Возможно, это горное озеро когда-нибудь назовут в их честь.
      Как первооткрывателей.
      Посмертно.
      Иванушка мог поклясться, что на всей карте, когда они ее разглядывали несколько минут назад, из воды была только слеза Агафона.
      Теперь же…
      От удара о воду путешественники посыпались во все стороны, и черные волны холодно встретили их появление.
      "Ах, да," - вспомнил Иван. "Я же не умею плавать".
      — Я не умею плавать!!! Я не умею плавать!!!.. - озвучил его мысль полный паники голос чародея где-то рядом. - Помогите!!!..
      — Держитесь за ковер! - прокашлял сиплый голос старика. - Он почему-то не тонет!
      — Где ковер?!..
      — Плыви на мой голос!
      — Я не умею плавать!!!
      — Держись!..
      — Я не умею плавать!!!
      По воде что-то зашлепало.
      Иванушка, чувствуя, как его одежда начинает потихоньку намокать, тяжелеть и холодеть, испуганно забил руками и ногами и через несколько секунд уткнулся лицом во что-то плоское и жесткое.
      Ковер?
      Рядом с ним прямо из-под самой поверхности воды исходило неширокой полосой ровное неяркое свечение.
      А это еще что?
      Приглядевшись, он увидел, что это был их факел.
      Иван протянул руку, ухватился за палку, выдернул факел из воды и поднял его высоко, как только мог.
      Дед Зимарь буксировал обмякшего чародея к ковру.
      Хорошо.
      Их крики и свет не привлекли ничьего нездорового внимания.
      Тоже хорошо.
      Но, к разочарованию Иванушки, на этом столбик "Хорошо" его таблицы заканчивался, и начинались столбики "Плохо" и "Очень Плохо".
      Берега не было видно.
      Воздух был холодным, а вода - еще холоднее.
      Одежда, сапоги и меч тянули гирями ко дну.
      Неизвестно, сколько человек сможет выдержать ковер и как долго.
      Неизвестно, сколько человек может выдержать холодной ночью в ледяной воде.
      Сверху начали медленно падать замороженные куски неба.
      Поднапрягши извилины, царевич был уверен, этот список можно было продолжать до бесконечности, но пока ему хватало и этого.
      — Ох, помираю… Ох, силушек моих больше нетушки… - как русалка, наконец добравшаяся до берега, дед Зимарь ухватился за край ковра и навалился на него всей грудью, извергая клубы горячего дыхания. Рядом с ним уцепился Агафон и, хоть он и не проронил ни слова, по лицу его было видно, что ему: а) холодно; б) страшно холодно; в) жутко страшно и г) просто жутко.
      Пока Иванушка пытался растянуть коченеющие губы в стеклянную улыбку и придумать что-нибудь если не полезное, то хотя бы подбодряющее, Агафон заговорил первым:
      — А… ак-кулы… зд-д-д-десь… есть?.. - сформировал губы в слова чародей.
      — Т-ты… ч-что… К-какие… ак-кулы… - закачал головой Иван.
      — К-какие т-тебе… в т-такой х-холодной… в-воде… ак-кулы… с-сынок… - от такого вопроса очнулся даже дед Зимарь. - Р-разве… т-только… в… в шерсти…
      — Т-таких… ак-кул… н-не… - продрожал Иванушка и вдруг замер. - А в-вы… от-ткуда… зн-наете?..
      — Что? - не понял дед.
      — П-про ак-кул. В ш-шерсти.
      Старик резво повернулся - так, что чуть не согрелся - и вперился взглядом туда, куда не отрываясь смотрел царевич.
      Прямо на них, медленно, но неуклонно, с самой границы света и тьмы, надвигался косой черный плавник над серебристой шерстяной спиной.
      — Все залазим на ковер!!! - наконец, до царевича дошло, что то, что он видит - не плод его обмороженного воображения, а несколько сотен килограммов мускулов, зубов и большой пустой желудок - и первый последовал своему приказу.
      Старик - за ним.
      — Я… н-не м-могу… - простонал Агафон. - П-пусть… ест…
      — Держись обеими руками!
      — Н-не м-могу… Т-там… м-мешок…
      — Брось!..
      — Н-н-н-н…
      — Дедушка, тащите его! - Иван вытянул с хлюпом из ножен меч и взял наизготовку факел.
      Больше у них все равно ничего не было.
      Черный провал бездонной отверстой пасти неотвратимо надвигался прямо на них.
      "Какая она огромная…" - с тоской подумал Иван. "Жесткая шерсть… Шкура толстая… Мечом ее не прошибешь… Тут магию надо… Да где же ее взять…" И он, в тот самый момент, когда акула уже хотела защелкнуть свои челюсти на ковре и на изрядном куске Агафона, загнал отчаянно, как копье, ей в глотку факел.
      Возможно, первый раз в жизни акула пожалела, что рыбы не умеют говорить.
      Она яростно клацнула зубами, перекусывая палку у самой руки отпрянувшего Ивана, извернулась всем телом, чуть не накрыв своей длинной, мерцающей в свете подоспевшей к самому интересному луны, тушей людей и винтом ушла в глубину, подняв волну, которой едва снова не смыло в ледяную воду только что кое-как вытянутого на ковер специалиста по волшебным наукам.
      — Ага, съела! - радостно взмахнул мечом Иван.
      — Теперь тебя изжога-то помучает! - злорадно хихикнул дед Зимарь, потирая руки - то ли от радости, то ли от холода.
      — А ну, кто тут хочет рыбки жаре… ной, - Иван осекся, как волной ледяной окатило. - Она возвращается.
      Акула, развернувшись где-то за гранью видимости, неслась на жалкую кучку людишек посреди чернильной воды как самонаводящаяся торпеда возмездия.
      С первого взгляда на нее становилось ясно, что если раньше съесть эту троицу, внезапно очутившуюся посреди ее озера, было вопросом аппетита или его отсутствия, то теперь это стало делом принципа.
      Надвигающаяся глотка-тоннель с горящим внутри светом неугасающего факела смотрелась ужасно завораживающе.
      Первым опомнился дед Зимарь.
      — Ковер, вверх, вверх, вверх!!!..
      И ковер, как диплодок из асфальтового озера, стекая ручьями черной жидкости и борясь с неоткрытым еще, но уже навязчивым поверхностным натяжением, медленно стал подниматься вверх.
      Акула, клацнув всеми своими тремястами зубами - кошмар стоматолога - чуть пониже безвольно свисающих ног волшебника, пронеслась мимо.
      — УР-РА-А-А!!! - раздался громовой лукоморский клич над черной гладью озера.
      — Ур-р… - представителям прочих народностей подхватить его не удалось.
      Ковер, повисев задумчиво в воздухе несколько секунд, также тяжело, как поднимался, опустился обратно на поверхность воды.
      И акула снова пожалела, что рыбы не разговаривают.
      Уж она-то бы этот клич поддержала сейчас с удовольствием.
      Но вместо этого она смачно изобразила хвостом фигуру высшего подводного пилотажа и быстро пошла на третий - последний заход.
      Теперь у ее увертливого позднего ужина (или раннего завтрака?) вариантов не оставалось.
      Но оставался специалист по волшебным наукам.
      Так и не решив, что ему сначала сделать - утонуть или замерзнуть, Агафон меланхолично оторвался от созерцания своей невеселой дилеммы и решил разлепить сомкнувшиеся уже навечно, как он полагал, очи и посмотреть, из-за чего там у внешнего мира разгорелся такой сыр-бор.
      И первое, что он увидел - гигантскую разверстую пасть повышенной зубастости с горящим в глотке огнем, несущуюся прямо на него.
      Агафон заорал, хотя еще мгновение назад мог поклясться своей быстро подходящей к концу карьерой волшебника, что сил у него не осталось даже на шепот и, размахнувшись, зашвырнул свой драгоценный мешок в эту пасть, прямо в огонь.
      Акула подавилась, закашлялась, отхаркивая волшебное пламя, попыталась выплюнуть бесценный мешок чародея, но он зацепился за третий ряд клыков, и ей больше ничего не оставалось делать, как раздраженно впиться в него всеми имеющимися в наличии зубами и попытаться разжевать…
      Раздался взрыв.
      Иванушке снилось, что он снова лежит на стеллийском песочке у моря, и раскаленное добела солнце старается - наяривает, чтобы прожарить его до костей, чтобы хватило тепла до конца самой длинной и суровой лукоморской зимы…
      Но ведь они только что тонули в ледяных водах какого-то не отмеченного ни на одной карте горного озера в стране Костей!..
      Это приснилось, наверное, в кошмаре… Сейчас он проснется, и гости на свадьбе Мими и Ирака посмеются над ним, что он опять забыл надеть шляпу и снова обгорел…
      Нет, они точно тонули в этом ужасном озере - совершенно правильно его не открывали, такие озера не имеют права на существование! - и громадная волосатая акула хотела их проглотить!..
      Волосатая акула… Какая нелепость… Всем известно, что волосатых акул не бывает… Еще одно подтверждение того, что это был глупый сон…
      Нет, сон - это Стелла, а царство Костей - это самая настоящая явь, и они потерпели коврокрушение над этим холодным безымянным озером!..
      Так вот значит, какая бывает смерть от переохлаждения… Как тепло и приятно…
      Спать… спать… спать… спать…
      Нет, не спать! Сенька в беде, и я должен спасти ее!!!
      При мысли о разлюбезной Серафиме Ивана подбросило, как катапультой, он мгновенно растопырил изо всех сил глаза и закрутил головой, стараясь понять, что из того, что ему только что пригрезилось, сон, а что - суровая действительность.
      Вокруг было темно и жарко.
      Другого источника света, кроме луны, просвечивавшей мутно сквозь тучи, зависшие над вершиной соседней горы, не было, но и его было достаточно, чтобы определить, что на благословенную стеллийскую природу это похоже не больше, чем дырочки, прорезанные в воротниках вамаяссьских сорочек - на настоящие шантоньские кружева.
      Была жара, был песок, но на этом сходство заканчивалось.
      Хотя, нет, пришел к выводу Иван, налетев в темноте на что-то шершавое, лохматое и деревянное, оказавшееся при ближайшем ощупывании небольшой пальмой.
      Откуда бы она тут ни взялась, тут же решил он, пальма - это хорошо. И лукоморец, не решаясь более продолжать разведку местности на ощупь, нарезал мечом коры, надергал-нарубил методом слепого подпрыгивания листьев и быстро, поминая в который раз добрым словом свою учительницу Серафиму, развел крошечный костерок - не для тепла - его тут было предостаточно - а для освещения.
      В его скупом свете он разглядел белую от мелкого песка равнину, теряющую свои границы во тьме, бессистемно утыканную кособокими мохнатыми пальмами, и темные неподвижные фигуры Агафона и деда Зимаря неподалеку.
      А на границе света и мрака чернела громадная стеклянная туша, по очертаниям похожая на злополучную шерстистую акулу, так и не успевшую попасть в Красную книгу.
      И даже в темноте было видно, или, даже, скорее чувствовалось, как она мощно излучала волны тепла.
      Магия, понял Иванушка.
      Агафон в последний миг скормил ей кусочек, который она не смогла переварить.
      Если захочет, он, наверное, сможет по возвращению в свою высшую школу написать еще одну профессорскую диссертацию - вряд ли хоть одно светило чародейских наук хоть когда-либо проводило эксперименты по разжевыванию и сожжению целого мешка волшебных предметов в магическом огне, горящем внутри ископаемой акулы.
      Ковра нигде не было видно, но это не значило, что и он был поглощен реакцией, превратившей горное озеро в стелийский пляж. Может, он отыщется попозже.
      Хотелось верить.
      Надо было будить друзей, определяться с географией, и продолжать путь.
      Царя Костей и его неумолимые беды никто еще не отменял.
      И тут царевич заметил, что костерок, подъев все запасы топлива, что он припас для него, стал хиреть и съеживаться. Желая нарубить еще коры, Иванушка махнул мечом по стволу, и едва успел увернуться от падающей пальмы.
      Что это было?..
      Он быстро раздул смятый ветками костер и кинулся к тому месту, где стояла пальма, и где сейчас находился ее остаток.
      Совершенно гладкий.
      Как будто спиленный.
      С человеческую ногу в самой толстой ее части.
      Пенек.
      Не может быть.
      Иван снова размахнулся, ударил мечом по пеньку, и даже не почувствовал, как перерубил его пополам.
      Все равно - не может.
      Он наклонился над поваленной пальмой - другие губить ему было жалко - и стал быстро и методично нарубать ее кругляшами, как колбасу для пикника, приговаривая при каждом ударе "Не. Мо. Жет. Быть. Не. Мо. Жет. Быть. Не. Мо. Жет. Быть…".
      Этого быть действительно не могло, однако, было.
      Их предки называли это "меч-кладенец". И сами немногочисленные мечи, и секреты их изготовления были безнадежно утеряны в веках, и вздыхающим от зависти потомкам остались лишь былины, предания, да рисунки в толстых фолиантах, изображающие сильномогучих богатырей былых времен, гордо позирующих художникам прошлого со своим прославленным оружием.
      И тут - меч-кладенец.
      У него.
      Вдруг.
      Не может быть.
      Он вспомнил, что еще ни разу не применял меч сержанта беды в деле. Были ли они все такие, или его меч приобрел это волшебное свойство, побывав в эпицентре магического взрыва - оставалось только догадываться. Пока. Пока не проснулся Агафон. Он должен знать.
      И Иванушка посмотрел в ту сторону, где видел раньше две лежащие фигуры.
      Фигуры были на месте. Правда, они уже не лежали, а стояли и во все вытаращенные глаза глядели на экзерцисы лукоморца.
      — Агафон! - кинулся к чародею царевич. - Ты не знаешь, у сержантов умрунов у всех такие мечи?..
      Маг медленно покачал головой.
      — Нет. У них мечи самые обыкновенные. Где ты этот взял?
      — Это тот, который мне дала болотница. Меч сержанта, помнишь? Черн… Постой, - Иванушка поднес меч поближе к огню. - Он уже не такой черный, могу поклясться чем угодно! Видите, он отливает синевой!.. Он не был таким!.. Я помню!.. И камни на рукоятки стали из черных синими!
      — Это не меч. Это - чудо. Да если бы армия Костея была вооружена такими мечами, Царство Костей простиралось бы уже от края до края Белого Света!
      — Сплюнь, - восторг сбежал с лица Ивана, чтобы уступить место своему антониму.
      — Тьфу. Тьфу. Тьфу, - старательно выговорил чародей. - Чтоб ему пусто было.
      — Вы уже видели… - Иванушка указал мечом в сторону глыбы из черного стекла.
      — Видели. За поглядки денег пока не берут, - кивнул старик и зашелся приступом кашля. Прокашлявшись и просморкавшись в пальмовый лист, он продолжил. - Только близко подойти к ней ни в жисть нельзя - жаром так и пышет, так и пышет, что твоя печка. Деревья эти чуднЫе, что рядом с ней стояли, прямо аж скукоживаются от жары, чуть дымом не дымят.
      При этом слове Агафон вдруг захлебнулся слюной.
      — Дымом… - мечтательно протянул он. - Мяска бы жаренного на костерке сейчас…
      С хлебушком черным… С лучком…
      — Так в чем же дело, - пожал плечами дед Зимарь и чихнул. - Ты же волшебник.
      Наколдуй на три персоны.
      Маг помялся и, вздохнув, смущенно признался:
      — Вообще-то у меня была шпаргалка приготовлена… Только на конфеты… А заклинание мяса я и не вспомню… А сладкое очень мозгам полезно. Особенно волшебника.
      Иван подумал и махнул рукой:
      — Ну, давай хоть конфеты… Может, с мясом получатся…
      И, перехватив обиженный взгляд Агафона, поспешно добавил:
      — Я же как лучше хотел… Извини.
      Специалист по волшебным наукам порылся в рукаве и извлек маленький измятый листок пергамента размером с половину ладони, исписанный сплошь с обеих сторон мелким корявым почерком.
      — Сейчас… погодите… Сейчас найду… - подслеповато прищуриваясь, стал он вглядываться в неровные строчки, поднеся шпаргалку поближе к костру.
      И чуть не уронил ее в огонь.
      — Не может быть… Не может быть…
      — Что там? - с любопытством сунул свой покрасневший и подтекающий нос дед Зимарь чуть не в пергамент. - Конфет не будет?
      — Не может быть… Я не писал это заклинание! Не писал! Я совершенно точно помню!..
      — Что там? - теперь к чародею пододвинулся и царевич.
      — Оно здесь. Между заклинанием превращения пальмовых чурок в хлеб, черный, лесогорский, один каравай, и лук, порей, шантоньский горький, три луковицы.
      — А конфеты?
      — Их нет… Это невероятно… - не веря своим глазам, как заведенный качал он головой.
      — Не теряй времени, Агафонушка, читай свои заклинания - кушать уж больно хочется - в животе аж волки воют!
      — Да тут написано как попало… ничего не разберешь… Вот руки-закорюки, пообрывал бы! Кто так шпоры пишет!..
      — Кто?
      — Да почерк-то мой… И пергамент мой - любимый - свернуть можно, и чернила не стираются… Последний лист оставал…
      И тут Агафона озарило.
      Он склонился над шпаргалкой еще ниже и громко и четко произнес:
      — Заклинание огня для факелов!
      Вглядевшись и вчитавшись строчки на пергаменте - а даже Ивану и деду было видно, что они изменились - он ухмыльнулся как ненормальный и проговорил:
      — Заклинание невыпадывающих гвоздей для подков!
      Строчки поменялись опять.
      — Заклинание на бесшовное склеивание лотранского хрусталя!
      Есть.
      И тогда он вскинул голову и, продемонстрировав спутникам улыбку от уха до уха, торжественно заявил:
      — Я понял. Я. Все. Понял. После взрыва те предметы, что были у нас и нам больше всего были дороги, получили волшебные свойства, которые мы им желали. У Ивана это меч - ты же мечтал о легендарном мече-кладенце, так? У меня - шпаргалка. Я так часто в школе перед экзаменами думал о том, как бы уместить максимум заклинаний на самый маленький листок… Что есть у тебя, дед, что тебе всего дороже?
      Дед Зимарь закашлялся, хрипя и свистя всей грудью, и затряс головой.