Глава 12

– Иди сюда, именинница! Пошевели наконец своим шестнадцатилетним задом или мы опоздаем в кино!

– Еще минутку! – Джесси состроила отчаянную гримасу, вглядываясь в неровную поверхность дешевого зеркала в ванной. Она случайно намазала вишневой губной помадой нос! Если бы Шелби не торопила ее каждую минуту, они бы уже давно были готовы. Очень трудно выглядеть достойно, когда перед тобой такой образец красоты, как Шелби. Джесси по-прежнему чувствовала себя результатом неудавшегося эксперимента природы, отдыхающей после создания шедевра – ее ослепительно красивой и сексуальной сестры.

Лампочка в ванной начала мигать. Джесси вздохнула, швырнула тюбик помады в служившую ей косметичкой сумочку для ленча и высунула из двери ванной руку, чтобы включить свет.

– Все, все, я готова. Нельзя быть такой стервой, Шелби.

– Боже мой! Что я слышу от моей святой маленькой сестренки? – Бирюзовые глаза Шелби расширились, она выглядела, как сама невинность. – Да мы недотроги? Да нам и слово сказать нельзя?

Шелби остановилась на пороге. Ее блестящие темные волосы были пострижены под пажа, что делало ее похожей на самую модную в Нью-Йорке топ-модель, а наряд был взят с обложки журнала «Глэмэ». Шелби сама сшила его для работы – она служила клерком в местном отделении банка.

В тайне Джесси считала, что Шелби красивее той топ-модели, которой она пыталась подражать. Правда, Джесси никогда бы в этом не призналась – даже под угрозой наказания. Шелби была и без того слишком самонадеянна.

– А на что мы идем? – спросила Джесси. – Двойной сеанс – «Нападение гигантских пиявок» и «Ведро крови».

– 0-ой, Шелби! Я терпеть не могу фильмы ужасов.

– Спокойно, я плачу.

– Но это же мой день рождения! – Шелби беззвучно произнесла непристойное ругательство и усмехнулась.

– Пошли, именинница. Оба фильма я видела три раза. И я не хочу пропустить момент, когда пиявки нападают на стадо коров и высасывают их мозги.

Обе девушки вскрикнули в притворном ужасе и ринулись к входной двери.

После «чудовищных» фильмов Джесси совсем не хотелось есть разваливающийся, пропитанный кетчупом гамбургер, но это была часть программы, которую придумала для нее Шелби, и отказаться было нельзя. Ее старшая сестра редко бывала щедра, и что ей в такой момент придет в голову, предсказать было трудно. Джесси знала, что она должна быть благодарна – в любом варианте.

В кофейне, где они сидели, было шумно и уютно. Диванчики были покрыты красной кожей мебель украшена хромом, на каждом столе стоял маленький музыкальный автомат. Естественно, Шелби выбрала столик, расположенный как раз напротив входной двери.

– Что-нибудь интересное? – спросила Лжесси, запуская руку в пакетик с жареной картошкой. Шелби как бы случайно спустила с плеча свой джемпер с капюшоном, а Джесси знала что, если ее сестра хоть немного обнажает свое тело, это означает, что войска высадились.

– Да нет, просто парни из школы. – Шелби драматически вздохнула, вытащила соломинку из стакана с кока-колой и слизнула капельки языком. В последние несколько дней она явно томилась. Каждый вздох и каждое движение Шелби означали, что она скоро впадет в уныние от недостатка удовольствия. Джесси давно решила, что ее сестра была королевой апатичности. И, поскольку в этом году Шелби заканчивала школу, одноклассники перестали ее интересовать.

– Пойдем? – предложила Джесси, ища предлог отодвинуть куда-нибудь подальше свою почти нетронутую тарелку.

– Подожди, – откликнулась Шелби, нацеливаясь на какой-то новый объект с точностью лазера.

– Кто это? – изнывая от любопытства, спросила Джесси.

– Не знаю, но он… обалденный. Не смотри! – свистящим шепотом сказала она, пресекая попытку Джесси повернуться. – Он идет в нашу сторону.

Джесси взяла ломтик жареной картошки и провела им по лужице кетчупа в тарелке. Им Шелби нравились мужчины совершенно разного типа, поэтому не было ничего страшного том, что она не посмотрит на этого.

Джесси старательно выписывала свои инициалы на тарелке, когда Шелби наклонилась к ней и прошептала:

– Теперь смотри – быстро!

Джесси подняла голову, когда молодой человек проходил мимо, и ее первой реакцией было удивление – его одежда напоминала военную форму. Лица она не увидела, только профиль. Шелби была права: он действительно был невероятно привлекателен – высокий, грациозный с широкими плечами и узкими бедрами, мускулистый, как супергерой.

Но ее внимание привлекло кое-что еще, и Джесси почувствовала, что уже не может оторвать взгляд. Идя по узкому проходу, юноша прихрамывал. Джесси не могла понять, что так приковывает ее к нему, пока он не повернулся.

– Джесс? Что случилось? – спросила Шелби. – Ты бледная, как скатерть.

Ломтик картошки выпал у Джесси из рук. Ее словно парализовало, и рука застыла в воздухе, как у статуи. Кровь отлила к ногам, а лицо залила смертельная бледность.

– Это он, – выдохнула она.

– Кто? – Шелби обернулась, следя за ее взглядом. – Этот потрясающий парень? Ты его знаешь?

– Это… Люк… Уорнек, – голосом компьютерного динамика произнесла Джесси. Она плохо осознавала, что с ней происходит. В последний раз она видела Люка четыре года назад, хотя после того драматического случая она не раз приходила в ущелье его искать.

– Люк Уорнек? Тот странный богатый мальчик которого послали в военную школу?

Джесси кивнула.

– А я думала, что его убили, – призналась она хриплым голосом.

– В военных школах не убивают, Джесс.

– Убивают. – Они с Шелби говорили о разном. Джесси это понимала, но была не в состоянии уследить за собственными мыслями, не говоря уже о мыслях сестры. Она не видела Люка с той ночи, когда их застал его отец и последним, что она тогда слышала, стал удар, лишивший его сознания, а по представлению Джесси – и жизни.

После этого в городе заговорили о том, что мальчика отослали в военную школу, но Джесси в это не верила. И, даже если бы это действительно было правдой, она знала, что его отец наверняка отослал сына в учреждение с самыми жесткими и садистскими порядками, какие только могли быть. Физические недостатки не позволили бы Люку выжить в такой среде. Он бы просто умер. Нет, Люк явно жил в каком-то более приличном месте. Джесси месяцами мучила себя, пытаясь понять, почему на душе у нее так спокойно, когда она думает о нем.

– Джесс? Эй, дуреха, ты что, плачешь?

Джесси покачала головой, но скрыть одинокую слезу, стекавшую по ее щеке и дрожащему подбородку, было трудно. Ее сердце разрывалось. Какую боль ей пришлось пережить, сколько ночей проплакать! Люк Уорнек исчез навсегда, думала она. Ее сердце не было готово тому, чтобы увидеть его живым, взрослым, мужественным. Мальчик, которого она знала умер, мальчик, которого она любила…

– Джесси! Прекрати! – Шелби перегнулась через стол и потрясла ледяную руку Джесси чтобы та очнулась. – Он что, заворожил тебя? В чем дело?

– Мне надо идти, – сказала Джесси, выскакивая из-за стола и не сводя глаз с Люка. Она вдруг с ужасом осознала, что он может ее увидеть, а ей этого совсем не хотелось. Она боялась этого черноглазого незнакомца в форме.

– С ума сойти, – протянула Шелби. Последнее, что слышала Джесси, когда за ней захлопнулась дверь кофейни, это крик сестры, приказывающей ей остановиться.

Солнце только что встало, и его бледные лучи проникали во все уголки и щели оврага. Как и прежде, здесь росли раскидистые клены, солнце пробивалось через их кроны острыми лучиками, подобно дневному свету, проникающему сквозь крышу чердака. Вокруг все было тихо и торжественно, как будто сама Мать-Природа проводила утреннюю службу, возвещающую приход нового дня.

Джесси, достигнув места, где они с Люком в свое время так часто встречались, была в полном смятении. Она и не думала, что когда-либо еще сюда придет. Однажды пережив утрату, она пообещала себе, что не допустит в свою душу никаких связанных с этим воспоминаний и не будет бередить рану. Это было обещание, обреченное на то, чтобы быть невыполненным.

И когда она вступила под сень кленов, где было их тайное место, она нашла там Люка. Он стоял спиной к ней и смотрел в сторону ущелья – точно так же, как бывало и раньше. Казалось, он знал, что она сюда придет, что их встреча была запланирована, подобно прежним. Дети подумала Джесси. Мы были детьми, такими голодными и такими доверчивыми, сошедшимися вместе, как сходятся разбитые черепки, пытаясь воссоздать разрушенное целое.

Его поза была мучительно знакомой, но абрис изменился настолько, что Джесси не могла не признаться себе в том, что за четыре года все изменилось самым драматическим образом. Ей же хотелось, чтобы все оставалось, как раньше. Как самая почитаемая святыня, в ее памяти хранился его прежний образ – худощавое тело, лицо темного ангела. Но теперь перед ней стоял отнюдь не мученик. Это был мужчина из плоти и крови, живой и сильный, казавшийся Джесси совсем незнакомым. Каким теперь был Люк Уорнек?

Листья кленов шуршали, предупреждая о ее приходе. Раздался одинокий крик птицы. Джесси сделала шаг к Люку, и под ее ногой хрустнула веточка.

Люк повернулся к ней, и Джесси была настолько поражена произошедшими с ним изменениями, что даже слова не могла вымолвить. Ей захотелось убежать. Страх пронизал все ее существо, губы пересохли, а все тело стало легким, как будто она могла улететь. Но это было невозможно. Внимательно исследуя взглядом этого незнакомца, который был частью ее прошлого, частью ее души, Джесси чувствовала что она словно приросла к земле. Разница была слишком заметна, и в голову Джесси лезли сокровенные детали их общего прошлого.

– Джесси? – произнес Люк, окидывая взглядом подругу своего детства.

Его голос стал более глубоким, а хрупкая красота превратилась в стать прекрасно сложенного мужчины. Он стал сильным и властным. Темными волосами и глазами он по-прежнему напоминал дикого зверя, что контрастировало с его военной формой. Казалось, что его первобытная энергия заключена в тугую оболочку. Джесси попыталась понять, что происходит в ее сердце, и этот быстрый анализ показал, что все ее чувства к нему сохранились. Ее все еще сильно влекло к нему, но теперь все было совсем по-другому.

– Боже мой, – сказал Люк сдавленным голосом. – Как я рад тебя видеть.

Джесси кивнула, чувствуя себя идиоткой.

– Ты замечательно выглядишь, Люк. Ты был в военной школе, да?

– Да.

– Ты мог бы написать мне. – Джесси сама удивилась той горечи, с которой произнесла эти слова. Ей не хотелось, чтобы он это заметил.

– Я писал. Каждый день.

Он писал. Ну конечно. Они оба понимали, что происходило. Письма вскрывались – возможно, даже до того, как покинуть стены школы. Узнав, что он пытался связаться с ней, Джесси почувствовала минутное удовлетворение, но этого было явно недостаточно.

Она отвернулась – возникшая в ее душе боль разозлила ее. Она чувствовала себя пораженной в самое сердце – и до безумия влюбленной.

– Джесси… прошло много времени. Я не знаю, что сказать. Я думал о тебе, я хотел дать тебе знать, что у меня все в порядке…

Она чувствовала возникшую между ними настороженность, но от кого она исходила – от нее или от него? Кто возводил этот барьер? Когда Джесси снова повернулась к нему, она явственно увидела отражение внутренней борьбы в его глазах. Он пытался восстановить то, что их связывало, но не знал, как это сделать. В разлуке Люк научился защищать себя, развил инстинкт выживания, свойственный солдатам. Может быть, это хорошо, сказала себе Джесси. Но одно ясно: он больше в ней не нуждается. Он вполне может позаботиться о себе сам.

– Ты хорошо выглядишь, Джесси. У тебя очень красивое платье.

– Да? – Джесси пожала плечами, словно отклоняя комплимент. Летнее платье из набивной материи казалось ей ужасным. – Ничего особенного. А ты здорово вырос. Что это было за место, где ты учился?

– Ад, – коротко ответил он. – Но в «Эхе» было хуже.

Сам того не осознавая, он сказал ей очень важную вещь. Несмотря на всю их близость, Люк никогда не делился с ней деталями. Она должна была сама понимать, что любое место, где не было его отца, было лучше, даже если там он не мог видеть ее.

– В академии был врач, – продолжал Люк. – Он определил мое состояние как врожденное, но оказалось, что определенным рационом и ферментами его можно исправить. Пока я слежу за тем, что я ем, – я в порядке.

Наверное, поэтому он был таким худым когда она его увидела.

– Я очень рада, – искренне сказала она. Они в молчании смотрели друг на друга, будто завороженные воспоминаниями и не знающие, о чем говорить дальше. Джесси заметила, что Люк смотрит на нее изучающим взглядом, и почувствовала, как у нее схватило живот от напряжения. Какой-то частью своей души она вовсе не хотела этих новых чувств. Ей нужно было их прежнее родство – неразрывная дружба, бдительная охрана безопасности друг друга. Джесси была переполнена ощущениями и чувствовала себя неловко. Когда-то она могла раскрывать ему самые заветные тайны; сейчас ей было трудно вести даже самую обычную беседу.

– Я должна идти, – сказала она.

– Почему? Что-то не так? – удивился Люк. В ответ на быстрое отрицательное движение ее головы он продолжил: – Джесси, я ничего не забыл. Я все время думал о тебе, о заливе, о лунном свете.

Голос его сорвался на этих словах, и Джесси поняла, что он говорит правду. Он думал о ней, но совсем иначе, чем она о нем. Взгляд его темных глаз блуждал по ее телу, касаясь ее с почти нежной настойчивостью.

– Я должна идти! – прошептала она, делая шаг назад.

На следующей неделе он позвонил ей домой. К телефону подошла Шелби и протянула трубку сестре с недоумевающим выражением лица.

– Давай куда-нибудь сходим, – сказал Люк, услышав голос Джесси.

– Хорошо… куда? – Джесси заткнула ухо пальцем, чтобы не слышать отвратительных причмокиваний, которые издавала Шелби.

– В кино?

– Нет… я бы хотела в бухту. – Джесси сама не знала, почему у нее это вырвалось и что она хотела этим сказать. Но она знала, что будет темно и что луна будет полной.

Это был самый длинный день в жизни Джесси. Она пришла в залив через несколько мгновений после захода солнца. Люк уже был здесь.

– Пойдем купаться, – сказал он, снимая через голову вязаный свитер.

Джесси посмотрела на него с удивлением. Лунный свет загадочными пятнами отражался в водах залива. Он едва освещал голые плечи и грудь Люка, словно смазывая детали. Но скрыть великолепно очерченные бицепсы и темные волосы, покрывавшие грудь, луна не могла.

– Холодно, – слабым голосом запротестовала Джесси.

– Конечно, в этом же все дело. Помнишь?

– Я не взяла купальник.

– Но я думал, что ты вызвала меня сюда именно для этого, – сказал Люк, смущенно выпуская из рук свитер. – Искупаться в лунном свете, как мы привыкли. Помнишь, ты говорила, что это знак удачи, что с нами ничего не может произойти.

– Мы были детьми.

– Да, мы были детьми. А сейчас мы уже не дети. – Он коснулся ее локтя. – Джесси, что-нибудь случилось?

Она кивнула, не понимая, что происходит между ними. Это пугало ее. Ей хотелось того что было у них раньше, когда она оберегала беспомощного и ранимого Люка. Тогда им было вместе очень хорошо. Джесси чувствовала себя мудрой и опытной. Сейчас же, по сравнению с ним, она была ребенком, и ей вдруг пришло в голову, что за время своего отсутствия он помимо инстинкта выживания мог научиться многому другому. Были ли у него женщины? Занимался ли он сексом? Джесси только слышала об этом, по большей части от Шелби, но не более того.

– Я теперь не знаю, какой ты, Люк, – призналась она. – Я не знаю, чего ты хочешь. – Джесси опечаленно опустила голову. – И мне грустно, что прежних нас уже нет.

– А кто мы были?

Справившись с внезапно дрогнувшим голосом, Джесси ответила:

– Два никому не нужных подростка, сироты в бурном море.

– Ах, Джесси. – Люк дотронулся до ее волос с такой нежностью, что она не могла заставить себя взглянуть на него. Джесси очень хотелось рассказать, что у нее на сердце, но она не решалась. Чувства переполняли ее. Невысказанного было так много, что, казалось, в горле у нее все бурлило, а пальцы дрожали так, что ей приходилось прятать их в складках юбки. Когда наконец Джесси смогла говорить, она разжала руки и глубоко вздохнула.

– Все хорошо. Люк, – сказала она. Джесси откинула голову, а Люк наклонил свою. Но, прежде чем их губы соприкоснулись, он издал который вонзился ей в сердце, словно нож Ей стало страшно, сладко и одиноко; она почувствовала, что Люк испытывает то же самое Лунный свет заливал слившуюся в поцелуе пару, и на мгновение они снова стали сиротами.

– Я тебя люблю, – прошептала она.

– Джесси, Джесси, ты такое чудо. – Люк взял ее за руку и притянул к себе с силой, от которой у Джесси замерло дыхание. Нежные слова лились с его губ, как будто он не мог их сдерживать. И, когда их губы снова соединились, Джесси почувствовала, что этот второй поцелуй пронизывает все ее тело, подобно сверкающему водопаду. Люк был очень высокого роста, поэтому Джесси пришлось сильно запрокинуть голову, и, чтобы удержать равновесие, она обняла его за голые плечи; ей казалось, что они вдвоем падают сквозь пространство.

Люк мягко касался ее лица, а потом рука его скользнула под ее свитер, взметнув в ней вихрь новых ощущений: Джесси казалось, что холодный бриз коснулся ее разгоряченной кожи. В последний раз, когда он к ней прикасался, Джесси мечтала о пышных формах, как у ее сестры. Сейчас ее грудь стала округлой и тяжелой. Шестнадцатилетняя плоть Джесси напрягалась и подрагивала со страстью, заставлявшей ее, стонать.

Люк тоже содрогнулся, еще больше распаленный ее стоном. Его ладонь властно сомкнулась на ее мягкой груди. Вдруг сладостность исчезла, уступив место импульсам, которых Джесси не понимала. Его рот стал жаждущим и тяжелым; казалось, он хочет больше, чем дает. Четыре года назад он не был таким агрессивным и подчеркнуто мужественным, подумала Джесси. Теперь перед ней стоял зрелый мужчина, Который знал, чего он хочет и как этого добиться.

– Люк, – сказала она. – Я не могу.

– Ничего, – ответил он, отстраняясь, чтобы посмотреть на нее. – Я думал, что ты хочешь именно этого.

Джесси покачала головой, борясь со слезами. Люк притянул ее к себе и крепко обнял, но Джесси была напугана. Их отношения принимали устрашающий оборот, и Джесси толком не знала, что это означает, но была уверена в том, что на карту поставлено нечто очень ценное. Той простоты, которая была между двумя детьми, делившимися друг с другом своей болью и пытавшимися вместе пережить бурю, больше не будет никогда.

Холодные весенние дожди уступали место сочному теплу лета. Джесси пыталась восстановить детскую близость с Люком. Ей все еще хотелось, чтобы между ними возникла прежняя связь, и иногда ей казалось, что их отроческая дружба возвращается. Люк снова начал раскрываться, рисуя перед своей подругой такие картины, о которых несколько лет назад она не могла и мечтать. Он так живо описывал восход над заливом, что Джесси легко могла вообразить себе его с закрытыми глазами, а луга с цветущими дикими цветами так, что Джесси казалось, будто она чует их запах. Люк был поэтической натурой, поняла она, но запечатлеть приходившие ему в голову образы на бумаге он упрямо отказывался.

Жизнь в одном доме с Саймоном очень плохо отражалась на его настроении. Уорнек-старший хотел, чтобы его сын приобщался к деятельности «Уорнек Комьюникейшенс», но Джесси видела, что Люку активно не нравится эта идея. В военной школе он должен был бы научиться скрывать свои чувства, но иногда он бывал таким напряженным, что Джесси казалось, будто он вот-вот взорвется. В нем словно была заложена бомба с часовым механизмом, которая заставляла ее бояться его поступков.

Тем не менее они проводили вместе очень много времени. Они купались в заливе, ходили в кино и разговаривали обо всем на свете. Он больше не настаивал на близости, и Джесси спрашивала себя, почему он тянет время. Она же знала, что должна сдерживать себя, если ей, хочется сохранить самодостаточность. Ей казалось, что, если она ляжет с ним в постель, все ее бастионы падут. На ней не останется никаких покровов – в прямом и переносном смысле слова.