком птиц.

Фич в напряженном ожидании оглядывался по сторонам. Наконец он спешился и подошел к девушке, явно стараясь не встречаться с ней взглядом. Ни единым словом не выказав своего сожаления, он помог ей слезть с лошади и, когда она направилась к каменным ступеням, ведущим к большой тяжелой двери, которая была открыта, последовал за ней. Заглянув внутрь, Илис осторожно вошла в замок. Она не представляла, кто — люди или существа из другого мира — мог обитать в погруженном во мрак зале, где, как и снаружи, дул сильный ветер, поэтому была настороже, готовая отреагировать на любое внезапное движение в темных углах. Она медленно спустилась по двум ступеням, ведущим от двери. Вместо страшного зверя, нападения которого она ожидала, на нее навалилась гнетущая атмосфера упадка и запустения, царившая в замке. По всей видимости, прошли десятилетия с тех пор, как здесь наводили порядок.

Огромные сероватые клочья паутины свешивались с потемневших балок, поддерживающих потолок. Паутина закрывала дверные проемы, углы, полости и щели, а крохотные катышки свидетельствовали о том, что здесь обитают грызуны. Когда Илис двигалась по залу, ее юбка поднимала клубы пыли, толстым ковром покрывавшей каменный пол. За долгое время попавшая в помещение грязь собралась в кучки, которые впоследствии сильными сквозняками были превращены в длинные полосы, напоминавшие горную гряду. Перед огромным камином валялся перевернутый стол, а рядом в кучу были свалены скамьи, причем некоторые из них представляли собой сплошные обломки, как будто их совсем недавно использовали для растопки. Покрытые толстым слоем сажи внутренние стенки камина свидетельствовали о том, что в течение долгих лет здесь горел огонь и тлел уголь. Возле внутренней стены был сложен кирпичный очаг, позволявший предположить, что это помещение некогда служило кухней. Большой железный котел все еще висел над холодным пеплом, а с перекладины над очагом свешивались разнообразные кастрюли и прочая кухонная утварь, затянутые слоем многолетней пыли.

Каменная лестница, поддерживаемая толстыми деревянными столбами, вела на второй этаж, где прерывалась площадкой, от которой начинался еще один пролет.

— Да-а, — устало вздохнула Илис. — Но у нас хотя бы есть укрытие от ветра. — Она повернулась к Фичу, который остановился позади нее. — Как далеко отсюда расположен дом твоего хозяина?

— Прошу простить, госпожа, — пробормотал он, и на его лице появилось виноватое выражение. — Боюсь, что здесь.

— Здесь? — Илис озадаченно нахмурилась. — Что ты имеешь в виду? Где мы?

Фич с отвращением огляделся по сторонам и пришел к выводу, что это неподходящее убежище даже для того, чтобы переночевать, не говоря уже о том, чтобы здесь жила благородная дама.

— Это замок Фаулдер, госпожа. Посредник сказал, что именно тут мы найдем его.

Смущение Илис от этого не уменьшилось. Ей было трудно понять значение его слов. Невозможно, чтобы это нагромождение камней было тем местом, где ей предстоит жить.

— Ты имеешь в виду, — ее слова звучали очень холодно, — что нам придется остаться в этом… свинарнике?

Он опустил голову и провел носком ботинка по кучке грязи.

— Да, госпожа. По крайней мере до тех пор, пока не приедет его светлость.

— Ты шутишь! — проговорила Илис едва слышно, не в силах заставить свой голос звучать тверже.

— Прошу простить, госпожа.

Фич стащил с головы шапку и стал нервно мять ее в руках. Потом прокашлялся, как будто слова, которые он собирался произнести, застряли у него в горле.

— Боюсь, это не шутка. Это точно замок Фаулдер.

— Но ты же не можешь предполагать, что я останусь здесь! — воскликнула Илис. Она внезапно почувствовала себя страшно уставшей, вымотанной, ее охватило отчаяние при мысли о том, что придется устраиваться в этом логовище. — Даже в свинарнике лучше! — В ней стал постепенно закипать гнев, наполнявший ее слова презрением. — Если твой хозяин и повелитель достаточно богат и могуществен, чтобы добиться такой преданности от подобных тебе… да даже от капитана ганзейского судна… не говоря уже о многих других… почему же он не в состоянии обеспечить нам более сносные условия? Неужели мы должны жить среди всякой нечисти? — Она указала рукой на следы крошечных лапок, оставленные на слое пыли, потом с отвращением обвела взглядом зал. — Он, очевидно, обладает исключительным чувством юмора, если загнал нас в эти развалины. Уверена, что эта лачуга когда-то принадлежала Шарлеманю или какому-нибудь другому лорду, который владел этими землями в древние времена.

Фич, нервничая оттого, что не может оградить своего хозяина от нападок, едва не разодрал свою шапку.

— Его светлость тут ни при чем, мэм. Он снял дом в Гамбурге и заплатил за него. Во всем виноват посредник, Ганс Руберт, именно он ошибся. До него дошли слухи, будто мы потерпели кораблекрушение, и он сдал дом — тот самый дом, за который заплатил его светлость, — своей овдовевшей сестре.

Илис в ярости сжала зубы.

— И тогда, как я понимаю, добрый Ганс Руберт всего за два пенса сдал тебе этот замок, — процедила она сквозь зубы.

Фич понурился и, как бы не желая продолжать разговор на эту тему, пробормотал:

— Да, за два пенса.

— Итак, мой дорогой, — вспылила она, уперев руки в бока, — ты слишком много заплатил! — Она рукой обвела зал. — Посмотри вокруг себя и скажи, если сможешь, как мы будем жить в этой хибаре?

— Может, мы тут все уберем? — вопросом на вопрос ответил он, при этом с такой силой сжал шапку, что она превратилась в комок.

Едва не задохнувшись от негодования, Илис недоверчиво уставилась на него.

— Что ты говоришь, Фич? — наконец спросила она. — Ты предлагаешь свои услуги? Ты встанешь на карачки и будешь до блеска скрести полы? Ты починишь дверь? Вычистишь очаг?

Фич, сраженный градом вопросов, отступил, но Илис продолжала атаковать его:

— Ты починишь окна и ставни, сотрешь пыль со стропил, набьешь матрацы свежим тростником, чтобы не пришлось спать на холодном полу?

Фич уперся спиной в стену и беспомощно замахал руками перед наступавшей Илис.

— У нас нет выбора, госпожа. Надо ждать приезда его светлости, а у нас нет ни пенса, чтобы снять хороший дом…

— Разве Ганс Руберт не выплатил тебе разницу? — спросила девушка, заранее предвидя ответ.

Фич робко покачал головой:

— Нет, госпожа. Ганс Руберт сказал, что его светлость задолжал ему и что он не будет обсуждать этот вопрос со слугой. Мне пришлось выложить еще денег, чтобы заплатить ему за это место. Это лучшее, что мы могли себе позволить, при том, что нужно было купить провизии.

С возрастающей тревогой Илис опять осмотрелась. Она почему-то предполагала, что окажется в богатом доме, где ей будет обеспечена ванна, вкусная еда, отдельная комната и мягкая перина. Всю прошлую ночь она никак не могла заснуть, зная, что завтра наступит конец их путешествию. Долгое ожидание на холоде, после того как они ступили на берег, только усилило ее разочарование.

— Кажется, у нас действительно нет выбора, — подавленно произнесла она и вздохнула. — Завтра надо пересчитать все деньга, что у вас остались, и составить список того, что нужно сделать в первую очередь. Что касается сегодняшнего вечера, нам придется мириться с тем, что у нас есть.

— Это очень сложно, госпожа, — удрученно заметил Фич.

Илис задрожала от сквозняка, пролетевшего через зал.

— Мы разожжем огонь и постараемся чем-нибудь заткнуть окна, которые не закрываются.

— Спенс ставит лошадей. Я пойду принесу дров и еды, а потом посмотрю, что можно сделать с окнами и ставнями.

Фич поспешил наружу, а Илис подняла глаза к площадке второго этажа. У нее возникла надежда, что верхние помещения сохранились лучше, чем зал. Подобрав юбки, она медленно двинулась вверх по лестнице. Добравшись до второго этажа, она увидела короткий коридор, ведущий в две комнаты, одна из которых, меньшая, наверняка предназначалась для горничной хозяйки. Дверь в большую комнату была слегка приоткрыта, и через нее в коридор падал свет, проникавший через окна. Петли протестующе заскрипели, когда Илис открыла дверь пошире. Она с отвращением сдернула паутину, висевшую в проеме, и вошла. В спальне пол был покрыт тонким слоем грязи. Комната освещалась несколькими высокими и узкими окнами с цветными витражами, которые отбрасывали разноцветные тени. Некоторые окна были открыты, из-за чего по комнате летали птицы. Снаружи печально хлопали терзаемые ветром ставни. Потолок поддерживали грубо вырезанные столбы, полностью опутанные паутиной. Такая же паутина украшала балдахин кровати, рама которой представляла собой резные панели в голове и в ногах. На грубых досках лежали драные клочья — это было все, что осталось от пуховой перины. Еще один балдахин, из меди и дерева, был установлен над большой круглой медной ванной, стоявшей между камином и окнами. Его красивая драпировка превратилась в лохмотья, хлопающие при каждом дуновении ветра. Резные горки, комоды, кресла и шкафы с зеркалами сохранились в своем первозданном виде, и их покрывал слой пыли.

Илис пришла к выводу, что замок Фаулдер не был разграблен только благодаря тому, что располагался вдали от дорог. Основным виновником удручающего зрелища, открывшегося ее взору, было время, принесшее с собой упадок и разрушение.

Две низкие скамеечки, пыльные и грязные, примостились возле огромного камина в том конце спальни, где стояла Илис. Там же, ближе к двери, висел гобелен, закрывавший деревянные стенные панели. Слой пыли скрыл изображение, и Илис захотелось посмотреть, хорошо ли ткань выдержала проверку временем.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35