Еще одно основание в пользу своей хилиастической доктрины св. Ириней нашел в словах Самого Иисуса Христа, произнесенных Им Своим ученикам во время отправления последней Пасхи: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от произрастания сего винограда до того дня, когда буду пить с вами новое вино в царстве Отца Моего» (Мф., 5) По мнению Иринея, эти слова в первую очередь указывают на наследственное обладание землею, на которой верующие будут пить вино новое от нового плода виноградной лозы, а также на плотское воскресение, ибо пить вино, мол, свойственно одной только плоти, а не духу.
      Свою аргументацию Ириней углубляет также и посредством ссылок на авторитет Луки (Лук.14, 12-14). «Посему Господь говорил, — замечает он, — когда делаешь обед или ужин, не зови богатых, ни друзей, ни соседей и родственников, чтобы и они в свою очередь тебя не позвали и не получил ты он них воздаяния, но зови хромых, слепых и нищих, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресенье праведных. Ибо, что такое сторичное воздаяние в сем веке за сделанные бедным обеды и ужины? Это имеет место во времена царства, т. е. в седьмой день освященный, в который Бог почил от всех дел Своих, Который есть истинная суббота праведных, когда они не будут делать ничего земного, но будут иметь трапезу, уготованную Богом, доставляющую им всякие яства». Наконец, доказательство истинности и закономерности будущего Христова царства для праведников Ириней обнаруживает в благословении, которое дал Исаак сыну своему Иакову. «Это благословение говорит Ириней, — бесспорно относится ко временам царства, когда будут царствовать праведные, восстав из мертвых, когда и тварь, обновленная и освобожденная, будет плодоносить множество всякой пищи от росы небесной и от тука земного».
      Таков был общий характер тех аргументов, которые Ириней использует в пользу своей хилиастической доктрины. После их изложения в своем сочинении «Против ересей» он в деталях описывает то «блаженство», которое сулит Бог для праведников, в основном повторяя описания своих предшественников – раннехристианских писателей апостольского века, в первую очередь Папия. Самым же высшим и совершеннейшим наслаждением, по Иринею, для праведников станет личное общение с Христом, ангелами и т.д. Описанием этого общения Ириней и заканчивает свое изображение тысячелетнего царства Христа.
      В конце II в. н. э. христианство стало представлять достаточно значительную силу в империи. Наблюдается заметный рост численности неофитов. Это приводит к необходимости создания церковной организации, вследствие чего возникает иерархическая структура взаимоотношений между христианами, во главе которой оказываются епископы и дьяконы. При этом оказывается утерян энтузиазм апостольского века. Многие с этим не согласны и выступают против «бюрократизации» и «заорганизованности» христианского движения. Одним из средств борьбы с такого рода тенденциями в жизни христианского сообщества стало хилиастическое учение. Многие из «протестантов-еретиков» той эпохи подобного плана прибегали к этому учению, обосновывая необходимость возврата к принципам апостольской церкви. Одним из них был некий фригиец Монтан, основавший движение, получившее название от имени своего вождя. Монтанисты называли себя «новое пророчество», утверждали, что с явлением Монтана исполнилось обещание Христа (Иоанн 12:12-13). Имелись у них и свои книги. Сам Монтан выдавал себя за пророка; приводил себя в экстатическое состояние, говорил, что в нем говорит сам Бог. Его изречениями были: «Я – господь Бог, пребывающий в человеке»; «После меня не будет уже пророчицы, но будет кончина».
      Монтан установил весьма жесткие нравственные принципы среди членов своего движения, призывал их к отказу от собственности, к аскетизму, длительным постам и «умерщвлению плоти», запрещал повторный брак. Принявшие «новое пророчество» называли себя «пневматиками» («духовными»), а оставшихся при Новом завете – «психическими» («душевными»). Учение Монтана, по свидетельству церковного писателя IV в. Евсевия, пользовалось успехом прежде всего среди «бедных, сирот и вдов» и имело распространение в Малой Азии, Северной Африке, Риме, Галлии, на Балканах. Многие епископы вставали на сторону Монтаны и призывали свою паству бросать все, раздавать имущество, расторгать браки. Сторонником Монтана стал известный христианский писатель и священнослужитель Тертуллиан, благодаря свидетельству которого достаточно хорошо известны взгляды Монтана. Центральное место среди них занимала идея близкого наступления конца мира, вследствие чего Монтан и восставал против всяких послаблений. Время брака миновало, объяснял он; ввиду скорого конца света люди не должны размножаться. Жизни вообще приходит конец. Поэтому спасать ее во время преследований и гонений, уклоняться от мучений недопустимо. Нельзя расходовать оставшееся короткое время на компромисс с обреченным миром. Грешников нельзя терпеть в Церкви, ибо она как непорочная невеста выступает навстречу своему жениху.
      Второе пришествие должно было произойти в самом ближайшем будущем в столице монтанистов – фригийском городе Пепузе (Малая Азия). Название города означало пустыню и имело ввиду Откровение (12:14). Там, по словам Монтана, должен был водвориться вышний Иерусалим и начаться тысячелетнее царство Христа на земле. Всех, кто хотел тысячелетнего блаженства со Спасителем, Монтан созывал в Пепузе. Несмотря на осуждение учения Монтана церковными верхами, движение, названное его именем, просуществовало до VIII в.
      В третьем столетии нашей эры на христиан обрушились особо жестокие гонения и преследования. Наиболее масштабный характер они приняли в эпоху правления Диоклетиана. В связи с этим хилиастическая доктрина составляла центральную часть творчества христианских писателей, проповедей проповедников; хилиастические чаяния и надежды воодушевляли христианские массы.
      Одним из таких наиболее знаменитых христианских писателей и учителей первых веков нашей эры был пресвитер Карфагенский Тертуллиан, который в церкви относится к числу ее «отцов». Изложению своего хилиастического учения Тертуллиан посвятил специальное сочинение «De spe fidelium», которое не дошло до наших дней. Лишь в незначительной степени эту утрату компенсируют другие его сочинения, в которых он также касался интересующей нас темы – учения о конце света, втором пришествии Господа и земном тысячелетнем царстве Христа.
      В своем сочинении «Contra Marcion» он говорит: мы признаем, что нам обетовано славное тысячелетнее царство, прежде чем мы взойдем на небо в новое состояние, спустя 1000 лет после воскресения во вновь созданном Иерусалиме, который ниспустится с неба и о котором говорит апостол, называя его нашей матерью на высоте и нашим небесным отечеством. Все это, указывает Тертуллиан, знал еще Иеремия, провидел Иоанн. В этом Иерусалиме, продолжает Тертуллиан, мы найдем множество духовных благ взамен тех, которые презираем и отвергаем в настоящей нашей земной жизни. Таким образом, заключает Тертуллиан, будет устроено новое царство на земле, затем уже последует всеобщее воскресение мертвецов, мировой пожар и всеобщий суд, а святые превратятся в ангелов.
      Весьма интересны в силу своей оригинальности среди других хилиастов те аргументы, которые использует этот великий апологет христианства и Церкви для защиты от критиков и сомневающихся в истинности эсхатологического учения о земном тысячелетнем царстве Христовом и соответственно о земном, телесном воскресении в нем праведников в другом сочинении «De resurrectione carnis». «Человек живет и действует в двоякого рода субстанции, — говорит он, — в духовной и телесной. Духовным и телесным образом приобретает он заслуги или подвергается наказаниям, следовательно, его духовное и телесное существо вместе должны получить награду или подвергнуться наказанию. Самая мысль образуется не без участия тела; общение мысли заключает в себе общность действий, а отсюда необходимо следует общность суда. Вообще тело не есть субстанция, чуждая человека, потому что от самого зачатия и до последнего издыхания она констатирует человек вместе с душой, которая без него никакой заслуги и никакого преступления не совершает и потому без него никогда не может придти на суд и получить вечное мздовоздаяние. Отсюда правда Божия требует, чтобы тело еще здесь на земле получило свое воздаяние, требует, чтобы человек в настоящей своей жизни получил вознаграждение за все те заслуги, лишения и страдания, какие совершил он, или испытал в здешнем мире».
      Интересно отметить, что у Тертуллиана намечается несомненный отход от прежних хилиастических взглядов на природу тысячелетнего Христова царства, окрашенных ранее в явно чувственные, «материальные» тона. Тертуллиан же имеет ввиду преимущественно духовные блага, коими будут пользоваться святые в Христовом земном царстве, о чем он и говорит в последней главе третьей книги своего сочинения «Против Маркариона». Он категорически выступает и против буквального понимания 19 статьи 1 главы книги пророка Исайи, в связи с чем замечает следующее: «Это суть блага, которые прославленные тела ожидают получить в земном тысячелетнем царстве Христовом, когда они достигнут того, что глаз не видел, что ухо не слышало и что никогда на сердце человека не восходило».
      После Тертуллиана одним из крупнейших представителей хилиастического учения третьего века был св. Ипполит, ученик Иринея лионского. Ипполит первоначально был римским сенатором и лишь позднее, обращенный в христианскую веру, он становится епископом одного из округов под Римом. Свои хилиастические представления он изложил в комментарии на книги пророка Даниила. По его словам, по истечении шести тысяч лет наступит суббота, предназначенная для блаженства праведников в земном тысячелетнем царстве Христовом. Первая суббота, день блаженственного покоя после творения, есть, по его мнению, одновременно прообраз наступающего царства святых, когда Христос сойдет с неба и будет царствовать с ними в продолжении 1000 лет.
      Аналогичных взглядов Ипполит придерживается и в другом своем сочинении «Об антихристе», где он, помимо всего прочего, всю историю человечества разделил на шесть тысячелетних периодов, по истечении которых должно наступить тысячелетнее христово царство, в котором праведники будут блаженствовать вместе с Христом, патриархами и пророками.
      Почти в то же время хилиастические воззрения в их первоначальной, грубо материалистической форме развивал мало известный церковный писатель Коммодиан, по представлению которого столицей будущего тысячелетнего царства Христова на земле будет служить Иерусалим. Последний, по его мнению, должен будет опуститься в определенное время с неба на землю. Воскресшие праведники будут там жить в полнейшем изобилии чувственных земных благ и удовольствий. Там они перестанут более умирать, но будут вступать в брачные связи и рождать детей, как это они и делали во время своей земной жизни. Горе и печаль в это время исчезнут окончательно. Земля будет изобиловать всеми возможными благами, мир и тишина станут царствовать повсеместно. Особо же будет прекрасен столичный град этого царства – Иерусалим.
      Список хилиастических авторов, ставших в третьем столетии ведущими церковными авторитетами и иерархами, можно увеличивать достаточно долго. В этот список попадут епископ тирский Мефодий, епископ пиктавийкий Викторин, Сульпиций Север и многие другие. Завершать же этот список, по нашему глубокому убеждению, должен известный христианский писатель Лактанций, который на рубеже третьего-четвертого веков как бы подытоживает предшествующее развитие хилиастической доктрины и который стремится обосновать ее истинность всеми аргументами, какие когда-либо приводились его предшественниками – хилиастами. Остановиться на фигуре Лактанция и его мировоззрения тем более важно, что он играл весьма важную роль в духовной жизни общества того времени, был воспитателем Константина I Великого, имел прозвание христианского Цицерона.
      В своей хилиастической системе, подобно своим предшественникам, Лактанций в первую очередь пытался определить время второго пришествия Христа и создания последним своего царства на земле. Для этого он обращается к истории творения мира, описанной еще Моисеем. Философы, писал Лактанций, насчитывающие тысячи лет прошедших от начала мира, утверждают, что по прошествии этого времени этот мир обязательно закончит свое существование. Чтобы яснее понять и представить это, продолжал Лактанций, необходимо вникнуть в прошедшее время. Бог совершил творение в шесть дней, а в седьмой почил от всех дел своих и освятил его. Это тот самый день, который иудеи именуют днем субботним, означающим число семь, число полное. В семь дней, указывает далее Лактанций, совершается годичный круг времени; блуждающих, никогда не заходящих звезд также насчитывается семь. Планет, производящих разнообразие годовых перемен, также насчитывается семь. Но поскольку все эти творения Божии были совершены в шесть дней, то шесть же дней или шесть тысяч лет должны и далее длиться, ибо, как говорил пророк, день великий состоит из тысячи лет, а тысяча лет пред глазами Господа есть лишь день вчерашний (Пс.89:5). Лактанций также полагает, что подобно тому, как Бог в шесть дней исполнил Свое творение, так и религия с истиной будут существовать 6000 лет, в течение которых будет царствовать, но как в седьмой день Он почил и благословил его, то столь же необходимо, чтобы при конце шести тысяч лет неправосудие истребилось, чтобы правда торжествовала на земле 1000 лет и чтобы мир наслаждался полнейшим спокойствием».
      Определив время второго пришествия Христа для создания тысячелетнего царства на земле, Лактанций переходит далее к описанию того «блаженства», коим будут наслаждаться в этом царстве праведники. «Истребив неправосудие, произведя суд над людьми и воскресив тех, которые были праведны с самого начала, Христос пребудет с людьми в продолжении 1000 лет и будет управлять по всей справедливости. Люди, которые останутся тогда в живых, не умрут, но в продолжении 1000 лет произведут на свет бесконечное множество детей, святых и благоугодных Богу. Воскресшие будут председательствовать в качестве судей над людьми, оставшимися в живых. Не все народы будут истреблены: иные уцелеют, чтобы служить поприщем для побед, даруемых от Бога праведникам, и для украшения их торжеств, равно как и для того, чтобы они находились в вечном у них рабстве. Князь демонов и виновник всех зол будет связан цепями и заключен в темницы небесной иерархии в течение 1000 лет, когда царствовать будет правда на земле, дабы он не мог вредить никому из благочестивых. Когда же явится Сын Божий, добрые люди соберутся со всех стран вселенной, и по окончании суда для них устроится святый град посреди земли, где Господь, основавший его, сам будет пребывать со святыми своими. Сивилла описывает этот город следующим образом: «Сам Бог основал его и сделал блистательнее солнца, луны и звезд». Тьма, покрывающая небо, в то время разгонится, солнце и луна будут блистать своим светом, не подлежащим никакому изменению. Земля станет сама собою производить множество плодов, так что никому не нужно будет ее возделывать. Медь будут источать тогда горы, вино потечет из них ручьями и молоко рекою. Самые дикие и свирепые звери не станут уже в то время питаться кровью, хищные птицы не будут более стремительно бросаться на свою добычу. Все животные сделаются кроткими и чрезвычайно миролюбивыми. Словом сказать, тогдашнее время будет представляться верным и живым очерком всего того, что поэты повествуют относительно золотого века в царстве Сатурна. Люди будут жить в то время в мире и покое и наслаждаться полным во всем обилием. Они царствовать будут с Богом, и государи самых отдаленных стран придут на поклон к великому Царю, Которого имя будет славно во всей вселенной: они поднесут ему и дорогие дары».
      Из проведенного нами весьма краткого анализа произведений наиболее крупных христианских богословов первых веков нашей эры видно, что им была присуща глубокая убежденность в актуальности, т. е. реальности описываемых в Священном Писании событий, связанных со вторым пришествием Спасителя, скорым апокалиптическим концом неправедного мира и наступлением для праведников на земле тысячелетнего Царства Божия. Такая форма апокалиптических и миленаристских верований христианских авторов поэтому может быть названа актуальной эсхатологией. Приверженность большинства христианских авторов к актуальной эсхатологии, их вера в реальность библейских пророчеств о земном царстве Божьем во многом объясняется социальной базой христианских общин в первые века нашей эры, большую часть которых составляли рабы, вольноотпущенники, ремесленники, люмпен- пролетариат империи, находившиеся в самом низу римского общества, в полной мере испытавшие все тяготы социального и национального гнета и потому решительно не приемлевшие существовавшего в то время порядка вещей, преисполненные ненависти к нему, ждавшие как его неминуемой гибели в самое ближайшее время, так и возникновения новых мировых порядков, соответствовавших нормам царства небесного на земле.
      Однако уже в третьем веке после рождения Христова социальный состав христианских общин в значительной степени изменился. Уже во второй половине 2 в. н. э. христианские писатели, не отрицая того, что основную массу членов общин составляют бедные, незнатные, рабы и вольноотпущенники, тем не менее указывают на факт наличия в их составе людей «благородных» и состоятельных. В Деяниях, например, говорится о каждом случае обращения таких людей, как проконсул Кипра Сергий Павел (Деян., XIII, 7-12).
      Ориген в своих возражениях Цельсу отмечает, что «при значительном количестве вступающих в христианство можно указать людей богатых, даже несколько высокопоставленных мужей, женщин, известных своей изысканностью и благородством…». Христианский историк церкви Евсевий писал, что «уже и в Риме многие, по богатству и происхождению, знаменитые граждане целыми семействами и со всем родством обращались ко спасению». Наконец, Тертуллиан, обращаясь к верхам римского общества, говорил, что «мы (христиане – авт.)… наполняем все: ваши города, острова, замки, пригороды, советы, лагери, трибы, декурии, двор, сенат, форум: предоставляем вам одни только ваши храмы». Конечно, необходимо учитывать тот факт, что Тертуллиан писал это слова в целях доказательства привлекательности и силы христианского учения, однако очевидно, что в его словах имеется доля истины и что уже в конце II в. н. э. неимущие и рабы перестали определять социальный портрет христианских общин.
      Представители высших слоев общества, обратившиеся в новую веру, в скором времени стали занимать в христианских общинах если и не господствующее, то по крайней мере весьма и весьма влиятельное положение. Этому способствовали два фактора. Во-первых, обладая значительным состоянием, такие неофиты, используя его в благотворительных целях, ставили в материальную зависимость от себя массы рядовых и бедных членов общины. Во-вторых, богатые христиане обыкновенно были весьма образованными людьми, в силу чего они и брались за теоретическую и литературную обработку христианского учения. Ведь религиозные образы, идеи и эмоции, которые возникли и получили распространение в широких массах, оформлялись и выражались через посредство христианских богословов, мыслителей, авторов всевозможных посланий, апологетических произведений, многочисленных комментариев к книгам Священного Писания. Пройдя же сквозь призму восприятия и через литературное оформление образованных богословов – идеологов нового учения, эти идеи и образы претерпевали значительную метаморфозу. Неофитам из богатых и привилегированных слоев римского общества последнее вовсе не представлялось столь уж плохим и мерзким, как это считали бедные и угнетенные слои этого же общества. В связи же с тем, что формированием христианского вероучения, начиная с конца III в. все более и более активно стали заниматься именно профессиональные и образованные богословы, по своему происхождению принадлежавшие к имущим слоям общества, актуальная эсхатология первых христиан все более и более стала подвергаться критике. Окончательно отторгла Церковь апокалипсизм и милленаризм первых христиан в тот момент, когда она получила статус государственной. Хирургом, подвергшим учение первых христиан довольно сложной и болезненной операции – удалению из него эсхатолого-милленаристских идей, был знаменитый Августин гиппонский.
      Св. Августин столкнулся с поистине весьма сложной задачей. Ведь ожидание скорого конца мира и второго пришествия Спасителя пронизывало все тексты Священного Писания, изменить которые Августин был не вправе. У него был лишь один путь – прокомментировать эти тексты по-иному, не так, как их понимали первые христиане. Св. Августин и использовал эту свою единственную возможность избавить Церковь от актуальной эсхатологии раннехристианских авторов. Актуальную эсхатологию св. Августин заменил аллегорической эсхатологией, в которой хилиазму не оставалось места.
      Исследованию вопроса о тысячелетнем Христовом царстве св. Августин посвящает специальную главу своего известного сочинения «Град Божий». Все места Священного Писания, приводимые обычно хилиастами в подтверждение справедливости своего учения, он пытается объяснить применительно к церкви земной, новозаветной, а самые хилиастические толкования резко обличает как мечты, произведенные болезненной фантазией иудеев и иудействующих христиан. Подробные описания суда над грешниками, земного тысячелетнего царства Христова и награждения праведников в нем, которыми полны такие христианские источники, как Откровение, Августин истолковывает аллегорически. Он верит, что конец мировой истории неизбежен, но считает, что тысячелетнее царство уже наступило, понимая под ним вообще все время от первого явления Христа на земле до конца настоящего времени, или иначе последнее тысячелетие человеческой истории на земле. Далее земное тысячелетнее царство Христово, по Августину, это не физическое, а духовное состояние, которое началось с момента рождения церкви Христовой на земле, которая, правда, не представляет еще собою последнего и совершеннейшего царства мира, но благами которого уже могут наслаждаться праведники здесь и сейчас, общаясь с Богом. Бог, таким образом, уже победил, сатане же остался только физический мир.
      Постепенно аллегорический хилиазм Августина стал официальным учением церкви, а эсхатологический милленаризм первых отцов церкви ушел в подполье.

§4. Эсхатология в эпоху Средневековья