Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Капитан Удача (№2) - Оборотни космоса

ModernLib.Net / Научная фантастика / Белаш Александр Маркович / Оборотни космоса - Чтение (стр. 6)
Автор: Белаш Александр Маркович
Жанр: Научная фантастика
Серия: Капитан Удача

 

 


– Далеко ли спортзал?

– Который, наоси?

– Тот, где вчера возникли беспорядки.

– Не близко – в двух корнях отсюда!

Медеро, вздохнув, уставилась в пол. Ну вот, заговорите о спортзале, а про Луду позабыли. Всякие слухи и страсти старшим куда важнее свинки!.. Не любят они звериков и не печалятся о них. Наверное, это неправильный великан-спаситель. Надо было пройти по кругу тридцать два раза, с приговором...

От зоркой матери, однако, не укрылась её грусть – мать привлекла к себе пригорюнившуюся крошку и обняла.

– Деточка так расстроена! почти больна. – Хозяйка Родон искала взглядом понимания Форта. – Я поведу её к докторице.

– Весьма признателен за гостеприимство. – Форт встал, тотчас заняв собой полквартиры. – Кога, я сообщу тебе, когда накажу виновных.

Выйдя, он повернул туда, где, согласно схеме, находился зоопункт. Вероятно, заведение давно закрыто, а персонал готовится ко сну. Ничего, сегодня им придётся поработать сверхурочно.

«...или я не наоси!»

Тарья сидел за поворотом в коридоре. Пытаясь удержать взятого на руки неугомонного братишку, он балабонил что есть мочи, а вокруг сгрудилась пацанва со всей улицы.

– ...настоящий спец по свинкам!

– Со свинофермы, что ли?

– Не, туда не пускают корноу... – Подросток с раскрашенной в три цвета шевелюрой вякнул, чуть не прикусив язык от звонкой оплеухи, с размаху отвешенной ему бойкой девчонкой. На Форта вытаращилось две дюжины больших глаз, мерцающих зеркальной синевой.

– Где свиноферма? – спросил Форт в пустоту над дрожащими ушами ребятни.

– Там!! – Все руки вытянулись в одну сторону, что напрочь исключало обман.

«Мелкие животные... – Форт прикинул, куда ему направиться в первую очередь. – Чуткие и хрупкие. Классический материал для опытов... Если здесь так следят за их болезнями, что записывают даже время смерти, то... надо просмотреть все записи за прошлый день. Тьфу, за минувшую ночь! я никогда не научусь жить на этой перевёрнутой планете, будь она неладна! Но что могло подействовать на свинок? и что творилось с людьми?..»


Задержка движения возникает сразу и видна всем, таковы условия зарегулированной жизни града. Теле– и радиосеть не изменяют своего вещания, но с каждой минутой растёт напряжение – остановились поезда, померк свет, всё гуще толчея на станциях. Под вой сирены проносится военный состав, за ним аварийный. С платформ видно, что вагоны полны горноспасателей, нагружены снаряжением в обтянутых оранжевыми лентами контейнерах. Следом пролетает санитарный поезд.

Слухи возникают, множатся и путаются. Социологи, внимание! Массы колеблются! неверный жест, выкрик, порыв – и всё смешается в водовороте паники. Слишком велико давление тревоги в сжатом градском пространстве, недопустимо высока плотность народа в подземных ходах, поэтому – тс-с-с! Соблюдать порядок, никаких пугающих новостей; распоряжения лишь чёткие и ясные, твёрдым спокойным голосом.

Разведчики едут первыми – раньше воинских эшелонов, раньше врачей и спасателей, под торопливый перезвон путейской сигнализации: «Задержать движение! пропустить вне графика!» Пути забиты, разрулить затор нельзя. «Пойдёте верхним грузовым». Стрелка переводится на восходящий путь, с тяжким скрежетом расходятся щиты наружных врат. – и состав вылетает в слепящий свет.

Впереди жгучий блеск солнца на рельсах. «Надеть очки!» Из упорядоченной искусственной среды глубинного града – в необитаемый мир поверхности. Вместе с лавиной неудержимого света на эшелон обрушивается водопад чуждых звуков. Стон и свист, бессловесно плачущий незримый хор – то бьющийся об острые выступы шальной ветер терзает грани скал. От напора вольного, стремительного воздуха захватывает дыхание. Под белым солнцем скалы и земля пылают мрачными первобытными красками, а высокое небо заставляет пригнуться, опустить глаза. В первые минуты после выхода на поверхность очень неуютно ощущать, что вокруг нет. стен, что над головой – пустота.

«Аааоооййиии» – бесконечен визг колёс. Батарейный электровоз спешит вырваться из долины, извивающейся между терриконов. На выщербленных, источенных ливнями и ураганами высотах торчат скелеты сторожевых башен; некоторые – свеже сияющие и прямые, они увенчаны колпаками следящих систем., другие – потускневшие и покосившиеся, давно рухнувшие с постаментов.

Лето! Тяжёлое лето над Эрке – грозовая туча-медуза уплыла, исхлестав бедную землю огненными щупальцами молний. Вдоль железного пути дымятся лужи-озёра, обсыхая по краям коркой грязной пены. Невидимое, тугое от влажности, горячее спёртое марево стелется над грунтом и почти зримо колышется, волнуемое вихрями – зарождаясь на голых вершинах холмов, они свирепо крутятся и сходят по склонам, чтобы увязнуть в стоячей духоте долин. Бурые травы, похожие на звериную шерсть, лезут из земли, но у дороги они выжжены, насколько достигает пламя огнемёта.

Один Pax поднялся с сиденья у глухой стены вагона, чтобы без очков посмотреть на проносящийся пейзаж. Ветер бил Раха по лицу, жар испарений душил его, но открытый вид и глубина неба не пугали – напротив, он жаждал насытиться ими, а изнутри, из памяти, возникали неуловимые, зыбкие образы – стелющийся зелёный шёлк лугов, пышно-пенистые купы деревьев, голубой изгиб реки...

И тотчас слабые воспоминания стирались угрюмым, скребущим глаза, наждачно-шергиавым, видом поверхности.

– Офицер Унгела Pax, – хрипло позвала пластинка на груди, – сообщите ваше местоположение.

– Восемьдесят четвёртая верста от града.

– Вас поддержит мотоброневагон 1106, он будет на месте через тридцать минут.. Введите его шифр в адреса рации.

– Понял; записываю.

– Заодно держите съёмки с «летучих глаз». По этим кадрам вы определитесь с тем, как ведёт себя население.

– Есть ещё что-нибудь?

– Ничего. С Мертвушкой по-прежнему нет связи. Получаем автоотзывы с терминалов путейцев, полиции и гарнизона, но к экранам никто не подходит.. Часть экранов отключена.

– Рации локомотивов? в Мертвушке и на линиях должны быть составы.

– Они есть, но не отвечают. Та же картина, что пятой ночью на севере.

Pax не мог взять в толк, как это так – все покинули посты] Дорожники и военные всегда славились дисциплиной... Но пять суток назад, в двенадцатую ночь луны, на северном рубеже града неожиданно возникла массовая паника, и вера в стойкость служивых была поколеблена. Мало кто из них справился с приступом страха и сохранил верность служебному долгу.

Тими обобщала в компьютере данные со всех средств наблюдения – следящие колпаки на башнях, спутники, автоматические вездеходы. Теперь Pax перекинул ей записи «летучих глаз». Не вставая, она сообщила:

– Pax, мы не проедем. Путь занят стоящим составом. Это рудовоз на топливной тяге. Двигатель локомотива работает, но состав неподвижен. Дистанция двенадцать вёрст.

– Что там от «глаз»?

– Из Мертвушки разбегаются люди.

– Поверху?!..

– Как ни странно – да. По оценкам – около полумириада человек. Уходят по всем направлениям, опрометью. Я отследила броневагон 1106 – он движется по ветке от. своей городецкой базы.


Форт с одноклассниками бывал на разных предприятиях. Его профилировали по технике, но пищевое производство тоже считалось техническим, поэтому Форту довелось увидеть и фабрику пластмяса, и завод карбонгидрата. Скотоводство процветало вне Сэнтрал-Сити, в экологически благополучных районах.

Здесь же ферма находилась среди града, в шахте.

Не понадобилось ни пропуска, ни долгих согласований – лишь блеснул глаз-фонарь на шлеме охранника, а метка на жилете Форта ответила бледной вспышкой. Между тем оберегался объект более чем серьёзно – без труда можно было заметить не меньше трёх рубежей контроля и средств заграждения. Даже пулемёты в бетонированных гнёздах – амбразуры позволяли простреливать весь пеший коридор, ведущий к ферме. Никаких сомнений, что тоннели для подвоза кормов и транспортировки мяса охраняются так же тщательно. От кого?..

Доступ в зону, где корм превращался в белок, оказался куда сложней, чем внешний вход. На этом рубеже искали не оружие и не взрывчатку. Здесь деликатные работники в чистейших комбинезонах и мокасинах следили за невидимым врагом.

– Когда вы последний раз проходили санитарную обработку? Медицинский сертификат при вас? как жаль... подождите, мы справимся в банке данных. Посмотрите наши журналы.

Время текло, как последняя капля воды из бутылки.

– Мы очень рады, что вы здоровы. Но чтобы войти на ферму... Вам это не повредит. Обеззараживающие средства не всасываются в ваш – извините за выражение – дыхательный мешок. Мы осведомились в справочнике об артонах.

Из клубящейся голубым газом камеры Форт попал на приём – на приём! – к первому управляющему смены. Этот ньягонец был уже в годах, но подтянут и довольно моложав.

– Что угодно наоси?

– Очень приятно познакомиться. – Пообщавшись с аборигенам и несколько суток, Форт усвоил одну полезную истину – здесь чем галантерейнее ты выражаешься, тем ласковее тебя принимают, хотя с объятиями бросаться не спешат. – Вы собираете данные о состоянии животных? привес, удой...

«Выгул, окот, опорос, – цепями выкладывались термины. – Господи, какую дичь я несу!..»

Форт распаковывал и размещал в уме сведения из архивов серии WSEY. Он и не думал, что эти данные когда-то пригодятся, но ёмкости мозга позволяли накапливать огромные запасы информации. Частично Форт постирал сведения по биологии. Как оказалось, он не зря сохранил остатки.

– Да, естественно. Кроме удоя. Лечебное молоко свинок добывают в отдельном подразделении пищепрома.

– И смертность отмечаете, я надеюсь?

– У нас строго учитываются потери в откормочных партиях до забоя. – Биоинженер в душе обиделся – неужели наоси не доверяет его компетенции?!.

– А... – Форт извлёк ещё пакет сжатой памяти. – Племенное хозяйство? свиноматки и свинятки?

– Потрудитесь перечислить рубрики, которые вам требуются. Я представлю все необходимые данные, – сухо ответил управляющий.

«Если бы я знал, что мне нужно!.. Впрочем...»

– Состояние животных за всю ночь пять, по часам. Потери среди приплода, среди откормочных партий и свиноматок. Выкидыши. Сколько съедено пищи, сколько не съели. И сравнить с ночью три.

Обида и досада, поселившиеся было в сердце управляющего, мигом улетучились. Он всмотрелся в иномирянина с тщательно скрываемым любопытством. Самозванец не может одеться в жилет с узором Унгела и надеть портупею с кортиком – тем более эйджи! такого ряженого мгновенно вычислят и выдворят, а если он устроил маскарад с преступной целью, то одной высылкой не отделается. На своём веку управляющий перевидал не одну сотку наоси; это были и храбрецы, и хитрецы, и наглецы – всякие встречались, но ни один не произнёс бы слово «выкидыш» с той интонацией, с которой говорят «редуктор», «конденсатор», «двигатель». Нао Унгела приобрёл в свои ряды нечто уникальное.

– Вы... военный? – недоверчиво спросил биоинженер.

– Эксперт, – ответил Форт гордо.

Пока ночная смена сводила цифры и отправляла на печать, Форт озирал грандиозный столб, проходящий по шахте. Матово светящаяся титаническая конструкция была прозрачна, а внутри её рассекали мириады переборок, аккуратно делящие цилиндрический объём на секторы, где шевелилось море – целый океан пищевых свинок! Громада опиралась на тысячи зигзагообразных балок, обвивающих её сверху донизу и передающих немыслимый вес фермы на стены шахты. Водяные трубы, трубы с ползущей кашей, сливы отходов, гофрированные рукава, световоды, поршни безостановочно ходящих лифтов, движущиеся силуэты ньягонцев – супергенератор мяса жил и действовал постоянно. Огни понемногу угасали, погружая вселенную свинок в бездумный сон сытости. Зрелище буквально околдовывало, и, когда Форта окликнули, он не сразу отвёл взгляд от колонны.

– Наоси, вот подробная сводка. Смею вас заверить – о неполадках мы тотчас сообщаем в пищепром и при любых отклонениях режима поставляем граду необходимое количество мяса.

– Не сомневаюсь, мотаси. Огромное спасибо за помощь; вы оказали нао неоценимую услугу.

– Польщён вашими словами. – Управляющему было приятно и необычно слышать от чужака правильное обращение к старшему. – Приходите в любое время и с проходной сразу обращайтесь ко мне. Я позабочусь, чтобы вас поскорей пропустили. Но не быстрее, чем проходит дезинфекция.

– А скажите – далеко ли отсюда расположен спортзал?

– Какой именно?

* * *

Pax спал спокойно – не иначе как ещё раз побывал у врача и подлечился. Теперь на лбу его не выступал холодный пот, он не метался в постели и не бормотал чужих зловещих слов; поглядеть со стороны – покажется, что ангел. И всё же Форт растолкал его без всякой жалости.

– Пищепром – ты связан с этой фирмой?

– Пище... – Поморгав, Pax энергично потёр ладонями лицо, чтобы прогнать сон. – Нет, это не моё ведомство.

– Неважно, чьё оно. Ты получаешь оттуда сведения?

– Очень редко. Охрану объектов несёт полиция, а мы...

– Ладно, пропустим. Я был на свиноферме – и не только там.

Раху показалось, что сновидения продолжаются.

– Где?..

– Проснись, офицер! я полночи занимался свинками и вставил суетиться сотню человек. Знаешь, быть наоси – это грыжа! Но за совет вникать во все мелочи я тебе признателен. Смотри – вот справка зоопункта, вот отчёт свинофермы. Здесь – ночь 3, тут – ночь 5. Цифры смертности... а вот – снижение привеса скота и потребления еды. Разница по ночам тебе заметна?

– Простите, но я не улавливаю – зоопункт, привес... о чём вы говорите?

– Ох... Ты меня нанял, верно?

– Да. К слову – вам назначено денежное и вещевое содержание от штаба сил. Сумма небольшая, но позволит сэкономить на квартире.

– Спасибо. Земляне должны поддерживать друг друга. Но я не о том. Одновременно с беспорядками, где тебя помяли, в стороне от стадиона происходил мор свинок. Почти минута в минуту. А на ферме начался падёж – правда, тамошние ребята овладели ситуацией. Я могу подтвердить слова цифрами. Но, сам понимаешь, все зоопункты и фермы я обойти не мог по времени. Теперь-то ты очнулся?

– Номер свинофермы, – уже отнюдь не сонливым, а командным тоном потребовал Pax, стремглав влезая в шорты. – Номер зоопункта!

– Я назову. Если ты скажешь наконец, чем же конкретно мы занимаемся.

Pax примолк, сжав губы.

– В больницах вы, видимо, не были...

– Мне что, разорваться?!

– ...иначе поняли бы, что мор свинок – не главное. У нас мор людей и поэтому – режим молчания. Свинки, свинки... – Глядя куда-то сквозь стену, Pax в отстранённом раздумье сузил глаза. – Да, это прошло мимо нас. Как жаль... Мы столкнулись с явлением очень недавно – чуть меньше трёх лун тому назад. Ищем причину. Условия работы... вы тоже в них находитесь – можете представить, каково нам.

– Я подозревал, что паникой не ограничилось... А в чём причина?

– Пока есть только записи последствий. Мы с Тими... это лучше показать.


– Броневагон одиннадцать ноль шесть, говорит Унгела Pax, градская безопасность. Вы ближе нас к Мертвушке – что наблюдаете?

– Люди навстречу, офицер. Бегут, как с цепи сорвались, прямо по путям. Гудим, чтобы разогнать, но что-то плохо действует. В общем, они нас замедляют. Нет смысла брать их на борт; если на ногах – значит, врачей дождутся.

– Врачей? среди них есть раненые?

– Думаю, есть. На скорости не разглядишь, но окровавленных почти не заметно. Зато вид у них – самый пещерный! Орут на нас...

– Дыма над выходами Мертвушки нет, – уверенно доложила Тими. – Это не подземный пожар.

– Может, затопление. – Pax нетерпеливо стукнул кулаком по краю борта.

– О прорыве воды сообщили бы. – Тут Тими была однозначно права.

Запели тормоза; эшелон стал замедлять ход. Впереди – неподвижный состав из думпкаров с рудой. Над рычащим вхолостую тепловозом бился фонтан выхлопа.

– Четверо – туда, – скомандовал Pax. – Поднимитесь в кабину; выясните, что с бригадой.

– Унгела Pax, говорит одиннадцать ноль шесть, мы в заторе. Встали. Городецкая рвань лезет на вагон, они как бешеные. Выпускаю десант; попробуем стряхнуть их с брони и разогнать шокерами.

– Одиннадцать ноль шесть, слушайте приказ! Отловите кого-нибудь, кто немного владеет собой, – и расспросите, что произошло.

– Офицер Pax, машинист и помощник погибли. Хорошо хоть состав остановили, а то бы нам пришлось прыгать с бортов или пятиться к Эрке. Сейчас пустим локомотив задним ходом...

– Ох и долго мы будем ехать, – вздохнула Тими, складывая компьютер. – Pax, я поведу тепловоз. Одного парня беру помощником, второго – чтобы перевёл стрелку на разъезде.

– Действуй.

В двух десятках зеркальных очков отразилось мимолётное касание – соприкоснулись на прощание руки Раха и Тими.

– Одиннадцать ноль шесть, как у вас?

– А вот послушайте. Тут такой продуктивный диалог... Даю трубку беженцу. То есть его держат, а я даю.

Из рации понёсся истошный, пульсирующий крик:

– Дверь, дверь заприте!.. на замок! Скорей, гони отсюда!! Почему стоим?! командир, ходу!!

Раху стало нехорошо. Нечто подобное он слышал пятой ночью на северной границе, куда отряд бросили по тревоге после внезапной потери связи с несколькими городцами.

Мировой шар поворачивался на своей оси; солнце стало склоняться к закату. Удалось довести состав с рудой до разъезда и обойти его по параллельному пути. Броневагон одиннадцать ноль шесть пришёл к Мертвушке немногим раньше эшелона Раха, так что вниз сошли вместе. Сделать предстояло многое – обеспечить подход поездам из града, проверить электросети и водопровод, навести хоть какой-то порядок в городце и отснять наиболее важное.

Лестницы и коридоры, как ковром устланные измятыми, раздавленными людьми, по которым неслась толпа. Там, где возникал завал из тел, бегущие прыгали передним на плечи, шли по головам; местами трупы были навалены до потолка. Детей находили в самом низу человеческих куч.

Казарма гарнизона. Совсем недавно там гремела беспорядочная пальба. Мёртвые солдаты и офицеры, нашпигованные пулями, в мундирах, похожих на решето.

Отрытый из груды тел человек бормотал, съёжившись:

– Они выбежали оттуда... ничего не говорили... один бил другого пистолетом по голове... стали стрелять в нас... я лёг, на меня навалились...

Застывшие картины отчаянных самоубийств и насилия – множество глубоких рваных ран, нанесённых себе разбитой бутылкой, и зажатый в руке осколок-«цветок»; ножи, вогнанные в себя куда попало, и не один раз; распухшие кроваво-жёлтые лица взахлёб опившихся алкоголем и опустошённые бутылки вокруг; электрик, бросившийся на высоковольтные контакты; лица, разорванные ногтями, выдавленные глаза, следы зубов на шее, руках, на груди. Безобразные сцены, навек остановленные смертью, словно фотовспышкой.

– Почему они забирались туда? – шёпотом спросила Тими, проводя лучом фонарика по койкам верхнего яруса. Там иногда лежало по семь-восемь трупов, сбившихся в переплетённые клубки, замотавшихся в простыни и одеяла, накрутивших на голову полотенца.

Хихикающие безумцы. Безумцы плачущие и поющие. Безумцы в оцепенении над телами близких, зарывающиеся в тряпьё, прячущиеся в нишах и вентиляционных коробах. Безумцы в форме и в штатском, в противогазах и нагишом, взрослая женщина с безголовой куклой и наоси, самозабвенно лижущий кортик языком в крови.

Некоторые просыпались; их пробуждение было не лучше сумасшествия.

– Кто вы? где я? зачем вы пришли? дайте мне одеться! отвернитесь!

– Успокойтесь. Мы не причиним вам вреда, – Тими накрыла трясущуюся женщину одеялом, помогла ей завернуться. – Мотагэ, вы помните, что с вами случилось?

– Я... нет... я вчера... – Она потерянно озиралась. – Вчера?..

На вдохе краска бросилась ей в лицо, зрачки расширились, а взгляд устремился вниз, словно пол стал растворяться под босыми ступнями. Она взметнулась на койку второго яруса, потом спрыгнула и бросилась к двери; её едва удалось перехватить.

– Слышите? слышите?! там! выпустите-е-е!! – Она изворачивалась, билась, вырывалась. – Это не я! я не виновата! Я гражданка, вы не смеете...

Неистовые телодвижения превратились в конвульсии; женщина запрокинула голову, глаза её закатились, дыхание перешло в задушенный хрип.


Pax выключил проектор. Обезображенное безумием и болью лицо исчезло.

– Вот как оно выглядит. Запись с моего шлема, ночь семнадцать седьмой луны. В дальнейшем массовые приступы затрагивали разные корни града, городцы, один раз – космодром. Интервалы – от пяти до восемнадцати суток, без какой-либо системы и порядка. Вчера вы видели десятый приступ, хотя я считаю, что они случались и раньше, но вне градского периметра. Однажды вся бригада реставраторов погибла в шахте далеко на юго-западе – я выезжал туда на расследование, но причину их смерти выяснить не удалось.

– Сейсмическая активность, инфразвук – «голос недр», – сразу предположил Форт.

– Отсутствовал.

– Выделение подземных газов.

– Не отмечалось. Во всяком случае, не больше обычного.

– Диверсия. Психомиметики в воздухе вентсистемы.

– Проверяли – посторонних примесей не было.

– Какие-нибудь шокирующие передачи по телевидению. Есть такие зомби-сериалы, что даже у здоровых вызывают судороги.

– У нас таких не бывает, – укоризненно взглянул на него Pax. – К тому же локомотивные бригады телевизор не смотрят – они заняты ведением составов.

– С психиатрами советовались?

– Первым делом. Их заключения не проясняют сути. У пострадавших самые разные расстройства – стремление к насилию, к самоубийству, паническое состояние... даже эйфория. Не говоря уже о смерти от страха.

– Но что-то общее у приступов есть?

– Вряд ли это важно. Мы рассматриваем объективные причины, а не религиозные чувства. Сейчас я намерен вплотную заняться феноменом смерти животных – и жду вашей помощи, наоси Фортунат.

– Идём, – встал Форт. – Но я не уверен, что свинки расскажут нам больше, чем люди. Да! а вы не проверяли, как приступ действует на эйджи? Там, на стадионе, у тебя не было... ну, странных ощущений или замыкания в сознании?

Pax не ответил, каким-то недовольным, если не оскорблённым движением резко отвернув голову к левому плечу.

Блок 5

На дальней периферии градских корней полые ветви-тоннели сужаются и лезут ввысь, к верхним пластам пород. Там квартиры становятся норами, а люди похожи на городецких босяков. В этих захолустьях жилища образуются вне плана – стены пещер сканируют эхолокатором, чтоб отыскать карстовые каверны и заселить их. На схемах для приезжих подобные места обозначают ровной заливкой, без улиц и станций, с пометками: «Left Field» – Окраина, или «Boondocks» – Дыра. Лефилды и бундоксы не годятся для прогулок, и забрести сюда может разве что ярый поклонник льеш-трэш или тот, кому удобнее обстряпывать свои дела в потёмках.

Смелый этнограф может здесь отснять – за плату и по предварительному сговору, – как плавят камень раствором, нелегально купленным у проходчиков с конуса погружения; так создаются новые квартиры, не отмеченные в жилконторе, а потом к ним тайком ведут стель – воду, электричество, канализацию.

Прочим гостям града лучше миновать лефилды на трубопоезде; тогда не увидишь, какие неприятные люди шастают по переходам и стыкам боковых отводков и какие подозрительные рожи иногда высовываются из нор. Здесь торгуют жареными долгопятами, что в приличных кварталах совершенно недопустимо.

Эйджи, торопливо идущий по коридору лефилда, не вызвал у жителей никакого интереса. Корноухие – не редкость там, где можно дёшево купить отраву, приносящую блаженство.

– Вот такая, значит, плесень, девки, – тихо, но ясно произнёс кто-то в стороне, и целая свора недорослей рассмеялась, кто с нарочитой хрипотцой, кто с игривым повизгиванием. Они толпились у плаката: «БЛЕДНЫЙ ГРИБ – ЭТО ВРЕД! КИШЕЧНАЯ БОЛЬ, ДВОЕНИЕ В ГЛАЗАХ, БЕССИЛИЕ, БЕЗУМИЕ».

Контролёры в оранжевых жилетах разбирали щипцами смятый мусор в урне, а квартальный золотарь лениво огрызался на их замечания:

– Не наша грязь! Подбросили. Смотрите, кости. Тут ни одной столовки, где с костями подают. Нечего придираться.

– Урна слизью заросла. Не чистишь, ядом не смазываешь. Идём в кладовую; покажешь, сколько химикатов в наличии. Расход по журналу проверим...

– Кости-то разгрызены... – Контролёрша поднесла добычу поближе к лицу. – Прямо в мочало изжёваны. У тебя что, троглодиты завелись?

– Двери в граде настежь, заходи, кто хочет! – повысил голос золотарь. – Вчера двое оглоедов побирались, песни пещерные пели...

Словно заслышав его, в квартирной норе, вход в которую был занавешен тряпками, гаркающим голосом рванули разухабистую песню:

Она гуляла по тоннелю,

А он валялся на панели.

На нём дырявые лосины,

А ей цена четыре крины.

Радуга!

Ты вся такая, будто радуга!

В мою башку вонзилась радуга!

Я помираю от любви!

Над головами хлопали затворы пневмопочты и гулко проносились круглые контейнеры. Простенок был запачкан кривой чёрной надписью: «СВИСТУНОВ В ШАХТУ, ДАВАЙ СВОБОДУ!» В лефилде боялись носящих свистки и узоры, но сейчас стражей не было видно, и недоросли в пятнистых лосинах и с причёсками цветов радуги вольготно хорохорились в проходе.

Следом за мужчиной-эйджи быстро прошёл вынырнувший из-за поворота парень с косо подрезанными по-мародёрски ушами, в мешковатой блузе и просторных портках драчуна. Девка из недорослей кривлялась у него на пути, и он взмахнул рукой, отбросив девку прочь. От боли она вскрикнула с обидой:

– Пся городецкая! долгопят тебя родил!

Парень мельком зыркнул назад – и недоросли прижались к стене, испуганные взглядом, полным холодной жестокости. Не замедляя хода, парень достал из-под блузы...

Недоросли, отталкивая друг дружку, бросились прочь, а парень, больше не замечая их, выбросил руку с пистолетом-автоматом, и коридор огласила короткая очередь. Эйджи рухнул вперёд, растянувшись на полу с простреленным черепом. Парень, ускорив шаг, перескочил через труп и исчез в боковом отводке коридора.


– Давно ли вы видели Зенона? – осторожно спросил Pax, стоя у Форта за спиной.

Около полутора суток они то вместе, то порознь сновали по граду и рассылали запросы по учреждениям зоотехники и пищепрома. Если Pax и говорил с напарником, то лишь по делу, но порой Форт успевал поймать его заинтригованный взгляд – так смотрел управляющий на ферме. Суть сомнений Раха была очевидна – ему открылась такая неожиданная сторона познаний Форта, что впору начинать всё снова: «Я изучил материалы на вас и нашёл там немало сомнительного...»

– Как же... – Форт принял самый невинный вид. – Третьей ночи мы его вместе наблюдали у меня в гостинице.

– Но после этого вы собирались встретиться с ним?..

– Не довелось. А сейчас и вовсе некогда.

– И не придётся. Зенон убит, – тихо молвил Pax. – Сегодня, около шестнадцати десяти.

Форт избежал почти неотвратимого в подобной ситуации и нестерпимо пошлого вопроса: «Как?!» С порога поверить в сказанное было трудно, даже мучительно, но Pax был из тех, кто убеждается, только лично вложив перст в рану. Как пить дать, он успел побывать у тела. Значит, факт.

Сразу и напрочь расхотелось что-либо расследовать. Да, кролы, долгопяты и свинки милы, но прощальная улыбка Зенона, оказавшаяся последней на этом свете, легла на всё, словно печать на воск. Повсюду, куда ни глянь, всплывало его лицо, напряжённо замершее от волнения и ожидания, его рыжеватые глаза...

Беглое, неглубокое, в чём-то докучное знакомство поднялось из памяти, а с ним – тягучее, неизбывное чувство то ли вины, то ли оборванного разговора, который больше не возобновится – ни завтра, ни послезавтра, ни через мириад лет. Не надо знакомиться! сразу оттолкнуть – и прощай! чтобы потом не погружаться в болезненную печаль утраты...

«Что я должен был сделать, чтобы этого не случилось? что я мог сделать?..»

– Я хотел спросить, мотаси Фортунат, – где вы были в шестнадцать десять и где ваше личное оружие?

Форт едва не ответил резкостью, но вспомнил: «Спрашивать любого в любом месте о любых делах и требовать правдивого ответа». Pax имел право на вопрос.

– Зоопункт двадцать четыре корня Инье. Пистолет и лайтинг заперты в ячейке, как положено. Приказа носить оружия не было; тебе это известно.

– Конечно. Но я хотел, чтобы вы лишний раз вспомнили об оружии.

– Теперь моя очередь. Каким способом и за что его...

– Мимоходом, из пистолета, в затылок. – Пройдя по комнате, Pax бесшумно сел. В гибкой посадке его была нелюдская пластика – каучуковая гибкость суставов и позвоночника, какой обладают одни танцоры-мальчики, естественная осанка и вместе с тем пружинистая и злая сила умелого молодого мужчины. Из Зенона – ах, Зенон, бедолага... – заботы выжигали молодость, а Рах, похоже, развивал её в себе. Сколько ему лет? Сколько тренировок нужно, чтобы создать такое тело? Запросто можно ошибиться с возрастом.

– Грабёж?

– Нет, хотя убийство – умышленное. Его незаметно преследовали и догнали.

– Так... и что теперь?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31