Глава 20

Шелби было тревожно. Чужие свадьбы всегда действовали на нее именно так. В то время, когда большинство молодых девушек мечтали о жемчугах и фате, Шелби изучала косметологию в магазине Барреллана на углу Мирамонтес и Главной улицы. Теперь, когда в тридцать один год ее статус незамужней женщины мог вызвать только подозрения, она все еще не поддавалась свадебной лихорадке, которая захватывала большинство молодых женщин, подобно эпидемии свинки. Девственно белый цвет никогда не шел ей – разве что кружевное нижнее белье выгодно подчеркивало смуглую кожу.

Теперь, обозревая окрестности из окна своей спальни на втором этаже, она знала, что это внутреннее бурление скорее вызвано неудовлетворенностью, чем презрением к окружающим. Свадьба Джесси стала тем поворотным камнем, который заставил Шелби заново оценить свою жизнь, и она осталась весьма недовольна результатами этой оценки. Она всегда была убеждена, что мужчины склонны делить женщин на две большие категории – мадонн и блудниц, – и, поскольку любой достаточно разумный анализ показывал, что мир принадлежит мужчине, умные женщины играли свою роль до конца.

Джесси была рождена мадонной. Праведная и жертвенная, она всегда казалась готовой жить в благородной бедности, если таковой была ее судьба. Она выбрала возвышенный путь, в то время как Шелби безо всяких угрызений совести шла обходными тропинками у подножия. Но теперь она была поставлена в тупик результатом. Судьба Джесси опровергала ее теорию. Младшая сестра осталась мадонной, но при этом у нее было более чем достаточно денег. Но Шелби не была бы собой, если бы отказалась от борьбы. Теперь ей должно было повезти – по крайней мере, она найдет человека, который будет ее содержать.

Отвернувшись от великолепного вида на побережье, Шелби почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Даже тот факт, что она живет в «Эхе», поместье, которое всегда ее привлекало, не мог улучшить ей настроения. Сияющий солнечный день тоже не радовал ее. Почему она не лежит под кокосовой пальмой где-нибудь на тропическом побережье Кабо или на юге Франции? В какой точке ее жизнь свернула в тупик? Господи, ей было больно даже признаться себе в том, что Шелби Флад неудачница. И вот еще один удар.

Через некоторое время, когда она уже думала о том, что ей надо устроить самоубийственный поход по магазинам, в раскрытую балконную дверь ворвались раскаты хохота. Без всякого любопытства она вышла на маленькую веранду и увидела Мэл, которая плескалась в мелком конце бассейна. Джина, которая казалась Шелби непривлекательно рациональной, сидела в шезлонге и читала.

– Ciao[14], тетя Шел! – крикнула девочка, немедленно заметившая Шелби. – Хочешь посмотреть, как bambina плавает?

Стоя в доходившей ей до бедер воде, Мэл рванулась вперед, отчаянно, но безуспешно молотя руками. Совсем как ее мать, подумала Шелби, поднимая бровь.

– Потрясающе, Мэл, – сказала она, не желая больше на это смотреть. Она любила свою маленькую племянницу, но вообще ей было трудно с детьми, а сегодня она была особенно не в настроении. Дождавшись, пока Мэл вынырнет на поверхность, Шелби махнула ей рукой и снова ушла в спальню. Может быть, она доберется до этого прилежного молодого управляющего, Роджера, или как там его, и попросит отвезти ее в Сан-Франциско и подождать, пока она будет ходить по магазинам.

Душераздирающий крик заставил ее обернуться. Мэл барахталась в воде, а вскочившая с шезлонга Джина перегнулась через край бассейна, пытаясь дотянуться до своей подопечной. Мэл оказалась в том месте, где вода была выше головы, и не могла оттуда выбраться.

– Прыгай, – крикнула Джине Шелби, понимая, что не успеет спуститься вниз. – Вытащи ее оттуда.

– Я не умею плавать! – закричала Джина.

Шелби ухватилась за перила и с леденящим ужасом смотрела на то, как Мэл борется с водой. Через мгновение она поняла, что девочка совсем недалеко от того места, где она начала свои показательные выступления.

– Здесь неглубоко! – крикнула она. – Ты можешь нащупать дно ногами!

Джина прыгнула в воду и без труда дотянулась до Мэл. Глядя, как няня вытаскивает ее задыхающуюся, но вполне живую племянницу на мелкое место, Шелби наконец поняла, что же делать бедной тете Шел весь остаток дня. «Какое счастье», – подумала она.

Обучение bambina плаванию оказалось не таким уж утомительным занятием, как сперва думала Шелби. К полудню Мэл уже могла доплыть по-собачьи от середины бассейна к краю, а когда после ленча они вернулись к своим урокам, Мэл стала умолять тетю научить ее плавать под водой.

– Мама не хочет учить меня плавать из-за моей астмы, – призналась девочка.

Шелби уже забыла об этой проблеме, тем более что Мэл беспокоил разве что насморк. Она была уверена в том, что Джесси не одобрила бы их занятия, но ее младшей сестре никогда не нравились ее действия, и, кроме того, сейчас ее рядом не было, так что Шелби имела полное право послать ее к черту.

– К тому времени, когда я отсюда уеду, ты станешь настоящим дельфином, – пообещала Шелби.

Мэл в задумчивости сморщила нос.

– А что делают дельфины?

– У тебя вырастут на спине плавники, ты будешь плавать вместе с китами и нырять глубоко-глубоко.

– У акул тоже бывают плавники.

– Ну, если ты не хочешь быть дельфином, как мне тебя называть?

– Просто Плавником. – Мэл широко улыбнулась, и Шелби потрепала ее по затылку. До наступления сумерек юная пловчиха уже научилась плавать под водой у самого дна, как морская свинья. Как и большинство детей, она очень легко освоила подводное плавание. Шелби гордилась ее успехами. Девочка была явно талантлива. И она получала удовольствие, что Шелби, к своему собственному удивлению, воспринимала как награду за свои старания.

Шелби тоже получала удовольствие. Она уже успела забыть, какие восхитительно острые ощущения способно приносить подводное плавание. Может быть, когда она в следующий раз поедет в Кабо, попробует поплавать с аквалангом. А еще лучше уговорить Роджера искупаться вместе с ней ночью. Это явно улучшит ей настроение.

После обеда Мэл снова запросилась в бассейн. Джина запретила ей, потому что кожа девочки уже покрылась пупырышками, вода охладилась, и у нее могли случиться судороги. Шелби согласилась, что они обе уже пропитались водой, но тем не менее тетя с племянницей все же отправились к бассейну и уселись на бортик, болтая в воде ногами.

Шелби предложила Мэл вступить в плавательную команду после того, как она приобретет определенный навык. Эта идея, казалось, захватила Мэл, но Шелби понимала, что Джес-си этому воспрепятствует, и втайне решила поговорить с сестрой. Мэл занималась плаванием с отчаянным пылом. Девочке нужно было проверить себя, самоутвердиться, доказать, что она на что-то способна. Шелби прекрасно понимала это стремление.

– Смотри! – приглушенное восклицание Мэл нарушило дружелюбное молчание, установившееся между ними. Она указывала на что-то в дальнем конце бассейна, но Шелби не могла разглядеть, на что именно. Девочка встала на ноги и направилась туда. Сняв кепку, она зачерпнула ею воду, как будто пытаясь поймать какой-то плавающий предмет.

– Что ты делаешь? – спросила Шелби.

– Я пытаюсь поймать это кепкой.

– Что поймать?

– Разве ты не видишь? – Мэл показала на дрожащее отражение луны в бассейне – серебряно-белый полумесяц. – Ведь ты же знаешь легенду о половине луны.

– Боюсь, что нет, детка. Расскажи. Внезапно посерьезнев, Мэл покачала головой.

– Если ты не знаешь, я не могу тебе рассказать, но полумесяц, если ты сможешь поймать его свет, имеет невероятную силу. Может быть, он даже сможет вылечить мою астму, помочь отрастить большую грудь и сделать олимпийской чемпионкой по плаванию.

– Точно, – согласилась Шелби, прищурившись. – Тогда тебе обязательно надо его поймать, bambina, любым способом. И, кстати, если ты любишь свою тетю Шелби, то неплохо было бы поделиться и с ней. В ближайшие дни мне понадобится космическая сила.

– Конечно, – сказала Мэл, сосредоточенно вылавливая луну кепкой. – Я с удовольствием дам тебе луч-другой.

Шелби улыбнулась про себя, наблюдая за тем, как Мэл, когда кепка в очередной раз наполнялась флюоресцентным светом, вытаскивала ее из воды, немедленно теряя свое приобретение. После нескольких попыток девочка устала и отодвинулась от воды.

– На самом деле, это просто глупая легенда, – проворчала Мэл, снова усаживаясь рядом с Шелби. – Скорее всего, в ней нет ни слова правды. Лучше бы мама не рассказывала мне эту проклятую сказку, – продолжала она, в точности копируя свойственную Шелби интонацию многоопытной женщины. – Она даже заплакала и потом всегда отказывалась об этом говорить. Почему она так не любит Люка? – в упор спросила Мэл. – Она же вышла за него замуж. Разве можно не любить своего жениха?

– Иногда можно. Люди часто женятся для компании или для удобства. Например, любила ли твоя мама Саймона?

Поскольку Мэл сегодня была довольно разговорчивой, Шелби решила, что может себе позволить удовлетворить собственное любопытство.

– Да, конечно. По крайней мере, я так думаю. Саймон болел. Но Люка мама, по-моему, ненавидит… – Мэл взглянула на Шелби в ожидании подтверждения.

– Наверное. – Шелби пожала плечами. Она была не из тех, кто пытается защитить детей от правды, и всегда верила в то, что они сами интуитивно чувствуют истину и готовы поймать взрослых на «благородной» лжи. «Конечно, это был Сайга-Клаус, киска». С этого все начинается, а потом приходит время для большой лжи… «Это ничего, что папа тебя здесь трогает. Ты же его любимая девочка».

Шелби сглотнула слюну и выдавила из себя улыбку, взъерошив огненно-рыжие спутанные кудри Мэл.

– Детка, если ты хочешь знать, почему твоя мама вышла замуж за Люка, ты должна сама ее спросить. Я понятия об этом не имею.

– Джесси Уорнек выходит замуж за собственного приемного сына, и ты не считаешь нужным об этом упомянуть?

Мэтт Сэндаски не успел не то что сесть и заказать выпивку, но даже подойти к столику Пита Фишера в маленьком итальянском ресторанчике, как главный редактор «Глоб» буквально выстрелил в него этим вопросом.

А выпить – и выпить как следует – Мэтту бы не помешало, хотя, как правило, он не пил ничего крепче пива или вина за ленчем.

– Откуда вы знаете? – вопросом на вопрос ответил он, переводя взгляд с худощавой агрессивной физиономии Пита на обманчиво безмятежное лицо коротышки Мюррэя Пратга. Пратг заведовал деловыми вопросами в газетах побережья залива. Саймон считал его незаменимым из-за организаторских способностей и обширных связей.

Совет директоров «Уорнек Комьюникейшенс» состоял всего из восьми человек, включая Мэтта и Джесси. Саймон не желал делиться акциями компании, сделав исключение только для Пита и Мюррэя, да и то только из-за того, что не хотел терять великолепных менеджеров. Остальные четверо членов совета, все до единого близкие друзья и деловые партнеры Саймона, получили возможность приобрести часть акций несколькими годами раньше, когда старшему Уорнеку нужны были наличные, чтобы купить вторую крупную газету. Активного участия в операциях компании не принимал ни один из них – вернее, каждый заботился лишь о сохранении своих дивидендов.

– Мне позвонили, Мэтт, – сказал Пит. – Но даже не в этом дело– разве ты забыл, что я веду две газеты? Как ты думаешь, как долго можно держать подобные новости в тайне от меня? О браке должны знать читатели.

– Кто же тебе позвонил?

– Понятия не имею. Звонок был анонимным.

Мэтт, кажется, догадался, в чем дело. Он был почти уверен в том, что Люк или кто-то из его организации специально запустил эту информацию, для того чтобы напугать членов совета директоров, которые могли воспринять ее как угрозу стабильности компании. Удивительно, как это Люк не выпустил пресс-релиз. Если он был намерен разделять и властвовать, то любые его усилия, направленные на то, чтобы ослабить взаимную солидарность членов совета, могли принести ему только успех. Это был довольно дешевый трюк, но ставки в игре были высоки, а роскошь заботы о высоких этических материях могли позволить себе только люди, обладавшие неограниченной властью. Люк играл на выигрыш. С мрачной иронией Мэтт сказал себе, что Саймон мог бы гордиться освоим сыном.

– Эта свадьба была маленьким семейным, интимным событием, – внушительно произнес он. – Джесси не сочла нужным спрашивать позволения у членов совета…

Пит оборвал его речь презрительной усмешкой.

– Надо думать, что это было мероприятие не для публики. Подумать только, выйти замуж за собственного пасынка! Это же скандал, Мэтт. Публика просто взорвется.

– Это благотворно скажется на тираже, – невозмутимо добавил Мюррэй.

– Да, но где мы об этом сообщим? – выкатив глаза, спросил Пит. – В светской хронике? На деловой странице?

– Может быть, в спортивной рубрике? – предложил Мюррэй. – «Вдова Уорнек берет два из двух».

– Мы не будем об этом писать, – сквозь зубы проговорил Мэтт. – Ни единой строчки, даже в свадебной хронике. Никому не должно быть дела до того, за кого выходит замуж Джесси Уорнек. Эта информация не входит в цену подписки и вряд ли заинтересует кого бы то ни было из читателей.

Конечно, это была чепуха. Скользкой темой интересовались все. Это был наркотик для толпы, мимолетный всплеск восторга по поводу событий чужой жизни на фоне собственного безрадостного существования. Остаток завтрака Мэтт провел в попытках предотвратить возможный конфликт. Чуть было не признавшись в том, что является душеприказчиком Джесси, он убедительно доказывал своим ближайшим сотрудникам, что, несмотря на смерть Саймона и новый брак Джесси, компания осталась такой же стабильной, как была, и что он, Мэтт Сэндаски, отвечает за ее благосостояние.

Так ничего и не съев, он извинился и ушел, не зная, удалось ли ему восстановить их лояльность. Как только Мэтт вышел из ресторана на залитую солнцем улочку, его мысли переключились на другие, более серьезные, заботы. Проведя пальцами по лацканам пиджака, Мэтт надел плащ и тщательно поправил воротник, чтобы он лежал красиво. Встреча с партнерами убедила его в необходимости действовать быстро и решительно. С Люком Уорнеком нельзя было обращаться дипломатично. С дьяволом надо играть по его правилам.

Глава 21

– Кто здесь? – Джесси села в кровати, потревоженная непонятным шумом. Было четыре часа утра. Только что пробили настенные часы, и во вновь воцарившейся тишине раздалось нечто вроде скрипа петель и вздоха старого дерева.

– Здесь кто-то есть? – снова спросила она. Ее голос замер в тишине. Ощущение невидимой опасности не проходило. Джесси оглядела погруженную в предрассветный мрак комнату, но не увидела ничего, что могло бы объяснить этот звук. Сквозь занавески просачивался лунный свет, освещая южный угол спальни. Створки были закрыты и заперты, так же, как и дверь.

Снова повернувшись в темноту, она увидела мужчину, стоявшего в нише около письменного стола. Скрытый в тени, он наблюдал за ней, как охотник из укрытия. Страх охватил Джесси с такой силой, что у нее сперло дыхание, и она не могла вымолвить ни слова. Пальцы мертвой хваткой вцепились в атласное покрывало. Она не видела его лица и фигуры, но в пришельце было что-то неуловимо знакомое.

От стука маятника пробирал мороз по коже. Фигура пришла в движение. Джесси откинулась назад, больно упершись спиной в изголовье кровати. Он приближался к ней! Джесси попыталась позвать на помощь, но ужас словно парализовал ее. Джесси казалось, что на нее что-то давит, что ее обволакивает облако ледяного воздуха, что это существо – сама смерть с горячими руками и сверкающими глазами.

– Люк? – Имя непроизвольно сорвалось с ее губ. Джесси переползла на дальнюю сторону кровати, но через мгновение фигура исчезла так же внезапно, как и появилась. Закрыла ли она глаза? Неужели она спала? Он каким-то образом испарился, проскользнув через запертую дверь или растворившись в прозрачном воздухе. Остался лишь его запах – завораживающий аромат сандалового дерева и табака.

Джесси поставила в вазу свежие цветы, которые она срезала утром в саду. Это были изящные темно-красные ирисы, бледные тюльпаны и нежные кружевные желтые нарциссы. Она надеялась, что это оживит угрюмое великолепие передней гостиной, кроме того, возня с цветами всегда успокаивала ее, а сейчас ей, кроме всего прочего, нужно было как-то убить время в ожидании Люка. Проснувшись, она обнаружила, что он ушел по какому-то неизвестному ей делу.

Джесси была охвачена смесью ужаса и разочарования. Остаток ночи она провела, пытаясь убедить себя в том, что таинственный пришелец ей приснился, но утром ощущение, что за ней наблюдают, вернулось. Несмотря на то, что Люк ушел, ей все равно казалось, что она не одна. Снова и снова вспоминала она его слова:

«Ты хочешь, чтобы за тобой следили. Ты хочешь, чтобы скрытый занавесками охотник схватил тебя».

В окно гостиной лился неяркий свет утра. Джесси откинула тюлевую занавеску и стала смотреть на длинные языки стелящегося тумана, словно проглотившего улицу. После вчерашнего завтрака в «Клифф-Хаусе» погода резко переменилась. Впрочем, для Сан-Франциско это было обычное дело. Мысли Джесси были заняты другим – их разговором.

Когда они вышли из ресторана и молча направились к «мерседесу», они оба были в состоянии напряженного ожидания. В машине Джесси почувствовала, что надвигается нечто неизбежное. Это было странное, но восхитительное чувство, и, чтобы отвлечься, она стала гадать, куда теперь отвезет ее Люк. К ее удивлению, они в конце концов оказались в китайском квартале. Казалось, Люк не знал, куда ехать, и бесцельно кружил по узким, заполненным людьми и запахом шафрана улочкам, среди пагод из синего кирпича и ярко-красных уличных фонарей.

Люк остановился у темного и узкого магазина, напоминавшего тайный притон наркоманов. Джесси не решалась туда войти, но Люк втащил ее внутрь. В темном помещении горели свечи и витал золотой дымок ладана. Полки были заставлены всевозможными изделиями из фарфора потрясающей красоты, но внимание Джесси привлекли резные статуэтки из жадеита и слоновой кости. Ее наметанный глаз сразу же заметил, что все они были сделаны одним мастером. Одна из статуэток тем не менее стояла отдельно.

Из-за ее плеча Люк наблюдал за тем, как она взяла маленькую фигурку из слоновой кости, изображавшую полулежащую обнаженную женщину. Статуэтка казалась очень чувственной. Джесси в задумчивости гладила ее поверхность, бледную, прохладную и слегка посверкивающую, как лунный свет.

– Знаешь, что это такое? – спросил Люк.

– Пресс-папье? – в шутку предположила Джесси.

– Это для скромных китайских женщин. Джесси не поняла.

– Когда китаянка заболевает, – объяснил Люк, – она идет к врачу и берет куклу с собой, чтобы показывать на ней, где у нее болит.

– То есть ей не нужно раздеваться?

– Ага. – Люк говорил приглушенно и медленно, и Джесси без труда представила себе китайскую скромницу на приеме у врача – богоподобного целителя, который молча и важно смотрит, как его покрасневшая пациентка вынуждена указывать своими тонкими пальчиками на интимные места обнаженной куклы. Эта сцена имела острый сексуальный подтекст, значительно более эротичный, чем раздевание как таковое.

Люк так и стоял у нее за плечом. Джесси поставила фигурку на место. Она хотела предложить ему уйти, но чувствовала, что Люк уже бывал здесь и привел ее сюда с какой-то известной только ему целью. Она оглядела лавку, в которой пахло сандаловым деревом и экзотическими травами. Чем-то похожий на одеколон Люка аромат исходил от двери в задней стене комнаты, скрытой блестящим черным занавесом из стеклянных «капелек».

Рассматривая изящную маленькую фарфоровую бабочку, которая могла бы украсить ее коллекцию, Джесси услышала звон стеклянных бусинок. Люк позвал ее по имени. Он стоял у задней двери, откинув занавеску и приглашая ее войти. Длинный плащ с пелериной в свете свечей казался черным, и Джесси была поражена тем, какие штуки проделывало мерцающее пламя с чертами его лица, затемняя скулы и подчеркивая чувственный рот, делая его сексуальным… и жестоким одновременно.