Глава 10

Еще до того, как они тронулись в путь, поездка не предвещала ничего хорошего.

За завтраком Гай насмешливо сказал:

– Я ожидал, что во время поездки в Низву меня будет сопровождать всего одна хмурая физиономия, а не две.

Клодия воздержалась от замечания по поводу того, что сам он за последнее время отнюдь не выглядел радостным лучиком солнца среди хмурых туч. Они завтракали втроем почти в полном молчании. Гай нервничал, Аннушка, как и следовало ожидать, дулась, а сама она была расстроена мыслями о Портли, но помалкивала, потому что, если начать говорить о Портли, можно расплакаться, а, насколько она понимала, мужчины вроде Гая сочли бы слезы из-за какого-то кота излишней сентиментальностью.

– А ты как думал? – набросилась на отца Аннушка, отрываясь на минуту от колы, которую шумно втягивала через соломинку. – Ей, наверное, не больше, чем мне, хочется, чтобы ее тащили в какую-то пустыню!

Гай нахмурился еще больше.

– Может быть, ты перестанешь хлюпать? И неужели обязательно пить на завтрак эту дрянь?

– Я не люблю ни чай, ни кофе.

– В таком случае выпей апельсинового соку!

– Я-не-люблю-апельсиновый-сок!

У Клодии не было настроения разряжать атмосферу.

– Вы оба намерены продолжать в том же духе? Если так, то скажите сейчас, и я останусь здесь. Мне совсем не хочется целый день находиться в эпицентре третьей мировой войны!

Ее резкий тон ошеломил их обоих.

– Извините, – пробормотал Гай, бросив выразительный взгляд на дочь.

Аннушка ничего не сказала, но по ее лицу было видно, что нелицеприятные высказывания Клодии были для нее большой неожиданностью.

Может быть, им обоим и нужно говорить правду в глаза? Может быть, их следует взять за шиворот и стукнуть лбами?

Голубой «рейнджровер» ждал их перед входом, и тут снова разгорелся спор.

– Ты сядешь впереди, – сказала Клодия, когда они с Аннушкой обе подошли к задней дверце.

– Я хочу сидеть на заднем сиденье.

Гай, который уже сидел в машине, их не слышал.

– Ради Бога, иди и сядь рядом со своим отцом, – прошипела Клодия сквозь зубы.

– Садись с ним сама! Как я смогу спать на переднем сиденье?

Ну, как тебе будет угодно.

Когда они отъехали от отеля, Клодия почувствовала, что Гай время от времени искоса на нее поглядывает.

Наверное, удивляется, что я в таком отвратительном настроении. Ну и пусть. Они меня оба достали.

Бедный Портли. Возможно, он уже умер и его выбросили в специальный контейнер для дохлых животных, как того требуют Санитарно-гигиенические правила.

– Клодия, вы не заболели?

Его голос вернул ее к реальности.

– Нет.

Он снова взглянул на нее.

– Тогда в чем дело?

– Ни в чем! – Ответ прозвучал раздраженно, хотя она этого не хотела. – Со мной все в порядке, – добавила она, стараясь придать голосу бодрое звучание. – Очень приятно уехать из города и ознакомиться со страной.

– Говори за себя, – раздался с заднего сиденья недовольный голос Аннушки. – Здесь ландшафт похож на поверхность луны.

«Все зависит от того, как на него посмотреть, – подумала Клодия. – Если ты из тех, кто любит нежные, радующие глаз красоты природы, то здесь тебя ждет разочарование».

Они уже находились довольно далеко от столицы с ее ухоженными газонами и цветниками, на обильное орошение которых затрачивались огромные деньги.

В пустынной каменистой местности, по которой они проезжали теперь, лишь изредка встречались низкорослые деревца, по виду которых можно было сказать, что они годами испытывали нехватку воды.

– Нигде ни травинки, – продолжала жаловаться Аннушка.

Правда. Но ландшафт был красив суровой, трогательной в своей простоте красотой. На горизонте виднелись темные пурпурпо-серые горы на фоне ярко-синего неба.

– Никогда в жизни не видывала такого противного места, – продолжала Аннушка.

– Если ты будешь продолжать свои причитания, я отвезу тебя прямиком в Низву и обменяю на полдюжины коз.

– Меня бы это не удивило.

– Замолчите! – потеряв терпение, взмолилась Клодия. – Перестаньте цапаться, оба! Я пытаюсь получить удовольствие от поездки.

– Считайте, что мы перестали. – Гай сиял с себя солнцезащитные очки и передал ей. – Протрите их, пожалуйста, я, черт возьми, ничего не могу разглядеть.

Она протерла очки бумажной салфеткой. Когда она передавала очки назад, он попытался взять их, не отрывая взгляда от дороги, и их пальцы соприкоснулись.

Поскольку она была расстроена из-за Портли, прикосновение не вызвало почти никакого трепета.

Может быть, Портли тут ни при чем? Может быть, твоя влюбленность постепенно сходит на нет?

Если бы. Она-то знала, что трепет отступил только из-за мысли о контейнерах с дохлыми кошками. Еще вчера она бы одним глазом любовалась ландшафтом, а другой бы не спускала с его красиво загоревшего предплечья, с его руки на рычаге переключения скоростей и с железобетонного бедра, обтянутого бежевыми хлопчатобумажными брюками. Она бы мечтала о том, чтобы на дороге встретились глубокие рытвины, от тряски по которым она могла бы очутиться у него на коленях. Но поскольку никаких ухабов не было, а сама она была пристегнута ремнем безопасности, то сочла бы, что ей не повезло.

Но сегодня она в оба глаза смотрела на открывающийся ландшафт, и в машине надолго воцарилось молчание. Наконец, когда они свернули налево, на дорогу, поднимающуюся вверх по склону холма, он сказал:

– Вон там, наверху, Низва. – Вдали, словно одинокая свеча среди сухого каменистого пространства, виднелась широкая зеленая полоса.

– Боже мой, да ведь это оазис! – воскликнула Клодия. – Я всегда думала, что оазис – это несколько пальм среди песков.

– Здесь есть довольно большие оазисы. Вода поступает с Хаджарских гор. – Он указал рукой на гряду неровных скалистых гор, которые по мере приближения к ним выглядели все более недоступными. – Отсюда до Низвы рукой подать.

Клодия заметно оживилась и сказала через плечо:

– Разве тебе не интересно, Аннушка, своими глазами увидеть настоящий оазис?

Не получив ответа, она оглянулась и сказала с сожалением:

– Она спит.

– Ну, по крайней мере не ноет, – печально ответил он.

Низва представляла собой еще более крупный оазис, который издали казался затерявшимся среди сухого коричневого моря островом, покрытым пальмовым лесом.

– Этот форт был сооружен около трехсот лет тому назад, – сказал Гай, когда они проезжали мимо массивного сооружения из саманного кирпича с высокой круглой башней. – Местные строили его для защиты от португальских колонизаторов.

Аннушка, видимо, проснулась.

– Эти португальцы, должно быть, были с приветом. Кому нужна эта вонючая дыра?

– А в другой крепости неподалеку отсюда, – продолжал Гай, – имеется специальная темница, на которой написано «Женское исправительное заведение», куда обычно сажают всех строптивых шестнадцатилетних девчонок, чтобы они там поразмыслили на досуге над своими возрастными проблемами.

– Ах, как смешно!

– Думаешь, я шучу? – Он бросил на нее угрожающий взгляд в зеркало заднего вида. – Я, может быть, нанесу визит местному вали и спрошу, нельзя ли арендовать там местечко на полгодика.

– Что еще за «вали»?

– Вали здесь главный начальник. Что-то вроде мэра.

– Иди, иди, нанеси ему визит. Уверена, что он будет в восторге от такой чести и, возможно, даже угостит тебя чашечкой прокисшего козьего молока с печеньем из овечьих глаз.

Оставив без внимания ее слова, Гай припарковал машину на городской площади. В тени большого дерева сидели несколько бородатых мужчин, которые, несомненно, обсуждали достоинства коз, пасущихся здесь же. Транспортный поток на улицах составляли самые разнообразные средства передвижения: от запыленных, нагруженных овцами пикапов «тойота» и старых «мерседесов» до осла с седоком на спине.

После охлажденного кондиционером воздуха в машине Клодию словно накрыло жаркой волной.

– Сейчас мы зайдем в местный торговый центр «саук», – сказал Гай, направляясь к большому зданию из саманного кирпича с массивными деревянными резными дверями. Внутри здания было прохладно и немного темновато после яркого солнечного света.

Клодия сняла темные очки и оглянулась. Они находились в нешироком коридоре, по обеим сторонам которого располагались крошечные, открытые на улицу лавки, торговавшие всем – от алюминиевых кастрюль до цветастых ситцев.

– Господи, какая вонь! – воскликнула Аннушка, наморщив носик.

– Это запах специй. Мне, например, он нравится, – сказала Клодия, останавливаясь перед лавчонкой, где позади раскрытых мешков сидел старик с длинной седой бородой. – Смотрите, это черный перец горошком.

Старик улыбнулся ей беззубым ртом и сказал что-то такое, чего не было в ее разговорнике.

– Что он сказал? – спросила она у стоявшего в сторонке Гая.

– Это примерно соответствует «Как поживаете?». Ответьте ему просто: Tayyib, shukran.

Ее усилия были вознаграждены потоком слов по-арабски, обращенных главным образом к Гаю.

Аннушке обмен любезностями быстро наскучил.

– Он, наверное, спрашивает, не являемся ли мы второсортными женами из твоего гарема?

– Хватит, Аннушка! – Ответив что-то старику, он взял из раскрытого мешка горстку вещества, напоминающего карамельный сахар, и поднес к носу Клодии. – Угадайте-ка, что это такое?

Запах был теплый, ароматный.

– Наверное, это используют в парфюмерии?

– Неплохо. – Он поднес вещество Аннушке. – А ты как думаешь, Ану?

Аннушка с отвращением сморщилась.

– Ради Бога, убери это от меня! А вдруг это сушеная верблюжья моча или еще что-нибудь в этом роде?

Гай, с трудом сдержавшись, снова повернулся к Клодии.

– Это настоящий ладан.

– Ладан? Целый мешок?

– Его здесь производят. Это смола одного местного дерева, которое произрастает на юге.

– В таком случае я непременно должна купить немного на Рождество. – Она насыпала на ладонь пару столовых ложек вещества. – Спросите, пожалуйста, сколько это стоит.

Обменявшись с продавцом несколькими словами, Гай сказал:

– Он говорит, что это «бакшиш». Подарок. Потому что вы гостья.

– Но это, наверное, слишком дорогой подарок?

– Едва ли. Обычно они его продают на килограммы.

– Но я тоже должна что-нибудь подарить ему! Иначе я буду чувствовать себя неловко.

– Вы можете его обидеть.

– В таком случае я куплю у него что-нибудь еще. Побольше черного перца горошком, например. Крошечные пакетики, которые покупаешь в супермаркете, моментально заканчиваются. К тому же здесь он, наверное, свежее.

Они побрели дальше, разглядывая по дороге разнообразные товары – от палок для погонщиков верблюдов и заводных игрушек до медной кухонной утвари. В узких переходах было многолюдно и шумно от арабской музыки, звучавшей из десятков радиоприемников.

Гай то и дело раздраженно оглядывался через плечо.

– Аннушка, не отставай! – Несмотря на все его старания доставить ей удовольствие, она едва плелась позади, ни к чему не проявляя ни малейшего интереса.

Когда они в полутьме переходов свернули налево, он тронул Клодию за локоть.

– Посмотрите-ка. Они ловят их тоннами и сушат прямо на берегу. – Гай указал на целый мешок крошечных сухих рыбешек. – Из них приготавливают местное блюдо с луком и лаймами, но не могу сказать, что я от него в восторге.

Клодия взглянула на рыбешек, и глаза ее увлажнились. Они напомнили ей кошачье лакомство, которым она иногда баловала Портли. Он их безумно любил и иногда, учуяв, даже пытался самостоятельно открыть кухонный шкаф. Поскольку солнцезащитные очки она сняла, было непросто скрыть навернувшиеся слезы. Она поспешила отвернуться, но Гай успел их заметить.

– Что случилось? – озадаченно спросил он.

– Ничего. – Повернувшись к нему спиной, она утерла слезы кончиками пальцев.

– Понятно. Неожиданно потек кран. – Он не попытался повернуть ее к себе лицом, но находился так близко за спиной, что она чувствовала на волосах его дыхание. – Может, позвать водопроводчика?

– Не стоит беспокоиться. Я уже справилась сама. – Обернувшись к нему, она попыталась улыбнуться. – Извините, это из-за моего кота. Вчера вечером он попал под машину, и мне сказали, что надежды на то, что он останется в живых, мало. А эта рыбешка напомнила мне о нем.

– Почему вы не сказали об этом? – Втянув носом воздух, она пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, подумала, что вы сочтете глупостью беспокойство из-за какого-то жирного кота.

Он приподнял и опустил брови.

– Ну, спасибо. Приятно узнать, что мои человеческие качества не остались незамеченными.

Ну вот, теперь еще я его расстроила.

– Не в этом дело. Мне не хотелось быть в поездке унылым компаньоном с глазами на мокром месте.

– Унылый компаньон у нас уже имеется, а одним больше, одним меньше – какая разница? Бодритесь. – Он легонько похлопал ее по талии. – Пойдемте поищем что-нибудь более радостное, чем сушеная рыбешка. Например, изделия из серебра.

«Хорошо, что он не переусердствовал с сочувствием, – подумала она. – Иначе я могла бы по-настоящему разреветься. А что, если он похож на одного бывшего приятеля Кейт, с которым она пробыла всего три месяца? Как бишь его звали? Ах да, Эйдан».

Эйдан посещал вечерние курсы по теме «Познай собственные эмоции». Он обожал участливо заглянуть тебе в глаза и сказать что-нибудь вроде: «Хочу, чтобы ты знала, что я всегда рядом и готов помочь тебе, я разделю твою боль».

Ее стошнило бы, если бы Гай вздумал вести себя подобным образом. С другой стороны, она бы не возражала, если бы он обнял ее за талию и разок-другой пожал ее.

– И ты снова затрепетала бы. А ведь сама хотела, чтобы он играл по правилам!

– Да, хотела, но не до такой же степени.

– Где, черт возьми, Аннушка? – Он нахмурился, оглядываясь вокруг.

Она тоже оглянулась. Среди самых разнообразных одеяний, мелькавших в толпе, девушки в красной майке не было видно.

– Очень на нее похоже, – пробормотал он. – Единственная цель в жизни – доставлять всем беспокойство!

Клодия почувствовала себя виноватой. Ведь пока они стояли возле мешка с рыбой, она ни разу не вспомнила об Аннушке. Уверена, что и он тоже.

– Может быть, она вернулась к машине?

– Зачем? Ей не открыть дверцу без ключей.

Они вернулись назад, снова прошли мимо медных кастрюль и заводных игрушек и вновь оказались возле лавки торговца специями.

– Она, наверное, заблудилась, – сказала Клодия. – Она не запомнила дорогу, потому что не смотрела ни на что вокруг.

– Заблудилась, как бы не так! Это один из ее способов вывести из себя папашу. Нам надо вернуться, – сказал он, и они повернули назад, с трудом пробираясь в толпе.

Время от времени он останавливался и спрашивал, не видел ли ее кто-нибудь. Иногда в ответ отрицательно качали головами, иногда жестами указывали направление. Они искали ее минут десять, и наконец Клодия заметила мелькнувшую вдали красную майку. Она схватила Гая за локоть.

– Вон она!

Они почти бегом бросились за ней.

– Аннушка! – крикнул Гай.

Когда обладательница красной майки обернулась, Клодия испытала небольшое потрясение. Вместо задиристого выражения на ее лице, говорящего: «В чем дело? Что это вы всполошились?» – она увидела испуганный взгляд потерявшегося ребенка.

– Где вы были? – произнесла Аннушка дрожащим голосом. – Я искала вас повсюду и…

– Все в порядке, Ану, – изменившимся голосом произнес Гай. Его воинственного настроения как не бывало, что поразило Клодию еще больше, чем выражение лица его дочери.

Мгновение спустя испуганный ребенок исчез, словно по мановению волшебной палочки. Аннушка стряхнула с плеча его руку и холодно произнесла:

– Тебе, как видно, все равно, если бы меня куда-нибудь утащили или даже убили! Ты был так занят болтовней с этой чертовой Мери Поппинс, что даже не заметил моего отсутствия! А в это время какой-то страшный мужик пытался… – Она замолчала. – Вот он! – Она указала рукой на мужчину лет тридцати в длинной белой хламиде, который приближался к ним с виноватым выражением на лице.

– Меня зовут Сайд, – сказал он по-английски с сильным акцентом и протянул руку Гаю. – Боюсь, что я напугал вашу дочь. Я заметил, что она заблудилась, и предложил ей подождать вас возле магазина моего дядюшки и выпить какой-нибудь прохладительный напиток. Я подумал, что это лучше, чем ходить и разыскивать вас.

– Гай Гамильтон, – назвал себя Гай, с благодарностью пожимая протянутую руку. – Вы очень любезны. Мы приехали из Лондона, а в Лондоне, к сожалению, очень много плохих людей. Она не поняла ваших намерений.

– Извините, – пробормотала Аннушка. Мужчина улыбнулся.

– Я понимаю. Везде слишком много плохих людей, но не в Низве. Извините, что причинил вам беспокойство.

– Не извиняйтесь, это было очень любезно с вашей стороны, – сказал Гай. – Shukran.

– Afwan. Желаю приятно провести время в Низве. Salaam alaykeem.

– Откуда мне было знать? – задиристо сказала Аннушка, когда он удалился.

– Конечно, ты не могла знать, – терпеливо сказал Гай. – Но, к твоему сведению, здесь ты, наверное, в большей безопасности, чем в любом английском городе.

– Если бы я была в Англии, то не боялась бы заблудиться. Я бы, черт возьми…

– Довольно!

Они все вместе двинулись в направлении «серебряных рядов», где лавки были просторнее и элегантнее. Здесь была настоящая пещера Аладдина с самым широким выбором ножных браслетов, наручных браслетов, тяжелых ожерелий, изогнутых кинжалов, серебряных дау, флаконов для благовоний и множеством других вещиц, назначения которых Клодия даже не знала.

Аннушка впервые проявила к чему-то интерес. Наконец-то. Пока она разглядывала пояса из перевитых серебряных нитей, Клодия вертела в пальцах приглянувшуюся ей маленькую шкатулку, хитроумно изготовленную из индийских рупий времен Эдуарда VII. Стоя рядом с ней, Гай рассматривал изогнутый кинжал в серебряных ножнах тонкой ювелирной работы.

– Вы собираетесь его купить? – спросила она.

– Нет. На вывоз из страны старинного оружия нужно получить специальное разрешение. – Он положил кинжал на место, засунул руки в карманы и взглянул на дочь, которая находилась в другом конце лавки. – Иногда я забываю о том, что она еще ребенок. Бог знает, что она подумала о намерениях этого бедного парня. Наверное, она решила, что он собирается угостить ее лимонадом, в который что-нибудь добавлено.

– Ее нельзя винить, – заметила Клодия. – Мне рассказывали, что одна женщина выпила на базаре чашку кофе, пока выбирала циновки. Ее приятелю наскучило ждать, и он куда-то отошел. Когда он вернулся, хозяин сказал, что она ушла. Он ее долго искал, пока наконец не обнаружил лежащей без сознания в задней комнате лавки.

– Бывает, конечно, и такое. Но я бы удивился, если бы это произошло здесь.

Клодия взглянула на Аннушку, которая примеряла пояса.

– Она была похожа на маленькую девочку, которую я однажды нашла в универмаге «Селфриджес». Потерявшуюся в море незнакомых людей, охваченную паникой.

– Но вы видели, как она отреагировала, когда я попытался ее успокоить? Всегда нарываешься либо на ледяной презрительный взгляд, либо на грубость. А чаще всего на то и другое одновременно.

Ей захотелось обнять его и сказать: «Перестань, на самом деле у нее нет к тебе ненависти!» Она едва удержалась от этого порыва.

– Она, наверное, почувствовала себя глупо из-за того, что так испугалась.

– Вы думаете? – Гай пристально посмотрел ей в глаза, как будто желая убедиться, что она говорит это не только для того, чтобы его утешить.

Но этот взгляд наповал убивал все нежные порывы. Прямым попаданием синевы двойной убойной силы. Было отчего пасть духом.

– Папа, можно я это куплю?

Они оба повернулись с небольшим опозданием. Лицо Аннушки успело принять неприязненное выражение, как только она уловила напряженность их взглядов.

Гай подошел к ней и сказал бодрым голосом:

– Ну-ка, посмотрим!

Клодия осталась на месте, сделав вид, что снова разглядывает маленькую шкатулочку.

– И нужно же ей было уловить именно тот момент, когда я уставилась на него как последняя идиотка! Теперь она будет думать, что я танцую перед ним на задних лапках.

– Ну и пусть думает! Она ему дочь, а не жена.

– Она ревнует. Это написано на ее лице.

– Ревнует к чему? Она сама отвергает любую его попытку к сближению. Даже в эту поездку ехать не хотела.

Клодия посмотрела в их сторону. Гай торговался, что было здесь принято и считалось в порядке вещей. Аннушка переключила внимание на какую-то другую вещицу, и ей было не видно выражение лица девушки.

– Слава Богу, мы выбрались из этой вонючей дыры, – сказала Аннушка, когда они наконец покинули торговые ряды.

– Тебе, наверное, будет приятно узнать, что этим торговым рядам осталось недолго жить, – сказал Гай, с трудом сдерживая раздражение. – Здесь собираются построить современный торговый центр. Так что если тебе когда-нибудь придется снова побывать в этих местах, ты найдешь здесь что-то вроде Хай-стрит в местном варианте. Тебе, наверное, приятно было бы увидеть, что здесь все точь-в-точь как в Лондоне.

– Сарказм обычно говорит о самом низком уровне развития интеллекта, – огрызнулась дочь. – Кстати, на Хай-стрит полно магазинов, где продается ширпотреб. Я в таких магазинах никогда не покупаю. Только мамаши покупают своим отпрыскам вещи на занюханной Хай-стрит.

Пора немного разрядить обстановку, подумала Клодия. А может быть, не нужно?

– Знаете что? – бодрым голосом сказала она. – До сих пор я полагала, что, окажись я на необитаемом острове вместе с кем-нибудь, я бы меньше всего на свете захотела, чтобы этим человеком был мой кузен Райан. Но теперь я думаю, что пальму первенства следовало бы присудить вам двоим. А сама я в такой ситуации повесилась бы на первой попавшейся пальме.

– Если бы я оказалась на необитаемом острове, я повесилась бы в любом случае, – парировала Аннушка. – Я повесилась бы и здесь, только веревку заленилась искать.

– Полезай-ка лучше в машину, Аннушка, – коротко приказал Гай. – А говорить, кстати, следует не «заленилась», а «поленилась».

– Я знаю. И говорю так только для того, чтобы доставить тебе удовольствие поправить меня.

«Я сейчас закричу», – подумала Клодия. Солнце палило нещадно, и ей вдруг до смерти захотелось пить и в туалет.

Пока Гай открывал дверцу с противоположной стороны, Аннушка сказала:

– Теперь моя очередь сидеть на переднем сиденье.

– Садись, – коротко сказала Клодия.

– Но мне не хотелось бы лишать тебя удовольствия, – издевательски-любезным полушепотом продолжала Аннушка. – Я ведь видела трогательную сценку в лавке серебряных изделий и сразу поняла, что ты перед ним растаяла.

О Боже.

– Я рассказывала ему про своего кота, если тебя это интересует. Он вчера попал под машину, но мне не хотелось бы говорить с тобой о грустном.

На лице Аннушки появилось виноватое выражение.

– Извини, я не знала. С ним все обошлось?

– Конечно, не обошлось. Ему вчера сделали серьезную операцию. Пока мы не вернемся, я не буду знать ее исхода. Ну как, сядешь впереди рядом с отцом?

Не сказав больше ни слова, Аннушка забралась в машину.

«По крайней мере она не совсем бесчувственное бревно», – подумала Клодия.

Но разве в этом дело? Как могла ты прикрывать беднягой Портли свою явную ложь? Вот теперь он наверняка умрет. Так тебе и надо.

Совсем расстроившись, она глядела сквозь окно. У нее заболела голова, безумно хотелось пить, но еще больше хотелось забежать в туалет.

– Куда мы теперь поедем? – спросила Аннушка. – Предупреждаю, что прежде чем мы тронемся с места, мне нужно выпить чего-нибудь холодненького и забежать в туалет. Уверена, что здесь на сотню миль в округе не сыщется ни одного приличного туалета.

– Конечно, не сыщется, – сказал Гай. – Но не бойся, я найду для тебя какой-нибудь подходящий колючий куст, где за тобой будут наблюдать всего полдюжины пастухов.

– Что?!

– Перестань дергаться. Тебе время от времени было бы полезно бывать в нецивилизованной обстановке.

«О Боже, только не под кустиком, – подумала Клодия. – Ну почему я не родилась мужчиной?» Он обернулся через плечо.

– Вот Клодия, наверное, не боится нецивилизованной обстановки, а? – Взглянув на ее испуганное лицо, он заговорщически подмигнул.

Гай свернул к мотелю, где имелись оборудованные по последнему слову туалеты. Пока Клодия расчесывала щеткой волосы перед зеркалом, подошла Аннушка, чтобы вымыть руки.

– Отец такой негодяй, – проворчала она. – Я ему сначала поверила.

Зная, как ты хнычешь по всякому поводу, я его не виню за это.

– Типичное мальчишество.

– Ах, как трогательно!

Клодия воздержалась от продолжения разговора о трогательном мальчишестве.

– Может быть, пойдем? Я проголодалась.

Несмотря на утренние инциденты, за обедом было немного веселее, чем во время завтрака.

– Если вам не терпится узнать о состоянии здоровья вашего кота, вы могли бы позвонить домой отсюда, – сказал Гай.

Клодия покачала головой.

– Если он, бедняга, расстался с земным существованием, то чем позднее я узнаю об этом, тем лучше.

Расправившись с порцией курицы под соусом карри, Гай сказал:

– Года два тому назад у Аннушки были два котенка: Кит и Кэт.

– И оба в течение шести месяцев погибли под колесами машин, – добавила Аннушка.

– Ужасная гибель, – посочувствовала Клодия.

– У них полностью отсутствовал страх перед дорожным транспортом, – сказал Гай. – Очень милые существа, но абсолютно безмозглые.

– Миссис Пирс совсем не считала их милыми, – угрюмо заявила Аннушка. – Я почти уверена, что это она попросила своего придурковатого сынка приехать и задавить их машиной.

– Ты говоришь глупости, – терпеливо сказал Гай.

– Я бы так не сказала. Она злобная старая ведьма, и я ее ненавижу. Я не удивилась бы, если бы узнала, что у себя в комнате она спит в гробу. Я как-нибудь обязательно осеню ее распятием, чтобы узнать, испугается ли она.

Сидевший напротив дочери Гай закрыл глаза, словно говоря: «Господи, дай мне терпения».

Больше до конца обеда Аннушка почти не разговаривала, продолжая молчать и во время часовой послеобеденной прогулки по роще финиковых пальм. Она держалась от них в сторонке, всем своим видом показывая, что не желает иметь «с ними» ничего общего.

Если дочь капризничала, не скрывая ностальгии по цивилизованному миру, то и Гай пребывал не в самом радостном настроении. Пока они бродили по раскаленным дорожкам в пальмовой роще, он время от времени что-то говорил, указывая то на гроздья фиников, то на зеленого попугая, пролетевшего над головами, и переполнявшее его напряжение постепенно спадало. Она его не винила. Эта девчонка, наверное, даже сестру Иммакулату вывела бы из себя и заставила ругаться последними словами.

И все это время он строго соблюдал правила игры. Даже когда тропинка сужалась, они не соприкасались локтями и, уступая ей дорогу, он ни разу не прикоснулся к ее талии. Похоже, что он провел между ними черту, через которую не разрешал себе переступать.

– Разве не этого тебе хотелось?

– Только не сейчас.

Воздух был теплый, пьянящий, вокруг стрекотали кузнечики, и после более обильного, чем нужно, обеда и двух бокалов вина она унеслась мыслями в мир фантазий.

Теплый, томный летний вечер. Поле, заросшее травой, в которой пестрят маргаритки, но нет опасности наткнуться на коровью лепешку или остатки чьего-нибудь пикника, а рядом с ней Сами-знаете-кто. Они только что открыли вторую бутылку «Моэ-э-Шандон» – желательно розового, – и она лежит на спине в траве. Он лежит рядом с ней, приподнявшись на локте, и, пощекотав ей подбородок лютиком, кормит ее клубникой. Они смеются, потом не спеша, как в замедленной съемке, поедание клубники переходит в нечто большее…

Ей даже стало жарко от этих мыслей, и она вздрогнула от наслаждения.

– Что случилось? – озабоченно спросил он.

– Ничего.

– Но вы вздрогнули.

Проклятие! Неужели он все-таки наблюдает за ней, прикрывшись своими темными очками?

– Я просто подумала кое о чем.

– О чем?

Ты явно не обладаешь телепатией, иначе не стал бы спрашивать.

– О скорпионах, – сказала она первое, что пришло в голову. – Однажды в Греции я обнаружила скорпиона, когда принимала душ. Надеюсь, здесь они не водятся?

– Конечно, водятся. Скорпионы, змеи, верблюжьи пауки. Верблюжьи пауки размером с блюдце. Они выходят охотиться по ночам, заползают на свою жертву, вводят анестезирующую жидкость, а потом ужинают, откусывая по кусочку. Но в пятизвездочном отеле их едва ли можно обнаружить в душе.

– И на том спасибо, – сказала Клодия, снова вздрогнув, но уже по другой причине.

Если подумать, то обнаружить огромного паука в своем душе – прекрасный предлог для того, чтобы изобразить из себя беспомощную испуганную глупышку. Однажды она уже прибегала к подобной тактике: вбежала, едва прикрывшись купальным полотенцем, к одному мужчине категории IV, занимавшему номер через две двери от нее, и изобразила истерику. Только его не оказалось в это время дома, а его сосед категории II, объяснив, что Чейз находится в баре, предложил ей взамен свои услуги.

– Видно, так мне на роду написано. Вот я здесь рядом с мужчиной категории IV, которому все, кто был у меня до сих пор, и в подметки не годятся, а он ведет себя так, словно я пользуюсь неподходящим дезодорантом.