Потом они лежали рядом, ожидая, пока успокоится сердцебиение. Уютно устроившись на сгибе его руки и положив голову ему на грудь, она размышляла: «Интересно, что он думает?» Может быть, его разочаровала ее неспособность сдерживать себя, чтобы продлить удовольствие?

Гай избавил ее от необходимости теряться в догадках. Прижав к себе покрепче, он нежно поцеловал ее в волосы.

– Клодия, ты настоящее чудо.

– Кто бы говорил. – Вздохнув, она еще теснее прижалась к нему. – К тебе должно прилагаться предупреждение: «Передозировка опасна для жизни».

– Ко мне? – Грудь его колыхнулась от сдерживаемого смеха. – Кто бы говорил…

Она и сама не могла удержаться от смеха.

– Надеюсь, что я хотя бы лучше, чем «скраббл». – Грудь его снова затряслась от смеха.

– Значительно лучше. Правда, шуму от тебя гораздо больше.

– Извини, я немного забылась.

– Я на это, в общем, и рассчитывал.

Теперь, когда лихорадочный жар пошел на убыль, ей стало холодно лежать поверх покрывала.

– Ты озябла? – прошептал он, уткнувшись ей в волосы. – Это из-за кондиционера. Приподнимись… – Подсунув под нее руки, он выдернул покрывало, и они укрылись им вместе. Оказавшись в тепле, он задышал ровнее и вскоре задремал.

Было заманчиво заснуть рядом с ним, но ведь, заснув, она не смогла бы в полной мере насладиться сознанием того, что лежит рядом с ним. Она долго лежала, не двигаясь, и в голове ее, лениво цепляясь одна за другую, поплыли мысли.

– Ты набралась храбрости и сделала это.

– Разве не так? И не жалею, потому что наслаждалась каждым новым мгновением.

– Если говорить о половом влечении, то тебя за всю твою жизнь никогда и ни к кому так не влекло.

Правда, так оно и было. Во всяком случае, никогда еще она не испытывала такой настоятельной потребности, такой страсти.

– Может быть, во всем виноват твой возраст? Говорят, что женщины достигают пика сексуальной активности в возрасте тридцати – тридцати пяти лет, так что пока ты все еще на подъеме. А у мужчин этот пик приходится примерно на двадцать лет, а потом половая активность медленно идет на убыль.

– Если его активность сейчас идет на убыль, то хотела бы я увидеть, как это выглядело, когда он был на подъеме.

– Ты только что видела это.

Она подавила смех, боясь разбудить его.

Клодия легонько провела кончиками пальцев по его груди, с наслаждением впитывая тепло его кожи. Очень осторожно поцеловала. Он шевельнулся, и его рука еще крепче обняла ее.

– О-ох, как приятно!

– Давненько уже не прижималась ты к мужскому телу. Ты изголодалась, причем, как тебе самой хорошо известно, не столько по физической близости, сколько по теплу и ласке.

Едва прикасаясь, она провела пальцем по его груди и животу и там смущенно остановилась.

– Любопытно, какой он на ощупь в таком состоянии, как сейчас?

– А ты потрогай осторожненько, ведь он спит.

– Не могу!

– Почему? Он не узнает.

Ее пальцы, едва касаясь кожи, прокрались ниже. И осторожно коснулись вялого нежного объекта, который, казалось, спал так крепко, как и его хозяин.

Мягкий, как нос ягненка. Как матери-природе пришло в голову сотворить подобное? Ведь наверняка сначала были опробованы опытные образцы, в любое мгновение готовые к действию, от которых, наверное, пришлось отказаться из-за того, что они мешали человеку.

Очень нежно Клодия снова погладила его.

– Проверяешь; на месте ли он? – сонно пробормотал Гай. – Она испуганно вздрогнула.

– Я думала, что ты спишь.

– Я спал.

Клодия приподнялась на локте.

– Ты давно проснулся? – Гай открыл глаза и усмехнулся уголками губ. – Довольно давно.

– Мне просто захотелось потрогать его, – сказала она, уютно примостившись рядом с ним.

Хохотнув, он нежно поцеловал ее в волосы.

– Я начинаю подозревать, что ты очень испорченная девочка. Трудно себе представить, что сказала бы, узнав об этом, твоя старая сестра Как-ее-там-звали.

Клодия заметила происшедшую в нем перемену. Он был спокоен, напряжения как не бывало.

Ну понятно. Всем известно, что секс снимает стрессы.

– Сестра. Иммакулата, ничуть не удивилась бы, – вздохнув, сказала она. – В том, что касается воспитания, я всегда, была безнадежной. Ведь я даже не католичка. Мама отдала меня в монастырскую школу только из-за того, что девочки там выглядели такими опрятными маленькими леди в своих юбочках в складку и беретиках, и это произвело на нее очень хорошее впечатление.

Некоторое время они молча лежали рядом, потом настал момент, которого она ждала с ужасом. Взглянув на часы, стоявшие на прикроватном столике, он сказал:

– Черт возьми, ты только взгляни, сколько времени!

Было почти семь часов.

– Надо поскорее вставать, надо зайти к Аннушке.

У него изменился голос. Исчез теплый, неторопливый тон сбросившего напряжение человека, и снова появилась решительная деловая нотка. Выпустив ее из объятий, он откинул покрывало и встал с постели.

Клодия чуть не заплакала, наблюдая, как он одевается и приглаживает рукой взъерошенные волосы.

– Можешь воспользоваться моей щеткой, – предложила она.

– Спасибо. – К тому времени как Гай тремя взмахами щетки привел в порядок волосы, никому и в голову не пришло бы, что он только что спал, не говоря уже о причине, по которой, оказался в постели.

Но прежде чем уйти, Гай на какое-то мгновение снова стал прежним. Он подошел, присел на краешек кровати и, наклонившись, легонько поцеловал ее в губы.

– В какое время тебе удобнее пойти поужинать?

– В любое.

– Устроит, если я зайду за тобой примерно через час?

– Вполне.

– Ты не заснешь снова?

– Нет. – Она улыбнулась. – С меня достаточно одного пропущенного ужина.

Гай наклонился, поцеловал ее в лоб, и не успела она понять, что происходит, как он стянул с нее покрывало, и всю осыпал поцелуями.

– Уж лучше мне уйти поскорее, – с туманным намеком сказал он, снова закрывая ее покрывалом, – а то, чего доброго, опять забудусь.

При взгляде на его лицо у нее замерло сердце.

Я хотела бы, чтобы ты забылся. Я хотела бы, чтобы ты остался здесь, и мы заказали бы двухкрартовую бутылку шампанского и ужин из четырех блюд в номер, и повторили бы все еще раз, и провели бы всю ночь вместе, и повторили бы все еще раз утром. В ванне.

Но ей все-таки удалось улыбнуться, хотя улыбка едва ли сказала все, что она думала.

– Беги, не то я действительно стану испорченной девчонкой и заставлю тебя изменить планы.

На какое-то мгновение ей показалось, что он заколебался. Губы у него дрогнули, глаза заблестели, и, заглянув ей в лицо, Гай спросил:

– Ты бываешь и более испорченной?

– Намного, – беспечно созналась она. – Я могу быть невероятно испорченной. Такой испорченной, что…

Гай снова сорвал с нее покрывало, и она рассмеялась, но смех тут же перешел в повизгивание, потому что он пощекотал ей живот и под мышками, а когда Клодия, спасаясь, перевернулась на живот, завершил свое нападение звонким шлепком по заду.

– Ах ты, наглец! – Подавляя смех, Клодия перевернулась на спину.

– А ты бессовестная соблазнительница. – Гай смеялся, не ограничиваясь обычной полуулыбкой. – Я с тобой потом разберусь. – С этими словами он вышел из комнаты.

Она перекатилась на то место, где он только что спал, и зарылась лицом в подушку, еще хранившую его запах, но без него ей стало холодно.

И пока Клодия лежала в одиночестве, чувство полной удовлетворенности постепенно утрачивало свою остроту, а в голове зароились невеселые мысли.

– Почему ты сказала ему, что все в порядке и что можно, не опасаясь, заниматься сексом? Ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как ты бросила принимать противозачаточные таблетки.

– Но если бы я этого не сказала, он бы остановился и я бы умерла. Все равно возможность забеременеть минимальная. Некоторые пары годами не могут обзавестись ребенком.

– Но у других они появляются с первого раза. Иным женщинам стоит только посмотреть на пирожное с кремом, как они тут же прибавляют два фунта в весе.

– Не смеши. В любом случае тебе было бы неприятно, если бы он начал лихорадочно шарить по карманам в поисках маленького пакетика. И я бы сразу же поняла, что он лишь ждал удобного случая, чтобы воспользоваться своим шансом.

– Какая же ты глупая! Ты ничем не отличаешься от девчонок, доводящих до инфаркта своих тетушек, спрашивая их в письмах, можно ли забеременеть, если заниматься сексом стоя.

– Заткнись!

Расстроенная и несчастная, Клодия прошла в душ, где горячая, вода и розовый гель с запахом грейпфрута вернули ей жизнерадостное настроение.

Я увижу его через полчаса, и мы мило поужинаем вместе.

Уделив макияжу больше внимания, чем обычно, она завершила туалет двумя щедрыми струйками «Амариджа» и принялась ждать.

И ждать.

В 8.20 она решила, что пора действовать. А вдруг Гай снова заснул?

Клодия набрала его номер, но телефон не отвечал.

Что дальше?

Не столько обеспокоенная, сколько рассерженная, она уселась в кресло и включила телевизор. Естественно, все передачи шли на арабском языке, так что пришлось его снова выключить.

Что, черт возьми, он делает? Подожду еще пять минут, а потом пойду в кафетерий.

Пять минут превратились в десять.

Ну, хватит.

Клодия взяла сумочку и направилась к двери. Не успела она открыть ее, как кто-то постучал.

Вопрос «Где вы были?» замер у нее на губах. Он все еще был в шортах, и Клодия сразу же поняла, что что-то случилось.

– Что произошло?

– Аннушка, – коротко ответил Гай. – Можно войти?

– Зачем спрашивать? – Он вошел, и Клодия закрыла за ним дверь. – Что, черт возьми…

– Ты давала ей деньги?

Его грубоватый тон возмутил ее.

– Нет!

– Ты уверена? Она не закидывала удочку насчет того, что ей, мол, нужно купить в магазине шампунь или еще что-нибудь?

– Я не давала ей ни пенни! Да она и не просила! – Его напряженные плечи чуть заметно расслабились.

– Извини, но я был вынужден спросить. Ее нет в отеле.

– Что?

Гай взъерошил волосы пальцами.

– Когда я ушел от тебя, на ее двери по-прежнему висела табличка, но я подумал, что она вряд ли все еще спит. Я постучал, но никто не ответил, поэтому я вернулся к себе и позвонил. На звонок тоже никто не ответил, и я начал беспокоиться. Я подумал, а вдруг она поскользнулась в душе или случилось еще что-нибудь подобное, поэтому позвонил вниз и попросил прислать кого-нибудь с ключом.

– Но ее не оказалось в номере?

– Не оказалось. – Засунув руки в карманы, Гай подошел к окну. Шторы все еще были раздвинуты, и, прежде чем обернуться, он некоторое время смотрел в окно. – Я искал ее повсюду: в кафетерии, в бассейне, я даже заглянул на пляж, хотя там темно, как в преисподней, и ветрено. В конце концов я снова вернулся к ней в номер, чтобы посмотреть, не пришла ли она, пока я ее искал.

– Но Аннушка не вернулась?

– Нет. – Гай помедлил. – Я спустился к конторке регистратора, чтобы посмотреть, там ли ее ключ. Мне сказали, что она ушла из отеля около трех часов дня.

– Что? Откуда они знают?

– Регистратор за конторкой запомнил ее, потому что она была в радостном возбуждении. Он поинтересовался не собралась ли она повеселиться в каком-нибудь приятном местечке. И Аннушка ответила: «Уж будьте уверены, да!»

Клодии стало не по себе. Чтобы скрыть замешательство, она наклонилась, подобрала с пола туфли и убрала их в шкаф.

«Придется сказать ему, – подумала она. – Возможно, не о чем беспокоиться».

– Куда, черт возьми, она могла уехать без гроша в кармане? – воскликнул Гай.

Почувствовав, что подгибаются колени, Клодия уселась на краешек кровати.

– Гай, я думаю, что она, возможно, уехала с кем-нибудь.

– Что? – заорал Гамильтон, всплеснув руками. – С кем?

– Я не уверена, – торопливо продолжала Клодия. – Я не знаю, кто этот человек, но в обеденный перерыв она с кем-то разговаривала в бассейне и… – Она помедлила. – Он не выглядел подозрительным, иначе я подошла бы и вмешалась в разговор. Они сидели на бортике бассейна и болтали.

– И что дальше?

Клодия беспомощно пожала плечами.

– Ничего. Некоторое время я не выпускала ее из поля зрения, но ничего не происходило. Я имею в виду, она не флиртовала с ним, а он не вел себя нагло и вообще не допускал ничего предосудительного, а через некоторое время…

– Ну?

Господи, помоги мне.

– Я заснула.

– Ты заснула? – Он не добавил язвительного «Превосходно!», но в этом не было необходимости. Все и так было ясно, Клодия почувствовала себя виноватой.

– Это не то, о чем ты подумал. Я дремала минут двадцать, а когда проснулась, их обоих уже не было. Я сразу же побежала в ее комнату, но оказалось, что я зря ударилась в панику. Она… Она только что вышла из-под душа.

Именно это и должно было меня насторожить. Что делает девушка, прежде чем пойти на свидание? Принимает душ..

Клодия беспомощно развела руками.

– Я не стала говорить тебе, потому что не придала этому значения – ничего не произошло. Она сказала, что займется заданием по биологии, а потом поспит.

В последовавшем молчании ей почудился раздраженный упрек. Тебя провели как дурочку, казалось, говорил он. Вот уж воистину, дураков не сеют, не жнут, сами родятся.

– Мне не следовало забывать, что она способна выкинуть что-нибудь подобное, – пробормотал Гай, шагая из угла в угол. – Неудивительно, что она «была в радостном возбуждении». Еще бы! – Гамильтон посмотрел на Клодию. – Как он выглядел?

– Молодой. Я не очень внимательно разглядывала его, но на вид ему лет двадцать.

– Какой национальности?

– Откуда, черт возьми, мне знать?

– Ладно, не кипятись. Ну хоть приблизительно? Европеец? Или местный житель?

– На англичанина он, пожалуй, не похож. Возможно, местный, но разве можно сказать с уверенностью, если на человеке надеты только плавки? Возможно, испанец или итальянец.

Гай снова повернулся к ней спиной, глядя в окно. Клодия нерешительно подошла к нему и остановилась за спиной.

– Гай, я уверена, что для беспокойства нет повода. Ей стало скучно, она встретила парнишку, и тот пригласил ее куда-нибудь. Уверена, что этим все и ограничится.

К ее удивлению, напряженные плечи расслабились.

– Будем надеяться, что ты права. – Клодия вспомнила еще кое-что.

– Она особенно упирала на то, что устала и что после занятий обязательно ляжет поспать. Должно быть, думала, что это прикроет ее исчезновение на часок-другой.

– Она ушла пять часов назад!

– Ты сам знаешь, как это бывает в таком возрасте, когда выходишь куда-нибудь повеселиться. Говоришь себе, что пора возвращаться, но никак не можешь заставить себя уйти, и тебе в тот момент совершенно безразлично, что за это влетит.

– Ну, когда я с ней разберусь, ей это будет совсем не безразлично.

Клодия, теряя терпение, вздохнула.

– Гай, она несколько дней просидела в четырех стенах! Разве можно винить девочку за то, что ей захотелось выйти и поразвлечься?

– Не сказав никому ни слова?

– А ты разрешил бы ей, если бы она попросилась?

– Разумеется, не разрешил бы. Предполагается, что она отбывает наказание.

– Вот в том-то и дело. Аннушка знала, что ты ответишь отказом, поэтому и не спрашивала.

– А что, по-твоему, я должен делать? Она сама виновата, что сидит в четырех стенах. Сама виновата, что ее исключили из школы – за это она и отбывает наказание.

– Гай, я знаю, как ты беспокоишься, но уверена, что для этого нет причин.

– Я не беспокоюсь – я в ярости. – Клодия ему не верила.

– Она не пропадет. Если Аннушка привыкла тусоваться в лондонских клубах, то и здесь не растеряется. Наверное, она скоро крадучись проберется к себе в номер, моля Бога, чтобы ты не узнал об отлучке.

Этот аргумент, похоже, сработал.

– Наверное, ты права. И будет придумывать по дороге правдоподобные объяснения.

– Вероятнее всего. Я помню, как сама поступала точно так же. Я обиженным тоном говорила отцу, что не виновата в том, что кто-то стащил мои деньги на проезд в автобусе, и что мне пришлось идти домой пешком. Хотя на самом деле Том Фаулер только что подвез меня до поворота к дому на своем разваливающемся на ходу мотоцикле, садиться на который мне было строжайшим образом запрещено.

Впервые с тех пор, как Гай пришел, у него заблестели глаза.

– Боже мой, да ты испорчена сильнее, чем я предполагал.

– Я тебя предупреждала, – нетвердым голосом ответила она.

– Я помню. – Его глаза сказали ей, что все, чтобы там ни происходило с мужским «органом вожделения», в тот момент происходило особенно бурно. – Ты, наверное, ругала меня последними словами, когда я не явился вовремя?

– Не особенно. Во всяком случае, об ананасах я не упоминала.

– Лгунья. – Гай легонько поцеловал ее в губы. – Я не могу допустить, чтобы ты приоделась и приготовилась пойти поужинать, но осталась дома. Мы с тобой поужинаем где-нибудь за пределами отеля. Я зайду за тобой через двадцать минут.

Потрепав ее рукой по талии, Гай ушел.

– Ну, что я тебе говорил о законе подлости? Следовало бы заранее приготовиться к тому, что Аннушка все испортит.

– Но она этого не сделала.

– Разве? Она с успехом отвлекла его мысли от тебя. И теперь он чувствует себя виноватым из-за того, что добивался тебя, вместо того чтобы думать о своей дочери. Если она не вернется в ближайшие несколько минут, Гай будет весь вечер думать только о ней.

Когда они уходили из отеля, Аннушка еще не вернулась, но Гай, казалось, немного успокоился.

– В городе есть закусочные, где продают гамбургеры, и там обычно собираются подростки, – сказал он, когда они подошли к лифту. – Там даже каток имеется. Возможно, ее пригласили туда.

Он поразительно спокойно говорит об этом.

– Возможно, она по-настоящему веселится. Обещай, что не станешь свирепствовать, когда девочка вернется.

– Постараюсь. Мы возьмем такси, – добавил он, когда они вышли из отеля. – Сегодня я едва ли ограничусь половиной стакана вина.

Они отправились в ресторан в Матрахе. Дорога вилась вдоль берега залива. Движение транспорта сильно замедляли бесчисленные пешеходы, пересекавшие дорогу в самых неожиданных местах. По берегу моря гуляли люди, наслаждаясь вечерней прохладой. Несмотря на поздний час, магазины на другой стороне дороги были открыты и на улице было весьма оживленно.

Из ресторана открывался вид на море, там было немноголюдно, уютно и спокойно, так что Гай расслабился и даже ударился в воспоминания.

– Когда она была совсем маленькой, мы с ней хорошо ладили, – сказал он Клодии, когда подали горячее. – После смерти Анны я очень хотел, чтобы дочь жила со мной, и хотя это означало присутствие в доме нянюшки, все можно было организовать без проблем. Но мать Анны и слышать не хотела о том, чтобы расстаться с внучкой, а поскольку она только что потеряла дочь, я не счел возможным настаивать. К тому же Аннушка привыкла там жить. У нее были друзья, школа, и мы решили, что для своих семи лет ребенок и без того испытал слишком много потрясений.

– Вы были разведены? – спросила Клодия. Он покачал головой.

– В процессе развода. Мы долгие годы откладывали это. Никто из нас не собирался повторно вступать в брак, и до развода у нас как-то не доходили руки. Только за несколько месяцев до смерти Анна сказала мне, что пора ускорить бракоразводные формальности. К тому времени она кого-то встретила и хотела обрести свободу.

– Что с ней случилось? – немного помедлив, спросила Клодия.

– Автомобильная катастрофа. Мгновенная смерть.

– Как ужасно.

– Да, это было страшно. Как тебе нравится хамоор?

– Вкусно. – Это была местная рыба, запеченная на решетке с лаймами. – Имена Анна и Аннушка очень похожи. Путаницы не возникало?

– Да нет. Анне давно нравилось имя Аннушка, а когда она узнала, что это ласкательное русское имя, которое означает «маленькая Анна», она ни о каком другом имени для дочери и слышать не желала.

Сквозь окно было видно море и несколько одномачтовых суденышек.

– Это дау, – пояснил Гай, проследив за ее взглядом. – Теперь их не часто увидишь, а раньше на них осуществлялись все каботажные перевозки по Индийскому океану и вся торговля с Индией и восточноафриканским побережьем. Отсюда везли финики и ладан, а назад привозили рабов и слоновую кость.

– Интересно, что на них перевозят теперь?

– Телевизоры, – ответил он, – кондиционеры, возможно, видеоаппаратуру. Однажды я увидел дау, которая на всех парусах шла вдоль побережья. Мне показалось, что дау похожа на военное судно финикийцев, но иллюзия рассеялась, когда я, позаимствовав у кого-то бинокль, разглядел груз.

– Что это было? – Он криво ухмыльнулся.

– Пара «тойот». Проза жизни вдребезги разбила мои иллюзии.

Клодия осторожно перевела разговор на интересующую ее тему.

– Ты, должно быть, очень рано женился?

– Слишком рано, – ответил он. – Я тогда был студентом и по лучшим студенческим традициям не имел ни гроша в кармане. Анна была на год моложе. Ее прислали в Англию учиться: Когда мы встретились, шла всего лишь вторая неделя ее пребывания в Англии, а два месяца спустя мы жили вместе.

Клодия, сама того не желая, почувствовала укол ревности.

– Она была не похожа ни на кого, – продолжал Гай. Она напоминала ртуть – такая же изменчивая и неуловимая.

Клодии вспомнилась фотография в его гостиной, лицо женщины в: форме сердечка и ее огромные темные глаза, и она снова почувствовала укол ревности.

Как можно быть такой мерзавкой! Ведь бедняжки уже нет на белом свете!

– …Я, наверное, потерял голову, – продолжал он, – но о женитьбе я в то время не думал. Женитьба – это что-то такое, что относилось к будущему, как и заботы о выплате ипотечного кредита и детях…

Клодия заранее знала, что он скажет дальше: «..Когда обнаружилось, что у нас будет ребенок, это было полной неожиданностью. Анна, боялась сказать отцу, тот в подобных вопросах придерживался старомодных взглядов, и поэтому она не могла заставить себя рассказать обо всем родителям. Анна не настаивала, на том, чтобы мы поженились, но я знал, что именно этого ей хотелось…»

У нее уже сложилась в голове вся ситуация.

– Она сказала родителям только, после, того, как все произошла, – продолжал он. – Мы сходили в мэрию, зарегистрировали брак и устроили дома вечеринку. Она была так счастлива, что я не сомневался, что поступил правильно. А через несколько недель, когда навестить нас приехали ее родители, разгорелись страсти.

Он отхлебнул глоток «Мутон кадет» и скорчил гримасу.

– Ее отец был в ярости. Думаю, ему хотелось нанять отряд головорезов и избить меня до полусмерти. Он увидел перед собой студента без гроша в кармане и без перспективы получить наследство. Их семья не принадлежала к когорте богатых, но они были людьми весьма состоятельными, и он решил, что я умышленно, заставил ее забеременеть, в расчете на деньги.

– Что было дальше? – Гай приподнял брови.

– Он требовал, чтобы я немедленно исчез, с горизонта. Анна должна была уехать с ними, а потом предполагалось, сразу же, устроить развод.

– Но она не захотела?

Гай покачал головой.

– Я был немало удивлен, увидев, как решительно она выступила против отца. Думаю, что его это тоже удивило. Анна никогда не была непокорной, как Аннушка, но упрямства ей хватало, и оно проявилось в то время, как никогда раньше. – Он кивком головы указал на тарелку: – Еда остынет.

– Твоя тоже.

Положив в рот кусочек-другой рыбы, Гай продолжал:

– Ее отец был диктатором. Он не любил, когда ему противоречили, а поэтому решил пустить в ход козырную карту. Если, мол, она останется со мной, то ей нечего рассчитывать на финансовую помощь родителей.

Официант унес тарелки, и Гай снова наполнил бокалы.

– Она отнеслась к угрозе с полным безразличием, – продолжал он. – А после всего, что ее отец наговорил мне, я тем более не желал его денег.

– А ее мать? Ей ты тоже не понравился?

– Думаю, я ей понравился. Она по крайней мере не считала меня охотником за богатыми наследницами, но и она полагала, что мы оба слишком молоды для брака. Сначала все шло неплохо. Анна нашла работу в одном модном магазине, где была занята половину рабочего дня, а я стал подрабатывать в баре, и нам удавалось сводить концы с концами. После рождения Аннушки стало труднее. Я привык к трудностям и жег свою жизнь с обоих концов и посередине тоже, но Анна не могла к этому привыкнуть. Ребенок подорвал ее силы.

– Могу себе представить.

– Ее родители приезжали, когда родилась Аннушка, а потом приехали еще раз шесть недель спустя. Отношение ее отца в корне изменилось, что вполне естественно, потому что это была его первая внучка, и он вдруг стал проявлять необычайную щедрость. Он даже ко мне стал относиться более или менее сносно. Он решил снова выплачивать дочери пособие, причем значительно увеличив сумму.

– Наверное, Анна не возражала?

– Она и не могла возражать. Я ненавидел себя за то, что принимаю деньги, но и отказаться не мог. Ситуация была весьма затруднительной. Я пытался учиться и подрабатывать на двух работах, а Анна совсем обессилела. Она кое-как научилась ухаживать за собой, но на ребенка у нее не хватало сил. Дома ей не позволяли и пальчиком шевельнуть, так как у них практически все делали слуги. Мне пришлось самому обучать ее простейшим вещам, например, тому, как постирать свитер или приготовить спагетти с мясным соусом.

Снова подошел официант.

– Желаете десерт, сэр?

Они прервали разговор, заказывая десерт, и Гай снова наполнил бокалы.

– Если я тебя утомил, скажи прямо.

Не могла же она сказать ему, что впитывает, как губка, каждое слово.

– Ничуть.

– Мы начали ссориться, – продолжал Гай. – Не думаю, что Аннушка была, как говорится, трудным ребенком, но нам, как и всем родителям, пришлось пережить трудные моменты, когда, например, резались зубки и тому подобное. Но когда требовалось, по ночам к ребенку вставал я. Анна была слишком измучена. В то время я еще не понимал, что Анна и сама все еще остается ребенком. Ей хотелось, чтобы с ней нянчились. Сначала я так и делал: готовил пищу, ухаживал за ней, когда она простужалась. Но мне предстояло сдавать выпускные экзамены, и все заботы о ребенке лежали на мне, так что я не мог уделять ей столько внимания, сколько раньше.

Принесли десерт – пышное сооружение из тропических плодов и взбитых сливок.

– Из-за этого она и уехала? – спросила Клодия. – Потому что ей было нужно, чтобы за ней кто-нибудь ухаживал?

– Примерно так и было. Эта мысль пришла ей в голову, когда Аннушке исполнилось десять месяцев. Она заболела, у нее в это время резались зубки, так что она все время орала. Анна не вынесла – уложила чемоданы и сказала, что забирает ребенка и возвращается к родителям, чтобы отдохнуть. Всего на несколько недель. Но больше она не вернулась.

Клодия пристально посмотрела на него.

– Ты, конечно, не согласился с этим?

– Сначала я и впрямь думал, что она уехала лишь на несколько недель. Кажется, она тоже в это верила. Но когда один месяц обернулся двумя, а потом двумя с половиной, я купил билет со студенческой скидкой и поехал их навестить. И наверное, только тогда я все понял. Ее родители ворковали над внучкой, а Анна снова стала девочкой-подростком. Она могла уходить когда вздумается, потому что для малышки наняли постоянную няню. Думаю, у нее просто не хватило духу возвратиться назад. Правда, она этого не говорила, но я понял без слов. Анна продолжала твердить, что вернется через неделю или две, но я знал, что это не так. А однажды она сказала, что очень сожалеет, но думает, что больше не любит меня и что мы оба, наверное, совершили ошибку и нам лучше расстаться.

Клодию потрясло, что Гай говорит об этом таким равнодушным тоном, но потом она поняла причину.

– Я чувствовал себя опустошенным, но постепенно понял, что скучаю по своей дочери гораздо больше, чем по жене.

– Все-таки очень печально, когда разрыв между родителями затрагивает интересы ребенка. Ты часто виделся с дочерью?

– Как только мог. Слава Богу, что мы с Анной расставшись, не стали врагами. Мы даже несколько раз отдыхали одной компанией. У меня была приятельница, ребенок которой был ровесником Аннушки, а у Анны – приятель-итальянец, и мы вместе отдыхали на одной вилле в Греции. Дети подружились и веселились, и все мы с удовольствием провели там время.

Если бы я была твоей приятельницей, то едва ли с удовольствием провела бы этот отпуск. Я измучилась бы, наблюдая, не разгорится ли на старом пепелище пламя.

Он взглянул на нее через стол и усмехнулся.

– У тебя крем на верхней губе.

– Правда? – Она кончиком языка слизнула крем. – Все?

– Нет, немного осталось.

Клодия повторила попытку, но Гай, покачав головой, рассмеялся.

– Сиди спокойно, – сказал он и, протянув руку, кончиком салфетки вытер ей губы.

Тарелки унесли и подали кофе.

– Самое забавное заключалось в том, – продолжал Гай, – что родители Анны в конце концов сами расстроились из-за нашего разрыва. Как только я сдал экзамены и получил работу, ее отец начал понимать, что я все-таки не такая уж плохая партия. – Гамильтон криво усмехнулся. – Он всегда после обеда наливал мне лучшего коньяку. И уж если мы заговорили о коньяке, то… – Он жестом подозвал официанта. – У вас есть «Реми Мартэн»?