В лунном свете Пит Сэндз вынул из-за пазухи передатчик. Пит находился на полянке между кустами примерно в четверти мили от их ночного лагеря.
      "Ловко обделано. Шульду и в голову не придет, чем я тут занимаюсь. Он воображает, что я, согласно договоренности, ушел просто прогуляться и дать ему возможность потолковать по душам с Тибором".
      Пит надел наушники и включил передатчик.
      - Отче Абернати, - сказал он в микрофон, - это Пит Сэндз. Вы меня слышите? Прием!
      Потрескивание, потом внятный голос:
      - Привет, Пит. Это Абернати. Как твои дела?
      - Я нашел Тибора.
      - Он знает, что ты рядом?
      - Больше того, мы теперь вместе путешествуем. Сейчас я на некотором расстоянии от нашего ночного лагеря.
      - О! Так ты присоединился к нему? Каковы же твои дальнейшие планы?
      - Они усложнились, - ответил Пит. - С нами еще один человек, его зовут Джек Шульд. Я повстречался с ним вчера. Он спас мою жизнь - в буквальном смысле. Он, похоже, очень точно знает, где в данный момент находится Люфтойфель, и взялся проводить нас к нему. Возможно, уже завтра мы увидим Люфтойфеля.
      Пит улыбнулся, заслышав нервное сопение своего невидимого собеседника.
      - С этим человеком я заключил сделку. В последний момент он сделает вид, что перед нами не Люфтойфель, что произошла ошибка. Таким образом, мы с Тибором и после этой встречи будем продолжать поиски.
      - Погоди, Пит. Я ничего не уразумел из твоих слов. Зачем вы вообще идете к месту, где обретается Люфтойфель? Не проще ли пойти другой дорогой?
      - Ну, - уклончиво произнес Пит, - этот человек хочет иметь компанию по дороге туда. А взамен пообещал мне сделать вид, что он не узнает Люфтойфеля.
      - Пит, ты что-то недоговариваешь! В твоем рассказе концы с концами не сходятся. Ну-ка, выкладывай все остальное!
      - Ладно, достопочтенный отец. Этот человек, который с нами третьим, он наемный убийца и идет, чтобы убить Люфтойфеля. Он считает, что ему более с руки явиться в одной компании с беспомощным калекой - чтобы прежде времени не насторожить Люфтойфеля.
      - Пит! Ты якшаешься с наемным убийцей! Тем самым ты становишься соучастником преступления!
      - В общем-то, нет. Я не одобряю убийство. Мы с вами уже говорили прежде на эту тему. Но мой новый знакомый имеет даже законное право на убийство - в качестве палача. Он работает на полицию - по крайней мере он мне так говорит, и я склонен верить ему. Как бы то ни было, я не в силах помешать ему, даже если бы захотел. Вы бы раз взглянули на него и сразу бы поняли, почему я так говорю. Я думал, вы будете счастливы узнать…
      - …о готовящемся убийстве? Пит, мне все это совершенно не нравится.
      - Тогда предложите что-нибудь другое, сэр.
      - А вы не можете убежать от этого Шульда? Скажем, потихоньку удрать этой ночью? И продолжайте себе путешествие - но уже вдвоем.
      - Вы опоздали с вашим советом. Тибор не станет сотрудничать со мной, если я не выдвину предельно убедительную причину, а такой причины я не вижу. Он всей душой поверил в то, что Шульд укажет ему потребного человека. И я уверен, что теперь он ни за какие блага на свете не убежит вместе со мной. К тому же от Шульда так просто не убежишь. У него собачье чутье - он бывалый охотник.
      - А ты сможешь предупредить Люфтойфеля об опасности, когда вы с ним повстречаетесь?
      - Нет, - сказал Пит. - Зря я, что ли, так старался? Я сделал все, чтобы Тибор или вообще не встретил Люфтойфеля, или увидел его мельком - и никогда не узнал, что был рядом с настоящим Люфтойфелем… Вот правда, нравится она вам или нет.
      - Я лишь пытаюсь уберечь тебя от большого греха.
      - Не считаю это таким уж большим грехом.
      - А я опасаюсь, что это будет смертельный грех!
      - Ладно, дальше мне придется действовать по обстоятельствам, без подсказки. Я доложу вам, когда все кончится.
      - Постой, Пит! Послушайся меня! Любыми способами постарайся расстаться с Шульдом. Если бы не этот тип, ты бы и на пушечный выстрел не приблизился к Люфтойфелю. Ты не будешь нести ответственность за поступки Шульда лишь в том случае, если тебя не будет рядом с ним и ты никак не сможешь удерживать его или потакать ему. И с моральной, и с практической точек зрения тебе лучше держаться подальше от него. Беги прочь! Беги как от чумы!
      - И бросить Тибора?
      - Тибора, конечно же, бери с собой.
      - Не считаясь с его желанием? То есть похитить, что ли?
      Молчание. Потрескивание в передатчике. Наконец нерешительный голос Абернати:
      - Не знаю, что конкретно тебе посоветовать. Сам решай. Но ты должен найти способ покинуть Шульда.
      - Что ж, я помозгую над этим, - сказал Пит. - Однако очень сомневаюсь, что сумею придумать что-нибудь подходящее.
      - Буду продолжать молиться за тебя, - ответил отец Абернати. - Когда ты свяжешься со мной снова?
      - Думаю, завтра вечером. Вряд ли я смогу выйти на связь в течение дня.
      - Хорошо. Буду ждать. Спокойной ночи.
      - Спокойной ночи.
      Обычные помехи сменились ровным шуршанием. Пит выключил передатчик и сунул его за пазуху.
      - Тибор, - говорил Шульд, помешивая угли в костре. - Тибор Макмастерс на пути к собственному бессмертию.
      - А? - переспросил Тибор. Он рассеянно смотрел на пляшущие языки пламени, где ему чудилось лицо девушки по имени Фэй Блейн, которая была более чем добра к нему в прошлом.
      "Если бы Он оставил мне руки и ноги, - думал Тибор, - я бы мог вернуться и показать ей истинную силу моих чувств к ней. Я смог бы обнять ее, пробежаться пальцами по ее волосам, ощутить подушечками пальцев все изгибы ее тела. А она бы мне позволила касаться себя - везде. Я был бы подобен всем нормальным мужчинам. Я бы…"
      - А? - повторил он.
      - Бессмертие в памяти потомства, - сказал Шульд, - куда лучше и надежнее физического потомства, потому как наши отпрыски имеют дурное свойство разочаровывать нас, обижать и покрывать нас стыдом за их поступки. Но живопись - "внучка природы, так как все видимые вещи были порождены природой и от этих вещей родилась живопись".
      - Не улавливаю вашей мысли, - сказал Тибор.
      - "Если поэт свободен в изобретениях, как и живописец, то его выдумки не доставляют такого удовлетворения людям, как картины. Ведь если поэзия распространяется в словах на фигуры, формы, жесты и местности, то живописец стремится собственными образами форм подражать этим формам в природе. Теперь посмотрите, что ближе человеку: имя человека или образ человека? Имя человека меняется в разных странах, а форма изменяется только смертью".
      - Теперь кое-что понимаю.
      - "И если поэт служит чувству путем слуха, то живописец - путем глаза, чувства более достойного". Леонардо да Винчи начертал это в одной из своих записных книжек. И, по-моему, это очень верные слова. Они и к нашему случаю отлично подходят. Вас, Тибор Макмастерс, будут помнить не благодаря цепочке ваших курносых потомков, которая, быть может, протянется до края вечности, но за дерзновенную попытку запечатлеть образ другого -бессмертный облик уникальной пластической формы. И вы будете отцом видения, которое вознесено над самой природой, которое выше дольней природы, ибо имеет природу божественную. Из всех людей вы один избраны для бессмертия такого масштаба.
      Тибор кротко улыбнулся.
      - Да, на меня возложили немалую ответственность, - промолвил он.
      - Вы очень скромны, - сказал Шульд. - И довольно наивны. Вы полагаете, вас избрали лишь потому, что, когда Служители Гнева решили расписать церковь, вы случились под рукой и лучше вас художника в городке не было? На самом деле причина кроется совсем в другом. Поверите ли вы мне, если я скажу, что церковь в Шарлоттсвилле, штат Юта, была избрана местом для фрески только потому, что вы живете именно в этом городе? Поверите ли вы мне, что ваш город был избран потому, что вы являетесь величайшим художником среди ныне живущих?
      Тибор резко повернул голову в сторону охотника и какое-то время молча смотрел на него.
      - Отец Хэнди ничего подобного мне не говорил, - произнес он наконец.
      - Отец Хэнди выполняет приказы своего церковного начальства, над которым есть еще более высокое начальство.
      - Опять я не очень понимаю вас, - сказал Тибор. - Откуда вы можете все это знать?
      Шульд усмехнулся и молча сверлил взглядом калеку - надменно вскинув голову, полуприкрыв глаза. Казалось, его лицо колышется в отблесках костра.
      - Потому что я первоисточник всех приказов. Я хотел, чтобы вы стали моим главным художником. Я глава истинной веры. Я глава Церкви Служителей Гнева.
      - Ну и ну! - ахнул Тибор.
      - Да, это правда, - сказал Шульд. - По понятным причинам я не торопился открыть это. Мне не хотелось говорить при Пите Сэндзе.
      - Шульд - ваша настоящая фамилия? - спросил Тибор.
      - Имя человека меняется в разных странах. Фамилия Шульд меня устраивает. Я присоединился к вам в вашем Странствии, ибо хочу лично проследить за тем, чтобы вы не обознались и нашли нужного человека. А Пит Сэндз, несомненно, постарается обмануть вас. Такие у него инструкции - от его начальства. Но я позабочусь о том, чтобы он вас не провел. Я укажу вам Люфтойфеля - когда придет время. И как бы ни старалась Ветхая Церковь, ей не удастся помешать нам. Можете быть спокойны на этот счет.
      - Я с самого начала нутром почувствовал, что вы не тот, за кого себя выдаете, - сказал Тибор.
      Ему теперь и в самом деле казалось, что он чуть ли не с первого мгновения угадал в незнакомце Служителя Гнева высокого ранга. Но чтобы это был сам… нет, об этом и помыслить было страшно. Впрочем, о иерархии в Церкви Господа Гнева Тибор имел самое смутное представление. Знал только, что во главе Церкви стоит один человек.
      "А я-то воображал, - подумал Тибор, - что решение о росписи в нашей церкви принималось нашим местным начальством - вздумали подукрасить бедную церковку. Но все это выглядит весьма правдоподобно, если хорошенько поразмыслить. Люфтойфель - средоточие веры. И соответственно все, что касается его канонического изображения, должно быть санкционировано самым большим церковным начальством. И вот оно самое большое начальство - сидит рядом у костра. Если Шульду положено было появиться, то появился он в самый подходящий момент. Никто другой, кроме подлинного главы Церкви Господа Гнева, не мог так верно подгадать время своего прихода и обладать столь точной информацией. Выходит, этому человеку следует верить".
      - Я вам верю, - молвил Тибор. - Но это все… это ошеломляет. Спасибо вам за безмерное доверие ко мне. Я постараюсь оправдать его.
      - Вы достойны моего доверия, - сказал Шульд, - потому и избраны. И теперь я вам открою еще одно: готовьтесь к неожиданности, ибо встреча может произойти внезапно. Мне придется ориентироваться по обстоятельствам -присутствие Пита Сэндза принуждает к хитростям. Начиная с настоящего момента вы должны быть готовы в любой момент запомнить и запечатлеть то, что я вам покажу, - без промедления, без предварительного предупреждения.
      - Я буду держать фотокамеру в полной готовности, - пообещал Тибор, приводя в действие свои манипуляторы и перемещая фотоаппаратуру так, чтобы ею можно было воспользоваться в любой момент. - А что касается моих глаз -они всегда наготове.
      - Отлично. В настоящее время от вас больше ничего не требуется. Когда на вашей сетчатке отпечатается его образ, ни Пит, ни все христиане мира не сумеют вырвать это знание из вашей памяти. И вы завершите фреску, как и было запланировано.
      - Огромное спасибо, - сказал Тибор. - Вы пролили бальзам на мою душу, я безмерно счастлив. Надеюсь, Пит никак не сумеет вмешаться…
      Шульд встал и ласково потрепал Тибора по плечу.
      - Вы мне нравитесь, - сказал он. - Ничего не бойтесь. Все идет по плану.
      На обратном пути Пит Сэндз думал о словах отца Абернати, а также о Шульде и Карлтоне Люфтойфеле.
      "Отец Абернати никак не может в открытую сказать мне: "Убей Люфтойфеля!" - даже сознавая, что это разом решит все наши проблемы. Будучи истым христианином, он не может закрыть глаза на планы Шульда, коль скоро о них проведал. Да, тут та самая проклятая дилемма, возвращающая нас к коренному парадоксу, который таит обязательство любить все сущее без исключения - вплоть до людоеда, который собрался закусить вами. Если идти до логического конца, надо сложить руки и покорно умереть в людоедском котле. Если вы единственный во Вселенной буквальный приверженец христианской доктрины непротивления, ваши убеждения сгинут вместе с вами. Если буквальных приверженцев этой доктрины несколько… что ж, их убеждения сгинут вместе с ними под ножом того, кто на эту доктрину плевал. И благороднейший идеал человеческого поведения уйдет из мира вместе со своими носителями. Если мы, ради сохранения в мире этого идеала, убьем - то тем самым этот идеал замараем, предадим. Похожая концепция у дзен-буддистов: ничего не делай - и злой разрушит, сделаешь движение - и разрушителем станешь ты. Но при этом ты обязан - сохранить. Каким же, спрашивается, образом, если делание и неделание равнозначны?! Предлагаемый ответ: есть божественный промысел, который позаботится обо всем сам. Я, так сказать, проникаю в глубь вещи именно в тот момент, когда отрекаюсь от попытки проникнуть в глубь этой вещи. Или, в христианских терминах, сейчас мне дарован - в испытание моей воли - огромный соблазн, и этот ниспосланный дар следует воспринимать как акт величайшей милости ко мне. Но я, хоть убей, не ощущаю себя обласканным. Наоборот, у меня такое впечатление, что мои мысли бессильно раскорячиваются в виду совершенно неразрешимой ситуации. У меня нет ни малейшего желания убивать Люфтойфеля, честное слово. Я никого не желаю убивать. И не из каких-то религиозных соображений. Просто мне не по душе причинять боль -кому бы то ни было. Если эта жалкая скотина до сих пор жива, то кто знает -быть может, люфтойфелевская черная душа успела так настрадаться, что пора ее пощадить? Не знаю. И знать не желаю. В конце концов, я просто-напросто брезглив".
      Осторожно бредя среди кустов, слабо освещенных луной, Пит ломал голову над тем, как ему следует поступить.
      "Как мне в данных обстоятельствах реализовать благородный идеал непротивления? Куда ни кинь - всюду клин. Где мне взять силы, чтобы любить Люфтойфеля - или кого бы то ни было - безотносительно к тому, что он сделал, что он за человек? Мне должно любить каждую единицу бытия только за то, что она существует. Но такие высокие требования любви приложимы разве что к самому Господу, а не к бренной плоти. Однако именно это и есть тот идеал, к коему мы обязаны стремиться. Любви никогда не бывает слишком много. Не знаю, путаюсь. Бывало, что я чувствовал эту вселенскую любовь ко всему, но это чувство быстро иссякало. В чем причина приливов и отливов любви? Быть может, это просто биохимия? Накопилось в крови больше такого-то вещества -и пылаешь кроткой любовью. Накопилось больше другого вещества - и из тебя прет агрессия. Искать причину причин - гиблое дело. А впрочем, в моей памяти гвоздем сидит тот день, когда Лурин спросила: "Что такое ein Todesstachel?" - а я стал толковать про жало смерти и потом ощутил, как это самое жало входит копьем в мой бок - о Боже, какая боль, этот заостренный крюк, вгоняемый в меня с небес. Господь Всемилостивый, пощади и помилуй, и я в агонии мечусь, как фигура в пляске смерти, и Лурин пытается остановить и успокоить меня, и вот я вижу это копье, слежу его древко от самой Земли до горних высот, откуда на меня взирают те трое, которые пригвождают меня и удерживают, и в глаза смотрю, о Лурин, сердце моих исканий, и твой вопрос здесь и там, и тут и везде эта боль никогда не закончится, но брызжет, брызжет из-под нее радость и учащеннее дышится, когда то жало пронзает меня вновь в сердцевине лесов и в этой ночи, о Ты, в Котором Все, я здесь и больше не вопрошаю, но я действительно…"
      Впереди возникли фигуры Шульда и Тибора у костра. Они смеялись и казались такими счастливыми, что и Питу стало хорошо на душе. Он ощутил, как что-то мягко коснулось его ноги. Это был Тоби. Пит нагнулся и ласково погладил его по загривку.
      Нежно прижимая куклу к груди, Алиса баюкала ее, раскачиваясь всем телом - влево-вправо, взад-вперед. Потом она присела на корточки, усадила куклу в кузов большого игрушечного грузовика и легким толчком пустила машину вниз по покатому коридору. Алиса весело засмеялась, глядя, как ускоряется движение грузовичка. Но тут он ударился о стену, перевернулся и вывернул куклу на пол.
      - Нет! Нет! Нет! Нет!
      Алиса подбежала к кукле и взяла ее на руки.
      - Нет! Все будет хорошо!
      Она поставила на колеса опрокинувшийся грузовик и снова усадила в него куклу.
      - Ну-ка, - сказала она, опять толкая грузовик вниз по коридору.
      И снова смеялась, наблюдая за лихой ездой машинки, которая чудесным образом лавировала между препятствиями. Когда же грузовик с силой уткнулся в ящик с кафелем, кукла совершила кульбит в воздухе и ударилась об острый угол - голова отвалилась, а тело покатилось дальше.
      - Нет! Нет!
      Слабоумная, тяжело шлепая ногами и задыхаясь от спешки, подбежала к месту аварии и стала прилаживать голову куклы к ее телу.
      - Все будет хорошо! - приговаривала она. - Все будет хорошо!
      Но голова не хотела оставаться на прежнем месте. Притискивая голову к телу, девушка подбежала к комнате с закрытой дверью.
      - Папочка! - прокричала она, распахивая дверь. - Папочка! Папочка, почини!
      В комнате никого не было. Сумрак, беспорядок. Алиса добрела до незаправленной кровати и грузно опустилась на нее.
      - Ушел, - сказала она, баюкая на коленях свою искалеченную куклу. -Все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!
      Она тыкала голову куклы на положенное место, а та расплывалась в тумане Алисиных слез. Из-за слез комната казалась еще мрачнее.
      Опустив голову, корова дремала подле дерева, к которому была привязана. А Тибор в тележке пережевывал все одну и ту же мысль: куда подевалось его приподнятое настроение?
      "Моя мечта, материал для моего грядущего шедевра, вожделенная цель всей моей работы - совсем рядом, рукой подать. Да, я бы, наверное, предвкушал исполнение желаний с куда большей радостью, если бы Он не являлся мне и не сделал того, что Он сделал. Теперь, когда мне твердо обещана встреча с Ним и возможность воплотить Его на полотне, горизонты моей радости распадаются, бегут прочь от меня, душа моя остается не то чтобы темным, но пустым гулким домом с опрокинутой мебелью, а моя жизнь сейчас - как переспелый плод, готовый взорваться от переполняющего сока, но распирают меня страх и непомерное тщеславие, спровоцированные последними событиями. Обратить все в гимн камням и звездам - что ж, я должен попробовать. Но только сейчас это труднее, намного труднее, чем мне прежде казалось. Эх, мне бы былую силу, как она мне нынче нужна…"
      - Пит! - окликнул Тибор, когда Сэндз подошел к огню вместе с Тоби, вилявшим хвостом у его ног. - Как прогулялся?
      - Прекрасно, - сказал Пит. - Такая божественная ночь.
      - По-моему, у меня осталось немного вина, - сказал Шульд. - Почему бы нам не прикончить его?
      - Хорошая мысль. Я не против.
      Шульд передал им бутылку.
      - Последнее вино. И хлеб кончился. Не думаешь ли ты, Пит, что ты очень скоро можешь оказаться в этой ситуации - допьешь свое последнее вино и съешь последние крохи хлеба? Почему ты выбрал себе такую судьбу - в наши многотрудные времена связал себя с гонимыми христианами?
      Пит пожал плечами.
      - Трудно сказать. Ясное дело, не потому, что хотел отличиться. Кто может с уверенностью объяснить, почему он выбрал что-то одно и позволил этому одному руководить всей его жизнью? Наверно, я хотел доискаться до истины, обрести красоту - в некоей определенной форме…
      - Ты не упомянул о добродетели, - сказал Шульд.
      - И это тоже.
      - Понятно. Средневековые философы подчистили древних греков под христианство, так что и Платон с его обожанием добродетели вдруг стал приемлемым. Вы даже косточки Аристотеля с готовностью крестили в христианскую веру, как только нашли способ приспособить его мысли себе на потребу. Да если из вашей веры изъять идеи древнегреческих логиков и иудейскую мистику - много ли останется!
      - Полагаю, Страсти Господни и Воскресение чего-нибудь да стоят, -кротко возразил Пит.
      - Ладно. А как насчет заимствований из восточных мистических культов? И, если продолжить тему свинства, как насчет крестовых походов, святых войн против христиан-еретиков, а также инквизиции?
      - Высказались? - спросил Пит. - Я устал от всех этих вещей. У меня достаточно хлопот с моими собственными мозгами - такой спутанный клубок мыслей! Если язык чешется поспорить, вступите в дискуссионный клуб.
      Шульд рассмеялся:
      - Вы правы. Ей-же-ей, я не хотел вас обидеть. Я знаю, что внутри христианства столько проблем, что нет резона притягивать их со стороны.
      - Что вы имеете в виду?
      - Процитирую вам великого математика Эрика Белла: "Всякие религиозные убеждения имеют тенденцию расщепляться надвое, и каждая новая часть в свою очередь делится пополам и т. д., пока через некоторое конечное число поколений (которое можно вычислить, используя простой логарифм) в любом районе земли, даже самом огромном, оказывается меньше людей, чем верований, и дальнейшее деление идей, заложенных в исходном символе веры, приводит к полному их распылению, созданию предельно разреженного газа, который не способен поддерживать веру даже в доверчивом ребенке". Иными словами, христианство распадается само по себе, без посторонней помощи. В каждом из разобщенных селений возникает собственная форма христианства. Нахмурившийся было Пит просветлел.
      - Ну, если таков жестокий закон природы, то он приложим и к другой стороне. Церковь Служителей Гнева будет подвержена диффузии в равной степени. Да только у нас за спиной традиции, которым две тысячи лет, и они нас могуче поддерживают. Так что я не склонен впадать в отчаяние.
      - Но давайте предположим - о, только предположим, - сказал Шульд, -что Служители Господа Гнева правы, а вы не правы. Что, если небесные силы на их стороне и гарантируют их от искажений веры и от ее вырождения? Что тогда?
      Пит молодым бычком нагнул голову, как бы боднулся и простодушно улыбнулся:
      - Как говорят арабы: "На что воля Господа, то не может не случиться".
      - Аллаха, - поправил Шульд.
      - Возможно, - согласился Пит и встал. - Впрочем, сейчас для меня всего важней воля моего переполненного мочевого пузыря. Прошу прощения, я должен отлучиться.
      Когда Пит скрылся в зарослях, Тибор сказал:
      - Быть может, разумней не перечить ему и не раздражать его. Это сделает его еще менее покладистым, и вам будет труднее отвлечь его, или ввести в заблуждение, или что вы там собираетесь сделать, когда мы наконец отыщем Люфтойфеля.
      - Я знаю, что делаю, - беззлобно огрызнулся Шульд. - Я хочу показать, какую гнилую и никудышную веру он исповедует.
      - Теперь мне известно, что в вопросах религии вы знаете безмерно больше Пита, - сказал Тибор. - Еще бы! Вы же глава Церкви! А парень -неотесанный церковный служка. Вам не стоит показывать мне, что вы знаете больше Пита. Это и без того ясно. Мне бы хотелось, чтобы остаток нашего путешествия прошел тихо-мирно и все мы остались добрыми друзьями.
      Шульд рассмеялся.
      - Погоди, имейте терпение, - сказал он. - И вы увидите, что все образуется.
      "Нет, не таким мне представлялось мое Странствие, - подумал Тибор. -Было бы правильно, если б я проделал Странствие в одиночку, самолично нашел Люфтойфеля, поглядел бы на него и сфотографировал без суеты, без спешки и шума, а потом тихонечко вернулся в Шарлоттсвилль и закончил свою работу. Вот и все, что мне хотелось. Ненавижу теоретические споры о чем угодно. И так повернут мысль, и этак, и наизнанку вывернут. Не желаю я брать чью-либо одну сторону. А впрочем, сердцем я с Питом. И не он затеял эту перепалку. Не желаю быть наглядным пособием для урока теологии. Нашли подопытного кролика! Одного хочу - чтоб это прекратилось".
      Пит вернулся.
      Становится холодновато, - сказал он, присел на корточки и стал подбрасывать хворост в костер.
      - Холод у вас в душе, - подхватил Шульд, - потому что вы чувствуете, как темнота извне наконец проникает в вашу душу.
      - Ах, ради всего святого! - воскликнул Пит, выпрямляясь. - Если вы так помешаны на этой религии, какого дьявола вы не становитесь Служителем Гнева? Бегите класть поклоны чинуше, который отдал приказ смешать всю Землю с дерьмом! Займитесь лепкой бюстов с портрета, который Тибор вмалюет в свою фреску! Играйте в карты на деньги в алтаре своего вонючего Господа! Устраивайте лотереи и пикники для сбора средств на проведение Судного Дня, если у вас такой зуд поваляться в грязи! Остальным гадостям вас охотно обучат матерые проповедники Гнева - поверьте, вам будет чему у них поучиться. Идите к ним, но меня извольте оставить в покое, потому что мне плевать, плевать и еще раз плевать на всю эту белиберду! Шульд закатился смехом.
      - Отлично, Пит! Замечательно! Я рад, что гнев небесный не парализовал ваш язык. Но ваши речи вызвали у меня позыв определенного рода, так что я вынужден покинуть вас. Извините, я в свою очередь отлучусь.
      Все еще посмеиваясь, Шульд удалился в заросли.
      - Чтоб ему пусто было, этому типу! - в сердцах воскликнул Пит. Сейчас было трудно напоминать себе, что "этот тип" спас ему жизнь - из простого человеколюбия.
      "Какой бес вселился в Шульда, что он внезапно принялся донимать меня с упорством маньяка? Сегодня ночью он стал моим крестом. Тяжело ощущать, что эта замечательно пригнанная и отлаженная машина с идеальной системой охлаждения и переработки топлива и правильно организованной системой выхлопа - что эта исправнейшая могучая живая машина вдруг начинает наезжать, причем норовит не просто переехать, а вернуться задом и додавить, сплющить до толщины листа бумаги, чтобы его можно было налепить в качестве одной из фигур на тиборовскую фреску! Нет, если он опять заговорит со мной, я просто не стану ему отвечать!"
      С какой стати он вдруг стал таким? Что за блажь? - сказал Пит, обращаясь наполовину к самому себе.
      - Мне кажется, он затаил злобу против христианства, - подал голос Тибор.
      - А мне это и в голову не приходило. Как странно. Он ведь говорил мне, что религия для него - пустой звук.
      - Он так говорил? Действительно странно.
      - А вы, Тибор, как вам его речи?
      - Я в известной степени согласен с тобой, - сказал Тибор. - И мне тоже все эти рассуждения до одного места.
      Внезапно они услышали в зарослях громкое рычание, завершившееся коротким, но яростным лаем, который сменился пронзительным жалобным визгом. Затем - полная тишина.
      - Тоби! - вскричал Тибор, привел в действие электродвигатель своей тележки и покатил к кустам. - Тоби!
      Пит бегом последовал за ним. Тележка буквально проломилась через кусты на полной скорости и запнулась у поваленного дерева.
      - Тоби! - горестно простонал Тибор. - Вы его убили, убили!
      Запыхавшийся Пит увидел возле остановившейся тележки Шульда, который ровным голосом говорил:
      - Никакая другая реакция не была бы адекватной в данной конкретной ситуации. Я практикую стандартный ответ на попытку агрессии со стороны субчеловеческих существ: уничтожение. Эти нападения являются привычными для меня. Они чуют, что я…
      Гидравлика с силой раздвинула манипулятор Тибора, и механический кулак попал точно в подбородок Шульда. Тот покачнулся, схватился за дерево и только поэтому не упал. Каска слетела с его головы, покатилась по земле и остановилась возле трупа собаки, которая лежала на траве с неестественно вывернутой шеей. Выбираясь из кустарника, Пит увидел в лунном свете, что рассеченная губа Шульда опять обильно кровоточит. На голове виднелась рана, которую Шульд упоминал в разговоре. Теперь и она увлажнилась темной кровью. Пит стоял как вкопанный: зрелище было жутковатым. Не сразу до Пита дошло, что Шульд пристально смотрит на него. В этот момент чудовищная ненависть захлестнула его, и он невольно выдохнул, захлебываясь от ярости:
      - Я тебя узнаю!
      Шульд криво усмехнулся и кивнул головой, будто ожидал какого-то продолжения.
      Но Тибор, который наблюдал всю эту сцену, опять горестно взвыл: "Убийца!" - и опять огрел Шульда манипулятором - да так, что тот рухнул наземь.
      - Нет, Тибор! - вскрикнул Пит. Его мгновенное прозрение закончилось. - Остановитесь!
      Шульд вскочил на ноги. Теперь половина его лица была залита кровью. Видимая часть лица выглядела более человечно - искаженная заурядным страхом, с широко открытым глазом. Шульд повернулся и побежал прочь.
      Но экстензор Тибора, стремительно удлиняясь, Догнал его и хрястнул по затылку. Шульд опять свалился на землю и покатился, несколько раз перевернувшись через голову.
      Тибор подкатил к распростертому телу. Пит кинулся к тележке.
      К моменту, когда он добежал до передка тележки, Шульд поднялся на колени. Он расшибся еще больше, теперь кровью залито было не только лицо, но и грудь. Выглядел он ужасно.
      - Нет! - вновь прокричал Пит, становясь между Тибором и его жертвой.
      Однако манипулятор был проворнее - он снова жахнул Шульда в челюсть, и тот упал навзничь.
      Пит стал поднимать и оттаскивать упавшего, размахивая свободной рукой перед его окровавленной головой, чтобы Тибор не нанес нового удара.
      - Не надо, Тибор, - молил Пит. - Не убивайте его! Слышите меня? Ради всего святого, Тибор! Он же человек! Как вы и я! Это будет убийством! Не надо!..
      Пит выпустил Шульда и прикрыл теперь уже свою голову в ожидании удара. Но удара не последовало. Вместо этого захваты манипулятора обхватили левое предплечье Пита и потянули его вверх. Тележка громко скрипнула и качнулась, но манипулятор, действуя как лебедка, поднял Пита над землей на целый метр, раскачал - и швырнул на кусты. Падая, Пит услышал истошный стон Шульда.
      Пит весь исцарапался, набил массу синяков, хотя куст в целом смягчил удар при падении. Лежа на ветках, полуоглушенный, Сэндз слышал, как тележка снова громко скрипит на рессорах. Он начал выдираться из сплетения веток, но это было непросто и потребовало времени. Тем временем раздался лязг, за которым последовал булькающий звук, что-то вроде сдавленного крика.