Постановка методологических проблем исследования журналистики – результат развития научного знания. Становится все более очевидным, что новых важных достижений наука может добиться не только за счет дальнейшего расширения исследовательского материала, но и за счет совершенствования традиционных и выявления новых подходов к его изучению. Поэтому в структуре научного знания все большую ценность приобретают не только текущие результаты исследований, но и логика, принципы, приемы и методы, с помощью которых познается предмет, описываются и объясняются происходящие процессы.

Несмотря на то, что развертывание методологических исследований – характерная черта современных общественных и гуманитарных наук, вокруг самого содержания понятия «методология» идут активные дискуссии. Наибольшее внимание вызывают сущность методологии как теории познания и совокупности принципов и методов исследования, предмет и структура методологии, соотношение методологических и теоретических проблем в науке, методология и методика познания.

Следует отметить, что суждения исследователей журналистики по методологическим вопросам, несмотря на их многочисленность, являются разрозненными и часто противоречивыми. Назрела необходимость обобщения взглядов, систематизации основных категорий, определяющих понятие «методология исследования журналистики», выявления специфики этой особой области научного знания.

При всех расхождениях в трактовке понятия методология определяется как учение о методах, логика и теория познания – обобщенный опыт науки, результат ее исторического развития и достижений, логически осмысленный и диалектически переработанный в методы и способы изучения объективной действительности. Значение методологии в ее общности, в том, что она жестко «не привязана» к конкретному материалу и может служить изучению самых различных периодов, ситуаций, социальных и творческих процессов, раскрывая исследовательские горизонты целым поколениям ученых. Методология более стабильна и в известной мере инерционна, она не подвержена таким мобильным изменениям, как конкретные методики; ее изменение, совершенствование – результат коллективного процесса, в который каждый исследователь своей практикой и обобщениями вносит больший или меньший вклад.

В исследовательской литературе существуют различные трактовки сущности методологии, однако единым и незыблемым является признание того, что общенаучной методологией выступает философия. Философия как методология вооружает исследователя знанием общих законов развития природы, общества и мышления, позволяет увидеть связи изучаемой проблемы в целостном мире.

Каждая из гуманитарных наук (в том числе, естественно, и наука о журналистике), руководствуясь общей научной методологией, имеет свой круг методологических проблем и свои особенности в разработке методологических вопросов[1]. Существование «частной методологии», «конкретной методологии» той или иной науки определяется законами, связями и отношениями ограниченной части реальности, формой ее движения.

Методология каждой отдельной науки, таким образом, представляет собой единство всеобщего метода и содержания данной науки, ее теории, включает в себя в качестве составных частей методологию крупных, принципиальных для этой области знаний исследовательских проблем.

Дискуссионным является вопрос о структуре и предмете методологии как учения о методе. Очевидно, однако, что методология не может сводиться ни к методу, ни к теории, на основе которой формируется метод. Предметом методологии является взаимодействие системы знаний (теория) и системы деятельности (метод). Иными словами, предметом методологии является механизм превращения теории (объективной закономерности) в правило действия исследователя (метод). Ряд исследователей, опасаясь отрыва методологии от исследовательской практики, включает в ее структуру наряду с теорией познания совокупность принципов и методов исследования. Все это дает основание различать в структуре методологии две стороны: теоретическую методологию (предмет, структура, сущность принципов и методов и т.д.) и методологическую практику (практическое применение принципов и методов при исследовании).

Другой структурный «срез» позволяет выделить в объеме понятия «методология» такие составляющие, как методологические принципы, методы исследования и методологические подходы.

Фундаментальная роль принципов исследования в достижении истинных научных результатов очевидна, методологическая – осознана как гуманитариями, так и представителями точных наук. «Для применения своего метода теоретик в качестве фундамента, – писал А. Эйнштейн, – нуждается в некоторых общих предположениях, так называемых принципах, исходя из которых он может вывести следствия»[2]. Принципы являются сосредоточием мировоззренческого аспекта методологии.

Вопрос о количестве общенаучных принципов исследования и об их взаимоотношениях не имеет в существующей науковедческой литературе однозначного решения. Некоторые авторы в качестве основных называют и рассматривают принципы историзма, объективности и всесторонности исследования. Другие считают, что, например, всесторонность выступает лишь как одно из требований, с помощью которых реализуется принцип историзма. Вообще, дискуссия о количестве методологических принципов является несущественной. Дело не в количестве, а в ином – важно так сформулировать и раскрыть их содержание, чтобы они в совокупности отражали основные требования к процессу познания.

В системе методологических категорий особое место занимает принцип историзма – всеобщий логический принцип, имеющий универсальное значение.

Принцип историзма. Суть принципа историзма состоит в том, чтобы рассматривать предмет (явление) в его развитии, самодвижении, изменении[3]. Принцип историзма реализуется в форме определенных методологических требований к научному познанию. Историзм предполагает прежде всего объективное и всестороннее рассмотрение изучаемого объекта, познание его сущности, частных и общих закономерностей, исследование всех его связей и опосредовании.

Всесторонность рассмотрения, обеспечивающая объективный подход к рассматриваемому явлению, имеет внутренний и внешний аспекты. Внутренний заключается в том, что судить об изучаемом предмете, явлении нельзя по отдельным, хотя бы и очень важным сторонам и качествам. Этот момент необходимо подчеркнуть, ибо все более интенсивным становится процесс, когда объектом изучения истории прессы становятся все более мелкие части целого, и каждый раз со всей остротой встает вопрос о правомерном масштабе обобщений. Целое играет решающую роль в развитии частей: хотя по части можно составить представление о каком-либо качестве или особенности предмета, тем не менее части, стороны имеют строго очерченное значение, выполняя только определенные функции целого. Поэтому неправомерно судить об общем процессе развития всей прессы, рассмотрев, например, лишь какой-либо ее типологический отряд, точно так же, как неправомерно делать выводы о становлении прессы целого народа, изучив эволюцию одной, пусть даже основной газеты.

Наряду с широким и всесторонним охватом исследовательского материала неизмеримо важной для реконструкции истории журналистики является полнота анализа в, так сказать, вертикальном срезе – воспроизведение не только содержательных направлений, но и профессионально-творческой эволюции, представляющей собой неотъемлемую часть истории прессы. На ранних этапах развития нашей науки, в силу общей закономерности, когда вначале всегда из-за содержания не обращают внимания на форму и обнаруживают эту ошибку уже впоследствии, пресса подвергалась лишь тематическому и содержательному анализу. И хотя ошибка обнаружена уже давно, а требование всесторонности осознано, некоторые диссертации, книги и брошюры по-прежнему представляют собой почти исключительно тематические описания, иногда снабженные краткими жанрово-стилистическими «довесками». Отдавая приоритет содержательному анализу, историческая наука в целях всестороннего познания предмета исследования должна уделить значительно большее, чем прежде, внимание творческому и профессиональному, филологическому анализу прессы.

Коллективный исследовательский опыт свидетельствует о том, что научная характеристика издания подразумевает, как минимум, три аспекта: это история его организации и развития («внешняя история» в другой терминологии), анализ тематики и содержания и, наконец, творческое лицо.

Наряду с требованием всесторонности верное понимание принципа историзма связано с установлением предпосылок предмета, познанием его предыстории. Поскольку каждое новое явление не начинается на пустом месте, не рождается из ничего или из лона «самое себя полагающей идеи», а всегда развивается на основе, созданной всем предшествующим развитием, т.е. на основе определенных предпосылок, то мышление, чтобы быть истинным, должно четко установить связь истории предмета с его предысторией, с его предпосылками, связь теперешнего состояния предмета с его предшествующим состоянием, ибо там, где обрывается нить происхождения, познание попадает в тупик. Предпосылки представляют собой единичные явления, процессы – вообще тот «разбросанный материал, ожидающий и требующий своего применения»[4], из которого, как из своей основы, возникает данный конкретный предмет. Исследователи истории журналистики пока еще редко ставят вопрос о предпосылках того или иного явления или типа в области журналистики, рассматривая, как правило, лишь сам предмет.

Изучая историю настоящего, следует начинать с того, что служит переходом, связующим звеном между предшествующим и действительным, с такой стороны старого, которая есть вместе с тем сторона настоящего или, употребляя гегелевское понятие, «абсолютное основание» для настоящего, «род» старого в настоящем. Однако реализация принципа историзма невозможна без верного решения вопроса об отграничении предпосылок возникновения предмета от него самого, без правильного определения начала, отделяющего действительную историю предмета от его предыстории. Важность этого обусловливается тем, что предпосылки явления существуют до него и независимо от него, предшествуют ему: они не вытекают из его внутренней сущности, ибо образуются в недрах предшествующего ему явления, находятся вне того пункта, с которого начинается действительное развитие предмета, его настоящая история.

Принцип историзма требует того, чтобы, определив начало явления, отделяющее его действительную историю от предыстории, сосредоточить затем все внимание на самой этой истории и выделить основные ступени (фазы, периоды и т.д.) ее развития, для каждой из которых существуют свои конкретно-исторические условия и специфические закономерности и черты. Таким образом, научная периодизация является одним из важнейших требований, вытекающих из принципа историзма. Идея непрерывности развития (в соответствии с этой идеей изолированное рассмотрение отдельных изданий или творчества отдельных публицистов может иметь лишь локальное, ограниченное значение) не означает, что историю следует рассматривать как плавный, последовательный процесс. Эволюция какого-либо явления или предмета – это ряд сменяющих друг друга качественно иных ступеней его развития. Разумеется, между ними нельзя провести абстрактных, расчленяющих границ: между главными, значимыми этапами развивающегося явления существует преемственность, каждый последующий период содержит в себе предыдущие «в снятом виде». Однако эта преемственность не дает основания отождествлять закономерности разных этапов; задачи познания требуют четкой периодизации развития предмета, выделения определенных периодов исторического движения в соответствии с его естественной обусловленностью и объективной природой.

В отличие от принципов, наиболее фундаментальных понятий методологии, метод исследования трактуется как отдельное действие или совокупность упорядоченных, связанных между собой действий (операций), применяемых исследователем при решении определенной задачи, т.е. способ познавательной деятельности. В свою очередь, методика разрабатывает систему правил, которые регулируют порядок научного исследования, последовательность отдельных методов и процедур.

Науковеды неоднократно пытались описать методы исследования, дать их субординацию и структуру. К сожалению, попытки эти очень противоречивы. Исследователи журналистики, например, перечисляли в самых различных последовательностях исторический, социологический, филологический, психологический, сравнительный, жанровый, статистический, семантический, биографический, логический и другие методы различной степени общности и специфичности. Применительно к исследованию журналистики можно говорить об использовании нескольких групп методов: это, во-первых, общенаучные, абстрактно-логические (наблюдение, эксперимент, анализ, синтез, индукция, дедукция и т.д.); во-вторых, методы, общие для всех гуманитарных наук и применяемые с учетом своеобразия журналистского исследования; в-третьих, специфические, свойственные историческому и филологическому познанию (сравнительно-исторический, ретроспективный, текстологический, жанрово-стилистический и др.).

На раннем этапе разработки проблем методологии исследования журналистики предпринимались также интенсивные попытки выявить и сформулировать собственный, специфический метод: многие авторы сетовали на то, что журналистика не дала ни одному из существующих методов анализа свое имя. Но ставить такую задачу вряд ли целесообразно, так как многие гуманитарные науки не выявили, несмотря на всю специфику предмета, какого-либо «своего» собственного, специфического метода, что, тем не менее, не мешает им развиваться очень интересно. Так, журналистской наукой в силу интеграционных процессов интенсивно осваиваются методы смежных, пограничных и естественнонаучных, точных дисциплин.

Например, одним из методов, имеющих общенаучный характер и огромный опыт использования в точных и гуманитарных науках, является типологический анализ, который сегодня настолько востребован в исследованиях, что осознается уже как имманентный. Типология журналистики, рассматривающая различные аспекты типологического анализа, его теорию и применение, сформировалась в одну из наиболее продуктивных теоретико-методологических проблем, в научное направление.

Современной является постановка вопроса об использовании социологических и количественных методов анализа истории журналистики, весьма распространенных в западноевропейской науке. Многие зарубежные исследователи понимают, что к этим методам истории следует обращаться не во всех случаях, а лишь когда это целесообразно, когда имеются репрезентативные данные. Количественный анализ в историческом исследовании не является основным, он лишь способен дополнить традиционное документальное исследование, придать ему убедительность, точность и надежность. Количественный анализ позволяет исследователю не только подтвердить с цифрами в руках логические рефлексии, но и, переходя от частного к общему, дать обобщения, столь редкие в исторической науке. Осторожное отношение к использованию количественных методов в истории журналистики определяется не только традиционными предубеждениями, но и осознанием того, что они способны дать искаженную картину уже на этапе кодификации, часто определяемую исследовательскими пристрастиями, наличием социального заказа или гипотезы.

Методический подход наряду с понятием «метод исследования» в науковедческой литературе функционирует как понятие, которое, хотя и не получило строгих дефиниций, активно используется, в частности, исследователями журналистики.

Под методологическим подходом следует понимать комплексный способ исследования, использующий различные методы и процедуры анализа, но составляющий определенное логическое, познавательное единство. В теории познания получили обоснование такие важнейшие способы исследования окружающего мира, как исторический (воспроизведение эволюции предмета в форме его истории) и логический (воспроизведение эволюции предмета в форме его теории). Оба эти способа трактуются как методологические подходы к изучению действительности, они жизненны и определяют пути научного исследования благодаря тому, что основываются на историзме, являются генетическими по своей природе. Их различие состоит в том, что исторический выражает процесс возникновения и развития предмета, а логический – то же, что исторический, но исправленный, очищенный от случайностей, зигзагов, отклонений. Если исторический подход воспроизводит историю предмета и является ключом к его теории, то логический воспроизводит саму теорию. Использование в исследовании исторического и логического подходов позволяет получить знание как основных существенных ступеней развития изучаемого объекта в его конкретно-исторической форме, так и важнейших закономерностей и тенденций его эволюции.

Исторический и логический способы познания – методологические подходы – в науке о журналистике имеют свои традиции, разновидности и процедуры. Выбор того или иного подхода, а также их соотношение при научном познании журналистики зависят от конкретных целей и характера исследования.

Исторический подход реализуется в двух основных разновидностях, направлениях научного анализа – синхроническом рассмотрении развития журналистики (т.е. в изучении и сопоставлении фактов журналистики с точки зрения соответствия общественно-политическим процессам и обстоятельствам) и диахроническом (т.е. в изучении и сопоставлении фактов журналистики с точки зрения внутреннего развития и преемственности).

Существование обеих разновидностей исторического подхода является естественным и обоснованным: первая из них выражает политическую природу журналистики и наиболее характерна для историко-общественных исследований, вторая – творческую и, в свою очередь, в большей мере органична для исследований филологического характера. Каждая из этих разновидностей исторического подхода имеет свои сложности и проблемы в исследовательской практике. Так, условием синхронического рассмотрения журналистики является наличие фундаментальных исследований гражданской истории, воспроизводящих процесс и периодизацию общественного развития в целом. Трудности, связанные с диахроническим изучением журналистики, состоят прежде всего в том, что ее профессионально-творческая сторона, как и литературное дело в целом, всего менее поддается механическому равнению, нивелированию.

В последнее время развитие синхронического и диахронического изучения журналистики активно идет на основе системного анализа, в рамках которого журналистика рассматривается не только как часть более общих систем, значительное внимание также уделяется ее подсистемам – группам и типам изданий, различным внутренним имманентным категориям и проблемам.

Наряду с работами, в которых одному из двух способов познания – методологических подходов – отдается отчетливое предпочтение (исследования «собственно исторического» и «собственно теоретического» характера), научное знание может находить свое отражение в работах комплексного историко-теоретического (историко-логического) характера, создаваемых, как правило, в зрелые периоды науки. Историко-теоретический подход как методология исследования, несомненно, имеет большие перспективы. Только в историко-теоретических работах берется весь материал в совокупности, и, не описывая его, а лишь опираясь на предыдущее описание, исследователь получает возможность сделать верные и важные, значимые для своей науки выводы.

Историко-теоретический подход. Историко-теоретический подход к изучению журналистики не имеет еще такой определенности и традиций, как собственно исторический или собственно теоретический, понимание историко-теоретического подхода в научной литературе пока не является однозначным. Для одних это «история теории», для других – «теоретическая история», для третьих – те тенденции и закономерности, которые вытекают из исторического материала. При этом важно подчеркнуть, что историко-теоретический подход требует единства: наличие в пределах одной работы двух частей – исторической и теоретической – такого подхода еще не рождает.

Историко-теоретический подход к изучению журналистики рождается как альтернатива эмпиризму, накоплению фактов, описательности, ограниченность которой становится более ясной по мере развития научного знания. Поисково-описательный этап изучения журналистики, задачей которого были разыскание и введение в научный оборот изданий и образцов публицистики, всесторонность охвата и добросовестность изложения фактов, представлял собой естественный и необходимый в науке период. В настоящее время выявлены и описаны основные издания, накоплено большое количество интересных сведений, но лишь в некоторых работах предпринимаются попытки увидеть за фактами закономерности, за отдельными изданиями – типологические единства, сделать актуальные для практики выводы и обобщения. Особенность изучения журналистики на современном этапе определяется тем, что наряду с продолжением сбора и описания материала не менее важно вести широкие обобщения, выявлять общие закономерности в развитии журнально-газетных форм, типологии журналистики, отдельных ее жанров и видов творческой деятельности.

Историко-теоретический подход к изучению журналистики, вырабатывая теоретическое знание, раскрывая объективные закономерности, приобретает несомненное методологическое значение в силу самых тесных связей между теорией и методом. Методологическое значение историко-теоретического подхода заключается в том, что вырабатываемые им положения теории в процессе развития научного знания становятся руководством к познавательным действиям, приобретают эвристическую, методологическую функцию. Иными словами, теоретические положения и выводы самой журналистской науки превращаются в регулятивные, познавательные принципы. В этом раскрываются связи теоретического и методологического знания, теории и методологии.

Историко-теоретический подход, основанный на единстве исторического и логического, должен сыграть первостепенную роль в решении одной из наиболее актуальных задач журналистской науки – построения системы категорий. Необходимо рассматривать не только историю изучаемого предмета, но и процесс выработки знаний о нем, историю понятий, категорий, которые отражают эту историю. Между тем в журналистской науке, несмотря на прошедшие дискуссии и попытки определить основные понятия, до сих пор нет общепринятой системы детерминированных категорий, отсутствует необходимая качественная определенность некоторых важнейших понятий. И если признать, что наука тогда достигает цели, когда сформулирован закон в точных терминах, отражающий основное противоречие предмета, то наша наука лишь продвигается к этой цели и, может быть, прежде всего потому, что в ней еще слабы традиции комплексного историко-теоретического подхода.

Современный уровень развития журналистской науки требует основательной, целенаправленной разработки методологических основ каждого исследования. Выявление и сознательное освоение методологического аспекта изучаемого вопроса помогает верно определить предмет, цели и задачи исследования, поднять эффективность научных изысканий, прийти к сущностным, актуальным для практики выводам.

Развитие научного познания журналистики ставит вопрос о признании методологии исследования в качестве специальной отрасли научных знаний. Следует отметить, что в ряде других, более традиционных гуманитарных наук этот вопрос был поставлен уже давно. Так, например, в самом начале века было выделено такое направление исторической науки, предметом которого является не исторический процесс, а «способы познания этого процесса> и зависимость этого познания от нашего сознания. Вопрос о том, сформировалась ли уже на данном этапе методология науки исследования журналистики в специальную научную дисциплину, может рассматриваться как дискуссионный: основой конституирования всякой научной дисциплины являются общепризнанные определения ее предмета и задач. Но такие определения носят еще дискуссионный характер, однако принятым уже можно считать рассмотрение науки как системы особого рода – системы с рефлексией, представляющей такую форму деятельности ученого, которая нацелена на осмысление своих собственных исследовательских действий.

Направление, изучающее познавательную деятельность, можно квалифицировать, на наш взгляд, в качестве методологии исследования журналистики как научной дисциплины. О процессе формирования ее свидетельствует не только обособление предмета и задачи – изучения совокупности проблем познания истории, теории и практики журналистики, но также и специализация ряда исследователей в данной проблематике, наличие специальной литературы по вопросам методологии, обладающей относительной самостоятельностью, формирование научных направлений по методам анализа массовых коммуникаций в различных исследовательских центрах.

События последнего времени с особой остротой свидетельствуют об изменчивости и диалектичности окружающего нас мира, неоднозначности и противоречивости общественного развития. Журналистика в этом процессе выступает в двоякой роли. Во-первых, служит инструментом, рычагом общественных, экономических и социальных перемен, катализатором явлений как прогрессивных и перспективных, так и регрессивных, опасных для народной жизни; во-вторых, она сама является объектом преобразований, воздействия со стороны других общественно-политических структур. Реализуя свою роль в демократизирующемся обществе, журналистика усиливает позиции не только как коммуникационный канал, транслятор, но и как общественный институт, имеющий относительную самостоятельность, свои внутренние законы, которых он не может и не должен «по произволу лишаться».

Естественно стремление журналистики и науки о ней осознать свои возможности в процессе преобразований, определить характер взаимоотношений с другими общественными институтами и надстроечными образованиями, свои истинные функции и подлинную роль в жизни народа. Особую остроту, актуальность и научную значимость приобретает рассмотрение роли журналистики в нашем быстро меняющемся мире. В новых исторических условиях в результате сплошной идеологизации на отечественной почве представления, выработанные в XIX в., были разрушены и началось возведение новой конструкции теоретических постулатов, которая в близкий нам XX век стала претендовать по ряду признаков на роль научной системы.

Что же сегодня, в XXI в., осталось от этой конструкции и что строить в новых условиях, когда отсутствует фундамент, а период развития в очередной раз определяется как переходный? Заглядывая через столетия, историк лорд Болингброк в 1735 г. в «Письме об изучении и пользе истории» ответил на наш вопрос: «…Научные системы – не что иное, как заколдованные замки: они кажутся чем-то реальным, а в действительности лишь видимость, и, подобно этим замкам, они исчезают без следа, как только снято заклятие. Чтобы разрушить чары, нужно вернуться к началу»[8].

На протяжении десятилетий основы общественной организации, важнейшие идеологические ценности, принципы и структуры представлялись незыблемыми. Начавшаяся в 1985 г. перестройка стала жить и развиваться по своим законам, независимо от воли и намерений ее инициаторов. Реальные перемены произошли и в сфере системы средств массовых коммуникаций. Изменения эти обозначились явственно в 1991 г., после приведения в действие Закона о печати и других СМИ, основанного на принципиально иных представлениях. Начали нарабатываться новые механизмы взаимоотношений журналистики и разнообразных общественных структур. Очевидной стала несостоятельность теоретико-методологических догм о триединстве функций, извлеченных из конкретного суждения по конкретному поводу и канонизированных в целях централизации и унификации; о принципах, вокруг которых десятилетиями создавалась надуманная борьба и представления о которых были идеологизированы в не меньшей мере; о методах и формах, которые было дозволено трактовать более вольно.

Это означает фактическую девальвацию многого из того, о чем написано в учебниках и монографиях по теории журналистики, необходимость познавать мировой опыт, с тем чтобы применить возможное на неадекватной и своеобразной почве, каковой продолжает оставаться пресса огромной многонациональной страны.

Подходы к оценке теоретических положений журналистики скрыто или явно соответствуют всем слоям политического «пирога» современного общества. Очевидны тенденции реанимировать и восстановить все разработанные школой фальшивого сознания представления о советской журналистике, сделать вид, что ничего не произошло. Столь же очевидно проявляется и тенденция перечеркнуть все и вся, отказаться полностью от научного наследия прошлых десятилетий, в том числе и со стороны творцов теоретических догм, аргументирующих свои десятилетние заблуждения отсутствием информации, незнанием фактов. Между этими полюсами существует множество мнений, часто носящих временный характер. Ясно, однако, что перечеркивать все созданное нельзя: оно может сыграть определенную положительную роль в создании новой теории.

Несомненно, научное описание жанров, анализ публицистики во всех ее проявлениях, организации работы редакций, многих типов изданий не останутся пассивным пластом в историографии науки, а послужат развитию новых направлений. Важно увидеть то, что сегодня может стать определяющим в теории журналистики. Некоторые исследователи, изучая европейский опыт, уже в 60 – 70-е годы XX в. задали вопрос, почему создатели отечественной теории, по существу, обходят самое главное: взаимоотношения журналистики и общества, роль массовых коммуникаций в контексте других общественных и государственных институтов? На немецком языке, например, имеется не менее 90 фундаментальных монографий по этим проблемам (включая психологию, правовые, этические и маркетинговые аспекты массовых коммуникаций). Зачаточное состояние исследований функционирования журналистики в нашем обществе – результат многолетней невостребованности анализа данной тематики, его невозможности или ненужности с точки зрения монополизированной идеологии и, как следствие этого, отсутствие навыка и школы такого анализа у поколения, открывшего новую эпоху в нашей науке с середины прошлого века.

Для развития теории журналистики, в том числе глубокой постановки названных выше проблем, наиболее важным является то, что в наши дни журналистика меняет свою концепцию. В течение многих десятилетий она формировалась как орудие строительства определенной политической системы. Сегодня вся пресса, в том числе сохранившая верность социалистическому выбору, стала жить и функционировать в новых условиях конкуренции, рыночных отношений. Ориентация не столько на управленческие структуры, сколько на читательский спрос означает фактический поворот к товарной концепции массовых коммуникаций, в рамках которой информация трактуется как продукт «легчайшей» промышленности, а успех издания зависит исключительно от того, в какой мере оно умеет удовлетворить интересы и ожидания своего читателя, т.е. купит ли его потребитель.

Новая реальность ставит множество вопросов, когда все на продажу: глубинный анализ тенденций общественного развития и крик души, политическая порнография и оскорбления в адрес правительства и коллег, тоска по ушедшему, неопознанные летательные объекты и акции террористов. Рынок заполнен листками, пренебрегающими элементарными этическими нормами, редакторы мечутся в поисках бумаги и средств, профессионалы уходят из редакций, процветает дезинформация, деградируют жанры и язык. Но вместе с тем происходит то важное, что вызывает невиданный доселе читательский интерес нового качества, рождается новый стиль общения – личностный и доверительный, многие издания, телевизионные программы, радиоканалы приобретают свое «лицо», огромная часть населения сознательно и активно включилась в коммуникационный процесс. Нет сомнения, что научное теоретическое осмысление новых реалий меняющейся журналистики является острой необходимостью как для понимания общественных преобразований, так и для дальнейшего развития, переосмысления учебных дисциплин, профессиональных воззрений.

Журналистика в современном мире – это журналистика в процессе исторического развития. Роль исторического знания резко возрастает в периоды радикальных общественно-политических перемен, которые заставляют пристальнее вглядываться в прошлое с тем, чтобы объяснить настоящее и прогнозировать будущее. Утверждение системно-исторического подхода, отказ от провозглашения идеологических монополий по-новому ставят перед исследователями отечественной и зарубежной журналистики проблемы периодизации и источниковедения, задачи выхода за догматизированные границы в использовании документального материала, создания адекватного понятийно-терминологического аппарата. Научное познание исторического опыта требует того, чтобы были изжиты вульгарное социологизирование и иллюстративность, стерты «белые пятна», охватывающие целые периоды и пласты культуры (например, журналистика русского зарубежья), чтобы критерием оценок стало всестороннее и объективное знание.

Особое значение для изучения истории отечественной журналистики на современном этапе имеют проблемы соотношения фактов и обобщений, а также функционирования региональной прессы.

Первая из названных выше проблем может трактоваться как в общеметодологическом, так и в конкретно-историческом плане, связанном с сегодняшним днем. Можно привести множество высказываний историков и философов, подчеркивающих конкретный, фактографический характер исторического знания. Представления эти нашли сконцентрированное выражение в требовании Геродота рассказывать то, что было. Ученому-историку предлагается склониться перед фактами. Однако «эта максима, как и многие другие, быть может, стала знаменитой лишь благодаря своей двусмысленности»[9]. Несомненно, что в исторической науке периоды преимущественного накопления знаний и фактов сменяются периодами их интенсивного обобщения, осознания тенденций, поиска закономерностей.

В начале 80-х годов XX в. стало казаться, что большинство объектов научной истории отечественной журналистики уже выявлено и описано, тогда многие авторы заговорили о необходимости перехода к интенсивным системно-типологическим и иным обобщениям. Однако пребывание в целостной исторической эпохе не благоприятствует историческому познанию, это период, в котором мысль статична, потому что неизбежно, роковым образом всегда и всюду наступает период раздвоения, расщепления, когда утвердившиеся исторические устои расшатываются в своих основах, начинается историческое движение, исторические катастрофы и катаклизмы. Именно в это время «зарождается рефлексия исторического познания», «начинает строиться философия истории».

В период трансформации общества для создания целостной исторической картины развития журналистики необходимы значительная фактографическая работа, повышение исследовательской культуры и деполитизация отбора и оценки фактического материала. На смену усеченным по идеологическим соображениям, односторонним описаниям деятельности людей и событий пришли не менее тенденциозные, подгоняемые под новые ценности и стандарты констатации и оценки. Историческая наука, продолжая в силу инерции выжидать, подменяется исторической публицистикой, часто категоричной и претендующей на вынесение приговоров.

Весьма актуальной для реконструкции истории отечественной журналистики является и проблема региональной прессы, имеющая практический характер для исследовательских центров, которые занимаются изучением местной истории. При этом необходимо ввести и утвердить представления об иерархичности понятия «региональная пресса». На каждой ступени этой иерархии – от изданий малых народностей и территорий до общенациональной журналистики – возникает задача выяснения как общего, так и особенного описания всех индивидуальных процессов развития. Важно при выявлении общерегиональных закономерностей развития избегать тенденциозной унификации материала.

Готовы ли мы сейчас, в новых условиях, к выполнению поставленной задачи? Не в полной мере. Хотя бы потому, что не во всех регионах, республиках, краях, областях на современном этапе есть исследователи, работающие над проблемами истории и современного состояния местной журналистики. Вместе с тем исследования эволюции и актуальных проблем местной и национальной журналистики представляются чрезвычайно важными. Они могут стать ключом в области поисков типологии, помочь формированию новой системы региональных СМИ, адекватной ее общественному предназначению.

Проблемы местной прессы, которая в условиях централизации и унификации воспринималась и была по существу бледной копией центральной, в наши дни приобрела первостепенное значение, оказалась в центре общественного внимания. Это естественно, ибо вместе с вовлечением страны в процессы демократизации для нее стали актуальны задачи удовлетворения информационных потребностей все более дифференцирующихся локальных групп, аудиторных образований. В этом свете известный с XIX в. столичный тезис «провинциальные исследования провинциальной прессы» приобретает новое значение. Однако в рамках страны, имеющей беспрецедентно сложную федеративную структуру, указанная тенденция имеет свою специфику, так как локализация информационных интересов происходит здесь не столько по профессиональным, социальным, возрастным, сколько по национальным, территориальным и религиозным признакам.

Местные издания способны учитывать особенности чрезвычайно дифференцированных социальных, профессиональных, этнических и территориальных групп, охватить каждый производственный коллектив, дойти до каждого человека, вести анализ общих проблем на основе близких, доступных своему читателю фактов, переводить проблемы большой политики на язык местных условий, создавать доверительность общения. Местная пресса удовлетворяет информационные запросы читателей, связанные с микросредой обитания (семья, производственный коллектив, место жительства). В условиях, когда урбанизация и индустриализация создают дефицит непосредственных межличностных отношений, «вакуум» в психике индивида, массовые коммуникации локального масштаба, информируя о знакомых ему событиях, обстоятельствах и людях, заполняют существующие зоны потребностей, способствуют реконструкции микросвязей. Кроме того, они являются своеобразным банком исторического наследия и этнографии, способствуют развитию культурных традиций, связанных с особенностями данной местности, воспроизводят и фиксируют «код культуры», оставаясь нередко единственным историческим свидетелем. В местной журналистике традиционный объект информационного процесса – читатель, слушатель, зритель – через письма, корреспонденции, участие в редакционных опросах в наибольшей мере проявляет себя также как субъект, коммуникатор, реализует общественную активность.

Несмотря на то, что местная журналистика имеет свою специфику, функции и задачи, которые ничем нельзя подменить, сейчас она «фактически уже подогнана к могилам финансового краха». Тысячи журналистов и редакционных работников находятся у порога безработицы, социальной немоты и нищеты, а населенные пункты, районы, небольшие города могут остаться без своей прессы. Это своеобразное повторение кризиса печати, начавшегося в конце 1921 г., в результате которого не только уезды, но и многие области остались без своих изданий. Утверждая ценности рыночной экономики, конкуренции и свободного предпринимательства, журналистика конца XX – начала XXI в., особенно местная, рассчитывала на централизованную помощь, финансирование со стороны государства (в международном масштабе такой опыт малоизвестен). После радостных первых дней гласности, когда резко возросли все тиражи, понятие «конкуренция» вдруг приобрело реальное значение. К середине 90-х годов XX в. стало очевидно, что для местной прессы выход не в ожидании государственной «манны небесной», а в поиске конкурентоспособных решений и дотаций, субсидий со стороны тех аудиторных групп, на которых таковая рассчитана. Мировой опыт показывает, что региональные издания часто существуют на дотации со стороны тех читательских групп, на которые ориентированы, чьи интересы выражают.

Переход к рынку для многих СМИ означал то, что им пришлось решать ужасающие экономические проблемы. Для более слабых эти проблемы оказались роковыми… Нелепость состояла еще и в том, что чем выше был тираж издания, тем ближе оно находилось к банкротству.

Особенно тяжелый удар был нанесен прессе действиями монополий, которые подтолкнули местные СМИ к унизительной политической и экономической зависимости от организаций, предприятий и отдельных лиц, что привело к необъективности журналистов, обтекаемости формулировок, нанесло вред свободе слова и праву каждого человека получать правдивую, разностороннюю информацию. Практически все действующие сейчас СМИ местного уровня находятся в сложном зависимом экономическом положении, особенно издания малонаселенных районов. Сформировалась тенденция замены самостоятельных, проявляющих собственную позицию редакторов-профессионалов на работников сокращенного или ликвидируемого госаппарата.

Журналистика в изменяющемся мире представляет собой новый, не в достаточной мере осознанный да во многом еще и не сформировавшийся объект исследования. Будучи вторичной по своей природе и зеркально отражая основные противоречия и проблемы более общих общественных систем, журналистика на современном этапе полна взаимоисключающих тенденций, неустойчивых представлений, зыбких ориентиров. Стремительность изменений, смена вех не являются благоприятными для глубоких научных обобщений. Однако время настоятельно требует глубокого осмысления новых явлений в журналистике.

Рассмотрение СМИ в общекультурном контексте должно происходить с учетом существующих социокультурных моделей журналистики, обусловленных бинарностъю общемировых процессов, выражающихся, в частности, в противопоставлении культур (западная – восточная, элитарная – массовая, духовная – материальная, внутренняя – внешняя и т.д.).

Предлагаемые альтернативные, контраверсийные пары социокультурных моделей журналистики по существу являются аддитивными классификациями, так как строятся по одному основанию-признаку; тем не менее объемы классифицируемых понятий в них в известной степени пересекаются или частично накладываются друг на друга вследствие того, что основания классификаций являются смежными. Построение аддитивных классификаций является, несомненно, важной процедурой анализа социокультурных моделей журналистики. Взятые в целом, все предлагаемые к рассмотрению пары в их совокупности представляют собой уже мультипликативную, т.е. построенную на различных, но наиболее значимых признаках синтетическую классификацию, которая может рассматриваться как конструкция общенаучного характера.

Итак, мировой и отечественный опыт, а также взгляды российских и зарубежных исследователей позволяют выделить и обосновать несколько классификационных альтернативных пар социокультурных моделей журналистики, соответствующих определенным историческим, географическим, национально-этническим, политическим и культурным общностям.

Развитие журналистики на рубеже тысячелетий характеризуется двумя, казалось бы, прямо противоположными тенденциями, соответствующими тенденциям развития мировой культуры. С одной стороны, это глобализация информационно-пропагандистских комплексов и систем, создание печатной и электронной прессы глобального масштаба. С другой – регионализация, усиление роли местных изданий, связанное с процессами децентрализации, возрастанием административно-территориального, национально-этнического и религиозного факторов.

Глобализация в журналистике реализовалась в превращении целого ряда американских, немецких и других газет, первоначальный административно-территориальный масштаб которых виден из их названий, в издания, распространяющиеся во всем мире (Нью-Йорк Таймc, Уолл-стрит джорнел, Зюддойче цайтунг, Франкфуртер альгемайне и др.). Электронные версии американских газет с помощью современных систем связи мгновенно доставляются в Европу, печатаются на континенте и по оперативности не уступают европейским изданиям.

Благодаря достижениям цивилизации и НТП новейшие электронные СМК – спутниковое и IP-телевидение, электронная пресса – создают мировое информационное пространство, что имеет громадное значение для развития человечества. На рубеже тысячелетий информационные процессы все больше проявляют общемировой характер. Глобальная журналистика – печатная и электронная – создает мировое информационное пространство. В положительном плане глобальные СМИ способствуют оперативному распространению информации, просвещению аудитории, ознакомлению с достижениями культуры, техники, науки и т.д. Очевидна и другая сторона процессов глобализации журналистики. Информационно богатые страны, обладающие глобальными системами, становятся еще богаче, информационно бедные – еще бедней. Глобальные издания могут способствовать насаждению и утверждению жизненных ценностей и стандартов колонизаторского характера, унификации сознания, нивелированию этнических, национальных и культурных особенностей стран и народов. До 70% информации, распространяющейся в мире, имеет англо-американское происхождение. Газеты и журналы, функционирующие в Интернете, позволяют бесконтрольно со стороны общественности распространять любые, в том числе фальсифицированные факты, присваивать чужую информацию и т.д.

Создание глобальной журналистики как одной из важнейших социокультурных моделей является объективной реальностью, результатом развития цивилизации, интернационализации культуры, выдвигает новые требования к творчеству и журналистским технологиям, ставит перед мировым сообществом целый ряд правовых, этических, культурологических и иных проблем.

В свою очередь, регионализация журналистики, усиление роли и значения местных изданий являются не менее объективной тенденцией, чем противоположный процесс. Соответствующая общекультурным процессам регионализация, более того, локализация изданий наблюдается во всем мире, но наиболее очевидна она в России, где ее стимулирует децентрализация во всех сферах: общественно-политической, экономической, культурной. Проблемы местной печати, которая в условиях централизации и унификации воспринималась и была по существу бледной копией центральной, в наши дни приобретают первостепенное значение, становятся в центре общественного внимания. Это естественно, ибо вместе с вовлечением страны в процессы демократизации для нее стали актуальны задачи удовлетворения информационных потребностей все более дифференцирующихся локальных групп, аудиторных образований.

Процесс регионализации и локализации журналистики, в том числе за счет децентрализации государственных и частных информационно-пропагандистских монополий, является характерным для многих европейских стран. Региональные издания способны учитывать особенности чрезвычайно дифференцированных социальных, профессиональных, этнических и территориальных групп, дойти до каждого человека, вести анализ общих проблем на основе близких, доступных своему читателю фактов, переводить большую политику на язык местных условий, создавать доверительность общения.

Несомненно, регионализация журналистики имеет свои объективные ограничения и приемы, связанные с общекультурными и политическими процессами. Обособление части журналистики, усиление одной из ее моделей объективно ведет в бинарном мире к соответствующему усилению оппозиционных, альтернативных структур, в данном случае – глобальной журналистики. Проведенный анализ показывает: и глобальная, и региональная модели журналистики имеют объективные основания интенсивного дальнейшего развития, вполне соответствующие тенденциям развития мировой культуры.

Классификационная пара официальная – неформальная журналистика адекватно отражает собой одну из альтернатив в сложившихся культурных общностях, существующих как на российской, так и на зарубежной почве.

Под официальной журналистикой подразумевается вся пресса, несущая ответственность перед законом, зарегистрированная или разрешенная, аккредитованная в государственных органах. В этом смысле она представляет собой многосложную, ступенчатую модель. Официальная журналистика включает в себя самый широкий диапазон изданий: государственные, издания властных структур, партийные (в том числе оппозиционных направлений), профсоюзные, кооперативные, частные и др. Чем выше уровень демократизации общества, тем больший круг изданий может быть отнесен к официальной прессе, родовым признаком которой является соответствующий законодательству порядок выхода в свет с соблюдением принятых государством процедур.

Представляется, что альтернативную классификационную пару понятию «официальная журналистика» может составить пресса, объединяемая понятием «неформальная», так как в основу такого разделения положен единый признак – правовая аккредитация в обществе. Другие близкие понятия представляются более узкими или противоречивыми.

Так, например, альтернативная пресса, под которой понимаются политические, культурологические и иные издания, представляющие противоположную или отличающуюся от утверждаемой государством идеологию, может иметь в демократическом обществе вполне официальный, аккредитованный характер. Понятие «нелегальная пресса» не охватывает тех изданий, которые, не имея регистрации или разрешения, выходят открыто.

Несомненно, наиболее ярким представителем модели неформальной журналистики новейшего времени стал самиздат, пик развития которого в СССР, Польше и некоторых других странах приходится на 60 – 80-е годы. Безусловно, самиздат существовал всегда. Достаточно вспомнить апокрифы – религиозную литературу, не одобренную и не допущенную к распространению церковной бюрократией, самиздат Герцена, классический самиздат народников, нелегальные издания социалистических партий. Термин, однако, появился лишь в начале 20-х годов и закрепился в Советском Союзе в 60-е годы. Самиздат явился реакцией нонконформистской части общества на подавление свободы слова и цензуру, духовное принуждение, унификацию общественной жизни, государственную ложь и декларативность. В СССР самиздат понимался почти исключительно как правозащитная литература, типологизировался по содержательному признаку, по направлению. Однако уже и тогда принимался во внимание как дополнительный, издательский признак.

Сегодня самиздат стал мощной общественной силой, получив новую площадку – Интернет, законодательное регулирование которого до сих пор вызывает много споров.

Многочисленные попытки определения самиздата в научной литературе, а также изучение его практики показывают, что для самиздатовской журналистики характерны два типоообразующих фактора: 1) идеологический (самиздат – это контраверсийные, альтернативные, выходящие за пределы официальной идеологии явления СМИ – политические, культурологические, религиозные и др.); 2) издательский (самиздат – это то, что размещено в Сети или издано самостоятельно, вопреки или без учета правовых, редакторских, языковых стандартов и положений, без какого-либо государственного, юридического и издательского контроля, как правило, «догуттенберговским», не типографским способом). Определить самиздат лишь по одному из этих признаков невозможно. Так, например, издающиеся сейчас самостоятельно, за счет авторов или спонсоров литературные, научные (часто псевдонаучные) и иные сборники никто из исследователей к самиздату не относит, так как они не имеют альтернативного официальной идеологии характера.

Принятие российского Закона о СМИ, предусматривающего не разрешительный, а регистрационный порядок издания газет и журналов, а также возможность самостоятельного, не регистрируемого издания периодики тиражом менее тысячи экземпляров (в рамках ответственности за содержание перед законом), создало правовую почву для квалификации подавляющего большинства изданий как официальных, резко сузило круг тех газет и журналов, которые могут быть отнесены к неформальным.

И тем не менее самиздат существует. Сегодня он вновь вырывается за рамки унифицированных, теперь чаще стилистических, нежели политических, догм, предлагает образцы «штучной», крайне субъективной, но интересной журналистики; возможно, в его глубинах вновь произрастают те зерна, из которых разовьются новые направления в политике, науке или литературе.

Рассматривая перспективность моделей официальной и неформальной журналистики, следует отметить, что объективность процесса демократизации общества усиливает позиции первой модели. Между тем и неформальная журналистика будет существовать в той или иной форме; ее позиции могут резко усиливаться в периоды общественных обострений и рецидивов тоталитарной или авторитарной идеологии.

Данные термины, которые в полной мере отражают размежевание, даже противопоставление как журналистских, так и культурных общностей, ввел в научный оборот известный немецкий исследователь В. Хагеманн (W. Hagemann. «Zeitung als Organismus»), выделив континентальную (европейскую, преимущественно романо-германскую) и островную (т.е. англо-американскую) ветви журналистики.

Европейская журналистика на протяжении веков формировалась как аналитическая, комментирующая.

Островная журналистика – это журналистика в своей основе информирующая, доставляющая читателям факты. Островные СМИ выполняют роль курьера, поставщика «ньюс». Подразделения американских университетов, занимающиеся подготовкой журналистов, называются школами, а основа учебного плана – работа над фактом, разбор практики, анализ конкретных текстов; системных курсов истории и теории студенты не проходят – в этом нет необходимости для тех, кого готовят работать в «новостной журналистике».

Знакомство с «материковыми» СМИ вызывает у американца «оторопь» или «раздраженное удивление», поскольку здесь, не спрашивая твоего желания, потчуют тебя различными «интеллектуальными приправами», комментариями и мнениями. Это, в понимании американских журналистов, ведет к политической ангажированности, навязыванию мнений, ограничивает свободу выбора информации аудиторией СМИ. Такая модель журналистики определяется американскими исследователями как пропагандистская, и они стремятся во всех своих миссионерских программах, как это было в Западной Европе, Южной Америке и Израиле, а теперь происходит в России, насадить свою островную модель, изгнать «подгон фактов под выдвинутые тезисы». «Бродячим цирком» называет английский исследователь Д. Танстел это миссионерство.

Основой островной модели журналистики является информационная таблетка, словесная оболочка которой полируется так, чтобы не возникло никаких шероховатостей при заглатывании. Содержание включает в себя весь калейдоскоп явлений «масскульта». Поскольку ориентация на этот ширпотреб шокирует и некоторых американцев, и в большей мере исследователей из Западной Европы, где традиции комментирующей журналистики укоренились глубоко и прочно, ряд авторов ищет объединяющую доминанту, «универсальную суперкультуру». Это и американец Г. Шиллер, и французы Ф. Баль, А. Моль, и англичане О. Бойд – Баррет, С. Сеймур – Юре, и другие. Такую доминанту они ищут в мозаичности, диалоге в мире коммуникаций, в новом взаимодействии культур, цивилизаций, менталитетов и стилей в глобальном масштабе. При этом они справедливо констатируют, что многие национально-государственные модели культур, оказавшиеся консервативными, недостаточно динамичными или скованными идеологическими догмами, вынужденно дрейфуют в сторону сближения с более подвижными, соответствующими стремительности века культурами.

Российская пресса исторически тяготеет к европейской модели журналистики, так как формировалась она под влиянием вначале французской, позже – немецкой прессы. Уже в дооктябрьский период в российской журналистике наряду с информационными сложились многие аналитические жанры: проблемный репортаж, статья, фельетон, путевой очерк и очерк нравов и др. Достоинства и недостатки континентальной модели на российской почве углубляются традициями и чертами национального характера: изначальным стремлением рассуждать, подменять факт тезисом или оценкой и т.д. Очевидно, восприятие одной из методических догм островной журналистики – четкое разделение фактов и комментария – было бы полезным для российской прессы. Некоторые издания восприняли американские технологии с очевидной пользой для популярности и тиража: разделена работа репортеров, занимающихся сбором фактов, и рерайтеров, подвергающих их стилистическому обрамлению.

Вместе с тем многие исследователи выражают тревогу по поводу некритического восприятия российской журналистикой содержательного комплекса, островной системы ценностей, насаждения раннеамериканского культа удачливости и силы. В экспансии островной журналистики просматривается опасность для национальных традиций русской журналистики, среди которых патриотизм, духовная свобода, неповторимая индивидуальность изданий и творческого почерка публицистов.

Между тем реальность такова, что под воздействием новейших средств массовых коммуникаций, большинство которых принадлежит США, будет происходить дальнейшая эволюция отечественных СМИ. Техника является мощным социальным фактором, она воплощает в себе многие черты создавшего ее социального порядка. Для сохранения национального характера отечественной журналистики необходимо, как это сделано в большинстве стран Западной Европы и Канаде, выработать государственную политику в области массовых коммуникаций.

Рассмотренный материал показывает, что островная модель журналистики будет стремиться на основе новейших технологий к дальнейшей экспансии и разрастанию. Однако континентальная журналистика, имеющая вековые традиции и опирающаяся на государственный протекционизм, также имеет убедительные основания для своего развития.

Заявленная классификационная пара в полной мере соответствует основным оппозиционным мощностям культуры, сложившимся в новейшее время: элитарной и массовой.

Журналистика, которая получила в зарубежной науке определение качественной, рассчитана на общественную элиту, освещает проблемы политики, экономики, социальной и культурной жизни. Обозначенная тематика, а также традиционность форм и методов обусловливают серьезность и глубину анализа, а также относительно небольшие тиражи качественных изданий, строгое оформление, использование иллюстраций только в необходимых случаях.

Качественными могут быть и общественно-политические, и литературные, и специальные издания, но обязательным для всех этих газет и журналов является социально ориентированное содержание, рассмотрение соответствующих профилю издания проблем общественного развития.

Несмотря на то, что для качественной прессы характерна высокая насыщенность информативным материалом и его достоверность (у многих изданий имеются собственные источники информации и системы ее фильтрации), эта социокультурная модель журналистики противостоит информационному журнализму, его стилистике, методам подачи материала. Эвристические и просветительские задачи предполагают серьезность анализа и ненавязчивость суждений, сбалансированность оценок, конкретность, смысловую насыщенность, корректность определений и самостоятельность позиции, которая основывается на знании иных позиций и независимости от них. В качественном издании каждый материал имеет свой вес, задачи и, как минимум, соответствует общему содержательному и профессиональному уровню.

Содержательный комплекс качественных изданий находит свое прямое выражение в их дизайне, верстке, жанрах и методах подачи материала, в системе заголовков, «гарантированных» рубрик, особенностях шрифтов и символах, логотипе и графических средствах. Характерным для этой модели журналистики является вертикальное расположение достаточно пространных материалов. Определено это превалированием вербального элемента и ограниченностью иконического, реализуемого с использованием тоновых или штриховых клише, которые используются только в обоснованных ситуациях.

Семантическая цельность текстуального пространства в качественных изданиях достигается во многом тем, что на первой полосе анонсируются наиболее важные публикации, как правило, развивающие заявленные здесь темы. Воссоздается текстуальный континуум, который позволяет воспринять газету как единое знаковое образование. Комментарии помогают читателю сориентироваться во множестве фактов, сделать верные выводы. Авторами комментариев выступают журналисты, имеющие имя, авторитет и тем самым право на самостоятельную трактовку событий. Комментарии, репрезентирующие издание, его платформу, выделяются графически, часто сопровождаются портретами авторов, на них концентрируется внимание читателей, и они представляют собой один из важнейших элементов модели качественной журналистики.

С известными оговорками к качественным изданиям можно отнести «АиФ», «Труд», «Известия», «Российскую газету» и еще два-три издания.

Несомненно, качественные издания – это элита, аристократия мировой журналистики, качественные газеты имеют наиболее продуктивные традиции в развитых национальных системах прессы. Однако реальность такова, что в XXI в. под влиянием индустриализации в духовной сфере, замены уникального массовым происходит перераспределение сфер влияния, секторов в системе журналистики, экспансия популярной культуры, представителем которой в системе СМИ является бульварная пресса.

На самом деле в сфере массовой информации неизбежно существование нескольких вариантов, моделей, отвечающих уровню и интересам различных культурных общностей. Один из них – и в современном индустриальном обществе наиболее массовый, популярный – основан на понятном самой широкой аудитории, тривиальном и привычном: на «таблетированной» информации, стандартных ценностях и стереотипах – бульварная журналистика. Редактор в романе Д. Сильвестра «Вторая древнейшая профессия» говорил: «Я печатаю только слова, которые понимаю сам, – короткие, энергичные, возбуждающие». Сообщение в бульварной газете занимает, как правило, три – пять строк текста, представляет собой информационную таблетку, из которой для удобства заглатывания изгнано указание всяких причин и следствий. Американские «учителя» из бродячего цирка дают конкретные рецепты: «Используйте действительный залог… Пользуйтесь простыми, короткими словами. Средняя длина предложения не более 18 слов… Уберите все несущественные детали…» (Каппон Р. Слово, или как профессионально писать для Ассошиэйтед пресс). Еще более действенны для донесения информации в бульварных изданиях развернутые заголовки, подзаголовки, многократно превышающие по газетной площади сам материал.

Бульварная пресса – самое массовое явление в области печатных СМИ – существует и действует, как вся массовая культура, на основе мифов; в отличие от качественной прессы она не столько раскрывает смысл жизненных явлений, сколько уводит от реальности, эксплуатирует инстинкты, эмоции.

Сформировалась бульварная пресса в пору становления капиталистической организации общества. Ее идеология была сориентирована на одну ценность – продажу. Газетный магнат 20-х годов Нортклиф, издатель «Дейли мейл», с бравадой говорил, что создание желтой прессы – это величайшее, что произошло на свете после открытия пара. Желтая пресса сдвинула человечество и научила его читать. «Вы думаете, оно читало «Таймс» или Шекспира, – говорит издатель. – Оно ничего не читало, оно только ело, пило и размножалось… Я даю им то, что они требуют. Я умею возбуждать их и заинтересовывать. Убийствами, сенсациями, украденными бриллиантами? Но чем же прикажете заинтересовывать их? Ихтиологией?..»[10].

Бульварные издания стремятся поразить воображение своего читателя неожиданной темой, сенсацией, домыслом, слухом – публикациями, уводящими от обыденной, повседневной действительности. Мифы, создаваемые бульварной прессой, рассчитаны на самое массовое сознание. Развлекательный фактор является основным для бульварной прессы. Значимость информации здесь определяется не содержательной ценностью факта, а его потребительской стоимостью.

Решающую роль в композиционно-смысловой модели бульварных изданий играет заголовок – самый сильный сигнал, привлекающий внимание, большое внимание уделяется дизайну и графическому оформлению, значительную часть пространства – часто более половины – занимают фотографии и рисунки, значительная площадь отводится также рекламе.

На современной отечественной почве, где доминирует «дикий рынок» в сфере массовых коммуникаций, условия для существования и развития качественных изданий являются крайне жесткими, бульварная пресса доминирует на всех направлениях.

Бульварная пресса расцвела и размножилась на гребне усталости масс от идеологического монашества однопартийной печати и желания снять запретные темы. Ничего нового не произошло. Мир уже пережил эту «смесь религии, порнографии и лженауки». Сейчас в бульварной прессе на фоне насыщения аудитории бывшей ранее в запрете тематикой происходят сложные процессы переориентации, в частности, на семейные ценности в содержании и на высокий полиграфический уровень.

Ликвидация «информационных дыр», насыщение аудиторных интересов закрытой прежде тематикой подсказывает дальнейшую сбалансированность в развитии оппозиции «качественная пресса – бульварная пресса», что соответствует тенденциям мирового развития. Можно лишь прогнозировать усиление роли качественных изданий в периоды общественно-политических обострений.

Демократическая модель журналистики является плюралистической в своей основе, отражающей все общественные силы и явления, за исключением осужденных мировым сообществом (расизм, шовинизм, насилие). Эта модель характерна для стран с развитой парламентской, президентской, партийной демократией, гарантирующей свободу печати.

В странах с переходной экономикой и формирующимися демократическими институтами журналистика имеет, как правило, гибридный характер, обладая лишь некоторыми чертами демократической модели.

Тоталитарная модель журналистики характеризуется идеологической монополией, репрессивным пафосом, унификацией форм и методов. События новейшего времени показывают, что тоталитарная модель журналистики, как часть соответствующей культурной общности, может быть обусловлена не только политической диктатурой, идеологической монополией, но и диктатом финансовых и криминальных структур.

Печатная пресса – газеты, журналы и пограничная форма – еженедельники – представляет собой старейшую (после устных, дожурналистских форм) модель журналистики, развивающуюся уже в течение почти четырех веков. В условиях возросшей конкуренции на рынке массмедиа электронные СМИ имеют преимущества в оперативности освещения событий перед всеми типами печатных изданий. В силу этого происходит процесс переориентации газет с ежедневной на еженедельную периодичность выхода, что дает им возможность комментирования освещаемых событий, произошедших за неделю, и публикации информации более фундаментального характера. Эта тенденция является достаточно устойчивой в течение последних лет с момента интенсивного развития электронных СМИ и продолжает набирать силу.

Аудиовизуальная журналистика – радио и телевидение – порождение начала XX в.

Как показывает исторический опыт, включение в систему новых, ранее не существовавших СМК всегда являлось прогрессивным шагом в плане оперативности передачи социально-значимой информации и ее технической обработки. Однако новое средство массовой коммуникации не могло не унаследовать, особенно на начальном этапе своего развития, целый ряд уже устоявшихся жанров и методов подачи информации. Так, например, радио, массовое распространение которого пришлось на начало XX в., на заре своего существования использовало «газетные формы» подачи материала. Затем и телевидение, на которое, кстати, стали смотреть как на новое средство коммуникации, выполняющее социальные функции, только в конце 50-х годов называли «видением по радио», потому что оно также использовало достижения своего «предшественника», т.е. радийные формы подачи информации.

Телевидение – величайшее явление XX в., которое объединило в себе самые передовые достижения научно-технической мысли, культуры, журналистики, искусства, экономики… Став одним из компонентов системы средств массовых коммуникаций, телевидение не завершило ее формирование, но повлекло за собой серьезные изменения, оказав влияние не только на функционирование каждого из ее элементов, но и на деятельность целых государственных институтов, что особенно ярко проявлялось в социально-значимые периоды развития общества.

Каждая из моделей имеет свои приоритетные функции: печатная пресса – аналитические и сервисные, радио и телевидение – информационные и культурно-рекреативные и развивается в условиях конкурентной борьбы.

Итак, предложенная классификация включает в себя следующие социокультурные модели журналистики, соответствующие основным культурным общностям: глобальная – региональная, официальная – неформальная, континентальная – островная, качественная – бульварная, демократическая – тоталитарная, печатная – аудиовизуальная.

Фундаментальные явления – социокультурные явления журналистики, подвергнутые классификации, в силу своей исторической описанности могут представляться достаточно очевидными, взятые по отдельности, сами по себе. Систематизация их в рамках мультипликативной классификации представляет уже общенаучное обобщение, создает содержательно-категориальный срез, отражающий и фиксирующий состояние научного знания, и может явиться отправной точкой для дальнейшего развития социокультурной парадигмы в исследовании журналистики.

Естественно, что всякая классификация носит элемент условности, так как связана с формализацией знаний о классифицируемых объектах, с некоторой «механистичностью» предлагаемой структуры и возможностью добавления и расширения. Для создания взаимно детерминированной и внутренне завершенной системы теоретико-методологических понятий, определяющих основные социокультурные модели журналистики, на следующем этапе необходимо провести типологический анализ выделенных понятий, который позволит рассмотреть взаимоотношения классифицируемых объектов, а также выделить типы изданий и программ, представляющих эти модели.