Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность

ModernLib.Net / Григоренко А. / Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность - Чтение (стр. 31)
Автор: Григоренко А.
Жанр:

 

 


      Положение в Церкви усугубилось после того, как начиная с января 1958 г. каждая из противостоящих друг другу и не признающих друг друга сторон стала готовить собственные уроки субботней школы, утренние молитвенные чтения. Это значительно способствовало углублению конфликта и раскола, ибо эта, ранее издаваемая единым центром и призванная содействовать единству Церкви, отныне была призвана совсем к другому – к осуждению и порицанию несогласных, а значит, к расколу Церкви.
      Ситуация осложнялась еще более в связи с тем, что центральные и местные власти стали проводить провокационную, двойную игру, используя раскол в Церкви, ими же, по сути дела, порожденный, в своих интересах, то поддерживая, то противодействуя какой-либо стороне, и все, конечно, с целью ослабления и уничтожения адвентизма в СССР. По мере того, как усиливалась одна из сторон, власти становились на сторону другой, надеясь на то, что таким образом адвентисты самоистребят друг друга. Нередко власти разыгрывали свои карты таким образом, что в ряде городов СССР появлялись, благодаря вмешательству опытных сценаристов-кукловодов из компетентных органов, две, а то и более адвентистские общины. Так, к примеру, случилось в Черновцах на Украине, где оказалось два церковных руководителя (О. Н. Чункиевский и Ф. И. Андрейчук), проповедующих одну веру, но отстаивающих интересы разных центров.
      В это же время происходит обострение политики советского государства по отношению к религии и верующим. Причиной ужесточения вероисповедной политики советского правительства явилось то обстоятельство, что в стране было объявлено о начале строительства коммунистического общества. В коммунистическом же обществе не должно быть никаких пережитков буржуазного прошлого, к которым была отнесена религия и с которой началась беспощадная борьба, как это было и при Сталине. Правда, несколько изменились времена. После XX съезда КПСС, на котором был развенчан культ личности Сталина, после очень непродолжительной хрущевской «оттепели» люди более не желали быть рабами и поэтому первоначально государство опасалось использовать открытые методы преследования верующих, о чем к тому же немедленно становилось известно на Западе, перед которым Хрущев разыгрывал роль поборника свободы совести. По этой причине Постановление ЦК КПСС 1954 г. «Об усилении атеистической борьбы» предписывало вести борьбу против религии не административно-полицейскими, а идеологическими методами. Постановление призвало бороться с религией как реакционным и антинаучным мировоззрением, опираясь на передовое, единственно научное марксистско-ленинское мировоззрение. Однако, как известно, религиозная вера человека – это такое явление, которое неподвластно приказам, инструкциям и постановлениям даже такой грозной силы, каковой в то время была КПСС. Когда идеологические методы борьбы с религией и верующими показали свою несостоятельность, партийные лидеры решили обратиться к старым, испытанным еще во времена Сталина административно-полицейским методам. Как вспоминал один из многочисленных председателей Совета по делам религий при советском правительстве К. М. Харчев, «стремление в кратчайшие сроки покончить с религией, ибо при коммунизме не должно быть ни церкви, ни верующих… когда темпы преодоления вошли в противоречие с запланированным наверху… тогда был пущен в ход административно-бюрократический аппарат».
      К. Харчев имел ввиду совместные усилия партийных, государственных и советских институтов и учреждений, компетенцией которых были вопросы взаимоотношений с религиозными организациями, направленные на сокращение любыми средствами числа старых, уже стоящих на учете общин и недопущение новых. На практике же это выливалось в борьбу с членами этих общин, с простыми верующими, ибо, как говорилось еще в эпоху Сталина, «есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы». Именно по этим причинам история церковно-государственных отношений в СССР шестидесятых годов – это все та же активно проводимая государством по отношению к Церкви политика голого администрирования, нарушения законности, прав верующих даже с точки зрения советского законодательства. Советское государство в то время не делало различий между православными, протестантами, католиками. Для них все это было едино – «родимые пятна капитализма», коих не может быть на советской земле. Потому взрывались, сносились с лица земли православные соборы, иудейские синагоги, мусульманские мечети, молитвенные дома баптистов и адвентистов. Верующие же по надуманным причинам (за нарушение трудовой дисциплины, за тунеядство, за нарушение паспортного режима) вновь оказались объектом судебного разбирательства. Коснулась эта политика и адвентистских организаций, их членов и лидеров. Последние находились под пристальным вниманием спецорганов; постоянные рейды милиции и дружинников выявляли группы собирающихся адвентистов, изымали Библии, сборники песен и другую духовную литературу, штрафовали, арестовывали на 15 суток как злостных нарушителей общественного порядка или же заводили уголовное дело, устраивали показательный судебный процесс и отправляли на несколько лет в места заключения. Работы адвентистских историков изобилуют конкретными примерами такого рода политики государства по отношению к Церкви АСД в те годы. Все их невозможно здесь привести, да и незачем. Остановимся только на тех, что наиболее ярко показывают, насколько тягостной была обстановка тех лет, когда адвентистов седьмого дня, как и многих других верующих, арестовывали и подвергали суду под самыми надуманными предлогами, по самым нелепым причинам и обвинениям, в результате чего складывалась совершенно нелепая ситуация в стране: одних власти выпускали из ГУЛАГа, а других туда же отправляли. Так, в 1961 г. был устроен показательный судебный процесс над руководителем адвентистской общины в Одессе Д. С. Лукашенко. Его приговорили к 5 годам тюремного заключения на том основании, что проповедь конца света отождествили с проповедью о «конце советской власти». Надо сказать, что логика судей по сути была верна: раз не станет этого мира, то, конечно, не будет более не только советской, но и вообще никакой земной власти, ибо наступит время диктатуры власти небесной – Иисуса Христа. Но приговаривать на основании таких убеждений верующих христиан – это поистине сцена из театра абсурда Ионеску или романов Чапека. Но такова была советская реальность тех лет. И Лукашенко отправился по этапу, отсидев в заключении все 5 лет от звонка до звонка.
      По самому нелепому обвинению был арестован в 1958 г. другой адвентистский лидер – пастор Сталинабадской общины К. А. Короленко, который гнев местных властей вызвал по той причине, что только за один раз он крестил сразу 54 человека, большей частью молодых людей и девушек, которых он привлек к движению. На него сфабриковали наиболее чудовищное в нравственном отношении обвинение в мужеложстве, за что он и был арестован. В обвинительном акте о его религиозной деятельности почти не упоминалось. Расчет властей был направлен на компрометацию пастора и развал общины. Одновременно это должно было служить и уроком для других руководителей Церкви, пытавшихся оказывать сопротивление мощной государственной системе. Были смонтированы для судебного разбирательства и фотоподделки, якобы доказывающие вину пастора. На суде, несмотря на все заверения защиты в лице членов Церкви о его невиновности, не реагируя на заявления жены об абсурдности обвинений, он все же был осужден на 10 лет. Изможденный и больной К. А. Короленко через 8 лет возвратился домой в связи с амнистией.
      Не будем продолжать весьма объемный список примеров тех репрессий, которые обрушились на головы адвентистов, рядовых верующих и церковных лидеров в 60-е годы. Закончим его еще одним характерным и весьма типичным примером тех «маленьких хитростей», на которые пускались как местные, так и центральные власти, дабы изжить адвентистские, как, впрочем, и другие религиозные общины, расколоть их, деморализовать и т.д. Большую роль в организации одной из таких «маленьких хитростей» властей сыграл печально известный в истории адвентизма в СССР в то время руководитель Буковинских адвентистов Афанасий Мериуки. Позднее он стал отступником, покинул Церковь и превратился в атеиста, критиковавшего со всех трибун своих бывших собратьев. Но до того, как он открыто объявил о своем разрыве с Церковью, А. Мериуки успел нанести ей огромный вред. По наущению местных властей, он убедил верующих небольших адвентистских общин объединяться в крупные общины будто бы для того, чтобы легче было устоять во время гонений. В результате с регистрации было снято несколько общин: Сторожинец, Глубокая, Бояны и другие, после чего их молитвенные дома были конфискованы государством, которое разместило в них свои организации и учреждения. В основе же всей этой истории лежало желание местных властей «красиво» отчитаться перед Москвой о проделанной работе в борьбе с религией и, в частности, с адвентистами.
      Аналогичную провокацию власти решили устроить и в Москве. Центральным властям давно не нравился авторитет московской общины адвентистов седьмого дня, которая по существу, после ликвидации в 1960 году московской штаб-квартиры АСД – Всесоюзного Совета адвентистов седьмого дня, стала играть роль одного из центров адвентистов в СССР в те годы. Вот как разворачивался сюжет этой провокации. В середине 1961 г. властями была сорганизована группа верующих, заявивших, что они не желают более отправлять культ вместе с прежним составом общины. Уполномоченный по г. Москве Совета по делам религиозных культов на встрече с руководством общины предъявил заявления небольшой группы членов Московской общины АСД, желавших организовать новую двадцатку в обход уже существовавшей. Возглавлявший тогда московскую общину адвентистов А. Г. Галладжев от такого оформления дела отказался, за что он, как и его предшественники по другим причинам, был лишен регистрационной справки от уполномоченного Совета по делам религиозных культов на право и в дальнейшем выполнять пресвитерское служение в Московской общине. Последняя при такой ситуации со дня на день ожидала объявления властями запрета на свою деятельность. Всякий раз по окончании субботнего богослужения диакон Г. Г. Коньков говорил: «А следующее богослужение, если Господь позволит, будем иметь такого-то числа, т. е. в следующую субботу».
      Однако московские адвентисты, не желая пребывать вне закона, продолжали контакты с властями, ведя с ними переговоры вплоть до 1963 г., когда они неожиданно для себя одержали победу. В 1963 г. собравшись вместе в заранее намеченный день десять членов Московской общины – все женщины – во главе с Николаевой, весьма авторитетной среди московских адвентистских кругов прихожанкой, отправились в Совет по делам религиозных культов с просьбой, чтобы Московской общине была вновь предоставлена возможность проводить необходимые богослужения и выполнять принятые в Церкви обряды, что невозможно без наличия в общине пресвитера. В Совете по делам религиозных культов делегацию на этот раз не отправили назад, а пригласили придти еще раз, но уже не всем десяти, а только троим, кого они сами выберут. Так женщины и сделали, придя на следующую встречу уже втроем. Принявший их чиновник из Совета по делам религий спросил пришедших на вторую встречу прихожан о том, кого бы они сами хотели «избрать на пресвитерское служение»? В ответ прозвучала фамилия А. В. Ликаренко. Последовало милостивое разрешение на такое избрание, в результате чего А. В. Ликаренко был восстановлен в пресвитерском служении в Московской общине, которое и стал исполнять вместе с диаконом Г. Г. Коньковым.
      Результаты новой войны государства с адвентистами, однако, были не очень впечатляющи. Конечно, часть адвентистов отошла от веры; среди них были не только рядовые верующие. Так, отступником от веры оказался уже упоминавшийся адвентистский проповедник Афанасий Мереуки, который впоследствии стал лектором-атеистом, выступавшим, обычно, со словами: «Если бы Бог существовал, то Он давно бы меня наказал за то, что я веду против него борьбу». Но таких «отступников» среди адвентистов оказалось очень мало. Большинство из них не порвали со своей верой. На них не действовали никакие угрозы со стороны властей. Они только укреплялись в своей вере по мере усиления репрессий и гонений, воспринимая последние как подтверждение их учения о полной греховности этого мира, как одно из знамений близящегося конца этих дней и в силу этого все более и более занимая асоциальную позицию в жизни, все более и более отчуждаясь от всего, что связано с греховным миром – искусством, литературой и т.д. Им они противопоставляли литературу духовную, светской морали – мораль христианскую, человеческой ненависти и подлости, царящей в этом мире, — истинную любовь, взаимоподдержку и помощь, которые они культивировали в отношениях друг с другом. И такого рода уход от действительности в каком-то смысле был оправдан, ибо он позволял выжить в обстановке непримиримой вражды к религии и церкви, царившей в СССР в те годы. Внутри же своего общинного коллектива, который они противопоставляли внешнему, греховному миру, несшему им опасность и всевозможные страдания, российские адвентисты находили успокоение, помощь и поддержку. В этом коллективе люди жили по истинно христианским принципам любви, доброты, верности. И в этом смысле члены адвентистских общин были людьми, следующими своему нравственному долгу, как они его понимали. И все исследователи, даже те, кто не признавал за евангелической моралью никакой ценности, тем не менее, вынуждены были признавать, что адвентисты, как, впрочем, и другие истинно верующие люди, отличались трудолюбием, честностью и верностью своему слову и долгу, как они его осознавали.
      Чтобы хоть как-то принизить моральный облик адвентистов и других верующих, авторы советских атеистических работ того времени обвиняли их в темноте, малограмотности, невежестве, в аполитичности и т.д. С целью обоснования таких обвинений проводились различные «социологические» исследования среди адвентистов. Вот какие данные в ходе этих исследований были собраны.
      Социально-демографическая характеристика. Данные по ряду адвентистских общин (в процентах).

Половой и возрастной состав

 
      Общины Закарпатской обл.
 

Уровень образования

 
 

Социальный состав

 
 
      Выводы автора этих исследований весьма характерны:
      «а) Подавляющее большинство членов общин – свыше 80% — составляют женщины. Следует отметить также, что количество адвентистов-мужчин в сельских общинах на 10-15% выше, чем в городских.
      б) Удельный вес молодежи в секте незначителен, в среднем 1.5-2%. Большинство верующих в адвентистских общинах – лица старше 50 лет.
      в) Огромное большинство адвентистов совершенно неграмотно или малограмотно. Лица со средним образованием составляют всего несколько процентов.
      г) В социальном составе имеется существенное различие между сельскими и городскими общинами. В городах, как правило, подавляющее большинство членов общин (от 60 до 80% и свыше) не участвуют в общественно полезном труде. В сельской местности обычно преобладают работающие члены общин, основную массу которых составляют колхозники.
      Весьма важно проанализировать профессиональный состав работающих членов городских общин. Так, в Киевской общине среди разнорабочих – мужчин в 1961 году было: дворников (5 человек), сторожей (3), столяров (3), слесарей (2), кровельщиков (2), жестянщик, плотник, сапожник, грузчик, кочегар, пожарник и водитель трамвая. Среди разнорабочих – женщин: домашние работницы (24), уборщицы (6), швеи (4), повар. Члены общины – служащие представлены исключительно женщинами. Это 17 медицинских работников (12 медсестер и 5 санитарок), 2 пианистки, машинистка, счетовод и кассир. Такова же приблизительно профессиональная принадлежность членов Владивостокской общины. Среди мужчин: строители, плотник, столяр, дворник, кочегар, шофер и т.д. Среди женщин: домработницы, повара, медработники, связистка, проводница.
      Очерченный круг профессий для адвентистов далеко не случаен. Эти профессии не связаны с крупным производством, что дает верующим большие возможности для участия в праздновании субботы. Понятно, что лица указанных профессий при прочих равных условиях легче поддаются сектантскому влиянию, поскольку в силу характера своего труда они слабее связаны с производственным коллективом или вообще его лишены.
      Таким образом, центральной фигурой секты адвентистов является пожилая малограмотная женщина, в городских общинах – иждивенка или пенсионерка, в сельских общинах – колхозница».
      Аналогичную информацию по адвентистам седьмого дня, проживавших в Молдавии, в 60-е годы входившей в состав СССР, приводит Г. П. Жосан, указывая на то, что среди адвентистов преобладают люди малограмотные, в основном женщины пожилого возраста, не работающие на крупных предприятиях. При этом она подчеркивала роль наследственного фактора передачи веры: 95,5% опрошенных молодых адвентистов имели матерей адвентисток, а 96,5% верующих до 20 лет считали причиной своей религиозности воспитание в семье. С радостью она констатировала тот факт, что в адвентисты идут не неверующие, а из других христианских конфессий. Лишь 0,8% новообращенных были неверующими.
 
 
      Портрет, который рисовали советские авторы работ об адвентизме, конечно же, для Церкви АСД был не очень приятным, зато партийных и государственных лидеров СССР тех лет он весьма радовал. А как же еще: ведь социально-демографическая характеристика адвентистских общин, результаты исследования каналов воспроизводства адвентизма в СССР якобы подтверждали их убежденность в том, что адвентизм, как и религия в целом, — это учение ложное, ущербное, обреченное на исчезновение в ближайшем будущем. Причем в ход шла самая наглая казуистика, абсолютно аморальная софистика. Из данных о социально-демографическом составе адвентистских общин делался вывод о том, что в них идут люди малограмотные, темные и невежественные, аполитичные и асоциальные граждане. А коль так, то, значит, адвентизм «отвлекает советских людей от строительства коммунизма», подавляя их стремление к знанию, науке и культуре, к активной позиции в обществе и, следовательно, тормозит движение советского народа к «светлому будущему». Такие выводы и умозаключения авторов атеистических работ, выходивших в СССР в 60-80-е годы прошлого столетия массовыми тиражами, современному читателю могут показаться курьезными. И это так. Но эта курьезность таких пассажей, однако, в те годы была не столь уж безобидна, как это видится с позиций сегодняшнего дня. Эти курьезные умозаключения были весьма опасны, ибо они, донесенные до читателя массовыми тиражами атеистических книг, брошюр и газет, способствовали формированию в советском обществе негативной установки населения по отношению к религии, церкви и верующим. Эти умозаключения были тем более опасны, что авторы их выдавали себя за представителей науки, от имени которой они по существу обосновали деление общества на два класса – на класс передовых строителей коммунизма, естественно атеистов, и класс отсталых, невежественных верующих, мешающих строить «светлое будущее» и потому обреченных на изживание.
      Однако, научность такого рода утверждений и умозаключений весьма и весьма сомнительна. Зато несомненной является их политическая ангажированность и безнравственность с общечеловеческой точки зрения. Не будем, впрочем, касаться всех нюансов и аспектов такого рода выводов и умозаключений. Не будем и сетовать по поводу малограмотности, отсталости и невежества адвентистов, как и других российских верующих. Не будем, наконец, и подвергать сомнению те социологические данные, на которые опирались авторы, рисовавшие соответствующий портрет невежественного, дремучего и отсталого адвентиста, баптиста и т.д. Лучше зададим вопрос, насколько велики были у адвентистов, баптистов, пятидесятников и т.д. шансы закончить среднюю школу или, в случае успешного получения аттестата о среднем образовании, поступить в высшее учебное заведение? Думается, любой знает ответ на этот вопрос: шансы эти были весьма и весьма невелики. Во многом из-за этого и не было среди адвентистов и баптистов ни научных работников, ни учителей, ни инженеров, ни врачей. Если в Западной Европе и США многие молодые адвентисты выбирали себе профессии врача, агронома, музыканта, чтобы служить Богу в миру, оказывая помощь ближнему, то в СССР адвентисты такой возможности были лишены. Именно поэтому они и оказывались вынужденными заниматься малоквалифицированным трудом. Лишь в исключительных случаях, лишь благодаря высоким человеческим качествам отдельных вузовских ректоров верующим в СССР все-таки удавалось получить высшее образование. Но и в этом случае им не удавалось устроиться на работу, соответствующую полученному диплому. Верующим было не место в советской стране. Многие в 70-80-е годы по этой причине эмигрировали из нее. Большинство же верующих-адвентистов было вынуждено продолжать жизнь в том обществе, которое обрекло их на положение людей второго сорта, на роль социальных изгоев. Естественным поэтому и было противопоставление адвентистов седьмого дня этому несправедливому миру, что, например, А. В. Белов вновь вменяет в вину адвентистам. В действительности, а точнее в советской действительности, не адвентисты «противопоставляли себя миру», а «мир», т. е. советское общество, отторгло их от себя, вынуждая их жить на обочине общественной жизни или же загоняя их в глухое подполье. Но и такая жизнь – жизнь вне общества, по существу вне государства – не испугала адвентистов. Случаи отступничества были единичными среди них; если таковые и случались, то отступников немедленно отлучали. Гонения, остракизм, которым подвергались адвентисты со стороны государства и общества, только усиливали среди них «мученические» настроения, асоциальные тенденции, чувства социального эскапизма и изоляционизма, с одной стороны, а с другой – представления о своем избранничестве, с помощью которых они пытались компенсировать психологический дискомфорт, являвшийся результатом социального остракизма и сегрегации. Чувство «избранничества» придавало членам общины самоуважение, укрепляло среди них межличностные отношения — дружбы, любви. Община тем самым заменяла верующим общество, сплачивала их в единое социальное целое.
      Последнее никоим образом не устраивало властвующую в советском государстве коммунистическую партию и ее руководство. Осознав, что никакие полумеры не вынудят верующих порвать со своей верой, с церковью, власти и партийное руководство решилось на окончательный «штурм» религии и церкви. С конца 60-х годов прошлого (XX) века государство ужесточило свою политику в отношении религии, взяв курс на практическое ее «изживание» в стране. Сперва власти резко ограничили в административном отношении деятельность церкви в целом по стране. Не миновала эта кампания и адвентистов, на деятельность которых были наложены значительные ограничения. За кафедру с тех пор мог выйти лишь член исполнительного органа Церкви, который был всесторонне проверен властями и на которого было от властей получено «добро». Посещать больных верующих с вечерей господней на дому разрешалось лишь после их письменного заявления на имя областного уполномоченного по делам религии. Субботняя церковная школа для верующих была абсолютно запрещена под предлогом того, что образование – это прерогатива государства. Присутствующие в молитвенном зале должны были сидеть молча, иначе любой голос из зала во время проповеди или первой части богослужения (так называлась у адвентистов субботняя школа), рассматривался как нарушение законодательства о религиозном культе. Запрещалась всякая благотворительность и мероприятия по оказанию помощи даже собратьям по вере. Ну а самое главное, под угрозой административной и даже уголовной ответственности запрещалась пропаганда религиозного учения и практика крещения новых членов Церкви, исключительные случаи которых могли быть производимы только с разрешения властей. И эти меры относились к тем церквям, которые считали распространение евангельской вести основной своей догмой, наиглавнейшей обязанностью, установленной самим Иисусом Христом, каждого члена церкви. Правда, замысел авторов этих официальных постановлений и циркуляров вполне понятен, как понятна и та логика, которой они руководствовались, составляя эти абсурдные с точки зрения здравого смысла документы: создать такие правила для функционирования церкви, не нарушить которые они не могли бы, после чего с чистой совестью объявить эти церкви вне закона.
      Так и случилось. Замысел опытных большевистских «юристов» и «законодателей» реализовался полностью. Адвентистские общины не могли не нарушать в своей деятельности те или иные предписанные им условия существования, после чего было объявлено: адвентизм теперь в СССР вне закона. В 1960 г. решением советского правительства деятельность центрального адвентистского руководящего органа на территории СССР – Всесоюзного Совета адвентистов седьмого дня (ВСАСД) — была прекращена; ВСАСД был распущен, хотя никакого письменного предписания на этот счет его председатель С. Кулыжский, не получил: 12 октября 1960 г. ему было об этом сообщено лишь устно председателем Совета по делам религии В. Куроедовым. Согласно распоряжению В. Куроедова, действующему от имени властей, все церковные средства, находившиеся на счету в банке, подлежали конфискации. В. Куроедов, правда, пытался уговорить последнего председателя ВСАСД’а подписать акт передачи этих средств государству добровольно. 13 декабря 1960 г. все церковное имущество (библиотека при ВСАСД, вся письменная документация, архив, финансовые бумаги) было погружено на автомашину и увезено в неизвестном направлении.
      Общины адвентистов начали вести автономную полулегальную деятельность, подвергаясь сильному давлению со стороны властей и органов КГБ. Оставшиеся без руководства адвентистские общины после ликвидации ВСАСД, оказались в растерянности, ибо по существу каждая община стала самостоятельной единицей, не подвластной никакому управлению, точно как по Библии: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 17:6). Для Церкви наступили тяжелые испытания. Число руководящих центров, перешедших на нелегальное положение, все увеличивалось и скоро их стало как минимум шесть. Их лидеры, конфликтуя друг с другом, вовлекали в эту борьбу своих прихожан, что только углубляло начавшийся еще в 1955 г. раскол среди адвентистов седьмого дня в СССР.
      Группировка П. Мацанова в 1965 г. провела в Киеве совещание, на котором присутствовало 180 адвентистских проповедников, и создала новый центр, называемый «Советом старших братьев» или «Корпусом проповедников», и объявила себя верной последовательницей чистоты адвентистского вероучения. Эмиссары «Корпуса» стали вмешиваться в дела зарегистрированных общин АСД, соблюдавших законодательство о культах, смещали в них служителей культа и создавали новые общины, верные Мацанову. Поскольку многие общины и объединения не признали правомочность киевского совещания, проповедники и эмиссары «Корпуса» стали создавать параллельные структуры АСД, смещать и назначать пресвитеров и т.д. В свою очередь противоположная сторона стала прилагать адекватные усилия для сохранения и упрочения своих позиций.
      Были, конечно, и попытки сблизить позиции враждебных сторон на ряде консультативных встреч, но они не увенчались успехом, и конфронтация все более углублялась.
      Кроме выше названных сторон в адвентистском движении в СССР в те годы существовало еще одно направление во главе с А. Ф. Парасеем. Лидеры этого направления стояли на либеральных позициях и обвиняли мацановцев в том, что те якобы хотят достигнуть своих целей «административным», «приказным» способом, принимая по отношению к несогласным с их точки зрения «суровые решения». А. Парасей и его сторонники выступали с призывом к миру, согласию и единству всех адвентистов седьмого дня и пытались преодолеть раскол и укрепить адвентистское движение посредством так называемой концепции «отделения от мира». Ее авторы предложили верующим следующую альтернативу: «Либо церковь очистится от всего мирского, которое широким потоком вливается в ее ряды, либо мирской дух и его влияние будут узаконены в церкви». Они предложили всем адвентистам седьмого дня отделиться полностью от окружающего их мира в своих планах, в жизни, в своих принципах, в вере, в надежде.
      Помимо утопических проектов А. Парасея на позициях либерализма в адвентистском движении в СССР в 60-е годы стоял ряд реалистически мыслящих лидеров. Они провели анализ причин раскола в российском адвентизме, выявили всю его опасность для Церкви АСД и призвали всех адвентистов к объединению. Эта идея прозвучала в обращении в форме письма-реферата к членам Церкви АСД в СССР старшего проповедника Казахстана Томенко, старшего проповедника Латвии Олтыша, пресвитера донецкой общины Пролинского, пресвитера московской общины Кулыжского, пресвитера хмельницкой общины Сорокина, пресвитера тульской общины Кулакова и др. В письме, названном «Где добрый путь?» церковные лидеры критически анализируют состояние адвентистского движения в СССР. По их словам, обратиться к верующим с письмом их побудили многие обстоятельства. Адвентисты седьмого дня в СССР как религиозное сообщество пришли к глубокому внутреннему кризису. Как отмечается в письме, анализ некоторых проблем современного положения адвентизма в СССР должен иметь целью достижение более полного понимания, чего ожидают от АСД «Бог и окружающие люди в данный час истории».
      Те разногласия, раздоры и размолвки, которые возникли среди адвентистов седьмого дня, показывают, отмечалось в письме, что многие служители Церкви, стремясь «совершать дело Божие», нередко следуют лишь своим собственным, личным представлениям и планам, преследуют свои цели, не пытаясь критически переосмыслить свои позиции в связи с изменением обстоятельств и жизни вокруг. Лидеры и активисты Церкви АСД констатировали, что в основе кризиса адвентистского движения в СССР лежит стремление делить всех на «верных» и «неверных». Это стремление давать оценки другим и породило, по их словам, в движении адвентистов седьмого дня в СССР раскол, вызвало к жизни два направления в учении и практике.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33