Клодия вспомнила Гая Гамильтона в классическом костюме, каким она увидела его в ресторане, почувствовала, что думает сейчас, как ее мать. Маргарет Мейтленд в отношении Гая Гамильтона вынесла бы следующий вердикт: «Из хорошей семьи – это сразу видно. Посмотри на его обувь!»

Маргарет Мейтленд относилась к числу тех людей, которые и помыслить не могут, что человек «из хорошей семьи», англичанин, может быть сомнительной личностью. Бесчестное поведение – это удел иностранцев и англичан, носящих яркие сорочки. Клодия не могла понять, почему мать решилась уехать жить в Испанию.

– Все они носят дорогие костюмы, ездят в шикарных машинах и живут в огромных роскошных домах, – продолжала Кейт. – Окружающие думают, что они брокеры на бирже, пока их не арестуют.

– Откуда ты знаешь? Ты тоже ни с одним из них не знакома.

– Да, но видела по телевизору, как разоблачали шикарных мошенников..

Клодия слушала ее вполуха.

– Угу…

– Где его фотография? – спросила Кейт. – Я тебе сразу скажу, проходимец он или нет. Я распознаю сомнительных типов на расстоянии пятидесяти шагов с закрытыми глазами.

– Я уже говорила тебе, что Гай не выглядит подозрительным.

– Все равно покажи фотографию. Умираю от желания узнать, как он выглядит…

– Должно быть, я оставила ее в такси. Не могу нигде найти.

Это была наглая ложь. Клодия надежно спрятала фото в закрывающемся на «молнию» кармашке сумочки вместе с рецептами, записанными «на всякий случай», и квитанциями из химчистки. Ей просто не хотелось показывать Кейт фотографию.

– Ты безнадежна, – вздохнула подруга. – Дай мне подробное описание. Для начала скажи, к какой категории он относится?

Не отважившись врать дальше, Клодия пожала плечами и ограничилась полуправдой.

– Чуть повыше второй категории. Ему около сорока, темноволосый, смуглый, рост шесть футов два дюйма. Красивый, подтянутый, консервативный… и полностью отсутствует чувство юмора.

– Да уж наверное, – вздохнула Кейт. – Ишь ты, как взбесился из-за какой-то киссограммы!

– Нет, нет, не то что бы взбесился, он скорее отнесся к этому с насмешкой.

– Иными словами – зануда.

Портли потянулся, мяукнул и принялся энергично точить когти о покрывало на диване. Покрывало, конечно, нельзя было назвать новым, но оно прослужило бы значительно дольше, если бы Портли выбрал для заточки когтей что-нибудь другое. Отцепив когти кота, Клодия усадила его к себе на колени.

Портли возмущенно пискнул, но сердиться и отстаивать свои права поленился и снова свернулся плотным клубочком.

– Если он зануда, то едва ли занимается наркобизнесом, – заявила Кейт. – Преступники не бывают занудами. – Вдруг она просияла. – Может быть, он политический деятель? У него репутация примерного семьянина, но за ним водятся кое-какие грешки. Может, он думал, что где-нибудь спрятался фотограф, чтобы запечатлеть момент, когда ты его обнимаешь, а потом поместить фотографии в воскресных газетах. С какой-нибудь надписью вроде: ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА В ОБЪЯТИЯХ СТРИПТИЗЕРШИ – МАТЕРИ ЕГО ВНЕБРАЧНОГО РЕБЕНКА.

– Не будь дурочкой. Он бы не вышел тогда следом за мной на улицу, тем более не стал бы целовать у всех на виду.

– Пожалуй. Значит, не такой уж он надутый индюк. А целуется хорошо?

«Внутреннее видео» отмотало пленку назад, и внутри у Клодии что-то сладко екнуло.

– Ради Бога, Кейт, я была ни жива ни мертва от страха, а ты требуешь, чтобы я оценивала!

– Да ладно тебе. Ну хоть приблизительно. Поцелуй был слюнявый и противный?

– Нет, я бы так не сказала.

– Не противный, но и дрожи не вызвал? Или это был по-настоящему одурманивающий поцелуй… так что дух захватило?

– Кейт, прошу тебя, перестань! Все закончилось в считанные секунды.

– Ладно, ладно, не буду, – примирительно произнесла Кейт, но на губах ее тут же появилась озорная улыбочка. – А языки?

– Заткнись! – Клодия, стараясь не рассмеяться, запустила в нее диванной подушкой, но даже это не могло остановить разыгравшееся воображение Кейт.

– Возможно, он просто хотел получить то, за что заплачено, – задумчиво сказала она. – А может, у него действительно есть внебрачный ребенок? Это объясняет, почему он не понял шутки. Все-таки он, наверное, респектабельный семьянин, который дорожит своей репутацией. Возможно, он хочет предложить тебе «развлекать» иностранных бизнесменов где-нибудь на собственном острове.

– Что?

– Шучу-шучу, – засмеялась Кейт. – Но узнать, что у него на уме, можно только одним способом.

Клодия взглянула на часы, было без двадцати минут восемь.

– Пока не буду звонить, подожду еще немного. Пусть думает, что я вообще не позвоню.

– В таком случае я позвоню и закажу пиццу. Тебе, возможно, невдомек, но в холодильнике у нас пусто.

Клодия и сама об этом знала. Она собиралась зайти в магазин по пути домой, но начисто забыла о салате и холодной говядине, которые хотела купить в ближайшем гастрономе.

Пока Кейт заказывала средних размеров пиццу с перчиком и чесночный хлеб, Клодия мысленно строго беседовала сама с собой.

– Почему ты собираешься звонить человеку, которого почти не знаешь и который только что предложил тебе кучу денег за выполнение неизвестно какой и, возможно, сомнительной услуги?

– Не знаю.

– Лгунья.

– Ладно. Потому что он привлекательный.

– Продолжай.

– На пару секунд он заставил меня трепетать, а я давным-давно не испытывала трепета.

– Что еще?

– Если я не позвоню ему, то…

– Доставят через двадцать минут, – сказала Кейт, вешая трубку. – Пойду открою бутылочку вина.

Когда она ушла, Клодия некоторое время сидела, погруженная в раздумье, рассеянно поглаживая Портли.

На три четверти ее мысли были заняты Гаем Гамильтоном и тем, что он собирается ей предложить; остальная часть разума изыскивала возможность избавиться от сквозняков. Шторы на окне вздувались, словно паруса в открытом море, чтобы вы, избави Бог, не забыли в уютной квартире о том, как холодно на улице.

Дом построили примерно в девяностых годах прошлого века, и, по всей видимости, в нем проживала семья, имевшая солидный штат прислуги.

С тех пор многое изменилось, особняки превратились в многоквартирные дома, в которых постояльцам сдавали однокомнатные спальни-гостиные.

Квартира Клодии располагалась на первом этаже. Здесь случались перебои с водоснабжением, половицы скрипели, но это было ее собственное жилище – вернее, было бы, если бы она, дожив примерно до девяноста трех лет, выкупила его из залога.

До того как здесь поселилась Кейт, Клодия дважды пыталась брать жиличек. Одна оказалась какой-то странной и молчаливой, другая сбежала, задолжав плату за два месяца.

Клодия очень обрадовалась, случайно встретив на вечеринке свою бывшую одноклассницу Кейт. Кейт не менее двадцати минут рассказывала всякие ужасы о своей квартирной хозяйке.

Спустя три дня Кейт переехала к Клодии.

Кейт появилась из кухни с двумя стаканами шабли и демонстративно придвинула к ней телефонный аппарат. В ее круглых карих глазах сверкал озорной огонек.

– Может быть, он затеял какую-нибудь игру? Может, это какой-то хитроумный способ вытащить тебя на обед?

– В таком случае почему бы просто не пригласить меня?

– Он не мог. Сама знаешь, какая ты бываешь, когда разозлишься. Может быть, он боялся, что ты ему откусишь голову?

– Поверь, если бы Гамильтон хотел встретиться со мной, он бы прямо сказал об этом.

Клочок бумаги с его номером лежал рядом на рахитичном кофейном столике. Взглянув на записку, Клодия нажала нужные кнопки.

– Дом Гамильтонов, – чуть высокомерно ответил немолодой женский голос.

– Могу я попросить к телефону миссис Гамильтон? – спросила Клодия.

– Прошу прощения?

– Могу я попросить к телефону миссис Гамильтон? – Последовала непродолжительная пауза, потом тот же голос произнес:

– Миссис Гамильтон нет. – Одно подозрение отпадает.

– В таком случае я хотела бы поговорить с мистером Гамильтоном.

Клодии почудилось, что она слышит, как женщина поджимает губы.

– Надеюсь, вы не агент по продаже двойных стекол или встроенного кухонного оборудования, потому что, смею вас заверить, нас это не интересует.

– Я ничего не продаю. Так мистер Гамильтон дома?

– Как ваше имя?

– Клодия Мейтленд.

– Сейчас узнаю, свободен ли он, чтобы поговорить с вами. – Судя по ее тону, она была уверена, что у него не найдется времени.

Прикрыв трубку рукой, Клодия взглянула на Кейт.

– Похоже, что отвечает экономка, – прошептала она. – Этакая мегера старой закалки.

– Может, у него и камердинер имеется, – фыркнула Кейт.

– Ш-ш-ш. – Фырканье Кейт было настолько заразительным, что Клодия боялась рассмеяться.

Когда Гамильтон взял трубку, голос его звучал весьма насмешливо.

– Клодия, у вас опасный и подозрительный склад ума.

Клодию это не смутило.

– Я должна была проверить. Ведь я абсолютно ничего о вас не знаю.

– Если бы я был женат – а я не женат – и задумал что-нибудь дурное – а у меня этого и в мыслях не было, – я едва ли дал бы вам номер своего домашнего телефона.

– А почему бы и нет? Возможно, жена временно отсутствует.

– А ее муж – большая скверная крыса – разыгрался вовсю?

– Вы сами это сказали.

На другом конце провода послышался раздраженный вздох.

– Клодия, если даже все женатое мужское население Лондона в данный момент тискает на кухонных столах нянюшек своих детишек, ко мне это не имеет никакого отношения. У меня чисто деловое предложение.

– Гора с плеч. Ну а теперь, когда мы со всем разобрались, может, скажете, какого рода это деловое предложение?

– Я бы сказал вам, если бы вы позвонили пораньше. Сейчас без трех минут восемь, а у меня встреча за ужином, так что времени нет. Давайте встретимся с вами завтра в час дня?

Клодия помедлила. В голове у нее разворачивался сюжет криминальной истории:

17 ноября с обеда Клодию Мейтленд никто не видел. Она отправилась на встречу с каким-то человеком, назвавшимся Гаем Гамильтоном, предложившим ей крупную сумму денег за какую-то услугу.

Далее показывают крупным планом плачущую Кейт:

– Я предупреждала ее, но она не послушалась. Клодия сказала, что он не выглядит подозрительным.

– Возможно, – сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал беспокойства.

– В «Паоло». Вы представляете, где это находится?

Ничего себе!

– Смутно. Где-то в районе Ковент-Гардена?

– Совершенно верно. Значит, до завтра?

Только было Клодия собралась повесить трубку, как Гамильтон добавил:

– Хочу сказать, что в предложении нет ничего противозаконного.

Это лишь отчасти рассеяло ее опасения. К категории «законных» относится множество неприглядных делишек.

– Должна предупредить вас, что если это что-то более сомнительное, чем, например, киссограмма, то вы зря тратите свое время.

– А что именно вам пришло в голову? – спросил он, откровенно забавляясь.

– Смею вас заверить – ничего, связанного с кухонными столами. На мой взгляд, это весьма негигиенично, к тому же я воспитывалась в монастырской школе и предпочла бы не обсуждать эту тему.

– Можете успокоиться. Увидимся завтра.

Клодия повесила трубку, одновременно и рассерженная, и заинтригованная.

– Нет, он наверняка что-то замышляет! Я не доживу до завтра!

По лицу Кейт было видно, что она сгорает от любопытства.

– А что это вы там говорили о кухонных столах? – Клодия тут же пожалела, что упомянула о кухонных столах.

Она в мельчайших подробностях пересказала подруге весь разговор. Потом привезли заказанную пиццу.

– «Паоло» – итальянский ресторан, не так ли? – спросила Кейт, разрезая пиццу на куски. – Ты любишь итальянскую кухню. Постарайся заказать себе все самое дорогое, что есть в меню.

Клодия взяла кусок пиццы, за которым тянулись, как резина, нити расплавленного сыра.

– Я так и сделаю. Жаль, что не смогу заставить его оплатить такси. Если завтра будет такая же гадкая погода, как сегодня, я доберусь туда забрызганная грязью до пояса.

Непонятно почему, но Гай Гамильтон вывел ее из себя, и она чуть не сказала об этом Кейт. Но та захочет узнать причину, и придется признаться, что Гай Гамильтон – безумно привлекательный тип категории IV. А если безумно привлекательный мужчина категории IV приглашает вас на ленч, то едва ли кому-нибудь захочется, чтобы он говорил при этом: «Это – деловое предложение и ничего больше».

– Что бы он ни предложил, я этого делать не собираюсь, – сказала Клодия самым равнодушным тоном. – Не могу же я лишить себя удовольствия полюбоваться на физиономию Райана, когда он будет выписывать мне чек. Просто пообедаю с ним, возможно, он предложит мне деньги в качестве пожертвования.

Твердо решив не нервничать, Клодия тем не менее пребывала в полном смятении. На кровати лежало с десяток забракованных по разным причинам платьев: слишком сексуальное; слишком несексуальное; слишком короткое; слишком девчоночье; слишком скучное. В конце концов она остановила выбор на безумно дорогом светло-сером костюме из мягкой шерсти, который купила за полцены на январской распродаже прошлогодних моделей. К костюму Клодия выбрала тонкий кашемировый пуловер нежнейшего оттенка дымчатой розы, украшенный жемчужинками.

Сойдет, подумала она, заканчивая макияж. Милые зеленее глаза, жаль, что реснички светловаты, но нельзя же требовать, чтобы у человека все было идеальным! Почему, когда она была подростком, ей так не нравился собственный нос? Если смотреть под правильным углом, он выглядит даже аристократическим. Девушка подкрасила губы помадой цвета дымчатой розы. Губы свои, будучи подростком, Клодия тоже не любила. Слишком широкие, и нижняя губа толстовата. Сейчас губы ей нравились – многие с радостью выложили бы немалые деньги, чтобы губки стали такими полненькими.

Закончив макияж, она окинула себя критическим взглядом. Все прилично и вполне сдержанно: ноги не слишком на виду, бюст размера 36-В тоже не бросается в глаза.

Повернувшись, Клодия оглядела себя со спины. Жакет был достаточной длины и удачно скрывал тот факт, что задок тоже размера 36-В, а не 34-А, как бы ей того хотелось. Наконец, дело дошло до последнего штриха. Что выбрать: «Америдж» или «Каботин»? Пожалуй, аромат «Америджа» слишком нескромный и влекущий для делового обеда. Она чуть-чуть подушила волосы «Каботином», взяла зонт и торопливо вышла из дома. Дождь по-прежнему лил как из ведра, но Кейт подвезла ее до станции метро.

Она опоздала на шесть минут, но Гамильтон, видимо, пришел по меньшей мере за пять минут до назначенного времени. Он сидел за столиком в углу в компании «Файиэншл таймс» и стакана, наполненного чем-то напоминающим по виду «Кровавую Мэри».

В ушах Клодии снова прозвучал голос матери. «Прекрасные манеры, дорогая», – произнес он одобрительно, когда Гай поднялся из-за стола при ее появлении.

Сколько раз она слышала это от матери! И сколько раз отвечала ей: «Мама, ты была бы подарком судьбы любому бандиту, будь у него прекрасные манеры и обувь, подобающая человеку «из хорошей семьи».

– Извините, я немного опоздала, – сказала Клодия, усаживаясь напротив. – В метро сущее столпотворение. Кажется, все население бросилось в магазины за рождественскими покупками.

Гамильтон положил «Файнэншл таймс» на свободный стул.

– Вы могли бы взять такси.

Она чуть было не сказала, что должна экономить деньги, а не сорить ими, но воздержалась.

– Транспортные пробки еще хуже. Недавно дождливым субботним утром я взяла такси, так водитель всю дорогу ругался последними словами. У него был богатый набор весьма живописных ругательств, но он бормотал их себе под нос, так что мне не все удалось расслышать. Досадно.

Уголок его губ приподнялся в полуулыбке, к которой Клодия уже начала привыкать. Неужели он не умеет улыбаться по-настоящему? Или просто у него половина рта навсегда застыла, выражая мировую скорбь?

– Хотите что-нибудь выпить? – предложил он.

На этот раз Гамильтон выбрал классический стиль – то, что издатели модных журналов называют удобной одеждой для города в сдержанном варианте: пиджак темно-серого цвета с черной водолазкой.

Клодия заказала джин с тоником, заказ выполнили со сверхъестественной скоростью. Потягивая коктейль, Клодия изучала меню и окружающую обстановку.

В ресторане «Паоло» удачно сочетались городской шик и непринужденная домашняя атмосфера в отличие от французских ресторанов. Здесь можно было не бояться, что старший официант придет в ярость, если кто-нибудь из посетителей потребует соль.

Она чуть улыбнулась, вспомнив один эпизод. Ее улыбка не прошла незамеченной.

– Вспомнили что-нибудь смешное? – спросил Гамильтон, отрывая взгляд от меню.

Может быть, сказать ему?.. Скажу – и пропади все пропадом!

– Я вспомнила один эпизод, имевший место во французском ресторане. Несколько месяцев тому назад в мой день рождения меня пригласил в такой ресторан один приземленный австралиец.

Гамильтон приподнял брови, поощряя ее продолжать. Полуулыбка Клодии быстро сменилась едва сдерживаемым смехом.

– Обслуживание было довольно высокомерным, а поскольку мой знакомый платил бешеные деньги, то был этим немного обескуражен и решил сбить с них спесь. Заказав какое-то невероятно сложное блюдо, только на приготовление соуса требуется, кажется, не менее четырнадцати часов, он вызвал главного официанта и сказал: «А где же кетчуп, приятель?»

Одного лишь воспоминания об озорном выражении на лице Адама и об ужасе, отразившемся на физиономии главного официанта, ей оказалось достаточно, чтобы расхохотаться.

– Я чуть не задохнулась, стараясь не рассмеяться. Пришлось выбежать в дамскую комнату.

Гай Гамильтон не смеялся, но и неодобрения не выказывал. Судя по искоркам в глазах, рассказ его позабавил. Однако когда он заговорил, тон его был сух, как мартини Джеймса Бонда.

– Рад, что этот инцидент не испортил вам вечер. Большинство людей подобное поведение привело бы в страшное замешательство.

Смех ее оборвался, словно его и не бывало. Клодия вдруг вспомнила, как оказалась на тротуаре после исполнения киссограммы, и в ушах ее зазвучали его слова: «Сколько тебе заплатили, чтобы ты привела в замешательство моих гостей и испортила приятный ужин?»

– Тогда вечером с вами были ваши родители? – спросила она. – Я искренне надеюсь, что моя выходка не испортила им аппетита.

– Это были мои тетушка и дядюшка, которые мирно живут в Суффолке. Тетушка принадлежит к числу людей, которые скорее позволят дантисту вырвать все свои зубы, чем устроят сцену.

Он произнес это вполне спокойно, тем не менее Клодия почувствовала себя ужасно виноватой. Особенно когда Гай добавил:

– Тетушка так расстроилась, что не смогла есть. Мы покинули ресторан через четверть часа после вашего ухода.

Девушка с трудом проглотила комок, образовавшийся в горле.

– Я очень сожалею…

– Я не виню только вас. Ведь не вы это заказывали. – Гамильтон кивком указал на меню. – Кстати, если мы не поспешим сделать заказ, то рискуем просидеть здесь до вечера.

Должным образом поставленная на место, Клодия бросила взгляд на перечень разнообразных убийственных для диеты деликатесов. Единственный недостаток итальянских ресторанов заключался в том, что у них в меню преобладает телятина во всех видах. Если Гай Гамильтон закажет сейчас телятину, она потеряет к нему всякий интерес. Что, возможно, не так уж плохо, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Салат из кальмаров, – сказала она застывшему в терпеливом ожидании официанту. – И «петти ди полло» по-флорентийски. – Это были цыплячьи грудки в роскошном, аппетитном сливочном соусе. Они с Кейт никогда не покупали сливочное масло, поскольку частенько баловали себя печеной картошкой, которая буквально утопала в нем. Разве можно сравнить с этим низкокалорийный маргарин! – И еще зеленый салат.

Когда Гамильтон заказал для себя «гноччи верди» и салат из даров моря (слава Богу, никакой телятины!), Клодия выпрямилась на стуле и, перейдя на деловой тон, спросила:

– Ну, выкладывайте. Что вы от меня хотите? – Он не спеша допил «Кровавую Мэри».

– Если не возражаете, я сначала поем. Не люблю обсуждать дела на пустой желудок.

Девушка внимательно посмотрела на него, как ни странно, начиная сердиться.

– Мистер Гамильтон, вы умышленно оттягиваете начало разговора! Вы увильнули от ответа в офисе, вы увильнули от ответа по телефону. Я начинаю думать…

На самом деле ничего она не думала, пока ей не пришла в голову одна ужасная мысль – настолько пугающая, что у нее перехватило дыхание. Однажды ей пришлось испытать нечто подобное в Греции, когда сверху с виноградной лозы на стол рядом с ее прибором свалился таракан.

– О чем вы начинаете думать? – спросил он, поднимая брови.

Таракан был громадный. Лежа на спине, он шевелил отвратительными лапками и усиками. Клодия оглянулась через плечо на дверь. Сейчас, в любую минуту…

– Вы кого-нибудь ждете? – тихо поинтересовался Гамильтон. Его чуть насмешливый тон лишь подогрел ее опасения.

– Вы, надеюсь, не собираетесь сыграть со мной какую-нибудь злую шутку?

– Нет.

– Вы могли бы подтвердить это в письменном виде?

– Нет.

Порыв свежего воздуха подсказал ей, что дверь открылась. Клодия снова оглянулась через плечо, но это была всего лишь молодая пара под зонтом. Девушка пристально вгляделась в лицо Гамильтона, отыскивая признаки коварного умысла, но увидела лишь глубокую морщинку длиной в один дюйм между бровями.

– Клодия, если вы ожидаете, что какой-нибудь ревнивый приятель ворвется сюда с топором для разделки туш, чтобы отрубить мне голову, то, будьте добры, предупредите сразу.

– Разве я могу заниматься киссограммами, имея ревнивого приятеля?

– Значит, он правильно отнесется к тому, что я попрошу вас собрать чемодан и поехать в Маскат на Аравийском полуострове.

Клодия сразу же забыла, что хотела сообщить ему об отсутствии у нее приятеля – ревнивого или какого-либо другого.

– На Аравийском полуострове?

– Да. Точнее, в султанате Оман.

У нее перехватило дыхание, и способность дышать восстановилась лишь после того, как принесли закуски. Как только официант удалился, Гамильтон продолжал:

– Теперь, когда начало положено, вы можете выслушать продолжение. Я должен ехать туда по делам. Мою дочь только что исключили из школы. Она уже считает дни, оставшиеся до моего отъезда, мечтая о неограниченной свободе, когда можно спать целый день, а потом тусоваться ночь напролет с толпой таких же бездельников.

– Продолжайте.

– Я не намерен оставлять ее в Лондоне без присмотра. Родители школьных друзей не хотят оставлять мою дочь у себя, поэтому я вынужден взять ее с собой. У меня там будет очень напряженный график, поэтому присматривать за ней будет трудно.

Клодия замерла, не донеся вилку до рта.

– Вам нужен человек, чтобы за ней присматривать? И вы хотите, чтобы я водила ее за ручку, как нянюшка?

– В общих чертах да.

Клодия пристально посмотрела на него.

– Вы, должно быть, спятили.

Гамильтон распластал на тарелке аппетитную «гноччи», утопающую в расплавленном пармезане.

– Нет, просто я попал в безвыходное положение.

До сознания Клодии начало доходить, что за текстом заказанной киссограммы скрывалось не просто озорство, а нечто большее.

Он отправил в рот еще несколько кусочков.

– Вы, возможно, уже поняли, что Аннушка обожает ставить людей в неловкое положение. В Маскате у нее появится масса возможностей шокировать окружающих. Зная, что у меня немало высокопоставленных знакомых, она, например, может выкинуть такую скандальную штучку: улечься загорать возле бассейна без лифчика. Или попасть в полицию, разгуливая по улицам в джинсах с обрезанными до попки штанинами.

Клодия отхлебнула глоток минеральной воды, потом еще глоток. Она могла бы сейчас выпить целую бутылку, но побоялась, что начнется икота.

– А как насчет тетушки и дядюшки, которые были с вами в ресторане? Возможно, они не отказались бы…

– Об этом не может быть и речи, у дяди высокое давление.

– Ну, может быть, друзья? Я имею в виду ваших друзей… – Гамильтон покачал головой.

– Или не имеют возможности, или если даже возьмутся, то не смогут справиться.

Клодия не стала спрашивать о других родственниках или матери девушки. Будь у него другие возможности, он не стал бы обращаться к незнакомому человеку. А может, он вынужден обратиться именно к незнакомому человеку, потому что любого, кто знает его дочь, хватит удар от одной мысли, что придется нести за нее ответственность?

– Я вряд ли смогу помочь. Вам нужен другой человек: какая-нибудь старая опытная надзирательница с рекомендацией агентства. Желательно с наручниками. К тому же ваша дочь меня узнает. Как, черт возьми, вы заставите ее обращать внимание на то, что говорит «девушка из киссограммы»?

– Именно поэтому она, возможно, будет прислушиваться к вашим словам. Сомневаюсь, что моя дочь привяжется к пожилой матроне в твидовой юбке, которая выглядит так, словно никогда в жизни не допускала ничего похожего на шалость.

В этом он прав. Но этого едва ли достаточно.

– Понимаю, что вы боитесь оставить ее, но ведь большинство девочек проходят через стадию категорического отрицания авторитетов. У меня и у самой это было: я могла исчезать на всю ночь, гонять на машинах в компании безмозглых парней, пила слишком много, а потом меня рвало. У родителей, помню, регулярно случались истерические припадки. Это продолжалось какое-то время, но я, как видите, выжила. Мы все выживаем.

На лице его появилось чуть насмешливое выражение.

– Клодия, я отнюдь не являюсь, как сказала бы Аннушка, «старым пердуном». Я знаю все о том, как бесполезно прожигают жизнь в юности. Я сам с успехом этим занимался.

«Не сомневаюсь, – подумала Клодия, представив Гамильтона юношей в возрасте восемнадцати-двадцати лет, до того как мировая скорбь проложила морщинки вокруг его рта. – Уверена, что ты устраивал фейерверки в жизни, и не раз! Да и сейчас еще, если говорить правду, озорной огонек в глазах не совсем погас. Если только…»

– Я совсем не хочу, чтобы она жила затворницей, – продолжал Гай. – Если бы она решила не выходить из дома, я бы подумал, что с ней что-то случилось. Но она слишком часто переходит границы дозволенного, так что мне приходится держать ее в узде. Аннушка была в ярости, когда узнала, что ее временно исключили из школы, она-то надеялась, что это навсегда.

Клодия чуть не подавилась кусочком кальмара.

– Извините.

Клодия чувствовала, как в душу против воли закрадывается восхищение Аннушкой. Она и сама не раз мечтала, чтобы ее исключили из монастырской школы! Как часто во время нудных уроков географии Клодия придумывала дикие каверзы, за которые ее немедленно выгнали бы из школы!

– Интересно, за что исключили вашу дочь? Или об этом не стоит спрашивать?

– Не за обедом.

Какое-то время они продолжали есть молча, и за это время у Клодии возникло множество вопросов, на которые ей хотелось получить ответы. Разведен он или вдовец? Давно ли? Если разведен, то кто виноват в разводе? Он обманывал жену или жена оставила его ради другого мужчины? Или ей просто надоело жить с трудоголиком, у которого на первом месте всегда работа? Если разведен, то почему дочь не осталась с матерью? Может быть, опекунство над дочерью присудили ему, потому что мать сбежала с каким-нибудь волосатым рок-музыкантом? Или он вдовец? Обручального кольца не носит, но это еще ни о чем не говорит.

Мысль о кольце заставила ее подумать о руках. У мужчин Клодия прежде всего обращала внимание на руки. Они многое могли рассказать о человеке: грязные ногти, броские перстни, пальцы – толстые, как сосиски, или тонкие, белые… костлявые, потные, липкие…

Его руки были достойны мужчины IV категории. Твердые и умелые, с коротко подстриженными чистыми ногтями, они казались одновременно и сильными и нежными. Они, наверное, могли бы одинаково хорошо и колоть дрова, и выполнять тонкую работу, требующую гораздо большего мастерства.

Подали горячее. «Самое время!» – подумала Клодия, потому что разыгравшееся воображение заставило ее представить себе, как эти чувствительные пальцы расстегивают застежку бюстгальтера на спине…

Клодия, умоляю, веди себя прилично!

– Выглядит аппетитно, – весело произнесла она, как будто ни о чем, кроме еды, и не думала.

А что, если он один из тех опасных людей, которые видят тебя насквозь?

Однажды Клодия познакомилась с таким мужчиной, по которому давно вздыхала издали, но не подавала виду, потому что тот был слишком влюблен в себя. Во время их первого – и единственного – свидания он самодовольно заявил: «Я знаю, что вы ко мне неравнодушны. Я всегда знаю, когда женщина ко мне неравнодушна, потому что у нее расширяются зрачки, когда я к ней обращаюсь».

В течение минуты она пыталась сосредоточить внимание на самых далеких от эротики вещах: на том, что давно назрела необходимость как следует отчистить грязную духовку, на недоеденной половине мыши, которую Портли принес прямо к ней на постель. Ее чуть не вырвало, когда она увидела крошечные лапки и внутренности на своем пуховом одеяле.

Метод сработал безотказно. Чувствуя легкое головокружение, Клодия играла на тарелке кусочком цыпленка, подумывая о том, что повар, пожалуй, все-таки переусердствовал со сливочным маслом.

Отправив в рот пару кусочков рыбного ассорти, Гай Гамильтон спросил:

– Что-то вы притихли, надеюсь, это хороший признак?

Хотя Клодия почти решила, что его предложение ей не подходит, что-то мешало ему отказать. Чтобы потянуть время, она сказала: