В. Гирш. Гениальность и вырождение.

Книга известного немецкого психолога и психиатра, изданная в России в 1895 г., актуальна и для нашего времени. Автор глубоко исследует темы: границы умопомешательства, психология гения, гениальность и помешательство, влияние воспитания на гениальность, искусство и помешательство.

Содержание

Предисловие Р.Л. Перина

Введение

Границы умопомешательства

Психология гения

Гениальность и помешательство

Вырождение

Влияние воспитания на гениальность

�стерия нашего времени

�скусство и помешательство

Заключение

АДВОКАТ ДЛЯ ГЕН�ЕВ

ПРОКУРОР ДЛЯ ДЕГЕНЕРАТОВ

ВВЕДЕН�Е

Вместе с расцветом и прогрессом всех естественных наук в течение 19–го столетия, и психиатрия, остававшаяся до того времени в полном пренебрежении, также достигла выдающегося значения.

Если мы вспомним, что ещё в 1792 году Пинель снял с душевных больных в Бисетре тяжелые цепи и приказал обращаться с ними по–человечески; если мы вспомним, что в 1818 году Эскироль вынужден был доложить министру, что во Франции с помешанными обращаются хуже чем с преступниками и животными; если мы, таким образом, примем в соображение, что по сравнению с другими науками психиатрия оказывается еще совсем юной и распускающейся ветвью, – то мы с чувством некоторого удовлетворения можем оглянутся на деятельность последних десятилетий и доверчиво отнестись к дальнейшему развитию этой науки.

Если нам теперь удается излечивать целый ряд душевных заболеваний, благодаря своевременному распознаванию и рациональному лечению, то польза психиатрии ещё более увеличивается вследствие новейших исследований в области этиологии душевных расстройств. Зная причины умственных заболеваний, мы имеем возможность бороться с их развитием и распространением, и самое широкое ознакомление с этими разнообразными причинами, без сомнения, может принести обществу огромную пользу.

Мы в дальнейшем изложении покажем, что душевные болезни всегда оказывали значительное влияние на течение истории и на развитие культуры; поэтому психиатрия правильным суждением может предохранить мир от многих зол и больших заблуждений. Что умопомешательство есть последствие заболевания определенного телесного органа и поэтому, в биологическом отношении, не отличается от телесных болезней, – об этом в прежние времена не имели ясного представления. Воззрение на душевные болезни всегда зависело от религиозных представлений и общего миросозерцания. Тысячи людей были сожжены на кострах вследствие того, что в них не сумели распознать помешанных, а считали их околдованными или одержимыми бесом. Много здоровых и невинных людей также погибли на костре на основании показаний помешанных, взводивших на своих ближних самые нелепые обвинения вследствие безумных идей или галлюцинаций. С другой стороны, мы видим, как в различные исторические эпохи душевные болезни влияли на мировоззрение, давая повод к предрассудкам и религиозным заблуждениям.

С современной точки зрения умственные и физические болезни вообще не могут быть отделены друг от друга. Подобно тому как мы при большинстве телесных заболеваний можем наблюдать влияние на умственную деятельность, вследствие чего добросовестный врач при лечении какой–нибудь болезни никогда не упустит из виду психического момента, – так и большая часть душевных болезней сопровождается телесными симптомами. �ногда мы почти по телесным признакам можем распознать тяжелый, смертельный душевный недуг в такое время, когда со стороны души замечаются лишь незначительные изменения, которые публика вовсе и не подумает принимать за болезнь. Для нас поэтому душевная болезнь есть нечто совершенно нераздельное от телесного заболевания, и разумное лечение психозов требует, следовательно, основательного опыта во всей области медицины.

Несмотря на это, к психотерапевтам в последнее время стали питать некоторое недоверие. Причиной тому служит, с одной стороны, естественное непонимание публикой душевных болезней, а с другой стороны, разногласие, нередко обнаруживающееся в обсуждении какого–нибудь случая выдающимися психиатрами, которые могут даже по одному и тому же предмету прийти к прямо противоположным заключениям. В этом публика склонна узреть доказательство, будто психиатрия совсем неточная наука, – поэтому нельзя–де предоставить психиатрам решение судьбы человека.

Этот взгляд ложен, ибо, если так смотреть на вещи, пришлось бы с тем же недоверием отнестись и ко всякой другой науке. Во всякой другой отрасли клинической медицины также встречаются сомнительные случаи, и разногласия во мнениях здесь, по меньшей мере, столь же часты, как в психиатрии. Ни одна наука не может считать себя совершенной и свободной от ошибок; повсюду имеется граница знания и умения, также как и разногласие во взглядах. Мы знаем, как часто различные судебные инстанции приходят к противоположным взглядам, хотя здесь дело идёт о более точных понятиях, чем в психиатрии.

Наука о душевных болезнях охватывает теперь обширную область и в отношении точности не уступает другим отраслям клинической медицины. Если и имеется ряд случаев стоящих на границе между умопомешательством и умственным здоровьем; если, вследствие этого и происходит разногласие во мнениях, то всё это не может уронить общего значения науки. Недоразумения бывали всегда и всюду, и каждый шаг вперед, каждое новое приобретение должны были пройти через массу заблуждений.

Не подлежит сомнению, что и в современной психиатрии некоторые направления основаны на ложных взглядах, и цель нашей книги в том и состоит, чтобы по мере возможности разъяснить некоторые психологические и психиатрические понятия, поведшие к многочисленным спорам и недоразумениям.

В то время как в прошедшие десятилетия помешанных под влиянием религиозного суеверия сжигали как колдунов и ведьм или заковывали в цепи и сажали в тюрьмы; в то время как ещё до начала нашего столетия психиатрию едва знали как науку, – в новейшее время замечается стремление всё более сузить границы умственного здоровья и свести к болезненному всё, что носит на себе отпечаток необычного, и уклоняться от будничных явлений. В этом стремлении дошли, наконец, до того, что душевнобольным стали считать не только человека мало одарённого и в особенности преступника, но и человека с весьма выдающимся умом, гения.

Как это часто случается в науке, к подобным заблуждениям повела некоторая неясность понятий, первоначальное значение которых с течением времени претерпело изменение. Понятия эти, которыми мы и займемся впереди, суть гениальностьи вырождение; как мы увидим, их психологическое и психиатрическое значение было различным образом истолковано, что и повело ко многим недоразумениям.

Перед тем как перейти к этой теме, мы считаем нелишним бросить беглый взгляд на важнейшие симптомы душевных болезней и выяснить себе, можно ли провести резкую границу между умственным здоровьем и умственной болезнью.

ГРАН�ЦЫ УМОПОМЕШАТЕЛЬСТВА

Подобно симптомам телесных недугов, и симптомы душевных расстройств не составляют чего–нибудь вновь прибавившегося к физиологической деятельности, а служат лишь простым изменением нормальных жизненных условий. Почти все эти симптомы можно рассматривать как усиление или ослабление чисто физиологических процессов, и для каждого симптома умственных болезней мы поэтому сумеем доказать аналогичный процесс в нормальной умственной деятельности.

Если мы уже в области медицины, касающейся телесных болезней, несмотря на множество располагаемых нами средств, не в состоянии провести точной границы между здоровьем и болезнью, то в психиатрии, где мы имеем дело с гораздо более сложным организмом, чем в какой либо другой области медицины, мы не должны будем слишком сузить границы здоровья, а должны будем предоставить психической деятельности достаточный физиологический простор.

Если умственно здоровый человек получает печальную весть, например, о смерти близкого родственника, то он может быть «подавлен горем» и всецело погрузиться в свою печаль; явления внешнего мира бесследно проходят мимо него, вещи, которыми он только что так сильно интересовался, не производят теперь на него никакого впечатления. �нтенсивность такого состояния у различных людей бывает различной: один чувствительнее к душевной боли, чем другой; один в состоянии побороть свои чувства разумными доводами, другой всецело поддается непреоборимой боли. Здоровый человек при таком случае всегда ощутит известную большую или меньшую боль, потому что полная психическая нечувствительность (анестезия) служит признаком душевного заболевания, наблюдаемым при различных формах болезней.

С другой стороны, нередко можно встретить людей, у которых совсем незначительные причины могут уже вызвать угнетенное состояние души, какое мы только что описали. Отказ в новом платье, дождь, помешавший прогулке, и т.п. вещи вызывают у таких индивидуумов море слёз и создают типичную картину глубокого душевного уныния. Подобное состояние, будучи нормальным у детей, называется у взрослых чрезмерной душевной чувствительностью (гиперестезией) и наблюдается преимущественно у истеричных и вырождающихся индивидуумов.

Наконец, состояние глубочайшего душевного угнетения и полной апатии может быть обусловлено внутренними процессами без соучастия внешнего повода, и тогда мы имеем дело с серьёзной душевной болезнью, меланхолией.

Точно так же дело обстоит и с радостными душевными движениями. В то время как здоровый человек может придти в весёлый экстаз по какому–нибудь особенно радостному поводу, например, при благополучном окончании экзамена или главном лотерейном выигрыше, – подобное состояние экзальтированного счастья может у истеричных и вырождающихся индивидуумов быть вызвано уже самой пустячной причиной.

Если подобное состояние наступает без всякой причины, то мы имеем дело с болезненной формой, которая может дойти до безумия и которую мы называем тогда манией.

То же самое можно сказать о всех остальных душевных аффектах, как гнев, огорчение, страх, боязнь и т.д. От простого, физиологически вполне мотивированного процесса аффект доходит до безумия, когда он большей частью является беспричинным и обусловливается внутренними процессами.

Почти все люди подвержены известным колебаниям в настроении духа и умственной производительности. Не умея отдать себе в том должного отчета, человек найдет себя то в хорошем, то в дурном расположении духа, то менее склонным к труду. Это именно художник и имеет в виду, когда говорит, что он хорошо или дурно «настроен». Если бы начертить кривую этих душевных настроений у различных людей, то оказалось бы, что кривая здорового человека с твердым характером показывает лишь незначительные отклонения, в то время как у истеричного она подвержена сильным колебаниям. Дело в том, что у здорового человека незначительные душевные движения почти никогда не обнаруживаются, так как властвующий над чувствами рассудок привык подавлять подобные душевные движения уже в зародыше, между тем как истерический человек часто даёт своим капризам свободу в самом экзальтированном виде, чем становится в тягость всем окружающим. Но строгого разграничения физиологической широты мы здесь не можем предпринять, так как мы не можем в точности сказать: здесь, вот в этом пункте кончается здоровье и начинается болезнь, – оба состояния незаметно переходят одно в другое.

Все впечатления, получаемые нами о внешнем мире и об нас самих, доставляются нам чувствительными нервами. Раздражение чувствительного нерва имеет следствием ощущение, образующееся в центральном конце периферического чувствительного нерва, в мозг. Отсюда раздражение распространяется до мозговой коры, в которой находится конец чувствительного пути или корковый центр чувствительности, где ощущение, слившись с остатком прежних впечатлений, распознается. Каждое распознанное, чувствительное ощущение может снова быть вызвано непроизвольно или произвольно. Побуждение таким образом происшедшего воспоминания – будь оно вызвано периферическими раздражениями, самопроизвольно или по собственному желанию – имеет следствием возбуждение других воспоминаний. Нервные пути, при помощи которых вызываются эти ощущения, называются ассоциирующими путями. Сумма множества возникающих в памяти образов в области различных органов чувств образует представление. Так, например, представление понятия о колоколе происходит от сочетания следующих воспоминаний: оптический образ колокола, произнесенное слово «колокол» и т.д. Чем более воспоминаний сочетаются с каким–нибудь представлением, тем оно становится яснее, тем легче его можно воссоздать, или, другими словами, тем прочнее оно укрепилось в памяти. Примером может служить то всем знакомое обстоятельство, что мы чужое для нас имя легче удерживаем в памяти, если мы видели его напечатанным. Здесь, стало быть, слуховое и зрительное ощущение соединяются в представление, которое лучше укрепляются в памяти, чем слуховое представление отдельно.

Чем сильнее было первоначальное внешнее впечатление, тем легче его удаётся воссоздать. С течением времени воссоздаваемый образ становится всё более туманным, если он не освежается новыми впечатлениями.

Продолжительность способности воссоздавания представлений ганглиевыми клеточками, то есть памяти, бывает у различных индивидуумов различной. В физиологических границах можно указать людей с хорошей и дурной памятью. При болезненных условиях эта деятельность мозговой коры, память, может дойти до полного исчезновения, но, с другой стороны, она вследствие болезненных процессов может также усилиться.

От большего сочетания представлений формируются идеи и мысли, создаются в нас миросозерцание и дающие нам возможность распознать отношение нашего «я» к внешнему миру. Сознание этого отношения нашего «я» к внешнему миру мы называем самосознанием (в смысле психологии) или сознанием сознания или также верховным сознанием.

Процесс мышления совершается благодаря группировке представлений. В состоянии бодрствования происходит беспрерывная смена представлений, другими словами, – в мозге происходит беспрерывный мыслительный процесс. Эти представления либо могут быть вызваны внешними впечатлениями, периферическими органами чувств, либо могут явиться результатом внутренних раздражений, проведенных ассоциирующими путями.

Свойство представления может быть случайным, обусловленным внешними впечатлениями и непроизвольными ассоциативными процессами, но оно может также быть определяемо и руководимо волей.

Если мы назовём раздражения, исходящие от периферических органов чувств, центростремительными, а ассоциативные процессы – внутрицентральными отправлениями, то волю, руководящую представлениями, мы можем назвать центробежной деятельностью. Задача этой деятельности заключается, стало быть, в том, чтобы привести представления в должный порядок, исключая раздражения внешних органов чувств, не подходящие к данному представлению. � усиливая путем ассоциаций одни возбуждения или подавляя другие. Эту центробежную деятельность мы в обыденной речи обозначаем словом «внимание»; оно служит одним из важнейших факторов психической деятельности, так как без него немыслимо разумное мышление.

В то время как у здорового человека внимание обыкновенно достигает высокой степени развития и в течение долгого времени поддерживает представление в должном порядке, нисколько не утомляя нервной системы, оно у идиота может совершенно отсутствовать, вследствие чего он не в состоянии руководить своими представлениями и хранить их в порядке.

От этого высшего развития внимания до полного его отсутствия имеются ещё всевозможные ступени. Каждому наставнику известно, как различно бывает внимание у различных детей. В то время как одни без труда могут сосредоточить своё внимание на данном предмете, других может отвлечь уже самый пустячный повод, будь он обусловлен внешними раздражениями или же ассоциативными процессами, которые внимание должно было бы подавить.

Самопроизвольная ассоциация представлений может произойти различными путями: от сочетания родственных по содержанию понятий (музыка – опера – оперный театр – архитектура и т.д.); от первоначального ассоциативного отношения, существовавшего при первом восприятии впечатления (уже один вид предмета, которым мы пользовались в детстве, вызывает в нас связанные с ним воспоминания); от сходства внешнего благозвучия, как рифма, повторение слогов и букв. Мнемотехника или способ укрепления памяти, главным образом, на последнем процессе ассоциации. Латинские правила о роде имён заучиваются в стихах, так как вследствие усиленной ассоциационной деятельности они легче запечатлеваются в памяти.