Глава 14

– О Господи, – пробормотал Гай, вскочил на ноги, подошел к кромке воды и остановился там, засунув руки в карманы.

Трудно представить себе, что он, должно быть, чувствовал в тот момент. Переждав минуту-другую, Клодия продолжала:

– Я ей сказала, что это неправда. Я не знала, что еще сказать.

Он молчал. Его молчание было красноречивее любых слов.

– Я не осуждаю тебя, Гай. То, что ты сделал, было вполне естественно. Вы оба были слишком молоды…

– Но я этого не делал! – резко, со злостью выпалил он. – Я никогда не предлагал этого Анне! – Он довольно долго молчал. – Но я об этом думал.

Как ни странно, Клодия почувствовала огромное облегчение. Ведь ему ничего не стоило солгать.

– В таком случае каким, черт возьми, образом…

– Понятия не имею.

Оба они какое-то время молчали, и слышался лишь тихий плеск волн, набегавших на берег. С глубоким вздохом он провел рукой по голове, взъерошив волосы.

– Майк и тогда был моим закадычным другом. Когда я сказал ему, что Анна беременна, он, не раздумывая, предложил простейший выход. И не успел я что-нибудь добавить, как он заговорил о необходимости подыскать подходящую клинику. Друзья в один голос поддержали его и обещали помочь, скинувшись по десятке. Они все продумали и предусмотрели.

– А что сказал ты?

– Я, кажется, ничего не говорил. Наверное, еще не оправился от потрясения.

– Но они подумали, что ты этого хочешь? – Гай продолжал смотреть на море.

– А как же еще? Когда тебе девятнадцать, такое решение кажется естественным.

– Что ты сказал Анне, когда та сообщила тебе о беременности?

– Сначала ничего не сказал, я был слишком потрясен. Она плакала. Сама она знала о беременности уже несколько дней, но боялась сказать мне. Несколько раз случалось, что она забывала принять противозачаточные пилюли, но ей и в голову не приходило… и так далее и тому подобное. Она была очень расстроена и все беспокоилась о том, что скажет ее отец, когда узнает.

Гай взял Клодию за руку, и они немного прошлись по пляжу.

– Никогда не забуду этот день. Мы договорились встретиться в обеденный перерыв в кафе. И вот посередине обеда она вдруг сообщила мне новость. У нас даже не было времени поговорить об этом. Сразу же после обеда у нее была назначена встреча с каким-то консультантом. Анна помчалась на встречу, а я был так ошеломлен, что забыл расплатиться по счету: встал из-за стола и пошел к выходу, где меня и перехватили. Кажется, даже полицию хотели вызвать.

– Только этого не хватало! Чем же все закончилось?

– В конце концов мне поверили. Не обошлось, конечно, без ехидных замечаний по поводу того, что молодые парни сами не соображают, в какую беду могут попасть, потом меня отпустили. Именно в тот день я и рассказал обо всем Майку. Мы с ним зашли после лекций выпить пива, и мне было необходимо с кем-нибудь поделиться. Я вернулся домой, не зная, что предпринять. Анна была дома. Она побывала в книжном магазине и купила книгу, в которой было множество фотографий с изображением человеческого эмбриона длиной в два дюйма, по уже с крошечными пальчиками. По лицу Анны было заметно, что она долго плакала. Она сказала, что понимает, что должна избавиться от ребенка, но не может этого сделать, и добавила, что не обижается на меня за то, что я хочу от него избавиться. Гай долго молчал, потом продолжил:

– После этого я пи разу не обсуждал этот вопрос ни с кем из друзей. Я лишь сказал им, что Анна хочет сохранить беременность. Знаю, что все они считали нас сумасшедшими, но открыто этого никто не говорил. А Майк, возможно, подумал, что я нашел какой-то другой выход.

Он повернул и снова повел ее к тому месту, где они только что сидели, и они снова сели на песок.

– В то время Майк и Дженни уже составляли единое целое. Очевидно, он в конце концов рассказал ей обо всем. Он сделал свои предположения и передал их ей. Но как она могла рассказать об этом дочери? – Голос его зазвенел от ярости. – Вот уж воистину правда, что женский язык за зубами не держится. Ведь Луиза совсем ребенок! Как она могла все рассказать ей…

– Она и не говорила.

– Тогда как, черт возьми…

– Луиза подслушала разговор матери с какой-то приятельницей. В то время Аннушка как раз гостила у них. Дженни сказала приятельнице, что ей очень жаль твою жену, и упомянула… кое-какие подробности.

– Разве можно было доверять ей? – Он нетерпеливо взъерошил волосы. – Дженни никогда не умела хранить секреты. Пойми меня правильно, – добавил он, – она не из тех мерзавок, которые умышленно нашептывают о людях гадости. Дженни – добрейшее существо, но абсолютно безмозглое. Так было всегда, а уж после рюмочки от нее можно было ждать самых возмутительных откровений. – Он вздохнул – то ли печально, то ли сердито. – Она бы умерла, если бы узнала, что Луиза подслушала разговор, особенно что передала его Аннушке. Дженни забеременела Луизой вскоре после того, как родилась Аннушка. И Майк, вместо того чтобы листать в справочнике «желтые страницы»[4] в поисках подходящей клиники, ходил с таким довольным выражением лица, словно был первым на земле парнем, которому удалось совершить такое чудо. Они собирались пожениться, и было решено устроить настоящую «белую» свадьбу с кучей гостей и фейерверками. Я тогда еще спросил его: «Ты, кажется, в корне изменил свое мнение, приятель?» А Майк глупо ухмыльнулся и ответил, что, мол, когда речь идет о своем собственном ребенке, то все предстает в ином свете и что они с Дженни столько раз бывали небрежны, что он начал подумывать, уж не бесплоден ли один из них. Но они все равно поженились бы. Уж очень подходили друг другу.

Последовала долгая пауза. Это была предыстория, а сам вопрос: «Как исправить положение?» – ждал решения.

– Бедная девочка, – сказал он наконец. – Ей и без того хватало проблем. А эта, наверное, с тех пор отравляет ей душу.

– Тебе необходимо поговорить с ней. Объясни, что все было не так.

Снова последовала пауза. И когда Гай заговорил, голос его дрожал от переживаний.

– Больше всего мне хочется посмотреть ей прямо в глаза и сказать, что я никогда даже и не думал об этом. Но ведь я думал. И никому, кроме меня самого, неизвестно, каким виноватым я себя считал после этого.

Клодии хотелось обнять его, взять за руку, но она этого не сделала. Она боялась, что слово или жест спугнут его и он снова замкнется в себе.

– Пока она не родилась, я почти не испытывал никаких чувств, – продолжал Гай. – Это у Анны что-то росло внутри и время от времени шевелилось, а я лишь смутно понимал, что в конце концов это должно увидеть свет, что потом предстоят пеленки и бессонные ночи и что на долгие недели нам придется забыть о сексуальной близости. Ради Анны я притворялся, что с радостью жду этого события. Но когда она родилась… – Он помедлил. – Я почему-то считал, что родить ребенка не сложнее, чем вылущить гороховый стручок. И я был абсолютно не готов к тому, что Анне пришлось мучиться несколько часов, в течение которых я чувствовал себя таким беспомощным и бесполезным, как никогда в жизни. Я терроризировал медицинский персонал, требуя, чтобы ей дали что-нибудь, чтобы облегчить боль. В конце концов меня оттуда выставили, и я превратился в классический образец отца, ожидающего рождения ребенка. Когда меня пустили к ней снова, все было кончено. Анна заснула. Она была такая бледная и измученная, что я почувствовал себя последним негодяем. А потом сестрица подала мне маленький сверток: «Хотите подержать ее?» Аннушка была такая крошечная, что я оцепенел от страха. Глазенки у нее были открыты и смотрели на меня, но взгляд еще не мог как следует сфокусироваться, словно она была не вполне уверена, чего ожидать от этой большой обезьяны, которая того и гляди уронит ее на пол… – Гай неожиданно снова перешел на деловой тон и, подав руку, помог Клодии подняться на ноги. – Я начинаю ощущать последствия бессонной ночи. Идем.

Ее и так удивило, что он долго рассказывал о себе. Но его воспоминания отличались мужской сдержанностью, Гай ни разу не позволил себе пошлых сентиментальных высказываний, как это делал бывший приятель Кейт, Эйдан, который наверняка сказал бы что-нибудь вроде: «И тут я понял, что значит быть отцом. Я повзрослел в ту ночь, Клодия. Я осознал, что такое настоящая любовь».

Гай озабоченно нахмурил лоб.

– Разговаривать с ней и раньше было непросто.

– Может быть, отложить разговор до завтра, когда приедем на Черепаший берег? – неуверенно предложила Клодия. – Может быть, мне лучше не ехать с вами? Тогда вы побудете вдвоем…

Он покачал головой.

– Без тебя я не поеду. Черепаший берег – место безлюдное. Случись что-нибудь, например, я подверну ногу и не смогу вести машину, она окажется в трудном положении.

Они зашли в бар, и Клодия почувствовала, что бессонная ночь и ей дает о себе знать. Когда Гай предложил выпить что-нибудь, она отказалась.

– Тебе нужно поскорее лечь спать. Не забудь, что завтра придется долго быть за рулем.

В лифте кроме них никого не оказалось. Как только закрылись дверцы, Гай сказал:

– После всего, что произошло за последние сутки, ты, наверное, пожалела, что согласилась приехать сюда?

Он заглянул ей в глаза. Морская синева поутратила свою мощь, но и того, что осталось, было вполне достаточно, чтобы вызвать у нее трепет.

– Странно, что ты сейчас заговорил об этом, – сказала Клодия. – Я как раз думала о том, что предпочла бы провести дождливый уик-энд со своим пошлым кузеном Райаном. Только я из вежливости не сказала об этом вслух.

Гай какое-то время молчал, и в глазах его вспыхнул весьма опасный огонек.

– Ты пронзила мое сердце, – признался он тихо. – Нет ли какой-нибудь возможности заставить тебя передумать?

Он тут же нашел такую возможность, однако поцелуй закончился, едва успев начаться, потому что звякнул звоночек лифта и дверцы распахнулись. Сохранив полное самообладание, Гай нажал кнопку нижнего этажа, и лифт снова пополз вниз.

К тому времени как лифт остановился внизу, у Клодии кружилась голова и путались мысли. Возле лифта стояла пожилая пара.

– Вы не выходите? – спросил мужчина, судя по акценту, не то голландец, не то немец.

– Нет, – ответил Гай с обворожительной улыбкой. – Мы нажали не на ту кнопку.

Супружеская пара вошла в лифт, причем дама бросала на Клодию весьма подозрительные взгляды.

«Неудивительно, – подумала она. – Когда все тело пронизывает жар, словно в вену ввели наркотик, это, несомненно, как-то проявляется».

Гай озабоченно посмотрел на нее.

– Ты что-то раскраснелась, дорогая. Надеюсь, что это не приступ малярии?

Она умудрилась не рассмеяться, пока супружеская пара не вышла на своем этаже, но затряслась от смеха, как только лифт двинулся дальше.

– Ты испорченный тип, – хихикнув, сказала она, когда они вышли из лифта.

– Я? – Гай уже взял себя в руки, хотя все еще смеялся. – Кто бы говорил, а ты бы помалкивала.

Перед дверью в свою комнату он остановился, зорко посмотрел в обе стороны коридора и, не обнаружив никого, обнял ее за талию и привлек к себе.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошла ко мне и убаюкала меня, – сказал он тихо, погладив ее по щеке, – но сейчас я не в состоянии вознаградить тебя. – Гай замолчал, и в глазах его появилось беспокойство. – У меня сейчас голова забита другими мыслями.

– Я знаю.

Клодии хотелось сказать ему, что ей все равно, в каком он состоянии, что она с радостью просто примостится рядом с ним и заснет, но она не решилась.

– В таком случае я ухожу, – бодро сказала Клодия и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы поцелуем престарелой тетушки. – Перезаряди свои батареи и будь бодр и весел к утру. – Чуть помедлив, она добавила: – Мне хочется, чтобы ты зашел к ней и пожелал спокойной ночи.

– Неужели ты подумала, что я не зайду? Я каждый вечер или захожу, или звоню по телефону. Правда, обычно получаю в ответ лишь недовольное ворчание, но я все же делаю это.

– Тогда спокойной ночи. Приятного сна.

Клодия долго не могла заснуть. Лежала и думала, как, черт возьми, ему удастся затронуть такую щекотливую тему в разговоре с девочкой, которая не желала слышать даже об обычных вещах.

Наверное, он тоже не спит и думает о том же.

– Как бы мне хотелось лежать рядом с ним.

– Он не хотел, чтобы ты была рядом. Он ни за что не поверил бы, что ты просто хочешь спать рядом. Он подумал бы, что ты снова рассчитываешь испытать на себе воздействие его несомненных мужских достоинств.

– После того как я вела себя вчера, когда буквально сорвала с него одежду, он, возможно, думает, что мне только и нужна демонстрация мужской силы. Он, возможно, думает, что я свихнувшаяся нимфоманка.

– Не будь дурочкой. Если бы ты была свихнувшейся нимфоманкой, то не упустила бы своего в первый же вечер.

– А вдруг он думает, что я свихнувшаяся нимфоманка, которая притворяется, что таковой не является, только ради того, чтобы соблюсти приличия?

Она стала думать о том, каким был Гай в ранней молодости. Думать о большой обезьяне, которая до смерти боялась уронить – крошечное существо, созданное им самим. Сколько ему тогда было лет? Не больше двадцати?

Клодия переложила голову на подушку, пытаясь уловить его запах, но за это время постельное белье успели сменить, и оно пахло лишь чистотой и свежестью.

С тяжелым сердцем она наконец заснула.

Клодия, нахмурив брови, с недоумением смотрела на листок бумаги в руке. – «Держать курс на гору Столешницу, – прочла она вслух, – потом возле скалы с малиновыми прожилками не пропустить поворот направо». Она вопросительно взглянула на Гая.

– Ты уверен, что это правильный маршрут? Эти названия звучат так, словно нас кто-то разыгрывает.

– Мы заблудимся, – раздался с заднего сиденья недовольный голос Аннушки. Это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как они отправились в путь. – За несколько часов нам не попалось навстречу ни одной машины. Мы здесь погибнем, и наши выбеленные солнцем кости найдут не раньше чем через несколько сотен лет.

– Мы не заблудимся, – терпеливо ответил Гай.

– А вдруг? – За обычной скучающей интонацией улавливалось неподдельное беспокойство. – У нас достаточно воды?

– Дюжина литров минеральной воды. А кока-колы столько, что в ней можно искупаться. – Он взглянул в зеркало заднего вида. – Теперь довольна?

– Возможно.

Гай взглянул на Клодию.

– Это не шутка. Названия очень меткие, сама убедишься, когда доберемся. Судя по счетчику, – он взглянул на приборную доску, – нам осталось проехать еще около шести километров.

Клодия впервые оказалась на дороге, где не было дорожных указателей, исключавших возможность заблудиться. В этой негостеприимной местности отсутствовали не только дорожные указатели, но также люди и животные. Вокруг расстилалась сухая коричневая земля, на которой не было видно даже обглоданного козами низкорослого деревца или крошечного островка зелени.

– Устала? – спросил Гай, взглянув на нее. – Путь неблизкий.

– Не очень, – солгала она.

Они находились в пути несколько часов, и у нее, не выспавшейся ночью, слипались глаза. Клодия боролась со сном, зная, что он тоже не выспался, но ведет машину. Большую часть пути они тихо разговаривали между собой, потому что Аннушка спала на заднем сиденье. В разговоре затрагивались самые нейтральные темы на тот случай, если она все-таки не спит.

Клодию начала утомлять необходимость притворяться, что между ними ничего не произошло. Они не договаривались, но делали это по молчаливому согласию.

– Но почему, черт возьми?

– Сама знаешь, почему. Даже если бы Аннушка была беспроблемным ребенком вы не стали бы афишировать свои отношения. Вот когда вернетесь домой, все будет по-другому. Тогда он получит полное право позвонить тебе и спросить: «Ты не занята в пятницу вечером?»

– А если не позвонит?

От беседы с внутренним голосом ее оторвал Гай.

– Слава Богу, вот и до горы Столешницы добрались. Я бы с удовольствием выпил пивка.

Гора была скорее похожа на невысокий холм, с которого какой-то великан срезал вершину, чтобы устроить стол для пикника.

Немного поодаль можно было безошибочно угадать другой ориентир: скалу с малиновыми прожилками, очень напоминавшую фруктовое мороженое.

Свернув направо, «рейнджровер» бойко запрыгал по камням и рытвинам и наконец выехал на широкую прибрежную полосу, о которую разбивались волны Индийского океана. Пляж был со всех сторон окружен скалами, и на нем не было ни души.

Аннушка вышла из машины и огляделась вокруг.

– А где же черепахи?

– Имей терпение, Ану, – сказал Гай, выгружая взятые напрокат складные стол и стулья и портативные холодильники с едой и питьем.

Пока Клодия раскладывала стулья, он открыл холодильник.

– Держи, Ану. – Он передал ей бутылку, которую та взяла, не сказав ни слова. Клодии он дал жестяную банку и пластмассовый стакан. – Попробуй, как на твой вкус?

В холодной банке, только что со льда, был готовый коктейль из джина с тоником.

– О-ох, как хорошо. То что надо, – сказала она, переливая жидкость в пластмассовый стакан.

Гай открыл за кольцо банку с пивом для себя.

– Маловато, этим едва горло промочишь.

Рядом стояли разложенные стулья, но после многочасовой езды в машине сидеть никому не хотелось.

– Еще полчаса, и мы могли бы пропустить поворот, – сказал он. – Солнце здесь садится очень быстро.

Аннушка побрела по пляжу и остановилась метрах в двадцати, разглядывая что-то на песке. Потом бегом вернулась к ним.

– Я там нашла целое гнездо маленьких черепашат, но они все мертвые!

– Покажи-ка мне. – Гай поднялся на ноги и пошел следом за ней. Клодия со стаканом в руке немного отстала.

Аннушка указала на углубление в песке:

– Видите?

Они заглянули в углубление. Крошечные, на вид безжизненные тельца были едва видны внутри панцирей.

– Они не мертвые. – Он положил руку на плечо дочери. – Они запрограммированы, как компьютер, и ждут наступления темноты, чтобы только тогда двинуться к морю.

– Откуда ты знаешь? И куда, интересно, мне сходить в туалет?

– За камешек, Ану. Их здесь предостаточно.

Когда Аннушка удалилась к скалам в дальнем конце пляжа, он обернулся к Клодии.

– Мне кажется, что шансы завести с ней серьезный разговор равны нулю.

– Кто знает, – сказала Клодия.

Когда спустились сумерки, они открыли второй портативный холодильник и поужинали холодным цыпленком, говядиной и салатом. Аннушка сидела между ними и уплетала за обе щеки.

– Могу поклясться, что они мертвые. Могу поклясться, что мы за всю ночь не увидим здесь ни одной черепахи.

– Я, конечно, не могу ничего гарантировать, – сказал Гай, – но когда я был здесь в прошлый раз, то черепах было множество.

– Когда это было? – спросила Клодия.

– Много лет назад, когда я впервые приезжал сюда. А нынешняя поездка, возможно, последняя, – добавил он. – Я слышал, что правительство собирается запретить туристам въезд на эти пляжи. Сюда на выходные дни приезжает слишком много народу. Это может плохо отразиться на экологии.

– Тогда почему мы сюда приехали? – задиристо спросила Аннушка. – Значит, нам можно приезжать, а другим нельзя?

– Успокойся, возможно, мы никаких черепах и не увидим, – сказал он подчеркнуто спокойным тоном. – В таком случае мы вернемся с чистой совестью, не нарушив экологии.

– Это будет означать, что мы приезжали напрасно. Кто-нибудь претендует на последний кусочек цыпленка или я могу его съесть?

– Ешь на здоровье. – Гай вдруг насторожился, поглядывая в сторону моря. – Кажется, я вижу там какое-то движение.

В нескольких ярдах от кромки воды приподнялась, словно обследуя пляж, темная голова. Следующей волной черепаху выбросило на песок. Это была крупная самка, которая сразу же принялась карабкаться по влажному песку на берег.

Они сидели тихо, не шевелясь, и наблюдали. Вскоре из воды появилась еще одна голова, за ней другая, и черепахи одна за другой поползли вверх по пологому песчаному склону. Когда первая черепаха добралась до сухого песка, Гай тихо сказал Аннушке:

– Можешь подойти поближе, Ану. Только не делай резких движений.

Аннушка, как ни странно, без ядовитых замечаний, соскользнула со стула и, подойдя поближе, стала наблюдать, как первая черепаха начала выкапывать веслообразными лапками углубление в песке.

Через минуту к ней подошли Клодия и Гай. Черепаха не замечала ничего вокруг. Как только норка была готова, она одно за другим отложила туда яйца, похожие на шарики для пинг-понга.

Вышла луна, посеребрив поверхность моря. Не успели они оглянуться, как на берегу уже трудилось с полдюжины черепах. Аннушка на цыпочках переходила от одной к другой.

Поглядев ей вслед, Гай с удивлением произнес:

– За последний час она ни разу не пожаловалась. Это следует записать в Книгу рекордов Гиннесса.

– Она надолго запомнит этот день, – шепотом ответила Клодия. – Я, например, запомню.

Но Аннушка уже звала их к себе громким возбужденным шепотом:

– Смотрите, смотрите!

Они осторожно приблизились к ней. Из сухого песка, как пробки из бутылки, выскакивали маленькие черепашки, которые, работая, словно заводные игрушки, крошечными лапками, начали свое шествие к морю.

– Откуда они знают, в какую сторону надо идти? – прошептала Аннушка.

– Трудно сказать, – ответил Гай. – Может быть, они ориентируются на луну или на запах моря. Матушка Природа что-то придумала, чтобы указать им путь.

Но Аннушка уже смотрела куда-то вдаль.

– Смотрите! Вон там еще одна партия.

Повсюду вокруг них из песка на некотором расстоянии друг от друга десятками появлялись маленькие черепашки.

Они долго наблюдали за удивительным процессом, наконец Гай и Клодия вернулись к месту своей стоянки.

– Когда подумаешь, что все это регулярно происходит здесь многие тысячи лет, начинаешь чувствовать себя ничтожной песчинкой в грандиозной картине мироздания.

– Да, матушка Природа – старушка мудрая. – Гай достал из холодильника еще одну банку пива. – Хочешь еще джина с тоником?

Клодия уже выпила два стаканчика.

– Пожалуй, я лучше выпью лимонаду.

Вокруг было очень тихо, слышался лишь плеск волн, набегающих на берег. Аннушка все еще не могла оторваться от черепашек. Время от времени она помогала то одной, то другой, если какая-нибудь вдруг отправлялась не в ту сторону, и наблюдала, как они с трудом преодолевают на своем пути преграды в виде небольших песчаных кучек.

Клодия осторожно прикоснулась к руке Гая.

– Я ненадолго удалюсь, а ты иди к ней. Поговори о новорожденных черепашках и, выбрав удобный момент, расскажи ей о новорожденной девочке и о большой обезьяне, которая до смерти боялась уронить ее. – Она не видела в темноте выражения его лица, но поняла, что Гай думал о том же. Не дожидаясь ответа, она проворно поднялась на ноги. – Иди, – прошептала Клодия. – Желаю удачи.

– Удача мне потребуется, – прошептал он в ответ и пожал ей руку. – Может быть, поговоришь со своей старой монахиней Как-ее-там-звали? Скажи, что мне нужна помощь в заранее обреченном на провал деле.

– Пока еще не все потеряно, – успокоила его Клодия. – Но я с ней посоветуюсь.

Увидев, что он подошел к Аннушке и уселся рядом на песок, Клодия отправилась в дальний конец пляжа, где они не могли ее видеть. Сев на камень, она стала смотреть на волны, накатывающиеся на берег, потом перевела взгляд на луну, сияющую на темно-синем бархате неба.

Не знаю, слышишь ли ты меня, но, если слышишь, то знай, что я очень сожалею, что мы смеялись тогда над твоими усами. И хочу попросить тебя, если найдешь минутку, то замолви словечко Сама-знаешь-перед-кем и Сама-знаешъ-за-кого.

Когда они снова остались наедине с Гаем, было уже почти десять часов. Сидя на песке, Клодия наблюдала, как черепаха-мать, энергично действуя задними лапками, засыпает песком отложенные яйца.

Гай тихо подошел к ней и уселся рядом, обхватив руками колени.

– Как прошла беседа? – спросила она.

– Как и следовало ожидать. – Голос его звучал устало и раздраженно. – Сначала мне показалось, что есть какие-то успехи. По крайней мере она не сбежала от меня после первой фразы. И я приободрился и решил продолжать. – Он подобрал с песка камешек и бросил в сторону скал. – Я, очевидно, проявил большую, чем надо, эмоциональность.