А несколькими минутами раньше на сцене появилось еще одно действующее лицо. Огромная собака серо-седого окраса, величиной почти с овчарку, возникла откуда-то из-за заборчика, отделяющего двор от огорода, и принялась лаять. Самое интересное, что пока я в совершеннейшем одиночестве общалась с кузнечиком, собака, очевидно, не усматривала в моем присутствии никакой угрозы, а стоило появиться девочке, как мохнатая вислоухая зверюга тут же стала качать права. А уж когда маленькая хозяйка вытащила во двор ведро с молоком, так псина уже готова была из шкуры выпрыгнуть от усердия. Очевидно, однозначно определила в моей персоне конкурента на получение молока. Так я же не задаром прошу, пятнадцать тысяч тремя пятерками в руке держу. Но, очевидно, собачка Маркса не читала и не знала, что такое товарно-денежные отношения.
      - Помогите мне налить, пожалуйста! - попросила девочка.
      Естественно, должен же кто-нибудь был придерживать бутылку! Но, только стоило мне пошевелиться, как зверюга выскочила через открытую калитку заборчика, ринулась на меня, а потом помчалась дальше, облаивать Сережу с Саней. Лишь минут через десять девчонке удалось водворить собаку за забор и закрыть калитку, но опасность этим не исчерпывалась, ибо на привязь посадить животное было практически невозможно, зверюга отвязывалась.
      Что-то стало саднить возле колена. Холера ясная! Оказывается, собака, пролетая мимо, ухитрилась на ходу меня цапнуть, благо я была в шортах. Из свежей ссадины понемножку сочилась кровь, а вокруг разливался синяк, который обещал стать через какое-то время просто-таки украшением. Успешно конкурирующим с пластырными нашлепками.
      Забирая молоко и возвращаясь к своим, я с сомнением посматривала на собственную ногу. Если все пойдет не так, как надо, а так, как обычно получается только у меня, то это может стать большой проблемой! Хотя девочка и утверждала, что собака не бешеная...
      Больше всего, по-моему, испугался в этой ситуации Сережа.
      - Возьми йод, прижги, а потом мазью помажь обязательно! инструктировал он меня.
      - Да ладно, ничего страшного, доедем до места, там не спеша и обработаю, а то уже скоро стемнеет.
      Но он все-таки настоял на своем, и йодом меня залили.
      Проскочив на полном ходу Мядель и не заметив ничего примечательного, мы повернули на запад, объехали озеро Мястро и свернули резко на юг, попав на узкий перешеек, разделяющий его и Нарочь. Удивительное дело! На некоторых участках ширина этого перешейка практически не превышает ширины дороги, и за узкой полоской камышей по обе стороны расстилается широкая озерная гладь. Будто на велосипеде прямо по озеру едешь!
      Мы миновали пионерский лагерь, и по грунтовой неасфальтированной дорожке углубились еще на некоторое расстояние в лес. Полянка была просто чудесная! Высокие сосны оголенными корнями нависали над крутым берегом, чуть сзади между ними мелькали стройные березки, а перед глазами расстилалось озеро, другой берег которого виднелся лишь тоненькой темной линией на горизонте.
      А нога начинала болеть все более и более конкретно!
      Между тем мужчины стали ставить палатку, а я занялась ужином, который не представлял собой проблемы, благо день был солнечный и сухой хворост имелся в избытке. Причем, собирая его в надвигающихся сумерках, я трижды наткнулась на прекрасные боровики!
      - Да, Ежик, боком тебе вышло это молоко, - резюмировал Сережка, прихлебывая чай.
      - Причем тут молоко! - возмутилась я, нехотя отрываясь от вожделенной бутылки. - Я же не собачьего молока хотела, а коровьего! Я еще поняла бы, если бы меня корова боднула или, скажем, я в ее "лепешку" угодила...
      - Ага, прямо как в анекдоте, - съехидничал Санька.
      - В каком это еще анекдоте?
      - Да про тебя же, про Ежика, - продолжал "почтительный" сын. - Ежик шел, шел, споткнулся и упал. И попал физиономией в коровью лепешку. "Надо же, хорошо, что вовремя заметил, а то ведь мог и наступить!"
      - Ну, как, нога болит? - поинтересовался Сережа, вдоволь насмеявшись.
      - Болит.
      - А ты помазала мазью?
      - Забыла. Сейчас помажу, - ответила я, выковыривая тюбик из походной аптечки.
      - А, может быть, тебе все-таки к врачу надо? - продолжал муж. Здесь ведь всякие санатории-профилактории есть, так что и врачи должны быть.
      - Ага, чтобы мне назначили сорок уколов в живот? И как ты себе представляешь эту процедуру? Сидеть здесь все сорок дней или возить с собой ампулки, ломиться ежедневно в какую-нибудь сельскую амбулаторию со словами: "Видите ли, я тут немного бешеная, сделайте мне, пожалуйста, укольчик!"
      - Можно проще, - тут же нашелся Санька. - Взять уколочный автомат с рожком на сорок шприцов и всадить их тебе сразу, очередью. Только тогда ты будешь ежиком наоборот, колючками вовнутрь. И потом для того, чтобы стать настоящим Ежиком, тебе придется выворачиваться наизнанку!
      - Спасибо, сынок, за заботу, - только и ответила я.
      - Не доставай Ежика, Санька. Он и так слишком дорого заплатил за свое удовольствие, - вмешался папа.
      А тем временем закат уже догорел, и на Землю спустилась ее величество Ночь. Но спать совершенно не хотелось. Мы сидели у костра, время от времени перебрасываясь незначительными фразами, и любовались сполохами пламени.
      Прикуривая от тлеющей головни (я всегда в походных условиях прикуриваю именно так, потому что так "вкуснее"), я задумалась о том, что именно огонь, извечный враг всего живого, сделал человека человеком. Потому, что где бы мы, люди, не были, как бы ни были тяжелы окружающие условия, мы всегда расслабляемся, сидя рядом с хищными, живыми огненными языками. Рядом с огнем нам комфортно и уютно. Будь это маленькая свечка, камин или костер. Разумеется, в определенных пределах, ибо к пожару мы относимся так же, как и все животные. Но вот такой, прирученный огонь - друг и лучший психотерапевт. Даже у Сережи на лице разгладились мрачные складки.
      Интересно, как он, наш костер, выглядит с другого берега? Может быть там, в каком-нибудь санатории, сейчас гуляют люди, смотрят на далекое пламя на крутом сосновом берегу и слегка завидуют нам, романтикам-"робинзонам"?
      ?????
      ...нужно было искать долгую дорогу к самому себе. Это было мучительно тяжело. Потому что было во всем его существовании нечто такое, о чем он старался забывать при первой же возможности. А сейчас ему предстояло все это вспомнить.
      Воспоминание, пришедшее из самых отдаленных уголков его существа, пронзило сознание, словно раскаленная игла, словно мощный электрический разряд. Тот факт о себе самом, который он прятал в самых потаенных уголках сознания, вдруг выплыл и, как и всегда, поверг его в шок.. Потому что для него, живущего во всех временах, путешествующего как угодно в прошлое и будущее, была просто непереносима сама мысль зависимости от времени.
      Его физическая сущность находилась в пространстве. В конкретной точке этого пространства, на одной из бесчисленных планет Галактики. И время шло для этой планеты, а, следовательно, и для его физической сущности, самым примитивным линейным образом. Когда наступление одних событий было обусловлено другими, уже произошедшими. Когда отдельно друг от друга существовало прошлое и будущее, пересекаясь на узеньком промежутке настоящего. И именно от него, от настоящего этой планеты, а точнее, от настоящего той конкретной точки на планете, где находилась его оболочка, напрямую зависело все его существование.
      Он мог заглянуть за миллиарды лет вперед, в то время, когда сама планета уже превратится в межзвездную пыль, но он не мог повлиять на течение времени здесь и сейчас, на наступление каких-либо событий, даже самых незначительных. Живя во времени, он тем не менее оставался его, времени, игрушкой. Этот факт доводил его до исступления, и поэтому, возвращаясь к привычному созерцанию, он старался как можно быстрее забыть о нем. Как и обо всем, что с этим связано.
      Но сейчас непосредственная опасность угрожала самому его существованию. Он снова попал в ловушку, расставленную коварным временем.
      Он вспомнил еще и то, что подобное происходило с ним и раньше. Уж очень хрупкой и уязвимой была его структура. И каждый раз ему приходилось локализовывать сознание и вступать во взаимодействие с объектами, живущими в пространстве по законам линейного времени. И каждый раз, восстанавливая свою память, он вступал в связь с теми критическими моментами, получая из них информацию. Когда-то давно он научился так делать. Ибо для того, чтобы просто все вспомнить, ему нужно было бы слишком много времени. Времени... Он знал о времени буквально все, кроме одного: когда, в какой локальный момент случится очередной катаклизм, который будет снова угрожать его существованию. Он не знал своего собственного будущего, и поэтому ему приходилось обращаться за опытом в прошлое, связывая эти моменты единой незримой нитью, словно бусинки, присоединяя их один к другому...
      9. На месте стой, раз, два!
      Утро было совсем как в соседнем пионерлагере. С той только разницей, что в лагере встают под звуки горна (по крайней мере, так происходило во времена моего детства), а нас разбудила самая настоящая барабанная дробь. Которую выстукивал по палатке утренний ливень. По счастью, он довольно быстро закончился, но о том, чтобы упаковывать насквозь мокрую палатку и двигаться дальше, не могло быть и речи. Тем более, что моя покусанная нога все-таки здорово болела.
      С приготовлением завтрака особых проблем не было, поскольку от греха подальше мы закрыли припасенный хворост Санькиным дождевиком. И к тому же не затушивали костер на ночь, позволив остаткам поленьев спокойно тлеть. В сухую погоду, разумеется, такого делать не стоило бы, поскольку было бы чревато пожаром, но сейчас, когда каждый день идет дождь, а кострище расположено на песке, это было совершенно безопасно. Зато какой бы сильный дождь не пошел ночью, за счет собственной высокой температуры кострище остается сухим.
      - Ну, и что мы будем делать? - уныло спросил Сережа, принимаясь за миску с макаронами.
      - Не знаю, - пожала плечами я. - Палатка совсем мокрая.
      - Палатка-палаткой, это детали, - пробурчал он. - Ты лучше на свою ногу посмотри!
      Да уж, он, безусловно, прав! Моя нога представляла собой более чем печальное зрелище. За ночь кровоподтек расплылся еще больше, а место укуса, хотя и покрылось корочкой, заметно припухло. Как бы нагноение не началось! Эта дурацкая нецивилизованная собака вряд ли чистила зубы пастой "Маклинз" с антибактериальным компонентом триклозаном.
      - А, может, на дневку остановимся? - робко предложил Саня.
      - Ага, - охотно поддержала его я. - Рыбки можно наловить, грибов пособирать.
      При одной только мысли о рыбалке мрачная Сережина физиономия разгладилась, а усы чуть ли не торчком встали. Как у кота.
      - Ладно уж, остаемся, - проворчал он. - Санька, пойдешь со мной на рыбалку?
      - А как же!
      - Тогда быстрее доедай, и пойдем копать червей.
      Хотя меня на рыбалку никто и не приглашал, я почему-то тоже стала доедать побыстрее. И ничем хорошим для меня это не кончилось, поскольку я тут же начала икать.
      А икота в моем исполнении - явление совершенно особое. Раз прилепившись, она никак не хочет меня оставлять. Что я только не делала! И воду пила ведрами, и руки за спину при этом закладывала, и дыхание затаивала - все без толку! Точнее, икота делает вид, что покинула мое бренное тело, я радуюсь и начинаю что-либо говорить, и в этот момент она, икота, обычно коварно возвращается. При этом мои реплики звучат с таким диким подвыванием, что у непосвященных в особенности моего организма людей сразу же возникает желание набрать "03". Сейчас, правда, рядом были только свои, но легче от этого не становилось.
      - Ты бы хоть воды попила! - поморщился Сережа.
      - Но ведь ты знаешь, что это беспо-йыы-лезно!
      - Ну тогда хотя бы помолчи.
      Я обиженно заткнулась и продолжала икать шепотом. И тут внес свою лепту Санька:
      - Калi Вы будзеце есцi страву вялiкiмi кавалкамi, то ў Вас пачнецца iкота альбо рыгота.?
      - Это что еще такое? - не понял папа.
      - Ничего особенного. Цитата из учебника для малых "Чалавек i яго здароўе", - пояснил ребенок. - Папа, а, может быть, это у Ежика уже бешенство проявляется таким образом?
      - Ага, а скоро вообще начнется водобоязнь, - ответил тот.
      - А как это?
      - А так. Человеку подносят стакан с водой, а он пугается, начинает вырываться и отбиваться, а изо рта идет пена.
      Сын внимательно посмотрел на меня. Вроде бы пены не видно. А затем продолжил:
      - Папа, а как ты думаешь, если мы куда-нибудь в медпункт сдадим бешеного Ежика, то нам премию дадут или нет?
      Сережка только хмыкнул, а я разозлилась так, что разом перестала икать и залпом выпила огромную кружку чая. Чтобы прекратить эти гнусные инсинуации по поводу водобоязни.
      После завтрака мужчины стройными рядами отправились на рыбалку, а я принялась за посуду, издалека на них поглядывая. Не успела я домыть тарелки, как ко мне уже бежал довольный Санька:
      - Мама, посмотри, какую я рыбку поймал!
      - С почином тебя, сынок, - ответила я, рассматривая трофей. Надо же, хоть и малюсенькая, но первая рыбка - его! - Молодец! Даже обставил такого прославленного рыболова, как папа!
      Санька умчался продолжать ловлю. Сережа тем временем полностью реабилитировался и вытаскивал буквально одну рыбку за другой. А я задумалась над тем, что если так и дальше пойдет, то нужно будет сварить уху, а у нас нет ни одной картофелины. В самом деле, не тащить же ее из Минска! Рядом с моими мужчинами ловили рыбу трое каких-то ребят, вот я и решила у них выяснить, где здесь можно разжиться картошечкой.
      - Разве что в нашем лагере, - ответил один из них, смуглый, худой и голенастый.
      - А, может быть, проще будет в какой-нибудь деревне купить?
      - Да тут никакой приличной деревни поблизости нет, - ответил его товарищ, конопатый крепыш. - Только маленькая деревушка всего на два дома, в которой лагерный персонал живет. Только у них Вы вряд ли раздобудете. Подойдите к столовой и попросите! А зачем Вам?
      - Да вот, мои мужчины собрались наловить на уху, а какая же уха без картошки?
      - Уха - это здорово! - резюмировал конопатый. - А если мы Вам свою рыбу отдадим, Вы нас ухой угостите?
      - Разумеется, - улыбнулась я. - Счастливого клева!
      Пора было отправляться за картошкой. И никакого желания не было топать в одиночестве. Но после самой первой удачи у Саньки клевать перестало, он стал подмерзать, поскольку постоянно сыпался мелкий дождик, и с каждой каплей желание ловить у него улетучивалось. Так что уговорить его пойти со мной было не трудно.
      10. Страсти и пристрастия.
      Мы шли назад по той самой лесной дорожке, по которой вчера добирались до нашей полянки. Вчера вечером из-за надвигающейся темноты, усталости или еще чего-нибудь я даже не заметила, сколько здесь деревьев, поваленных недавним ураганом. Целые завалы! А на сломанных соснах даже смола еще застыть не успела. А ведь в официальных сводках Мядельский район даже близко не упоминался в числе пострадавших!
      Вскоре мы вышли к лагерю, который, как и большинство, представлял собой довольно жалкое зрелище. Домики постепенно разрушались, и некому было их чинить. С каждым годом детишек приезжало все меньше и меньше, поскольку большинству родителей приобретение путевки за полную стоимость уже давно не по карману. Вот и селилась в разбитых домиках мерзость запустения вместо веселой ребятни.
      Как и во всех лагерях, столовая находилась в самом центре, и мы нашли ее без труда. Возле служебного входа крутилась какая-то женщина.
      - Добрый день! - приветствовала я ее.
      - Здравствуйте!
      - Может быть, сможете нас выручить? Мы туристы, тут неподалеку с палаткой стоим. Рыбы уже наловили, а вот картошки на уху нет!
      - А сколько Вам надо?
      - Ну, в идеале - килограмма два, а так - сколько сможете. Мы заплатим!
      - Ой, нет! Два никак не могу! - замахала она на нас руками.
      - Ну хоть сколько-нибудь!
      - Ладно уж, дам немножко. Только подождите, я сейчас занята, а картошка на другом складе.
      В ожидании мы устроились на лавочке возле столовой. Накрапывал мелкий дождик, и вся ребятня попряталась по домикам. Только мы за эти дни так привыкли к дождю, можно даже сказать, сроднились, что совершенно его не замечали. От нечего делать я стала рассматривать всевозможные таблички, в избытке украшающие щербатые стены здания. Там было много чего интересного: режим дня, распорядок общелагерных мероприятий. Но больше всего нам с сыном понравились два объявления, висевшие рядом. Первое из них гласило:
      "Купание в водоеме посторонних лиц запрещено!
      Штраф 3 минимальных зарплаты!"
      Под стать ему было и второе:
      "Вход на территорию лагеря посторонних лиц воспрещен!
      Штраф 3 минимальных зарплаты!"
      О, великий и могучий русский язык! Столько падежов, сколько ни в одном другом европейском языке нет, а все равно не хватает!
      Интересно, подумала я, мы ведь тоже подпадаем под категорию посторонних лиц, нарушивших экстерриториальность лагеря, а значит, можем быть оштрафованы. Хотя с другой стороны, нас ведь никто не входил сюда, мы сами пришли.
      А что касается первого объявления, так еще здесь все еще интереснее. "Купание посторонних лиц запрещено"! Выходит, самим им, этим лицам, купаться можно сколько влезет. Просто нельзя, чтобы кто-нибудь непосторонний их купал. Тогда получается, что если кто-то, имеющий право находиться на территории, решится все-таки выполоскать в поименованном в водоеме постороннего, то эту процедуру ему нужно будет проделать следующим образом: взять этого самого постороннего, отнести его к водоему и аккуратно обмакнуть, не погружая в воду лицо. Ведь в объявлении о других частях тела ничего не говорится. А иначе точно штрафу не оберешься!
      Тем временем наша новая знакомая освободилась, и мы последовали за ней на другой склад. Взяли там немного картошки, и только я стала было совать ей деньги, как она снова замахала на нас руками:
      - Что Вы! Мы же все по безналу оплачиваем, как же я смогу деньги взять? Так берите, кушайте свою уху!
      - Спасибо Вам большое! - поблагодарила я под энергичное Санькино кивание.
      Мы уже собрались уходить, когда она снова нас окликнула:
      - Эй, туристы!
      Мы обернулись.
      - Это, конечно, не мое дело, но не ездили бы вы в сторону Черного озера. Да еще и с ребенком, - кивнула она в сторону Сани.
      - А где оно? И что это за озеро такое, что туда не стоит ехать?
      - Километров двадцать в ту сторону, - махнула женщина примерно в южном направлении. - Странное место, гиблое. Нехорошая слава о нем ходит. Страсти всякие рассказывают. Да и выглядит оно, скажу я Вам! Кругом болота, топи, вода в нем черная и рыба даже не живет. А какая глубина, никому не известно. Наши, местные, стараются десятой дорогой его обойти. Вот лет пять тому будет, как мужик один там пропал.
      Вдруг ее рассказ прервал громкий крик:
      - Антонина! Долго ты еще там болтать будешь? Колбасу привезли, принимать надо!
      - Сейчас иду, не разоряйся! - ответила она и снова повернулась к нам. - Мне бежать надо.
      - Большое спасибо!
      - Да не за что! - улыбнулась Антонина. - А может, и глупости болтают про это озеро, но вы лучше держитесь от него подальше.
      - Постараемся. До свидания!
      - Счастливо!
      С картошкой и хорошим настроением мы отправились к нашему биваку. Мы уже немного ориентировались на местности, и поэтому решили пройти наискосок, через лес. К тому же вчерашние случайно найденные боровики мне не давали покоя. Убедив Саньку, что так ближе, я тут же стала шнырять по кустам и зарослям вереска. Грибов действительно было много. Тут и там выглядывали яркие сыроежки, словно капельки золота, светились лисички. Порой попадались и боровички, свеженькие и крепенькие после всех этих прошедших дождей. Санька, правда, совсем не разделял моего энтузиазма и грибы замечал лишь тогда, когда был готов на них наступить. Зато полянка созревшей сладкой черники обрадовала его несравненно больше.
      - Ежик, не хочу я с тобой эти дурацкие грибы искать. Давай лучше ты сама их поищешь, а я тут ягоды пособираю!
      - С удовольствием, - ответила я и, оставив в чернике ребенка и картошку, помчалась колесить по округе.
      Я люблю собирать грибы с самого раннего детства. Родители говорили, что впервые взяли меня по грибы, когда мне было лет шесть, не больше. И с тех пор нет большей фанатки этого занятия, чем Елена Горбачевская. Могу не спать, не есть, а только бегать с кошелкой по лесу. Особенно когда грибов много, как сейчас. Самое забавное, что мне грибы как таковые не особенно и нужны. То есть я могу насобирать их, а потом запросто кому-нибудь отдать. Мне доставляет удовольствие сам процесс. Точнее, то короткое мгновение, когда вдруг среди мха и опавших листьев видишь крепкую коричневую или алую шляпку. И прямо все вздрагивает внутри! А вот еще! И еще! Ну, право же слово, что может быть увлекательнее!
      Но сейчас, перелезая через многочисленные упавшие деревья и заглядывая под нижние ветки елок, я не ощущала обычного воодушевления. Из головы не шли мысли об этом Черном озере. Жаль, что Антонина не смогла нам толком рассказать о нем. Что это за гиблое место? Почему?
      Симпатичная впереди полянка. Вереск и лишайники. Наверняка боровичок должен быть. То есть будь я на его месте, я непременно бы там выросла. И я нашла. Но только не боровичок, а нечто такое, что повергло меня почти в шок.
      Прямо посреди полянки лежали ежиные колючки. Одни колючки, без ежика. По краям на них были даже капельки крови.
      Оказывается, наши, то есть ежики, вовсе не так уж неуязвимы и хорошо защищены, как все думают! И кто же это такое сотворил! Я смотрела на эти мертвые одинокие колючки и чувствовала ни с чем не сравнимую жалость. Будто тут погиб кто-то из моих близких. Меня мои друзья и домашние уже так давно зовут Ежиком, что именно Ежиком я себя зачастую и ощущаю. А тут такое!
      Сразу расхотелось собирать грибы.
      Когда мы вернулись, папа предъявил нам целый кукан, унизанный рыбками. Из них только одна могла считаться относительно крупной, но ведь с берега что-то приличное поймать сложно. Хотя и мелочь, зато много. Уха должна была получиться отменная! Да к тому же еще и ребята рыбы подбросили.
      Я хотела было приготовить обед полностью из лесного и озерного рациона, благо Санька набрал черники и обеспечил десертом, но Сережа воспротивился:
      - Ты что! Кто же в походе грибы ест?! А если что-нибудь не так, какой-нибудь плохой гриб попадется?
      - Откуда же он попадется, если я сама их собирала, а я грибы отлично знаю?
      - Знаешь-то знаешь, а вдруг? Не у всех же такие луженые желудки, как у тебя! Ты уже на кефире закалила свое пищеварение, а я не желаю получить расстройство!
      Мое пристрастие к кефиру уже давно стало притчей во языцех. Когда-то давно, лет пять назад, мне здорово болел желудок. Гастрит мучил настолько, что я даже снизошла до визита к врачу. Надо сказать, совершенно напрасно потеряла время. Зато методом научного тыка я сама себе нашла прекрасное лекарство. Обыкновенный кефир. Я взяла себе за правило выпивать стаканчик с утра, натощак, и перед сном. Буквально на третий день стало намного легче, а через пару недель гастрит приказал долго жить. А любовь к кефиру осталась. При этом возникла почва для нашего с Сережей конфликта.
      Дело в том, что я терпеть не могу пить что-нибудь холодное, из холодильника. Это осталось еще с детства, когда я страдала постоянными ангинами. А гретый кефир, на мой вкус, гадость несусветная. И поэтому я каждый раз возмущалась, когда хозяйственный Сережа прятал кефир в холодильник.
      - Но он же испортится. Прокиснет! - отвечал он.
      - И вовсе не испортится, даже если прокиснет!
      - Но его же пить невозможно, желудок расстроится!
      - Ведь ты же его все равно никогда не пьешь, - убеждала я.
      - Не пью, - наконец хоть в чем-то муж со мной согласился.
      - Ну, а со мной ничего не будет. В конце концов, это ведь мой желудок!
      - Делай, как знаешь, - передернул он плечами, но прятать кефир в холодильник перестал.
      С той поры возник новый термин: "Ежикин кефир". Часто получалось так, что я вовремя забывала его выпить, и он стоял по два-три дня, превращаясь почти что в газированный кумыс. А мне такой даже больше нравится! В конце концов, если эта пища подходит моему организму, почему бы мне ее не употреблять?
      Хотя Сережа продолжает издеваться над моим пристрастием к этому продукту. Даже придумал проект тюрьмы 21 века. Никаких заборов, решеток, охраны. Просто всем заключенным на завтрак, обед и ужин в принудительном порядке подают "Ежикин кефир". Все равно далеко от удобств не смогут убежать, как бы ни хотели.
      Ладно уж, грибы почищу и замочу, ничего с ними не сделается. А приготовлю дома. А сейчас ограничимся ухой с коньячком, бутылочку с которым мы запасливо захватили с собой и который уже неоднократно выручал нас по вечерам, согревая янтарным теплом. Правильно говорят, что отличие рыбного супа от ухи состоит в том, что уха принимается вовнутрь вместе с водочкой, а то, что кушается без оной - рыбный суп. Я думаю, что в нашем случае коньяк является весьма достойной заменой.
      Итак, времени еще оставалось предостаточно, и я тоже решила присоединиться к рыболовам.
      11. В каких единицах измеряется польза?
      А дождь, мелкий и противный, все не прекращался. Сыпал и сыпал. Завернувшись в дождевик, я стояла на берегу и тупо пялилась на сонный поплавок. Через некоторое время он и вовсе стал вести себя неприлично. Словно пьяный, он покачивался, укладывался полежать. И так до бесконечности.
      - Сережа, что это с ним такое?
      - Внимательнее смотри, это у тебя клюет!
      - Да какое там клюет! Он уже полчаса то привстанет, то приляжет. Может, крючок за траву зацепился?
      - Ну, вытащи и посмотри. Может, у тебя мелочь уже всю наживку объела?
      Ничего подобного. Наживка в лице полудохлого червяка покоилась на положенном ей месте, на крючке. Да и за траву он и не собирался цепляться. Я снова закинула удочку, и буквально тут же продолжились те же "танцы с волками". А дождик все поливал. Руки замерзли настолько, что я боялась выронить удилище. И при этом мои собственные колени охватила такая дрожь, что ровно стоять я уже не могла. Тоже мне, рыбачка Соня! В общем, надоело мне это занятие до боли зубовной, я отдала удочку Сереже и стала думать, как бы согреться.
      Взглянув на жалкие остатки припасенного топлива, я решила принести дровишек. Взяла в белы ручки топор и полезла в самый бурелом. Чего-чего, а дров ветер заготовил для нас в избытке. Те, которые лежат на земле, за время дождей здорово промокли, поэтому я выбрала в качестве трофея сосну, обломавшуюся у комля, но задержавшуюся своей верхушкой за другие деревья. Ну и тяжеленная, холера ясная! Еле ее вытащила. О том, чтобы положить валежину на плечо и таким образом принести ее к биваку, словно дедушка Ленин бревно на субботнике, нечего было и думать. Коленки подогнулись сразу же. Пришлось тащить, ухватив за сломанный комель.
      Сильно сказано, "принести дровишек"! Заякоренная намертво раскорякой дерева, я упиралась, словно бурлак на Волге. Разумеется, я думала пойти по самой короткой дороге. Но сосна, похоже, была совершенно несогласна в ближайшее время превращаться в дрова. Она цеплялась за все, за что только могла, и поэтому мне пришлось передвигаться самыми немыслимыми рывками и зигзагами. Зато почти согрелась.
      От нечего делать сейчас, от холода, который накинулся на меня снова, как только я бросила сосну у палатки и от предстоящей насущной необходимости готовить уху я принялась рубить свой трофей на поленья.
      - Ух ты, Ежик! А откуда такая дубина огромная? - спросил прибежавший Санька.
      - Из лесу, вестимо, - ответила я. Дубина, действительно, была внушительная - метров шесть-семь длиной. И как я ее приволокла, сама не понимаю.
      - Давай, я ее порублю! - предложил сын.
      - Саня, тебе тепло?
      - Ну, да...
      - Тогда не мешай мне греться!
      И я поплевала на ладошки и принялась бодро размахивать топором. Только щепки во все стороны полетели. А Санька заботливо забирал нарубленное и складывал на тлеющие угли незатушенного костра для просушки. Меня даже пот прошиб. В общем, вся одежда стала мокрой не только снаружи, но и изнутри. И надо же было такому случиться, что одно из поленьев, по которому я вдарила особенно сильно, отскочило прямо мне в лоб! В эту секунду я средь бела дня увидела прекрасное звездное небо.
      Шишка надувалась прямо на глазах. Наверное, таким вот странным образом сосна решила передать мне эстафету. В выращивании шишек. Если отпуск и дальше будет продолжаться в том же духе, то к моменту возвращения в Минск вид у меня будет такой, что первый же милиционер сочтет необходимым задержать столь ободранную персону. На всякий случай, для выяснения личности.
      Я уже дорубала злополучную сосну, когда наш папа принес добавку к утреннему улову, уже выпотрошенную и почищенную.
      - Ну, папуля, ты у нас просто молодчина, добытчик! - воззрился на его улов сын.
      - А Санька тоже молодец, - добавила я. - Смотри, сколько черники собрал!
      - И Ежик тоже пользу принес, - сделал Санька реверанс в мою сторону. Разумеется, имея в виду дрова, а не собранные мной грибы. До них, похоже, никому, кроме меня и дела-то нет.
      - Ага, целых метров шесть или семь этой самой пользы, - отозвалась я, окидывая взглядом груду поленьев и кучу щепок. - Сережа, а ты забрал ту рыбу, которую пацаны наловили?
      - Конечно, и даже почистил. Они обещали часам к восьми-девяти подойти, так что надо уже за уху приниматься.
      - Хорошо, сейчас кастрюлю поставлю, - ответила я и принялась разводить огонь.