– Что ж, отрок. Раз уж ты так хорошо разбираешься в книгах, я позволю тебе остаться здесь. Ты явно смышленее многих моих работников и, надеюсь, будешь расторопнее их. Взамен, можешь брать любые книги.
      Не верящий своему счастью Дамон и вовсе лишился дара речи.
 

***

 
      Сказать что Райнарт был взбешен, значит – ничего не сказать. Он был просто в ярости! Ему навязали взбалмошную девчонку, как будто он собрался в гости к престарелой тетушке, и вся поездка не более чем неприятная обязанность, а единственная возможная угроза – вывихнуть челюсть от зевоты. Вместо того, что бы заниматься делом, ему придется заботиться о ее безопасности, и все только из тех соображений, что совместная борьба сближает, а романтический ореол лишь на пользу новой легенде. Сборище недоумков, никогда не отходивших от своих башен дальше пары лиг и только в книгах видевших то, с чем ему постоянно приходится иметь дело! Правда, сами они называют себя теоретиками. Он же был практиком, специалистом, равно приспособленным и к одиночным рейдам и к тактическому командованию, а не телохранителем для юных оскорбленных барышень.
      Гейне ехала, уткнувшись взглядом в шею своей лошади, и тоже не выглядела довольной одержанной победой. Никогда она не смотрела на мир сквозь розовый флер, но все-таки было что-то незыблемое: мудрые наставники-маги, отважные герои, противостоящие злу во всех его лицах. Да разве она одна такая? Самый последний прощелыга все равно знает, что в мире есть добро, Свет, идеалы… Смешно и глупо!
      Какие идеалы могут быть у такого вот наемника без имени, без судьбы, оценивающего подвиг с точки зрения цены и стоимости? И уж тем более у постановщиков этих блестящих мелодраматических спектаклей…
      О чем думал невозмутимый эльф, как всегда сказать было невозможно.
      – Ваша подруга просила кое-что передать, – спустя несколько часов нарушила молчание принцесса и протянула украшенную прихотливым рисунком флягу.
      Райнарт открыл, принюхался и одобрительно усмехнулся: Алагерда всегда отличалась предусмотрительностью.
      – Полезная вещь, – заметил он, убирая подарок, – Правда, ингредиенты нынче дороги.
      – Это единственное, что вас заботит? – прошипела Гейне.
      Райнарт не счел нужным ответить, но через некоторое время все же продолжил:
      – Меня многое заботит. Например, ваше присутствие, которое может стать весьма обременительным.
      Мелигейна вспыхнула.
      – Я не кисейная барышня, сударь Райнарт! Вы сами изволили заметить, что я неплохо фехтую, и поверьте, рука у меня не дрогнет!
      – Я не сомневаюсь в вашей смелости, Ваше Высочество, но меня беспокоит ваша склонность к ненужному риску. И еще, мне бы хотелось, что бы на время похода вы забыли о вашем титуле.
      – По-моему, я вам о нем и не напоминала.
      – Вот и отлично. Тогда расскажи, как давно начались проблемы на границе, и в чем они выражаются.
      Ошеломленная таким резким переходом на "ты", Гейне покорно начала излагать известное. Еще при ее отце, короле Альберте на северной границе приходилось держать значительные силы, что бы сдерживать орков, – те перли напролом и даже в сторону эльфов, которые были вынуждены ставить магический барьер. При этих словах, Эледвер согласно кивнул. И все равно отдельным шайкам удавалось просачиваться сквозь заслоны. В серьез рассматривался вопрос строительства на месте засечной черты полноценной стены со сторожевыми башнями и постоянным гарнизоном. Увы, из-за отсутствия средств это пришлось отложить. Потом умер король, а принцессе пришлось решать еще и другие проблемы – приходило все больше и больше свидетельств о вампирах, плавунах, кикиморах и прочей нечисти, на дорогах опять стали встречаться призрачные гончие, на кладбищах неспокойно…
      – В общем, слишком много всего и сразу, – вздохнула Гейне, – два года мы как-то справлялись, но это заклятие…
      – Райнарт, – неожиданно прервал ее эльф, – кстати об орках: они близко.
      – В какой стороне?
      Эледвер бросил еще один взгляд на перстень, мерцающий голубоватым светом у него на руке, и махнул кнутовищем.
      – Меньше лиги, как видишь.
      Райнарт натянул поводья, сворачивая в сторону.
      – Надо бы посмотреть. Ждите здесь, – он растворился в придорожных зарослях бесшумнее эльфа.
      Как ни храбрилась Мелигейна, но настоящий бой у нее был только один, и закончился плачевно. Она напряженно прислушивалась, опасаясь услышать характерные звуки, говорившие о том, что герой сражается, но все было тихо.
      Вернулся Райнарт так же бесшумно, ограничившись коротким:
      – Стоит поторопиться.
      – Мы могли бы устроить засаду, – предложила принцесса, все еще жаждавшая крови за виденную деревню.
      Да и не могла она позволить, что бы всякая мерзость вот так спокойно разгуливала по ее земле, тогда как ей приходилось прятаться и скрываться.
      – Это неразумно, – заметил эльф.
      Райнарт прекрасно понимал, какие чувства движут принцессой, и при грамотно устроенной засаде, один Эледвер мог бы за несколько минут уполовинить ряды незваных зеленокожих гостей, но решительно покачал головой:
      – Это не те.
      – Какая разница те или не те? – взвилась Гейне.
      – Эти не орда, – терпеливо пояснил Райнарт, – а кочевье. Они идут всем кланом, в том числе с женщинами и детьми. Там даже шаман. Они ищут место для стойбища и нападать не будут, пройдя мимо.
      – Еще того не хватало! Что бы они здесь плодились! Эту дрянь следует выводить!
      Как крыс! Ты же герой…
      – Герой! А не палач и не мясник!
      Эледвер чуть дернул губами в мимолетной усмешке, но ни один из спорщиков не смотрел на него, поэтому не удивился ей.
      – Я не хочу тратить время на пустые споры! – отрезал Райнарт, вскакивая в седло,
      – Раз я сказал нет, значит, это не обсуждается! И если ты не забыла мы едем в Черную Башню, и я не собираюсь отвлекаться на каждый твой каприз. Разговор окончен.
      – Какая необычайная щепетильность! – Гейне не оставалось ничего иного, чем последовать за героем и эльфом.
      Флешбэк Положение служителя Библиотеки, пусть даже младшего, Дамон полагал для себя подарком судьбы. Ему не надо было заботиться о ночлеге и еде, в его распоряжении была величайшая библиотека мира, и он мог читать не только дамские романы и слезливые баллады. Разумеется, ему не приходилось сидеть сложа руки. В лучшие времена в Библиотеке работало около ста человек, теперь же их осталось 19, из которых лишь четверо не были заняты на переписке. Постепенно львиная доля обязанностей вовсе перекочевала на его плечи, но сам Дамон этого не замечал. Во-первых, для него было не внове вертеться, как белка в колесе, а во-вторых, так он чувствовал, что свой хлеб ест не зря, и даже книги воспринимались как заслуженная награда. Трудность была не в том, что бы выкроить в течение дня время на чтение, – об этом Дамон и не думал. Главная проблема была в том, что бы раздобыть свечи!
      И даже бесконечные рассуждения господина библиотекаря, имевшего привычку разговаривать сам с собой, в отличие от остальных служителей не вызывали у него оскомины, поскольку содержали массу новых сведений.
      – Флориан Леонийский утверждал, что судьба человека, согласовывается из трех составляющих: личности его, благосостояния и мнения остальных о нем, выражающегося вовне, в его почете, положении и славе. При этом первый компонент он полагал первичным, потому как он вложен в человека самой природой. Но можно ли согласиться с этим? Разве не бывало так, что бы человек, устав бороться против дурного мнения о нем в обществе, сам начинал бы думать о себе дурно, и переставал стремиться к добродетели… Можно ли назвать добродетельным человека, совершающего добрые деяния лишь в угоду сложившейся моральной традиции и боязни прослыть жестокосердным? Не будет ли более достойно быть честным с собою и людьми? Тиран, открыто творящий беззаконие в угоду собственному злому сердцу, имеет перед владыкой, прикрывающим преступные деяния маской всеобщей справедливости, уже то преимущество, что он честен…- вещал господин Фальк, в то время как обратившийся в слух Дамон выгребал камин и натирал полы.
      Незаметно для себя и служителей Библиотеки черноволосый вихрастый паренек стал почти незаменимым, ибо только он зачастую мог сказать, что и где следует искать, быстро и точно исполнить поручение в городе, и при этом быть всегда под рукой господина библиотекаря, оставаясь невидимым и не слышимым. Поэтому его отсутствие господин Фальк заметил, только обнаружив на своем столе неубранный огарок и не найдя новых заточенных перьев, тогда как ему было необходимо занести в каталог новый эдикт королевы Ингеборги об отмене телесных наказаний.
      – Нельзя не порицать правительство, потворствующее стремлениям отменить телесные наказания. Они думают при этом, что действуют в интересах гуманности; на самом же деле как раз наоборот: этим путем лишь утверждается противоестественное положение вещей. При всех проступках, за исключением тягчайших, прежде всего приходит в голову, а потому и естественнее всего – побить виновного. Разумно побить того, кого нельзя наказать ни лишением имущества, которого у него не имеется, ни лишением свободы – ибо нужна его работа – это и справедливо и естественно. Против этого можно возражать лишь пустыми фразами о человеческом достоинстве… Да что же это такое?! Где мои перья и где этот мальчишка? – господин Фальк в раздражении отшвырнул от себя испорченное перо и уже второй замаранный лист.
      – Он болен, господин библиотекарь, – ответил ему Ори, принеся наконец заточенные перья.
      – Вот как, – господин Фальк уже было хотел вернуться к своим размышлениям по поводу королевского эдикта, как вдруг какая-то новая мысль пришла ему в голову,
      – И что же, он серьезно болен?
      – Да, ваша милость.
      Эта новость весьма встревожила господина библиотекаря, и он поспешил убедиться, на сколько верны слова служителя. Вид лежащего на узкой постели в забытьи мальчика не обнадежил его.
      – Ах какая досада… какая досада… такой способный юноша… – забормотал господин Фальк, качая седой головой и прижимая платок к острому носу, – но больным место не в библиотеке, а в больнице… Да ведь он может заразить еще кого-нибудь… вынесите его, и известите, что бы больничные смотрители могли его забрать.
      Удаляясь в сторону своего кабинета под озадаченными взглядами своих служителей, господин Фальк продолжал рассуждать вслух:
      – Если бы у большинства людей добро преобладало над злом, тогда было бы разумнее полагаться на справедливость, честность, благородность, родство, верность, любовь или жалость, но так как на деле бывает обратное, то разумнее поступать наоборот…
      Дамон очнулся от холода и понял, что лежит он не в своей постели, а на ступенях Библиотеки ставшей почти родной за три года жизни. Совершенно один, если не считать старого одеяла, на котором его собственно и выносили.
      С трудом ему удалось встать, добраться до массивных медных дверей Великой Библиотеки Рои, хотя его шатало и вело от слабости, и постучать. Но двери не открылись. Дамон сполз вниз, скорчившись у порога. Ему не приходилось гадать, что это означает, – господин библиотекарь не хотел тратиться на докторов. Ему оставалось только лежать, надеясь, что смотрители городской больницы найдут его раньше, чем он замерзнет на промозглом сыром осеннем ветру. Как ни странно, Дамон не чувствовал ни гнева ни горечи, за то что господин библиотекарь вышвырнул его на улицу. Была только тоска…
      В следующий раз открыть глаза, словно засыпанные песком, было еще труднее: даже чахлый больничный свет причинял невыносимую боль. Вместо воздуха в ноздри билась жуткая вонь. Рядом слышалось чье-то хриплое дыхание и стоны. С усилием повернув налитую свинцом голову, он увидел, что его соседом по широкой больничной койке был испитый до болотной зелени бродяга. С другой стороны лежало уже остывшее тело. Дамон задыхался от смрада, его тошнило не столько от сильного жара, сколько от отвращения, но встать или хотя бы отодвинуть мертвеца уже не было сил.
      Тело было чужим, не послушным, и его выкручивало, как прачка мокрую тряпку.
      Пересохшее горло молило хотя бы о глотке воды, но рядом никого из смотрителей не было. Он с ужасом понял, что обречен умирать на грязном матраце среди нищих, бродяг и уличных шлюх. Умирать было страшно. Умирать так – мерзко.
      Метаясь в горячечном бреду, он звал единственного человека, которому его судьба не была безразлична.
      Но ведьма Кайра никак не могла оказаться здесь.
 

***

 
      Хутор, расположившийся на окраине леса, был последним местом, еще не оставленным людьми. Семей здесь жило несколько, хозяйство было большим, добротным, даже держали несколько пчелиных семейств, а широкое подворье окружал крепкий частокол.
      Народ здесь был такой же основательный. На проезжавших они смотрели без опаски, лишь эльф вызвал любопытство, да бабы косились на мужской наряд и шпагу Гейне.
      – Уходить не собираетесь? – поинтересовался Райнарт, после того как была отдана положенная дань уважения гостеприимным хозяевам и их угощению.
      – Только пропащие люди землю бросают! – сурово отозвался могучий, похожий на медведя старец, пользовавшийся всеобщим почетом патриарха, – Со своей земли не уходят, за нее – стоят!
      – Орки у вас тут по округе шарят. Я даже кочевье видел.
      – Пусть их, – оглаживая бороду, дозволил один из хозяев, Ждан, – а на рожон полезут, ужо мы ответим. У нас сыны не только за ложку держаться умеют, да и девки не токмо с иглой проворные. Самострел ли лук, я чаю, каждому найдется.
      Райнарт сдержал усмешку: такие и правда ответят, что мало не покажется. В этих местах те, кто робкого десятка долго не держатся. А армия здесь не пойдет – неудобно.
      – Вы, господин хороший, наверняка в Облонье путь держите?
      – Что там? – Райнарт не стал ни опровергать, ни подтверждать.
      – Да уже ничего, – хмыкнул еще кто-то из мужиков. Лесовики-охотники всегда смотрели на равнинных общинников свысока.
      – Жуть у них объявилась. Громадные псы рыскали по ночам, загрызли кой-кого…
      Говорят, такой страх творился, что житья совсем не было, что не делали.
      – То не живой зверь, то грех людской рыскает! – внушительно провозгласил дед, воздев кверху скрюченный палец, – Кто по правде живет, по совести, тому бояться нечего. Ибо восстает зверь из могил невинно убиенных, рождаясь из злобы людской, из зависти, похоти и корысти, из слез невинно пролитых.
      Хуторяне слушали своего патриарха почтительно и серьезно, иной раз качая головами, Гейне – с искренним интересом: не каждый день доводится принцессам сидеть за столом с самыми простыми из своих подданных. Скучающий Эледвер, судя по виду, был полностью погружен в свои мысли о чем-то исключительно высоком.
      Предложенной пищи он почти не коснулся, и ограничился водой, вместо домашнего пива, вареного тут же в своем хозяйстве. Райнарт внимал проповеди с доброжелательной полуулыбкой, про себя думая, что порой такая непримиримая чистота – оказывается хуже самого омерзительного порока. А еще прикидывал, что это Облонье как раз им по дороге: обойти его, или плюнуть на гончих и заночевать последний разок под крышей… Дорога дальше не близкая – успеет еще принцесса на голой земле поспать.
      Выехали они раненько, не задерживаясь, поднявшись вместе с хуторскими и их петухами. Деревню, о которой те рассказывали, все же миновать не стали, но зрелище было настолько удручающим, что мысль о ночлеге уже не казалась такой привлекательной. По всему было видно, что люди собирались в такой спешке, что брали только то, что могли унести, забывая под час самое необходимое. Сквозь распахнутые двери и ставни виден был разгром, какого не учинить и самому беспардонному вору. Со столба на подошедшую к покосившейся калитке Гейне зашипел оставленный одичавший кот. Но убегавшие крестьяне побросали не только пожитки и живность. У порога одного из домов они обнаружили останки. Труп разложился уже почти полностью, но даже на костях остались характерные следы, а ключичная кость была попросту перекушена.
      Райнарт выпрямился. Похоже, смерть этого бедняги оказалась последней каплей, заставившей жителей в панике оставить дома.
      – Ты все-таки хочешь заночевать здесь?
      Не вызывало сомнений, что несмотря на мелкий дождик, эльф предпочел бы простой костер. Да и принцесса кажется уже тоже. Однако пока они осматривали деревню, день начал клониться к закату.
      – Мы не успеем отойти достаточно далеко, а здесь, по крайней мере, есть где укрыться. Спать нам и так и так не придется.
      Руководствуясь какими-то своими соображениями Райнарт выбрал отдельно стоявший домишко на отшибе.
      – Хорошо бы здесь ключевой водой вымыть, но времени уже нет. Разведи огонь в очаге, – распорядился он, после того как они с Эледвером выложили из поленьев и другого подходящего горючего материала вокруг дома подобие кольца.
      – Райнарт, – принцесса Мелигейна кажется, вполне освоилась с положением дел, и больше не выглядела ни подавленной, ни расстроенной, – Это гончие?
      Райнарт молча кивнул, в это время чуть-чуть подтягивая перевязь и проверяя как выходит из ножен бастард.
      – Подвизд говорил правильно? Действительно их порождают людские пороки?
      И снова надо было отдать ей должное – сам Райнарт, например, пропустил имя патриарха мимо ушей. Точнее не счел нужным запоминать надолго.
      – В таком случае, все хоть сколько-нибудь крупные города и поселения были бы ими переполнены, и всякий, кто решился бы выйти на улицу после заката, становился бы готовым покойником, – посмотрев на Гейне, он сжалился и объяснил, – Маги до сих пор спорят о природе таких явлений. Кто-то доказывает, что они к людям не относятся совершенно. Иные полагают, что это воплощенная эманация чьей-то злой воли… Мне вполне достаточно знать, что эта дрянь уязвима для хорошей стали.
      – Как это по-геройски! – немного нервно засмеялась принцесса.
      – Практика. Это гораздо полезнее, чем знания об основах мироздания.
      – Ты лукавишь сейчас, – уверенно заявила Гейне.
      Синие глаза ответили заговорщицкой улыбкой.
      – Самую малость.
      Пронзительный вой, пробирающий до глубины нутра, прервал беседу.
      – Пора, – Эледвер поджег их заготовку головней из очага, затем двинулся вдоль, шепча заклинания и ведя ладонью над разгорающимся пламенем.
      Подчиняясь ему, огонь вставал неодолимым барьером. Вой, жадный и яростный, повторился снова и снова, и Гейне невольно придвинулась поближе к герою. А потом она увидела это – огромная собака, напоминающая дога, но еще более крупная, с широкой грудью, мощными лапами и тяжелой челюстью. Короткая шерсть имела густой черный цвет, но гончая была прекрасно видна даже в резко упавших глубоких сумерках, благодаря исходившему от нее багровому свечению. К ней присоединилась еще одна, потом еще – с другой стороны…
      – Скоро все соберутся, – заметил Райнарт.
      Гейне вздрогнула.
      – Они не смогут добраться до нас?
      – Пока горит огонь – нет, – ответил эльф, и обратился к Райнарту, – кто первый дежурит?
      – Давай ты.
      Принцесса немного успокоилась, но не надолго. Стоя у окна, она наблюдала за жуткой сворой, со злобным воем беснующейся вокруг барьера. Со внутренней стороны с луком на изготовку бродил эльф, чье появление каждый раз вызывало новый взрыв воя. Уснуть в этом ужасе было невозможно, но вот Райнарт похоже даже задремал, сидя на лавке и опершись спиной на бревенчатую стену. Гейне села напротив, обняв себя руками. Впервые она усомнилась в принятом решении: она и раньше знала, что принцессы выходят за муж по любви только в легендах, так чего она разошлась?
      Райнарт уж всяко лучше какого-нибудь поэтического хлыща, а оба претендента на ее руку, бывшие ничуть не хуже всех остальных, давно бы уже забились по углам, наделав в штаны от страха. В конце концов, такая политика Светлого совета проверена веками!
      Она еще может повернуть назад, добраться до хутора, наняв там провожатых, и меньше чем через неделю будет в Дейле под надежной охраной магов, думала Гейне, смотря в спину Райнарту, сменяющему Эледвера… Страх исчез незаметно: глядя на этих двоих, словно соревнующихся в невозмутимости, она и не сомневалась, что эта ночь обернется ущербом лишь для потрепанных нервов, но ведь это только начало…
      – Райнарт, – Эледвер снова сменивший героя на часах, вернулся в дом, – Огонь гаснет.
      – Проклятье!
      Райнарт поднялся с лавки, на ходу обнажая меч. Шелест дождя, не прекращавшегося всю ночь, становился все упрямее, переходя в ливень.
      – Разве дождь может погасить магический огонь? – с испугом спросила Гейне, тем не менее тоже извлекая шпагу из ножен.
      – Магический их не остановил бы. Только живой.
      – Я просто поддержал его, что бы он горел дольше.
      Эльф и герой ответили одновременно, одновременно становясь по обе стороны от крыльца – Райнарт чуть впереди, Эледвер чуть ближе, сразу же спуская тетиву.
      Первая, самая нетерпеливая гончая перемахнула через барьер, и с визгом покатилась по земле, задев пламя, после чего огонь угас окончательно. Следующая попала под меч Райнарта, который моментально развернувшись в пируэте пригвоздил к земле еще одну, четвертая, которой за эти мгновенья удалось подобраться на расстояние прыжка к горлу, оказалась насаженной на шпагу Гейне. Дальше происходившее напоминало кошмар сумасшедшего акробата: дикая пляска спиной к спине, едва успевая вгонять потускневшую сталь в черные тела.
      Развернувшись в очередной раз, Гейне увидела, как с широкого замаха Райнарт отсекает голову гончей и с недоверием осознала, что эта кажется была последней.
      – Рассвет, – заметил Эледвер, указывая на только еще начинающую светлеть кромку неба, и стал собирать серебряные наконечники: все, что уцелело от его стрел.
      Не в силах отвести глаз от выжженных пятен – единственного, что осталось от гончих, Гейне сползла на завалинку, чувствуя, что впервые в жизни может упасть в обморок. Руки у нее дрожали даже не столько от усталости, сколько от все не желавшего уходить нервного напряжения.
      – Не плохо, – Райнарт не смотрел на нее, пытаясь вытереть меч, – Очень даже неплохо, особенно для первого раза. Беру назад свои слова об обузе.
      Гейне перевела взгляд на него – и выругалась. Тоже впервые в жизни.
      Флешбэк Ночь, улица, фонарь: где-то это уже было, да? Две шлюхи, прохаживающиеся от одной стороны узкой улочки до другой, что бы согреться. Из-за угла появляется одинокий прохожий, и шлюхи оживляются.
      – Эй, хочешь, я тебя согрею? – обращается одна из них к высокому худому парню, проходящему мимо, – всего один дирхем, ну же… я люблю таких молоденьких!
      Но тот даже не поворачивает головы. Раскисшая снежная каша все так же мерно чавкает под подошвами полу развалившихся сапог.
      – А хочешь погадаю? Я и это умею, – кричит вторая.
      Парень наконец поворачивается, и шлюха испуганно отшатывается к фонарю, – глаза у него чудовищно черные, и кажутся необычайно огромными из-за темных кругов вокруг и бледного до прозрачности, худого лица.
      – Я тебе и сам погадаю, – сообщает он хриплым простуженным голосом.
      – И что меня ждет? – стараясь скрыть страх, шлюха игриво-развязным жестом протягивает ему руку.
      Странный парень даже не смотрит на руку. Он бросает на женщину один быстрый взгляд и безразлично роняет:
      – Тебя зарежут через три дня…
      Когда обе девки опомнились, улица была пуста.
      Кабак под красноречивым названием "Дыра" находился рядом с портом в не самом благополучном районе города. Королева Адальберта, предшественница милостивой Ингеборги, и вовсе не раз подумывала сжечь этот квартал со всеми обитателями, но придворный маг не мог гарантировать, что огонь не перекинется на другие районы, и затею пришлось оставить.
      В одну из насквозь продуваемых ветром ночей в начале весны в "Дыру", располагавшуюся, как и положено дыре, в подвале, спустился высокий черноволосый юноша. Он молча отдал хозяину пару медных монет, забрал миску подгоревшей тушеной капусты и привычно сел в углу.
      Сидевший за стойкой плечистый детина самой бандитской наружности вопросительно повел на него глазами. Получив утвердительный кивок кабатчика, он встал и направился к парню.
      – Эй, чернявый, ты, говорят, судьбу предсказываешь? Погадай, – детина уселся напротив и протянул ладонь с характерными мозолями человека, не выпускающего из рук оружие, – Что видишь?
      Парень повел дикими черными глазами.
      – Плаху, – хрипло сообщил он.
      – Ну, это для всех нас заказано, – рассмеялся клиент, – А еще?
      Он выложил на стол серебряный дирхем. Парень лишь слегка коснулся его руки тонкими холодными пальцами.
      – Кровь. Смерть. Скоро. Сегодня, – отозвался он так же сухо.
      – Э-э, а что-нибудь хорошее ты можешь сказать?
      – Хорошее – я видеть не умею, – отрезал гадальщик.
      Способность видеть смерть и беду открылась у него неожиданно, после того, как он умудрился выжить после серой лихорадки, разразившейся в городе, не смотря на все старания служителей городской больницы.
      В этот момент в "Дыру" ворвались трое – тип с лицом злобного хорька, и двое громил.
      – Вот он! – завопил хорек, указывая на гадальщика, – Это он мою девочку испортил… второй день сидит, сука, на работу идти отказывается!
      Парень не стал ждать, пока до него доберутся. В момент он оказался на столе, разбив о голову хорька бутылку с чьим-то поилом. В другой руке у него был внушительного вида нож. Не тратя на оглушенного противника ни мгновения, гадальщик метнулся через весь зал к выходу. Один из амбалов, преграждавший выход, оседал на пол с "розочкой" в горле.
      Ему почти удалось вырваться, но на скользкой лестнице его ждал еще один, более ловкий телохранитель сутенера. Тому удалось перехватить руку с ножом, но оказалось, что справится с щуплым гадальщиком не менее сложно, чем со взбесившимся котом. Ему таки удалось стряхнуть с себя противника и отбросить парня к стене…
      Так и не выпустив нож, через короткое мгновение гадальщик оказался на ногах, готовый к нападению, но оказалось, что нападать на него некому.
      – Значит, хорошего ты не видишь, – заключил недавний клиент, словно продолжая прерванный разговор, и вытер короткий меч – что ж, на беду тоже чутье иметь надо.
      Пойдешь ко мне?
      Черноволосый гадальщик молча утер кровь с рассеченного лба, и смерил его холодным оценивающим взглядом.
      – Я своих не обижаю…
      Парень все так же молча усмехнулся и кивнул.
      – Звать-то тебя как, чернявый?
      Молчание.
      – Ну, как хочешь.
 

***

 
      После ночи в покинутой деревне в Гейне проснулось не то что бы симпатия или влечение, скорее уважение к герою. Какие бы недостатки у него не были, трусость и пустое бахвальство – среди них не числились. Она смотрела на своего спутника новыми глазами, и условия договоров Совета с героями уже не выглядели чрезмерными. Но что за человеком нужно быть, что бы предпочесть такую жизнь сознательно, а не из романтической страсти к острым ощущениям! Ведь высокого положения всегда можно добиться менее рискованными способами.
      – Признаться, я всегда думала, что герои гораздо моложе, – задумчиво проговорила она, направляя лошадь еще ближе к Райнарту.
      – Этакие страстные юноши с пылающими глазами, готовые идти на край света за мечтой, – беззлобно усмехнулся тот.
      – Что-то вроде…
      – Большинство действительно молоды. Потому что успокаиваются после второго или третьего рейда, получив все, чего хотелось – приключения, славу, красавицу-жену с богатым приданым.
      – Что же, спасают только красивых девушек? – ехидно поинтересовалась Гейне.
      – Конечно, нет! – Райнарт пребывал в несколько рассеянном настроении, – Но маги потом могут постараться, и пойдет гулять новая сказка о деве, заколдованной злой феей и превращенной в жабу или еще как-нибудь…
      – У вас на все готов ответ! – Мелигейна уже не могла сдержать горечи, – даже будь я так страшна, что от одного вида дохли собаки, и глупа, как пробка – никого бы это не смутило! На меня надели бы личину, приставили бы наперсницу, вроде вашей леди Алагерды… Или еще того проще: сгинула и сгинула!
      – Если я недостаточно романтичен, можете не волноваться: я могу потерпеть неудачу, а принцесс убивать не принято. Так что следующий герой и освободитель может оказаться вполне в твоем вкусе.
      По лицу было видно, что Мелигейна готова залепить ему пощечину. Некоторое время они ехали в молчании, но Гейне снова вернулась к поднятой теме:
      – А ты почему до сих пор не отошел на покой? Тяга приключениям или ты из тех, кто всегда хочет большего? – с усмешкой вопросила она, придерживая кобылу и пропуская Райнарта на мостик первым.
      – И то и другое, – буркнул он, подозрительно вглядываясь в воды неширокой извилистой речки, которые то тут, то там закручивались небольшими водоворотцами, и вдруг рявкнул, – Вперед!
      Эльфу команд не требовалось, а Гейне подчинилась помимо сознания. Едва противоположного берега коснулись копыта последней из лошадей, как ревущий бурлящий поток, с пеной и брызгами вынесшийся на них из-за излучины, без следа снес деревянный мост.
      – Что это было? – спросила принцесса, всматриваясь в снова спокойную гладь.
      – Кельпи, – ответил вместо героя Эледвер.
      – Дух воды. Не то что бы он злой, но людям на этой реке больше не жить, – прищурился Райнарт.
      – Он в гневе, – согласно кивнул эльф, переглядываясь с ним.
      Похоже, им обоим это происшествие сказало что-то важное, но Мелигейна расспрашивать больше не стала. Кельпи, так кельпи – еще одна напасть.
      – Не первый день, – добавил Райнарт, указывая на обломки моста: опоры прогнили, так что держалось это сооружение скорее благодаря связующему заклинанию, которое и развеял беснующийся дух.
      Гейне вскрикнула, обращая внимание на деталь, о которой все забыли, отвлекшись на разъяренного водного духа – перстень эльфа просто сиял. Однако предупреждение уже запоздало, и доставать лук Эледверу было поздно, но только он с его нечеловеческой реакцией смог отбить предназначавшийся герою болт и уклониться от второго. Райнарт рванул меч, закручивая его в убийственную мельницу, а Гейне взялась за шпагу, наконец получив возможность отвести душу.