– Ждешь кого-нибудь? – Уэстон сел рядом с ней на бордюр фонтана, ожидая, что она отодвинется от него подальше, но Тесса этого не сделала. Только снова затянулась сигаретой и выпустила дым уголком рта.

– Да вроде того.

– А поточнее? Ты что, не знаешь?

– Вот именно. Я не знаю.

Она с вызовом вскинула подбородок, и он разглядел за наигранной дерзостью юную, уязвимую, одинокую девочку. Мгновенное прозрение помогло ему понять, что движет Тессой Холланд. Но вот она моргнула, и со взмахом ресниц ее непроницаемая маска тотчас же опустилась на место. Тесса вновь замкнулась в броне своих доспехов. Но было поздно. Он уже успел найти в этой броне небольшую трещину.

– А может, тебя куда-нибудь подвезти?

Она улыбнулась и швырнула окурок в подсвеченную чашу фонтана. Окурок зашипел, подпрыгнул на пенистых бурунах и исчез из виду.

– Может быть.

– Куда же ты хочешь ехать?

Она на секунду заколебалась, потом выгнула тонко выписанные светлые брови.

– А может, мне все равно.

Уэстон опять невольно улыбнулся. Вот девчонка! Ей хватает смелости бросить ему вызов!

– А может, стоило бы задуматься?

– Да ты сам-то что задумал?

Ее голос прозвучал тихо и вкрадчиво. Она явно заигрывала с ним, а он обожал эту игру, знал все ходы и всегда выходил победителем.

– Это от тебя зависит.

– Правда?

Тесса внезапно вскочила на ноги и натянула на плечо ремень черной сумки с бахромой.

– Ладно, пошли, – сказала она, бросив последний презрительный взгляд на отцовский шикарный отель. – Можешь подвезти меня до Сисайда.

– А что там такого? – спросил Уэстон.

Ее улыбка показалась ему ослепительной в ночном воздухе.

– Понятия не имею! Давай проверим.

Харли запаздывал. После долгого бесцельного хождения взад-вперед по причалу, у которого была пришвартована яхта его отца, Клер уже решила было поставить на нем крест – и не только на эту ночь, но вообще навсегда. От этой мысли у нее стало холодно на сердце, а по телу побежали мурашки.

– О, Харли... – грустно прошептала она.

В эту минуту она чувствовала себя полной идиоткой – в точности как внушали ей сестры. Милый, ласковый, безупречный Харли переменился до неузнаваемости. В последнее время он стал рассеянным, был вечно занят, ему ничего не стоило позвонить и отменить уже назначенное свидание. Когда они только начали встречаться, он не мог насытиться ее обществом, и ничто на свете его бы не отвлекло от нее. Брань его отца натыкалась на глухую стену, предупреждения старшего брата только раззадоривали его, а нытье и жалобы Пейдж, похоже, лишь добавляли огня их взаимной страсти.

В те первые головокружительные недели Клер тоже была готова на все, лишь бы остаться с Харли наедине. Он был добрым, нежным, ласковым, очаровательным, а главное, он обожал ее. Он отказался от всего, включая свою прежнюю подружку, терпел негодование отца, сносил издевательские выходки брата. Он клялся, что любит ее, и она верила ему всем своим сердцем.

«Господи, как все изменилось!» – думала Клер, прислонившись к перилам и вглядываясь в пляшущее на чернильной поверхности воды отражение цепочки натянутых над пирсом фонариков. Эту перемену она ощущала в воздухе, как моряк чует изменение направления ветра. Харли больше не нуждался в ней, ему не хотелось побыть с ней наедине.

Клер понимала, в чем состояла ее ошибка: она не должна была все ему позволять. С того единственного рокового дня, когда они пересекли невидимую черту и занялись любовью, нарушив данное друг другу слово подождать до свадьбы, – с того самого дня их отношения изменились.

В тот день они поехали кататься на байдарке и сделали привал у входа в небольшую пещеру на северной стороне озера. Харли захватил с собой бутылку вина, которую тайком стащил из отцовского погреба, и они распили ее на двоих, разомлев под летним солнцем, а потом плавали, плескались, дурачились и целовались, упиваясь своей любовью. Клер, никогда прежде вообще не пробовавшая спиртного, слегка захмелела, но дело было даже не в вине. Ей казалось, что склоняющийся к вечеру день полон волшебного очарования, и она отбросила осторожность, развеяла по ветру все свои сомнения. А ветерок, обвевавший ей щеки и трепавший темные волосы Харли, казался таким ласковым и теплым...

Харли осмелел и стал более настойчивым, чем когда-либо, а у Клер немного помутилось в голове. Его поцелуи становились все более глубокими и требовательными, а она охотно отвечала на них, позволяя ему гладить ее скользкое от воды тело. Наконец его пальцы дерзко скользнули под лифчик ее купальника, и он отбросил полоску эластичной ткани быстрым, ловким движением, как будто проделывал это уже сотни раз. Крепко прижимая Клер к себе, он целовал ее груди над водой. Ей стало щекотно; теплая, сладкая боль разлилась по всему телу.

– Держись за меня ногами, – ласково, но властно попросил он, не отрываясь от ее кожи.

Капли озерной воды алмазами повисли на его ресницах, Когда она повиновалась и обхватила ногами его мускулистый торс, откинувшись на спину и чувствуя, как солнце согревает обнаженную грудь, он прошептал: «Вот это моя девочка!» – и поцеловал ее живот.

Клер парила на волне чувственного наслаждения, пока он нес ее на берег. Тут игра началась всерьез – он водил губами по ее груди, брал в рот и посасывал соски, отчего у нее внутри все стало плавиться и в конце концов превратилось в затягивающий жаркий омут. Харли заставил ее взяться рукой за пульсирующий бугорок у него между ног, застонал и поклялся ей в вечной любви. Потом он сорвал с себя плавки, и она впервые увидела его совершенно обнаженным. Его могучая эрекция немного испугала Клер, но он уже стягивал с нее нижнюю часть бикини.

Харли не спрашивал разрешения, а она не стала возражать, когда он опрокинул ее на спину, коленями заставил разжать ноги и одним быстрым движением похитил девственность, которую она так ревниво охраняла в течение семнадцати лет. Клер почувствовала боль, пролила несколько слезинок, но Харли осушил их поцелуями. После нескольких быстрых толчков он обмяк и навалился на нее, тяжело дыша от восторга, и повторил, что будет любить ее до самой смерти.

Обхватив пальцами поручень, Клер закрыла глаза и словно наяву вспомнила, как его тело покрылось испариной, мускулы напряглись, а на сосредоточенном лице появилось выражение торжества в ту минуту, когда он овладел ею. А она вся горела желанием, ее обуревала жажда, и она верила, что только он сможет эту жажду утолить. Она была слепо, бездумно влюблена.

Они поклялись, что всегда будут вместе, что поженятся, заведут детей и попытаются сделать так, чтобы их семьи помирились. Но в последнее время Харли стал совсем другим. Его добрая улыбка исчезла, он стал буквально одержим желанием заниматься сексом. При каждой встрече он давал понять, что только этого и ждет, что только этого ему от нее и нужно. Сейчас Клер казалось, что с того самого дня на озере его интересовало лишь ее тело.

Но это же нелепость! Он же любит ее! Или нет?

Клер услыхала подъезжающую машину, и сердце у нее часто забилось: на этот раз Харли ее не подвел. Шаги застучали по доскам причала, и она улыбнулась, увидев, что он бежит к ней.

– Прости, я опоздал, – запыхавшись, пробормотал Харли, обнимая ее и уткнувшись лицом во впадинку между шеей и плечом. – Господи, как же мне тебя не хватало!

Его пальцы вплелись ей в волосы, он шумно вздохнул, и Клер сразу же простила его. Это был он, ее дорогой Харли, милый мальчик, которого она любила душой и телом! Закрыв глаза, она прижалась к нему, обняла его, отгоняя прочь все сомнения и страхи, подтачивающие основу их любви.

– Мне тоже тебя не хватало, – хрипло пршептала Клер, чувствуя, как слезы обжигают ей глаза.

– Прости меня!

Ее сердце чуть не остановилось.

– Мне не за что тебя прощать.

– О, Клер, если бы ты только знала! Прозвучавшее в его голосе отчаяние эхом откликнулось в ее душе.

– Что я должна знать?

Все тело Харли напряглось, он стиснул ее так крепко, что она едва могла дышать.

– Что я должна знать, Харли?

Он медлил чуть дольше, чем следовало.

– Что я люблю тебя. Что бы ни случилось, ради бога, верь, что я люблю тебя.

– Харли, успокойся, ничего не случится. – прошептала Клер, но, даже прижимаясь к нему, ощутила глубоко в сердце ледяной холод.

– Надеюсь, что ты права, – сказал он, подняв голову и глядя ей прямо глаза. – Бога молю, чтобы ты оказалась права!

Взглянув на часы, Миранда почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Надо было спешить: Хантер уже ждал ее в коттедже. При одной мысли об этом у нее пересохло во рту.

Впервые в жизни Миранда была влюблена. Она понимала, что это безумие, что у нее с Хантером Райли нет общего будущего, но ничего не могла с собой поделать. Не могла сделать вид, что между ними не существует взаимного влечения. И не только в этом было дело. Он был по-настоящему дорог ей.

Досыта насмотревшись на душевные страдания Клер, Миранда понимала, что сама вступила на опасную дорожку – точнее, даже на тонкий канат, который непременно оборвется. Но она восемнадцать лет следила за каждым своим шагом, ни разу не уклонилась от прямого пути и теперь решила следовать своей дорогой, хотя и знала, что в конце ее ждет только страдание. Ну и пусть! Она даром потратила свою юность, чтобы доказать Датчу Холланду, что ничуть не хуже так и не родившегося у него наследника мужского пола, а чего добилась? Все ее усилия не произвели на отца ни малейшего впечатления. Он вообще не обратил на них никакого внимания!

Миранда схватила брошенный в ногах кровати свитер, сунула под мышку сумочку и направилась к черной лестнице. Хантер был старше ее, и, хотя он бросил среднюю школу, не закончив курса, ему потом удалось сдать экзамены экстерном и все-таки получить аттестат. Теперь он учился в местном муниципальном колледже и в то же время помогал своему стареющему отцу, а иногда еще подрабатывал у Таггертов.

Миранда впервые по-настоящему обратила на него внимание в конце весны, когда Хантер с отцом расчищали от валежника одну из полян для пикников на берегу озера. Она сидела на заднем крыльце и читала, но тут небо затянуло тучами, и на землю упали первые дождевые капли. Под навесом крыльца ей было сухо, она могла не бояться дождя, но Хантер и его отец продолжали работать под открытым небом, даже когда хлынул ливень. Не обращая внимания на непогоду, Хантер ломал и оттаскивал крупные сучья, хотя дождевая вода стекала у него по подбородку, а футболка влажным компрессом прилипла к спине. Миранда, как зачарованная, следила за ритмичной работой его мускулов. Их плавное перекатывание вызвало у нее странное, доселе неведомое ощущение: как будто в самом низу живота вдруг забила крыльями целая стая мотыльков.

Его светлые, песочного оттенка волосы потемнели от дождя, а когда он оглянулся через плечо и посмотрел прямо на нее серыми и сумрачными, как зимний шторм, глазами, ей пришлось отвести взгляд. По всему ее телу вдруг разлилось тепло, впервые в жизни она ощутила слепую, бездумную тягу своего женского естества.

В тот день Миранда не сказала ему ни слова, да и на следующий день тоже. Но она снова вышла на крыльцо с книгой, делая вид, что поглощена чтением, а на самом деле не сводила глаз с парня, которого знала всю жизнь, однако до сих пор так и не видела по-настоящему.

– Зачем ты за мной следила? – напрямик спросил он ее несколькими днями позже, когда она зашла в конюшню в поисках Клер.

Миранда не знала, что Хантер помогает отцу загружать пустующий с прошлого года сеновал, – иначе ни за что не пошла бы туда. Старого Райли нигде не было видно, но Хантер стоял на верхней перекладине переносной лестницы. Пот стекал у него по шее, волосы на затылке взмокли и повисли темными прядями.

– Я?!

Миранда с притворным возмущением посмотрела на него снизу вверх, скользнув взглядом по длинным, загорелым ногам. На нем были обрезанные выше колен потертые джинсы, низко сидящие на бедрах и рабочий пояс со множеством кармашков для инструментов. Все остальное тело было обнажено: гладкая, бронзовая от загара кожа, сильные мускулы, густая поросль рыжеватых волос на груди.

– Нет смысла отпираться, – продолжал Хантер. – Это было на днях, когда я расчищал поляну на опушке. Ты за мной следила.

– Нет, я...

– Да брось, Миранда! Говорят, что ты тут самая умная и никогда не врешь. – Его негромкий, тягучий голос звучал насмешливо. – Старшая сестра, самая ответственная, честолюбивая, целеустремленная и все такое прочее. Неужели все эти слухи неверны?

Тут Миранда возмутилась по-настоящему. Да кто он такой, чтобы обращаться с ней как со вздорным ребенком, задумавшим какую-то каверзу?

– Я никогда не прислушиваюсь к сплетням и тебе не советую!

– Да мне и так о тебе все известно. Я знаком с женщинами твоего типа.

Хантер приставил гвоздь к половице настила и три раза стукнул по нему молотком.

– Я не принадлежу ни к какому типу.

– Ты так думаешь? Признайся лучше: ты из тех, кому нравится наблюдать, как батраки гнут спину, пока ты сидишь в тенечке и полируешь ногти.

В его взгляде, брошенном на нее через плечо, читалось жгучее презрение.

– А знаешь, кто ты такой? Самоуверенный подонок, каких в этом городе пруд пруди!

Миранда направилась к двери, но тут он одним гибким движением спрыгнул с лестницы и приземлился прямо перед ней. Ошеломленной Миранде ничего другого не осталось, как отступить на шаг назад. Ее обдало запахом здорового мужского пота, и Хантер оказался так близко от нее – полуголый, откровенно сексуальный, – что на минуту она лишилась дара речи. Его твердый подбородок выглядел особенно мужественным из-за отросшей за сутки золотистой щетины, глаза в полутьме амбара приобрели оттенок вороненой стали. Он так пристально смотрел на нее, что ей хотелось попятиться, но она уже и так ощущала лопатками столб, поддерживающий настил сеновала. К тому же ей не хотелось доставлять ему удовольствие своим отступлением.

А Хантер между тем подошел еще ближе, и теперь его голая грудь оказалась всего в каком-то дюйме от ее бурно вздымающейся груди.

– Я слыхал, ты хочешь стать адвокатом?

– Д-да... Да, хочу.

– И что же ты пытаешься доказать?

Миранда удивленно подняла на него глаза, и оказалось, что он больше не насмехается над ней, просто хочет услышать ответ. Зрачки у него были расширены, и Миранда поняла, что он взволнован и возбужден близостью не меньше, чем она сама.

– Ничего. Мне нечего доказывать.

– Но тебе же хочется!

Хантер поднял руки, обхватил столб позади нее, и она оказалась в кольце его рук, как будто в плену, хотя он при этом сумел избежать прикосновения.

– Да, – призналась Миранда.

– Зачем? Чтобы твой старик перестал наконец жаловаться на судьбу, не давшую ему сыновей? Или ты хочешь конкурировать на равных с мужчинами?

– Я просто хочу в полной мере проявить свои способности.

– И поэтому ты отказываешь себе в самых простых удовольствиях?

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я знаю, что ты сидишь на диете, регулярно делаешь упражнения по ритмической гимнастике у себя в комнате, ни с кем не встречаешься и читаешь все, что может, по твоему мнению, пригодиться в дальнейшем.

– Откуда ты знаешь?

– Я тоже за тобой следил.

У Миранды перехватило дыхание. Неужели он подглядывал за ней в окно по ночам, видел, как она разглядывает свое тело в зеркале, трогает себя за грудь, проводит ладонями вниз по животу, пытаясь представить себе, что бы она чувствовала, если бы к ней прикасался мужчина?

– Ты не имел права...

– Зато имел желание. Так же, как и ты.

– У меня нет ни малейшего...

– Не ври.

Он был слишком близко, это следовало немедленно прекратить.

– Дай мне пройти.

– Если ты собираешься стать настоящим юристом, придется тебе научиться обращению с людьми, а не только судебным тяжбам и обмену колкостями.

Его взгляд опустился к ее взволнованно вздымающейся груди.

– А-а, я поняла! – проговорила Миранда с ядовитой насмешкой. – И ты хочешь стать моим учителем?

– Я просто пытаюсь с тобой разговаривать.

На одну роковую секунду его взгляд остановился на ее губах, и что-то потаенное у нее внутри, что-то теплое, живое и требовательное откликнулось на призыв. Она ненавидела его, но ее тянуло к нему на каком-то бессознательном уровне, существование которого она отказывалась признать.

– Разговаривай с теми, кому это интересно.

– Тебе интересно.

– Ни капельки!

Его улыбка давала понять, что он ей не верит, однако он все-таки отступил в сторону. Но когда она попыталась пройти мимо, Хантер схватил ее за запястье, стремительно развернул к себе, и вдруг вся эта гора мускулов окружила ее со всех сторон. Миранда не могла двигаться, едва могла вздохнуть. Сердце так отчаянно колотилось у нее в груди, что она побоялась лишиться чувств.

– Не смей...

Его губы обрушились на ее рот с такой силой, что ей даже стало больно. Он как будто хотел наказать ее. Воздуха в легких совсем не осталось. Она пыталась бороться, хотя и понимала, что это бесполезно. Ее разум безмолвно взывал к сопротивлению и рвался на свободу, но незнакомая ей до сих пор, чувственная сторона ее женской натуры отчаянно желала ответить на поцелуй, ощутить волнующий трепет чистого, ничем не стесненного секса.

– Тебе интересно, – повторил он и внезапно отпустил ее. – Когда станешь в достаточной степени женщиной, чтобы это признать, позвони мне.

Пятясь к двери и спотыкаясь на ходу, Миранда покачала головой.

– Скорее ты сгоришь в аду.

– Я так не думаю.

И, черт бы его побрал, он оказался прав. Две недели Миранда его не замечала, смотрела сквозь него, когда он работал на территории поместья, старалась уйти подальше, когда он оказывался рядом, но всякий раз вспоминала тот разрывающий душу поцелуй в конюшне, и всякий раз ее пульс учащался, а тело покрывалось испариной.

Лежа по ночам в постели, Миранда думала о нем, вертелась с боку на бок и мучилась от летней жары, не отпускавшей даже ночью. А днем ей приходилось готовиться к вечерним занятиям в городском колледже – еще одном месте, где можно было столкнуться с Хантером.

Через две недели она отказалась от противостояния, отбросила гордость и позвонила ему. В тот же вечер они провели несколько часов вместе, гуляя по берегу, но он даже не попытался прикоснуться к ней.

Так продолжалось, без изменений, какое-то время. Можно было подумать, что ничем, кроме того единственного поцелуя, Хантер с ней делиться не собирается. Наконец Миранда сама положила руку ему на запястье, склонила голову набок и спросила:

– Ты боишься меня? Хантер рассмеялся:

– Боюсь? Не смеши.

– Но тогда почему...

Миранда почувствовала себя круглой дурой. Что она могла сказать? Хантер стоял, прислонившись к крылу ее машины, жаркое солнце слепило их обоих. Она нашла место для стоянки в укромном, скрытом скалами уголке на берегу, на расстоянии нескольких миль от курорта, принадлежавшего ее отцу.

– Что – почему?

– Почему мы никогда... ну, ты знаешь.

– Понятия не имею, о чем ты, – протянул он, но уголки его рта тронула улыбка. Миранда беспомощно уронила руку, не находя слов.

– Ну же, советник! – поддразнил он ее. – Всякий, кто хочет стать крупной шишкой в юриспруденции, должен уметь выражать свои мысли.

– Ты никогда не прикасаешься ко мне! – выпалила Миранда, чувствуя, как лицо заливается жарким румянцем.

– А тебя это смущает?

Ожидая ответа, Хантер принялся крутить на пальце кольцо, которое никогда не снимал, – тоненький золотой перстенек с ониксом.

Ей хотелось солгать, но она не смогла.

– Да, смущает.

– А может, я считаю тебя неприкосновенной.

– Нет, тут есть что-то еще. В чем дело, Хантер?

Он смерил ее взглядом с головы до ног, потом тихонько выругался и крепко прижал к себе. Их голодные губы буквально расплющились друг о друга, он жадно проводил ладонями по ее спине, а она таяла, прижимаясь к нему, отвечая на его поцелуи с тем же пылом и нетерпением, которые, казалось, охватили и его.

Волны бились о берег, солнце палило нещадно, песок мягко подавался под ногами, и ей показалось, что, кроме них, нет больше никого во всей вселенной.

– Ты этого хочешь? – спросил Хантер, отводя прядь волос, выбившуюся ей на щеку.

«Я хочу, чтобы ты любил меня!» – отчаянно крикнуло что-то в душе Миранды.

– Да, – сказала она вслух.

– И этого? – он поцеловал ее еще раз и, забравшись рукой ей под блузку, нащупал грудь.

– Д-да...

Твердые мужские пальцы скользнули по соску. У Миранды перехватило дыхание, внутри появилась уже знакомая, рвущаяся наружу боль.

– Еще? – отрывисто спросил он.

– Да... нет. О-о-о-о...

Прислонившись к машине, Хантер притянул ее к себе вплотную. Сквозь шорты она почувствовала, как туго натянулся и выпятился шов на его джинсах, а его руки – эти грубые, горячие руки, – казалось, были повсюду.

– Это может стать опасным, – предупредил Хантер, на мгновение отстранившись.

– Для тебя?

– Для тебя.

– Вот оно что... – Миранда поцеловала его с жадным и голодным нетерпением девственницы, готовящейся к первой серьезной попытке испытать все.

– Наступит момент, когда я не смогу остановиться.

– Ну так не останавливайся. Никогда...

– Ох, Ранда! – Хантер снова поцеловал ее, а потом внезапно оттолкнул. – Нет, – пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе. – Нет, нет, нет! Это нехорошо.

– Что ты такое говоришь? Почему нехорошо?

– Неужели ты не понимаешь? – Он покачал головой и в отчаянии провел пальцами по волосам, словно собираясь с мыслями. – Мы с тобой... нас разделяет целый мир, Миранда. И мы ничего, ровным счетом ничего не можем с этим поделать.

– Я не понимаю, – упрямо повторила она.

– Поймешь, – грустно вздохнул Хантер.

Миранда не смирилась с отказом. Они поссорились, но потом она опять позвонила, не обращая внимания на то, что ведет себя, как глупые девчонки, которых всегда презирала, – девчонки, гоняющиеся за мальчиками. И это сработало! Хантер согласился встречаться с ней, но только при условии, что все останется в секрете.

– Я не хочу разгребать то дерьмо, что обрушится нам на головы, если твой старик узнает, – сказал он. – Пусть зарабатывает себе инфаркт из-за Таггерта и твоей сестры, но я хочу, чтобы мое имя даже не упоминалось, ладно?

– Почему?

– Ну... слишком уж все это сложно. Поверь, я знаю, что говорю.

И она поверила. Она дала слово. Никто не знал, что они встречаются, их свидания проходили вдали от посторонних глаз и были окружены романтикой тайны.

Ведя машину к заброшенному коттеджу на самом краю земельных владений отца, Миранда надеялась, что они наконец займутся любовью. Раньше они несколько раз подходили к самой грани, но Хантер всегда удерживал ее, и она научилась доверять ему всем сердцем. Но на этот раз ночь выдалась такая звездная. Миранда надеялась, что он не выдержит, а ей самой не хотелось думать о последствиях. Ей было все равно.

Она повернула на заросшую аллею, ведущую к коттеджу, под колесами захрустели сухие стебли бурьяна. Высокая трава заглядывала в окна «Камаро», раскачиваясь на ветру, а старые, одичавшие розы, переплетаясь плетями с кустами ежевики, наполняли воздух нежным ароматом.

Коттеджем давно уже никто не пользовался. Он был построен раньше господского дома, где-то в самом начале века, и о нем давно забыли. Побеги плюща обвивали перила крыльца, из трубы на крыше выпало несколько кирпичей, но внутри всегда было тепло и сухо.

За окном мелькали отсветы огня. Хантер ждал ее.

Сердце Миранды взволнованно забилось, она бегом поднялась по ступеням и нажала на дверь.

– Ты опоздала.

Она вздрогнула от неожиданности, не заметив его на крыльце, но тут его сильные руки обвились вокруг нее.

– Это ты пришел слишком рано.

– Не мог дождаться.

– Да ну?

Она засмеялась, когда он подхватил ее на руки и пинком ноги открыл дверь. Как гордый молодожен, переносящий свою новобрачную через порог, Хантер поцеловал ее и вошел внутрь. Голова у Миранды закружилась, когда он уложил ее на старую железную кровать, застеленную заботливо принесенными им одеялами и подушками. В очаге потрескивали охваченные пламенем замшелые поленья.

Миранда с восхищением взглянула на человека, которого полюбила. Хантер был непредсказуем, он мог казаться резким и даже жестоким, а в следующую минуту превращался в саму доброту. Он научил ее стрелять из лука, пускать камни плашмя по воде, чтобы они несколько раз подпрыгивали, рассказал, что мальчишки в четырнадцать лет больше всего на свете любят пожрать, а когда им исполняется шестнадцать, они думают только о сексе и готовы уложить все, что движется. Он категорически отказывался встречаться с ней в открытую.

– Зачем давать пишу досужим болтунам? – сказал Хантер. – Поверь, тебе самой не понравится стать предметом сплетен.

– Мне все равно, – возражала Миранда, но он и слышать ничего не хотел.

Это была единственная тема, вызывавшая между ними трения. Но сейчас, лежа в его объятиях, глядя на его волевое лицо, на глаза, потемневшие от страсти, Миранда впервые задумалась о том, что раньше никогда не приходило ей в голову: сможет ли она когда-нибудь выйти за него замуж? Впервые она взглянула на их отношения сторонними глазами: дочь миллионера и бедный пасынок сторожа. «Да какая разница?» – решила Миранда.

Он поцеловал ее. Старый матрац под ними прогнулся и заскрипел. Миранда обвила руками его шею, а Хантер начал гладить ее, прикасаться к ней, и ее кожа ожила. Никогда она не чувствовала себя такой живой, такой желанной. И у нее внутри тоже зашевелилось желание, подобно просыпающемуся зверю, лениво потягиваясь, слегка царапая ее своими когтями в самом потаенном, самом чувствительном месте.

– Хантер! – прошептала Миранда охрипшим от страсти голосом.

Он целовал ее, прикасаясь влажным языком к ее коже в тех местах, которые никогда не видели солнечного света. Легкая щетина у него на подбородке щекотала ее, его дыхание обжигало, его кожа горела, как и ее собственная.

Вот он расстегнул ее лифчик и бросил его на пол, не сводя очарованного взгляда с ее грудей, освободившихся из тесного плена.

– Черт, ты такая красивая! – проговорил он наконец. – Наверное, это грех...

Хантер взял в рот ее сосок, и Миранда застонала. Тогда он резким движением сдернул с нее шорты, его пальцы коснулись внезапно увлажнившихся завитков у нее между ног, проникли в заветную глубину самого потаенного места.

Она не могла больше сдерживаться. Миранда Холланд, всегда такая спокойная и уравновешенная, всегда державшаяся особняком (некоторые мальчишки утверждали, что в жилах у нее течет ледяная вода), выгнулась ему навстречу, мысленно умоляя его не останавливаться. Она лежала на кровати, служившей прибежищем любовникам на протяжении чуть ли не целого столетия, и страстно целовала парня, которого почти не знала, который не желал появляться с ней на людях, но готов был в эту минуту стать ее первым и единственным любовником.

Потом, в теплом сиянии догорающей любовной истомы, он прижал ее к себе и погладил по лицу. Мечущиеся язычки пламени отразились в его кольце, и Миранда коснулась черного камня.

– Это что-нибудь значит? – спросила она.

– Это единственное, что на мне надето. Миранда тихонько засмеялась.

– Я знаю. Просто мне интересно, что значит для тебя это кольцо. – Она попыталась намотать на палец короткие густые завитки у него на груди. – Может, какая-нибудь девушка тебе его подарила?

Хантер насмешливо фыркнул в ответ:

– Вот уж нет. – Он снял с пальца золотой ободок и посмотрел сквозь него на огонь. – Это все, что у меня осталось от моего биологического отца – человека без имени, без лица, который обрюхатил мою мать, а потом ушел прогуляться, да так и не вернулся. Надо бы, наверное, выбросить это кольцо, но я его храню как напоминание о том, что этот сукин сын знать меня не хотел и бросил мою мать. Мне еще крупно повезло заиметь Дэна Райли в качестве отчима.

– Как его звали?

– Моего родного папашу? Понятия не имею. Никто мне ничего не рассказывал, а в моем свидетельстве о рождении стоит прочерк.

– А ты хотел бы узнать?

– Нет. – Вновь надев кольцо на палец, Хантер привлек Миранду ближе к себе, и она положила голову на его мускулистое плечо, устраиваясь поудобнее. – Зачем? Это не имеет значения. – Он поцеловал ее в макушку и добавил: – Единственное, что сейчас имеет значение, это ты и я.

– Навсегда? – спросила она.

– «Навсегда» – это очень долго, но... Может быть. Да, может быть.

Миранда запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать ее. Она наконец нашла для себя на земле маленький кусочек рая.

– Ты провела прошлую ночь с Уэстоном Таггертом? – прошептала побледневшая Миранда.

Неожиданное признание сестры потрясло ее, а ведь она все еще как следует не осмыслила тот факт, что они с Хантером стали любовниками. Но делать было нечего – приходилось сосредоточиться на насущной проблеме. Проблемой, как всегда, была Тесса.

– Ради всего святого, Тесса, зачем?

Тесса передернула плечами со своим обычным видом, словно говорившим: «Плевать я хотела на все, что ты скажешь!» – и, зевнув, налила воду в кофеварку.

– А почему бы и нет?

– Ты знаешь, почему нет. Этот парень может принести только беду.

– Потому, что он Таггерт? Не смеши меня, Ранда! Ты рассуждаешь в точности как наш отец.

– Не морочь мне голову. Его фамилия не имеет никакого значения, и ты это прекрасно знаешь. Дело не в фамилии, а в репутации. Она сама за себя говорит.