Опасный разговор и неизбежную развязку, – то, чего боялись и ждали и Алик, и Татьяна, приблизило событие совершенно неожиданное – выяснилось, что Татьяна беременна.
      Она триста раз переспросила улыбчивую старушку гинеколога, нет ли здесь ошибки. К концу приема старушка даже перестала улыбаться, каждую минуту уверяя Татьяну, что ребенку уже три недели.
      Татьяна не знала, чего было больше – испуга, удивления или радости. Нет, пожалуй, испуг и радость пришли почти одновременно, но потом, после удивления. Татьяна была уверена: больше детей у нее быть не может, об этом в один голос говорили медики после рождения Женьки.
      Сентябрь шел к концу, и до отъезда Алика в Москву оставалась едва ли неделя.
      Татьяне потребовались три мучительных дня, чтобы все окончательно решить. В эти дни она всеми правдами и неправдами избегала встречи с Аликом, и он не мог понять, что происходит. Они общались только по телефону, и то коротко и отрывочно.
      – Что случилось? – наконец не выдержал Алик. – Почему ты избегаешь меня?
      – Не избегаю. Просто...
      – Я могу к тебе сейчас зайти?
      Татьяна помолчала и решилась:
      – Да. Приходи. Я жду.
      Почти с порога она приступила к главному:
      – Тебе не кажется, что нам с тобой уже нужно что-то решать?
      – Кажется, – четко и не задумываясь ответил Алик. – Ты хочешь поговорить об этом сейчас?
      – Да.
      Алик кивнул и посмотрел ей в глаза:
      – Давай.
      Татьяна замялась. Почему-то этой готовностью к разговору он ставил ее в тупик.
      – Да, собственно, говорить и не о чем... То есть ты тут ни при чем... – Она увидела, как удивленно приподнялись его брови. – Я хотела сказать, что решать, с кем остаться, все равно мне...
      – Хочешь начать старую песню? – попытался пошутить Алик. – Один раз уже не получилось. У тебя просто плохое настроение.
      – Плохое, – согласилась Татьяна. – Но я уже решила... С кем остаться...
      – Насколько я понимаю, раз остаться, значит, не со мной, – усмехнулся Алик, чувствуя, как резко зашумела голова.
      – Не с тобой... Я никогда не смогу бросить Игоря, – попыталась объяснить она.
      – Ты не любишь меня? – перебил ее Алик.
      – Люблю.
      – Не веришь?
      – Верю.
      – Ты думаешь, я молод для семьи. – Алик заговорил горячо и быстро. – Я же все смогу. Я увезу тебя. Я пойду работать. Я даже брошу университет...
      – Послушай, что ты говоришь, – устало усмехнулась она. – Дело не в этом. Я не брошу Игоря. Ты пойми – не брошу никогда.
      Алик сразу как-то сник, и его стало жалко.
      – Ты же не будешь всю жизнь ходить в любовниках?
      Ее вопрос остался без ответа.
      – И ни к чему это, – ответила она сама. – Ну, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
      – Твоему Игорю повезло с женой, – с усилием улыбнулся он.
      – А тебе не повезло с любовницей, – закончила Татьяна.
      – Я его убью.
      – Не будь мальчишкой, – поморщилась она. – Тебе просто нужно сейчас уехать. Я не хочу, чтобы Игорь узнал обо всем, а люди уже догадываются.
      Она сказала это просто так, как лишний аргумент в свою пользу, никого не имея в виду, но Алик сразу судорожно подумал о Владе.
      Вот кого надо убить!
      – Я тебя очень прошу, – продолжала Татьяна. – Оставь меня в покое. Будь мужчиной. Не заставляй меня возненавидеть тебя. Уйди. Пожалуйста! Уйди.
      Шум в голове нарастал с каждой секундой, и Алик уже не понимал, что говорит, что делает.
      – Уходи, – твердила Татьяна.
      – Сейчас?
      – Да.
      – Насовсем?
      – Да.
      Кажется, он пытался сказать ей что-то важное. А потом обидное и оскорбительное. Что-то отвечала она. Но оскорбить и унизить еще больше было невозможно, и он не помнил ни ее слов, ни своих. Он понимал только одно: уходи. Он не помнил, как и после чего он все-таки ушел, как и после чего он все-таки решил оставить ее в покое, но решение было злое, отчаянное и какое-то ясно-непоколебимое.
      За Аликом захлопнулась дверь, и стало страшно. Что она сделала?
      У нее было единственное желание – броситься за ним, вернуть – и единственная мысль – удержать себя от этого. Она не может, не имеет права возвращать его, не может, не имеет права говорить ему о ребенке, не может, не имеет права уезжать с ним.
      «Я брошу университет», – говорил он, и она еще раз понимала – так и будет. Он бросит университет, он устроится на работу. Где они будут жить? Что будет с ребенком?
      Главное сейчас – ребенок. Он должен родиться спокойно, в семье, в своей квартире, в своем городе. Ради него стоит поступиться своей любовью.
      Впрочем, Зойка ее доводы не поддержала. Сразу и бесповоротно.
      – Ты не сказала ему о ребенке?
      – Нет.
      – Почему?
      – А зачем?
      – По-моему, ты дура. Звони ему сейчас же, от меня, скажи о ребенке.
      Татьяна помотала головой:
      – Я решила.
      – Ослиное упрямство! Кому это надо?
      – Ребенку.
      – Ты говорила о ребенке Игорю?
      – Нет еще. Но он обрадуется.
      – Не сомневаюсь.
      – Он хотел второго. Я скажу, что это его ребенок. Он поверит.
      – Конечно, поверит. А что ему еще остается делать? Только поверить. А себя не жалко?
      – Нет.
      – Ну и дура! Сто раз еще пожалеешь! Поверь!
      – Верю.
      – Не веришь, а уже жалеешь!
      – Я останусь с Игорем.
      – Оставайся! И попробуй себя убедить!
      – В чем?
      – В том, что ты права! В том, что это нужно!
      – Не ори. Я устала. Я пойду домой.
      – Знаешь что! Я сама позвоню Алику. Я ему все расскажу.
      – Не смей! Если ты это сделаешь... если... Ты мне тогда не подруга! Поняла?
      – Да иди ты к черту! Не буду я никому звонить! Сама разбирайся, раз такая умная!
      – Разберусь. Не лезь. Пожалуйста!.. Я... Я сама ему позвоню.
      – Сейчас?
      – Нет. Из дома. Нужно как-то все... Я подготовлюсь.
      Татьяна мучилась. Стоит ли звонить? Прошло уже два дня.
      Она не ожидала, что Алик позвонит сам – он обиделся смертельно. А звонить ему... Что сказать? Но так, наверное, тоже нельзя. Она ничего ему не объяснила. Он же не знает причину всего... Господи!
      На второй день вечером она все-таки набрала номер Алика.
      Трубку взяла его мама.
      – Здравствуйте. Алика можно?
      – Его нет. Он уехал.
      – Когда? – растерялась Татьяна.
      – Сегодня.
      – Сегодня? – переспросила она.
      – Да. Его профессор вызвал...
      Какой профессор? Зачем? Как уехал?
      Как и просила – сейчас и насовсем.
      Почему насовсем? Глупости! Его можно вернуть!
      Он не позвонит.
      Ему можно написать. Нет ничего проще – взять у Алеши адрес и написать. И все объяснить. И пусть он сам все решает. Он же мужчина. Пусть все будет, как он решит.
      Надо было сразу все объяснять. И не решать самой. Можно было и позвонить раньше. Вчера. Или хотя бы сегодня утром.
      Значит, не судьба. Значит, так надо. Значит, все правильно...
 
      Уехать – было единственное, что представлялось для Алика возможным. А что еще?
      Ходить за ней хвостом и вымаливать ее любовь? Всю жизнь быть ее любовником? На самом деле убить Игоря?
      Все это походило на бред, на совершенно глупые и нелепые тупики. Он тыкался в них от безысходности и чувствовал, что выход один – купить билет и уехать. Все кончено. Теперь уже точно и навсегда. Теперь уже не было ни сомнений, ни надежды.
      К чему спешить? В любом случае до отъезда – всего неделя.
      Нет! Сейчас! Завтра! Сегодня! Немедленно!
      – Мамуля! Звонил Кит. Меня ищет профессор.
      – Что случилось?
      – Какие-то проблемы с диссертацией. Нужный архив открыт только сейчас. – Алик врал убедительно и равнодушно. – В общем, Кит, как всегда, ничего толком не знает. Я должен ехать.
      – Но ты же уже через неделю...
      – Нет. Нужно сейчас.
      – Завтра?
      – Нет. Сегодня. Я пошел за билетом.
      – Но я же ничего не приготовила! Тебе же нужно собраться...
      – Мам, ничего не надо. Я не повезу никакие коробки. В Москве все есть.
      – А Галя?
      – Что Галя?
      – Она же в больнице. Она же со дня на день...
      – Ну, что тут сделаешь? Племянник родится без меня.
      – Алик!
      – Мамочка! Мне нужно уехать. Срочно. Отцу скажи, чтобы вызвал такси. Галке передашь от меня привет и извинения... А вообще-то я еще успею к ней заскочить.
      – Позавтракай хотя бы!
      – Некогда, мам! Я побежал.

      Двое суток до Москвы Алик думал. Неотвязно, болезненно, тоскливо. Об одном и том же. Изредка менялись мысли, ни на секунду не менялась тема.
      Сначала в голове на все лады гудело одно: «Она меня не любит».
      Через какое-то время вдруг невыносимо обожгла другая мысль: и не любила никогда. Это было как пожар, как вспышка. Ошеломляюще и больно.
      Потом боль притупилась. Алик стал привыкать к ней, и, в свою очередь, безумно жалко стало себя. Он ей так верил! Он ее так любил! Зачем она обманывала его, что любит?! У него все могло быть по-другому! У него была Даша! И Даша любила по-настоящему. А он ее обидел, оттолкнул. И все из-за нее! Все из-за нее!
      Алику даже казалось, что и он когда-то любил Дашу. Да-да, любил, и, если бы не встретил Татьяну, женился бы на ней и был бы счастлив.
      Или нет! Он бы уже встретил другую девчонку. Совсем другую.
      А встретил Татьяну. И она его бросила. Она его бросила. Бро-си-ла.
      Слово стучало в такт поезду. В такт маятнику. В такт мыслям. В такт беде. В такт тоске. В такт, в такт, в такт... Нет, нет, нет... Никого нет.
      Алик просто сбежал из города. Не попрощался даже с Лешкой и Верой. В роддом, правда, забежал, но попал в тихий час, и Галку не позвали. Пришлось оставить записку.
      Была совершенно идиотская мысль позвонить Татьяне. Но тут же вставал вопрос – зачем? Зачем унижаться? О чем говорить? Просто услышать ее голос и положить трубку?
      Он так и не позвонил. Разозлился и заставил себя не позвонить.
      Москва, вокзальная суета, метро, троллейбус немного отвлекли, заставили забыться.
      Но в общежитии все навалилось с прежней силой, даже, наверное, похлеще.
      Он открыл дверь комнаты, поставил чемодан, сел на кровать и едва сдержался, чтобы не завыть. В голос. Истошно.
      За все эти дни он впервые был один. Дома, в поезде, на вокзале, в транспорте, даже внизу, на вахте были люди, и он их не замечал. А теперь заметил, что никого нет.
      Чему он раньше радовался? Отдельной комнате? Дурак! Сейчас бы здесь был кто-нибудь из ребят, и не было бы так жутко.
      Почему он не позвонил Никите? Не сказал, что приезжает? Кит бы встретил. Может быть, вместе с Дашей...
      Нет! Даши не надо. Он не хочет с ней говорить. Им не о чем говорить...
      Вот с Татьяной... Он бы поговорил... Он бы теперь многое сказал... Все-все сказал бы... Все, о чем передумал...
      Алик заснул, не раздеваясь.
      Проснулся, заварил чай, позавтракал и снова лег спать.
      Вспомнил, что не позвонил родителям. Спустился к автомату. Мама радостно сообщила, что вчера у Галки родилась девочка. Все в порядке. Хорошо себя чувствуют. Алик тупо сообразил, что не дождался всего одного дня, лениво обругал себя эгоистом и снова пошел спать.
      На третий день он понял, что спать больше не в состоянии, заставил себя проснуться – на это ушло не меньше трех часов, – оделся и вышел на улицу.
      – Какой сегодня день? – спросил он у продавщицы цветов.
      Девушка испугалась, как-то отпрянула от него, взглянула в его совершенно отупевшие глаза и все-таки ответила:
      – Воскресенье.
      Алик кивнул, поблагодарил и подумал, что Кит сегодня дома. Нужно к нему зайти. Больше не к кому. Только сначала нужно позвонить, предупредить, чтобы не ушел.
      Алик пошарил в карманах и не нашел двушки. Искать размен было лень. Он махнул рукой и поплелся в метро. Запутался в станциях, чего никогда не было, зачем-то сделал три перехода и приехал к Никите уже под вечер.
      Кит был дома и шумно ему обрадовался. Алик тоже постарался сделать вид, что рад, и даже смог поболтать с другом о всяких пустяках.
      – Думаю свое дело открывать, – похвастался Кит.
      – Какое?
      – Книги в метро продавать.
      – Ты же и так продаешь, – удивился Алик.
      – Ты не понял. Я сейчас продавец. На хозяев работаю. А теперь сам хочу хозяином стать. Продавцов найму.
      – Кулак! – засмеялся Алик.
      – Нэпман, – поправил Кит. – Зря, что ли, диплом по нэпу писал?
      – Разбогатеешь – взаймы дашь.
      – А на что?
      – На свадьбу.
      – С Дашей? – оживился Кит.
      – Нет, – поморщился Алик. – Шучу.
      – Кстати, ты к ней заходил?
      – К Даше? Нет. Времени не было.
      – За три дня?
      – За три дня.
      – Она обидится.
      Алик равнодушно отмахнулся.
      – У меня сестра замуж вышла, – сообщил он, чтобы переменить тему.
      – Да ну!
      – Вчера дочку родила.
      – Поздравляю, дядюшка! А сколько твоей Галке лет? Она же Иринке ровесница?
      Алик кивнул.
      – Развитая девушка, – одобрил Кит. – А наша Ирка... Не пойму ее. Или женихов от меня скрывает?
      – Скрывает, – согласился Алик. – Они все скрывают. А потом племянники рождаются.
      Кит расхохотался:
      – Да нет, у Ирки – вряд ли. Она на тебя похожа – ботаник. Папаше даже особых усилий не понадобилось, чтобы ее в университет впихнуть. Не то, что меня. Не знал тогда, кого еще подключить, чтобы сыночка учиться взяли.
      – Так Иринка поступила?
      – Конечно.
      – Куда?
      – На наш истфак. У папаши больше связей нет.
      – Поздравляю.
      – Кого? Меня, что ли? Ее и поздравляй. Я свои пять лет отмучился. Хочешь, приходи к ней на день рождения через неделю, – помолчав, добавил Кит.
      Он чувствовал, что с Аликом что-то не так, но не мог понять, что именно, и изо всех сил старался его развлечь.
      – Да я-то при чем? – удивленно отозвался Алик. – У нее свои друзья.
      – Какие там друзья? – отмахнулся Кит. – Две-три подружки-одноклассницы. А так все свои.
      – Нет. Неудобно. Не твой же день рождения.
      – Ну и что? Ирка тебя любит. Будет рада.
      – Не уговаривай.
      – Хочешь, чтобы сама пригласила?
      – Отстань. Ничего я не хочу.
      – Иринка!
      – Прекрати!
      – Ир! Пригласи Альку на день рождения!
      – Конечно, пусть приходит, – откликнулась из другой комнаты Иринка.
      – Я пригласил, а он ломается! – прокричал Кит. – Стесняется!
      – Кого? – Иринка с книжкой в руках уже стояла в дверях комнаты брата и улыбалась.
      Алик равнодушно отметил, что она повзрослела. Или только кажется? Всего лето не виделись.
      – Привет, Алик!
      – Привет, Иринка. Кит тут с ума сходит – на твой день рождения зовет.
      – Правильно делает, – снова улыбнулась Иринка, и Алик вздрогнул: раньше он никогда не замечал, что Иринкина улыбка чуть-чуть похожа на Татьянину. – Приходи. Я тебя тоже приглашаю.
      Да-да! Что-то есть общее. Где-то в уголках губ.
      Но Алик тут же сердито оборвал себя: это уже шизофрения. Теперь он во всех девушках будет искать Татьяну. Знаем, читали. И с ума сходить пока не собираемся.
      – Так ты придешь?
      – Постараюсь, – смутился Алик. Кажется, он уже пропустил один вопрос, и Кит смотрел на него теперь как на тяжелобольного. – Извини, я тебя не поздравил с поступлением, – поспешно добавил он.
      – Спасибо. – Уголки губ снова знакомо дрогнули, и Алик не мог заставить себя оторвать от них взгляд.
      – Как тебе учеба? – Он задавал вопросы просто так, чтобы она подольше не уходила.
      Ему было наплевать и на ее поступление, и на учебу, и на день рождения. Сейчас она уйдет, и вместе с ней исчезнет Татьянина улыбка.
      – Нравится, – ответила она, а Алик уже не мог вспомнить, о чем он спрашивал. – Я же не Кит. Я учиться люблю.
      Улыбка. Уголки губ. О чем она? Ах да! Об учебе.
      – Ты не стесняйся, – говорила в это время Иринка. – На дне рождения будут только свои. Две мои подружки – я тебя с ними познакомлю, – мама, папа, Кит.
      – И я, – добавил Алик.
      – И ты, – засмеялась Иринка.
      Потом в прихожей зазвонил телефон, и она стремительно сорвалась с места, в одну секунду исчезнув за дверью. Алик и Кит еще немного поболтали. Болтал Кит. Алик чаще всего невпопад только вставлял отдельные реплики и в конце концов чуть не заснул на полуслове.
      – Старик, да ты уже дрыхнешь, – сказал Кит.
      – Ага, – пробормотал Алик. – Мне пора.
      – Оставайся ночевать, – предложил Кит.
      – Нет. Я пойду.
      – Заснешь по дороге.
      – Не засну... Только приехал... Не выспался...
      Алик городил чепуху и уже сам к ней не прислушивался. «Только приехал...» Когда только? Уже три дня, а все не выспался...
      Кит деликатно промолчал и уже в дверях напомнил:
      – К Даше все-таки зайди. Неудобно. Она обидится.
      На что ей обижаться?
      Но Никите пообещал:
      – Зайду. Завтра.
      Кит был прав – Алик по дороге заснул. В метро.
      – Молодой человек, просыпаемся! Конечная станция. Поезд в депо. – Его трясла за плечо толстенькая женщина в форменной красной шапочке. – Встаем, встаем! Освобождаем вагоны.
      Алик вышел и ругнулся про себя: придется пилить в обратную сторону, уехал черт знает куда. Нужно было остаться ночевать у Никиты.

      Следующие два дня Алик болтался по Москве. Просто так. Без цели и без маршрута. Он делал так на первом курсе, когда только-только приехал, никого еще не знал и ни с кем не общался. Он выходил на любой станции метро, сворачивал направо или налево и шел по любой улице, то ныряя в какие-то переулки, то снова оказываясь на шумной трассе.
      Тогда он делал это из двух крайне противоположных побуждений: во-первых, ему было тоскливо, тяжело и хотелось домой, а суета города и новые места немножко отвлекали, а во-вторых, он думал изучить Москву, потому что мечтал остаться здесь навсегда.
      Эти блуждания иногда заводили его в какой-нибудь тупичок или в жуткие, отталкивающие темнотой чужие дворы, где горели только яркие окошки небоскребов. Его заставал на улице дождь, и он промокал до нитки и прятался в маленьких магазинчиках, через стекло смотрел на желтенькие квадратики окон и думал, как там уютно и тепло. Изредка какой-нибудь переулочек выводил его на уже знакомую улицу, и он искренне, как-то по-детски, радовался этому, словно получал долгожданный подарок.
      Теперь тоска была иного рода. Алику казалось, что где-то глубоко-глубоко, непонятно где, и в то же время как будто во всем теле ныла и ныла какая-то струна, артерия, рана. Он уже не думал ни о чем конкретно, как в первые дни, он уже не хотел спать. У него было одно желание – избавиться от этого нытья внутри.
      Темные дворы не пугали, знакомые улицы не радовали. Они только чуть притупляли обострявшееся в одиночестве нытье.
      Свое обещание Алик не выполнил, к Даше не пошел. Не хотел. Не знал зачем. Думал почему-то, что станет еще больнее и то, что сейчас натягивалось и ныло, просто разорвется.
      До боли в ногах, до усталого звона в голове он кружил по центру. Свободный гомон Арбата, ускоренный ритм Калининского проспекта, суета Пушкинской площади, тишина Большой Дмитровки, автомобильный чад Мясницкой... Все это оставляло безучастным и, в лучшем случае, либо раздражало, либо тупо фиксировалось уставшим от боли мозгом.
      Поздно вечером он приползал в общежитие, глотал чай с какой-нибудь булкой, купленной по дороге, и в одежде валился на постель.
      Через пару таких вечеров в общежитии его ждал сюрприз. На стареньком диванчике возле вахтерши сидела и лучезарно улыбалась Даша.
      – Привет! – сказала она. – А я тебя уже три часа дожидаюсь. Где ты бродишь?
      Алик пробормотал что-то невразумительное и повел гостью к себе. Поднимаясь на третий этаж, он немножко пришел в себя от неожиданности и начал оправдательную тираду:
      – А я хотел к тебе завтра заглянуть. Понимаешь, дела... Я же только...
      Даша, засмеявшись, перебила:
      – Не надо врать, что ты только вчера приехал. Я звонила Никите, и он выдал тебя с потрохами.
      Алик смешался и замолчал, долго ковыряя ключом в замке.
      Яркая лампочка под потолком осветила запущенность комнаты, разбросанные в беспорядке вещи, грязную посуду, крошки на столе, незаправленную смятую постель со сползшим на пол одеялом.
      Даша оглядела все это, но промолчала, Алик лишь уловил ее удивленный взгляд. Он суетливо смел крошки, сдвинул посуду, поднял одеяло...
      – Не суетись, – усмехнулась Даша, аккуратно переставляя со стула на пол раскрытый чемодан. – Ты голодный?
      – У меня булки в пакете, – смутился Алик.
      – Прекрасно. Пока ты поставишь чайник, я вымою посуду. Давай-ка пошевелись, что-то ты совсем расслабился.
      За чаем Даша болтала ни о чем: об университете, об общих знакомых, о каких-то сплетнях про звезд эстрады. Но когда темы были исчерпаны, а булочки съедены, она развернула свой стул к Алику и сказала:
      – Объясни-ка мне, почему ты приехал на неделю раньше?
      – Просто так, – пробормотал Алик, пряча глаза, как провинившийся школьник.
      – Ты с ней поссорился? – Она старалась облегчить ему задачу наводящими вопросами.
      – Нет, – подумав, ответил он.
      Разве то, что между ними произошло, можно назвать ссорой?
      – Но что-то ведь произошло?
      – Мы решили, что нам нужно расстаться, – медленно, через силу сказал Алик и посмотрел ей в глаза, боясь увидеть торжество.
      Так ничего и не разглядел. Разве что искорку жалости.
      – Я тебя предупреждала, – мягко сказала она и задумчиво повторила: – Я же тебя предупреждала.
      – Да, – согласился Алик. – А я – дурак.
      – Значит, вы решили расстаться? – Она подчеркнула «вы», и Алик вздрогнул.
      – Да.
      – Кто решил – ты или она?
      – Она, – честно ответил Алик и, подумав, добавил: – И я.
      – Она осталась с мужем?
      – Да, конечно.
      – Виноват ты?
      – Почему я?
      – Не знаю почему. Просто спрашиваю. Ты виноват в том, что вы расстались?
      – Не знаю. Нет.
      – Значит, она?
      – Может быть.
      – Ты попросил у нее прощения?
      – За что? – удивился Алик. – Она сама предложила мне уйти.
      – И ты ушел? – Голос Даши звучал насмешливо.
      – А что же мне, бегать за ней и унижаться?
      – Ах, посмотрите на нас – какие мы гордые! – жестко сказала Даша. – Ты даже не поинтересовался причиной!
      Алик молчал. Он не хотел с ней спорить.
      – Ты сказал ей, что уезжаешь?
      – Она сама просила уехать... Она боялась, что пойдут сплетни...
      Алик снова помолчал и вдруг начал рассказывать. Все-все. По порядку. Он рассказал про Лешку, про Солнышко, про Зою и даже про Влада.