Для сравнения дадим пример разговора этого типа, замеченный вне «Дома малюток», у двух сестер 7 и 8 лет. Этот пример заключает не только объяснение, которого ищут вместе, как в случае с Мад и со Львом, но и совместное восстановление воспоминания. Воспоминание здесь оценено, и его оспаривали, а не только вызывали, как в последней стадии.

Кор и Вив верят в фей или по меньшей мере в своих разговорах верят этому одна ради другой, поддерживая таким образом иллюзию, которая продолжается несколько месяцев. Они построили домик для фей и кладут туда вечером записочки. Разговор относится к результату одной из них: видно, что они взаимно объясняют друг другу неудачу и критически разбирают события. Этого достаточно, чтобы мы отнесли такие высказывания к данной стадии. Крайне любопытно, что мы не нашли разговоров столь простого типа среди детей 3–7 лет, которые играют и работают вместе в «Доме малюток». Разговоры этого типа должны наверняка попадаться до 7 лет у братьев и сестер, но этот факт ставит отдельную задачу: как только есть старшие и младшие, разговор между детьми показывает не столько обмен, сколько специальное отношение, так как старший считается за всеведущего и младший выказывает ему немного того уважения, которое вызывается знаниями родителей.

Наконец, само собой ясно, что между разговорами стадии III А и стадии III В (настоящий спор) имеются все промежуточные моменты.

Мы приступаем к серии стадий, параллельных стадиям предыдущим. Они состоят из разговоров, которые указывают на обмен мыслями между индивидуумами, но обмен, вызванный не прогрессирующим сотрудничеством, а различием мнений или действий. Может показаться излишним различать две серии стадий ради этой только разницы, но, если применить наши классификации к статистическим данным, такое различие может иметь свою ценность, особенно с генетической точки зрения. Очень возможно, что споры приводят ребенка к потребности заставить себя понять. Во всех случаях, как это показали исследования Риньяно и П. Жане, изучение спора очень существенно для психологии размышления; поэтому важно отдельно изучить формирование споров детей, что мы и попытаемся здесь сделать, хотя, впрочем, очень схематично.

Мы будем различать две стадии в детском споре. Первая состоит из простого столкновения противоположных тенденций или мнений. Отсюда два более или менее одинаковых типа: ссора и примитивный спор. Вторая состоит из споров со взаимной мотивировкой противоположных позиций собеседников. Эта последняя стадия соответствует сотрудничеству в области абстрактного мышления (III А). Первая стадия соответствует стадии II А. Между соответствующими стадиями серии А и серии В есть, конечно, целый ряд промежуточных звеньев.

Вот несколько примеров ссоры:

Видно, чем отличается ссора от примитивного спора. Она сопровождается действиями или по крайней мере обещанием действий (жестами или угрозами). Это функциональный эквивалент спора. В примитивном споре противоположны одни лишь утверждения. Здесь же это действия: Эз и Пи ссорятся из-за игрушки. Лев и немой собеседник, которого защищает Беа, ссорятся из-за места и т. д. Жест в ссоре просто сопровождается словом. Оно не всегда бывает понятно, о чем может свидетельствовать Лев (во второй из этих ссор), который повторяет то, что только что сказала Беа, думая утверждать противное.

Что касается возраста, в котором появляются ссоры, то надо различать ссоры высказываемые и ссоры без слов. Нас здесь интересуют только первые. Любопытно, что до 4–5 лет дети, будучи заядлыми драчунами, большей частью ссорятся не разговаривая, и в наших материалах нет случая ссор, выраженных словесно (составляющих диалоги из трех высказываний), в возрасте ранее 5 с половиной лет. Нам даже показалось, что мы заметили поступательный ход в соответствии с возрастом от ссоры без слов к ссоре, выраженной словами (сопровождаемой действиями), и к ссоре чисто словесной (без действии, как у Эза и Льва, которые не подрались в конце разговора, а ограничились словами). Но само собой разумеется, что этот поступательный ход не следует обобщать: он просто говорит о том, что разговор все больше используется в том особом маленьком обществе, которое мы изучали.

Коротко говоря, ссора встречается вместе с обоими типами стадии II А. Между ссорой и примитивным спором есть ряд промежутков. Вот еще два примера, которые мы относим к ссоре:

В этом последнем примере Пи и Лев объединяются против Жен. Итак, здесь нечто иное, чем спор. Ребенок старается не спорить, а дразнить или защищаться. Первый пример более тонкий: Жак сразу сдается, чтобы избежать ссоры. Здесь нет даже спора. Тон Беа в ее нападении, напротив, заставляет нас отнести этот диалог к ссоре.

Спор начинается с момента, когда собеседники ограничиваются утверждением своих противоположных мнений, вместо того чтобы дразнить, критиковать или угрожать. Оттенок этот может быть трудно уловимым. Мы только что видели промежуточные примеры, которые мы относим к ссоре. Вот еще один пример, который надо отнести к спору, потому что собеседники довольствуются тоном констатирования, несмотря на то что дело касается вопросов о силе кулаков:

Кроме того, спор крайне примитивен; он еще не настоящий, потому что здесь нет следа потребности логического оправдания (justification logique) в утверждениях Эза и Льва. Впрочем, применить этот критерий примитивного спора трудно. Следует условиться, где начинается оправдание, а где доказательство (demonstration) утверждений в споре. Мы предлагаем следующее правило: доказательство (следовательно, и настоящий спор) имеет место, когда ребенок связывает свое утверждение и довод, доказывающий правильность этого утверждения, посредством термина, служащего союзом (например: «ведь», «потому что», «тогда» и т. д.) и делающего ясным факт этого доказательства. До тех пор пока доказательство остается подразумеваемым и ребенок действует посредством последовательных утверждений, не связанных между собой, – это примитивный спор. Данное правило крайне условно, но оно полезно, поскольку если начать субъективно оценивать, когда есть и когда нет утверждения, то можно впасть в еще больший произвол:

Действительно, мы видим, что Жео скрыто оправдывает свое утверждение («Этого не может быть») посредством следующего доказательства: «Я его видел». Но между этими двумя предложениями нет ясно выраженной связи. Чтобы найти во втором доказательство первого, надо было бы дать рассуждение, а его-то Жео совершенно не дает. Жео, следовательно, ограничивается тем, что утверждает, так же как и Вив. То же самое видно в следующем примере:

Первые три высказывания этого спора чисто примитивные: нет никакого доказательства. Четвертое содержит доказательство посредством жеста, без ясно выраженного рассуждения. Этого достаточно в отдельном случае, но случай тем не менее остается примитивным.

Оправдание может быть призывом к авторитету старших, других или самого себя. Если оно не дано в виде рассуждения, то тогда нет и настоящего спора. Вот два примера:

Короче говоря, кажется, что во всех приведенных примерах легко распознать примитивный спор: все высказывания суть простые утверждения, они не составляют ясно выраженного рассуждения. Если мы сравним эти два случая со следующим примером, в котором последнее предложение приближается к настоящему спору, и с единственным примером настоящего спора, мы сразу уловим разницу:

Только конец этого разговора является настоящим спором. Мад и Лев противопоставляют друг другу сначала лишь свои точки зрения. Но виден большой прогресс по сравнению с предыдущими примерами в том, что Мад, оспаривая Льва, дает ему объяснение поведения Беа: она объясняет позицию противника и подтверждает свою собственную при помощи объяснения. Если другие собеседники ограничиваются примитивным спором, то Мад достигает в своей последней фразе настоящего спора.

Итак, очевидно, что примитивный спор в плане мышления выступает все еще тем же, чем в плане действия является ссора, – простым столкновением желаний и противоположных мнений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что эти два типа разговора в общих чертах возникают одновременно. Конечно, ссора без слов – или по крайней мере без диалога в три высказывания – предшествует спору; но ссора, выраженная словами, как примитивный спор, начинает появляться, согласно нашим материалам, в среднем к 5 или 5 с половиной годам. В то же время настоящий спор, как и стадия III А, появляется лишь около 7 или в 7 с половиной лет. Итак, прежде чем фигурировать как тип среди других типов спора, примитивный спор проходит еще одну стадию, которая, не имея точных границ, тем не менее соответствует объективным статистическим данным.

Статистические данные, относящиеся к этому типу высказываний, таковы: среди всех наших материалов мы имеем у наших детей младше 7 лет только один случай настоящего спора – в виде диалога более чем в два высказывания. Впрочем, этот факт точно соответствует тому обстоятельству, что сотрудничество в абстрактном мышлении также не появляется (в среднем) ранее 7 или 7 с половиной лет. Действительно, эти два аспекта стадии III (А и В) имеют общее основание: до известного возраста ребенок сохраняет для себя, то есть не социализирует все, что в его мышлении имеет отношение к причинному объяснению, логическому оправданию и т. п. Чтобы спорить, надо, как уже выяснено, уметь выразить доказательства, логические связи и т. д., а все эти операции противоречат эгоцентризму ребенка младше 7 лет.

Вот единственный случай настоящего спора; здесь сразу же будет видно отличие от предыдущих примеров: из пяти высказываний диалога три содержат «потому что», из которых хотя бы одно свидетельствует о ясно выраженном логическом доказательстве:

Удивительно, что тип столь, по-видимому, простого разговора встретился лишь один раз среди наших материалов; это потому, что в действительности употребление логического «потому что» связывает между собой не два явления, из которых одно – причина, а другое – следствие, но две идеи, из которых одна – основание, а другая – вывод; связь же эта представляет, как нам это покажет глава I части II (изучение смысла союзов «потому что» и других), еще большие трудности в 7 лет. Отсюда нет ничего удивительного, что настоящий спор между детьми, в котором доказательства допускают употребление названных связей, так редко встречается до 7 лет.

После 7 и 8 лет, напротив, логические «потому что» и «ведь» появляются в большом количестве в разговоре детей, что им позволяет одновременно и применять настоящий спор, и заниматься сотрудничеством в области абстрактной мысли.

Вот еще два примера из разговора детей 7–8 лет, взятые из материалов, публикуемых время от времени Одемар и Лафандель[20]. Эти примеры взяты наудачу из двух страниц записей разговоров:

Здесь мы видим объединение логического «потому что» и «ведь». Такие формы часто встречаются в речи наших детей, тогда как дети в возрасте младше 7 лет избегают их или, по крайней мере, употребляют в исключительных случаях. Можно заметить, что у Рэй речь идет о логическом «потому что», связывающем между собой две идеи (или два определения), а не о психологическом «потому что», связывающем между собой действие и психологическое объяснение.

Отсюда видно, какие глубокие корни имеет тот факт, что настоящий спор как сотрудничество в области абстрактной мысли появляется только после 7 или 7 с половиной лет. Отсутствие ли словесных форм, указывающих на логическую связь, мешает настоящему спору пробиться наружу, или, напротив, отсутствие потребности спорить и сотрудничать является причиной позднего появления упомянутых словесных форм? Так как мы полагаем, что мысль ребенка зависит от его интересов и активности, а не наоборот, то ясно, что отсутствие потребности спорить и сотрудничать будет здесь основным моментом. Поэтому-то мы и начинаем рассмотрение логики ребенка с изучения форм разговора и функций языка. Но, по правде говоря, между всеми участвующими в этом развитии факторами есть постоянное взаимодействие.

Какой вывод можно сделать из всех этих фактов? Начнем с выяснения того, можно ли из наших материалов получить количественные результаты. Эти материалы состоят из двух тетрадей, по 500 высказываний каждая, среди которых много диалогов между детьми и взрослыми, последние мы в дальнейшем опустим. Останется приблизительно около 400 высказываний в каждой тетради, они представляют разговоры между детьми. Из этих 400 высказываний детей в возрасте от 3 с половиной до 7 лет 31 разговор помещен в одной тетради и 32 – в другой.

Вот как распределяются эти две группы:

Коллективный монолог естественно ускользает от статистики, относящейся к разговорам, взятым в целом: он может быть определен лишь числом отдельных высказываний, из которых состоит. Мы видели, что коэффициент эгоцентризма (коллективный монолог, монолог и повторение) был равен 0,45 для всех изучаемых здесь высказываний, за исключением ответов. Такой результат ясно показывает, что настоящий спор и сотрудничество в абстрактном мышлении составляют стадию после 7 лет. Этот факт служит подтверждением результатов, к которым мы пришли в последней главе. Мы считали возможным допустить, согласно подсчету высказываний Льва и Пи, что умственные искания детей младше 7 и 7 с половиной лет (причинное объяснение, логическое оправдание и т. п.) остаются эгоцентрическими. Среди всех предложений, входящих в «информацию», мы действительно нашли лишь очень мало случаев причинного объяснения или логического оправдания. Искания, относящиеся к этим моментам, либо протекают молча, либо сопровождаются монологами. Данные настоящей главы показывают, как редки до 7 лет случаи настоящего спора и сотрудничества в области абстрактной мысли, и дают возможность при помощи другого метода проверить эти выводы.

То обстоятельство, что стадия сотрудничества и настоящего спора начинается лишь к 7 или 7 с половиной годам, имеет большое значение. Ведь только к 7–8 годам мы можем отнести появление логической стадии в развитии ребенка, когда обобщаются элементы размышления, если понимать вместе с П. Жане под размышлением склонность объединять свои верования и мнения, систематизировать их, чтобы избежать противоречия между ними.

Даже к 7–8 годам дети далеко не всегда стремятся к тому, чтобы иметь какое-либо одно мнение по данному предмету. Конечно, они не думают при помощи противоречий, но они последовательно принимают положения, которые, если их сравнить, оказались бы противоречивыми. В этом смысле можно сказать, что дети нечувствительны к противоречию, и это происходит потому, что, переходя от одной точки зрения к другой, они каждый раз забывают предыдущую. Таким образом, одни и те же дети 5–6 лет в течение опроса утверждают и то, что муравьи, цветы или солнце живые, и то, что они не живые. Некоторые дети то говорили, что реки были вырыты человеческой рукой, то – что их создала вода. Оба противоположных мнения укладывались у них рядом: в данный момент они соглашались с одним мнением, в следующий, – искренне забывая старое, соглашались с другим. Этот факт часто встречается при исследовании детей до 7–8 лет.

В другом месте (часть II) мы будем изучать это явление отсутствия систематизации и связи. Пока же удовольствуемся замечанием, что их исчезновение совпадает с появлением стадии настоящего спора. Совпадение не случайно. Если допустить, что между деятельностью ребенка и его мышлением есть взаимодействие, то ясно, что именно привычка спорить влечет за собою потребность объединить и систематизировать свои собственные мнения. Именно на это и обратили внимание Жане и Риньяно по отношению к психологии спора вообще. Они доказали, что всякое размышление есть продукт внутреннего спора – того спора, который приводит к выводу, как если бы индивидуум повторял по отношению к себе то положение, которое занял по отношению к другим. Наши исследования подтверждают этот взгляд.

В заключение следует сказать, что наше нынешнее изучение еще должно быть дополнено общими исследованиями относительно разговоров детей вне работы, например во время игры, в общественных местах и т. п. Но по этому поводу было достаточно сказано, и схема, к которой мы пришли, могла бы быть полезной и при дальнейших исследованиях. Следующая глава пополнит наши данные, показав нам, что если у детей до 7–8 лет еще нет разговоров, направленных на логические или причинные связи, то это происходит потому, что, приступая в таком возрасте к этим вопросам, дети с трудом начинают понимать друг друга.