- Ай да партизаны! Ай да молодцы! - Киров был в восхищении от рассказа Мусенко. И все остальные слушали его с большим вниманием и интересом.
      - Но и это еще не все, товарищ Киров. Из тюрьмы мы освободили сто тридцать заключенных. Среди них - двадцать четыре смертника. Их должны были казнить в день Первого мая. Ну, радость по поводу разгрома белых сами понимаете какая была в селе. Отовсюду сбежался народ на митинг. А митинг мы устроили на церковной площади, недалеко от виселицы... Выступали крестьяне-бедняки, потом - партизаны... Я выступил и сказал, что и впредь красные камышане будут беспощадно расправляться с деникинцами, что Красная Армия живет и борется с белыми на всех фронтах... одним словом, все рассказал! К нам, партизанам, тут же на площади присоединилось более ста человек. - Мусенко перевел дыхание. - На этом митинге решено было послать делегацию в Астрахань, просить помощи у Реввоенсовета. Выбрали нас двоих меня и вот товарища Петрова, командира нашего отряда...
      Киров посмотрел на Петрова. Перед ним сидел среднего роста полный, рыжеватенький мужичок в застиранной и сильно выгоревшей домотканой рубахе, в залатанных, когда-то франтоватых голубых брюках, в стоптанных и порыжевших сапогах, давно или никогда не видевших мази и щетки. Это был тот знаменитый прикумский охотник, о котором как-то уже давно, еще до отъезда в Величаевку, рассказал ему Мусенко.
      Киров видел Петрова впервые, но казалось, что он знает его давно. Вид у грозного партизанского командира был добродушный и очень располагающий к себе.
      - Может быть, послушаем вас, товарищ Петров? - спросил Киров.
      - Да что мне говорить? - Петров развел руками, которые до этого покойно, по-крестьянски, лежали у него на коленях. - Комиссар мой все рассказал. Добавить мне нечего. Нам вот только нужна помощь, чтобы чаще повторять такие вылазки. А чтоб легче бить белых, надо убедить народ: Красная Армия жива и час освобождения близок. Вот и все, пожалуй. - И руки его снова покойно легли на колени.
      - Мы вам поможем, - сказал Киров и обратился к третьему партизану, Чепурину: - А что расскажете вы?
      - Я из Георгиевских лесов, - поднявшись с места, ответил партизан. Лесовик!
      - Слышал, слышал! - Киров оживился. - Лесовики, а говорят, деникинцам не даете покоя и на открытой местности.
      - Бьем их и в лесу, и на поле, это правда! - не без удовольствия проговорил Чепурин. - Лесовики - народ боевой. И с камышанами мы дружим, помогаем друг другу. Я вот поехал пообщаться с ними и попал в самую заваруху. Посмотрел, как воюют камышане. Молодцы, ничего не скажешь. После митинга Мусенко и меня захватил в Астрахань, говорит, как раз удобный случай, сделаешь доклад товарищу Кирову. А какой из меня докладчик? Говорить я не умею, товарищ Киров. Вы уж спросите, что надо, я вам отвечу.
      - Хорошо, - сказал Киров. - Кем вы были раньше?
      - Был я красноармейцем.
      - Как же стали партизаном?
      - Я за Советскую власть, товарищ Киров, и никакой другой власти не признаю. А раз так, я должен защищать свою власть. Когда армия уходила на Астрахань, я, как и многие другие, лежал в тифу, в Георгиевске. Пришли беляки. Многих они перестреляли прямо на койках, многих выбросили из окон лазарета. Меня, стервецы, раздели, связали и выставили на мороз. Но нашлись добрые люди, темной ночью подкрались ко мне, перерезали веревки на руках и ногах, дали валеночки и шубенку и говорят: "А теперь тикай, братец!" Хотя и был я еле живой, но дополз до леса... А там меня уже ждали, подобрала лесная братия... Отогрели, накормили, стали лечить... С месяц провалялся в землянке, и выходили! Снова вот могу держать в руках винтовку и бить белых гадов!..
      - Значит, лесовик?
      - Лесовик! - хитро сощурившись, ответил партизан. - Мы как яблочко. Сперва зеленое, потом, глядишь... покраснеет, станет красным!
      Киров рассмеялся.
      - Много ли в отряде народу? - спросил Мехоношин, заинтересовавшись рассказом лесовика.
      - Поболее, чем у камышан. Леса вокруг Георгиевска полны партизанами. Народ боевой, люто ненавидящий белых. Много у нас и крестьян, иногородних. Убежали из станиц.
      - В чем вы нуждаетесь? Чего вам не хватает, чтобы еще лучше бить белых? - спросил Мехоношин.
      - Командиров и комиссаров, товарищи. Оружие у нас есть, патроны добываем при налетах, а вот без командиров и комиссаров трудно, не знаем, как действовать лучше.
      - У нас тоже просьба, - от всей бригады! - обратился к Мехоношину Петров. - Помогите выбить из Величаевки четвертый Кабардинский полк. Он вошел в село после разгрома гарнизона деникинцев.
      - Поможем, привлечем к этому делу наших кавалеристов. - Киров кивнул в сторону Завгородного.
      Иван Завгородный лихо закрутил усы:
      - Чую, позвали меня сюда не зря. Будет дело!
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      В десятом часу вечера Кирову позвонили из порта о прибытии Михаила Рогова...
      Сергей Миронович был у себя в кабинете, когда раскрылась дверь и неторопливой, грузной походкой, в брезентовом плаще с откинутым капюшоном, вошел Михаил Рогов. Киров долго и горячо жал ему руку, помог снять плащ, усадил на диван и сам сел рядом в нетерпеливом ожидании новостей, которые привез Рогов. Но Рогов первым делом вытащил из кармана кисет, неторопливо набил трубку, закурил, выпустив облако дыма, и, закинув ногу на ногу, уставился на ковер, словно изучая на нем узоры.
      - Ну-ну, рассказывайте! - потрепал его по колену Киров. - Как съездили? Как вас приняли? Как дела в Баку?
      - С чего же начать?..
      - А хотя бы с зажигалки! Она горит у вас светлым пламенем. Сразу видно - заправлена чистым бензином. Это такая здесь редкость! Надеюсь, про ленинский наказ не забыли?
      - Бензин привез. Авиационный!
      - Много?
      - Пока, может быть, хватит. Пятьсот шестьдесят пудов!
      - Да что вы!.. - изумился Сергей Миронович.
      - Бензин в жестяных банках. Пудовик!.. Очень удобен для транспортировки. Можно хоть завтра отправлять в Москву.
      - Рассказывайте, рассказывайте!
      - Ничего особенного не было, товарищ Киров. Да и рассказчик я плохой... Значит, как выехали из Астрахани, так прямичком и пришли в Баку!..
      - Так-таки прямичком? - Сергей Миронович подмигнул ему. - И шторма не было? И белых не встретили?
      - Ну, это само собой! Англичане попались навстречу, но приняли нас за рыбаков... Два дня штормило, немного потрепало нашу лодку, пришлось ее ремонтировать в Баку, но в основном обошлось благополучно... В Баку пришли на двенадцатые сутки, рано утром. Остановились за Баиловым мысом. Место пустынное и глухое. Там в карьерах, откуда берут камень для бухтинского мола, закопали оружие, потом сменили место стоянки. Решили переехать поближе к городу, встать в ряд с другими парусниками и моторками, их там пропасть: с рыбой, солью, фруктами...
      - Были у товарища Микояна?
      - Был, товарищ Киров, в тот же день. Отвел меня к нему "маркировщик" Мухтар. Нашел я его на явке, на Баиловской пристани. Живет Микоян на нелегальной квартире, где укрывается после недавнего побега из тюрьмы. Анастас Иванович много расспрашивал о положении в Астрахани, о российских делах, о вас... Благодарил за оружие и деньги. Просил передать вам, что на присланные миллионы Бакинский комитет приобретет моторные лодки и баркасы - для помощи Астрахани у них создана своя "морская экспедиция" - и на них будут доставлять горючее в низовье Волги...
      - Дальше, дальше!
      - От товарища Микояна мы ушли поздно. За нами следили какие-то типы. Но мы благополучно оторвались от них, а как только я вернулся к себе на лодку, сразу же переехал на новую стоянку, поближе к нефтяным складам... В дальнейшем все делал Мухтар и его товарищи азербайджанцы. Они подкупили чиновников - это дело у них налажено хорошо! - принесли мне самый настоящий наряд, а заодно и разрешение доставить пятьсот шестьдесят пудов бензина в персидский порт Энзели... Имея наряд, мы благополучно погрузились, потом день чинили лодку, запаслись продуктами в дорогу и на рассвете четвертого дня ушли в море... Сперва мы взяли курс на Энзели... Дважды нас останавливали сторожевые катера, проверяли документы и устраивали целый допрос... Но ничего, нервы у нас оказались крепкими!.. Потом, когда вышли в открытое море, повернули на восток, в сторону Красноводска, а там - снова круто на север, на Астрахань... Так все время и шли серединой моря, вдали от берегов... Вот, пожалуй, и все, - заключил свой рассказ Рогов.
      - Как город? Как ведут себя англичане? Каково положение рабочих? спросил Киров.
      Рогов снова набил трубку, весь утонул в облаке дыма. Потом достал из-за пазухи пакет с письмами Бакинского комитета партии и последними номерами бакинских газет и рассказал о положении в Баку.
      - В городе голод, хлеба мало, все очень дорого. Хозяйничают англичане, на перекрестках стоят английские часовые, по улицам маршируют английские войска. Народ их ненавидит и с нетерпением ждет дня, когда они уберутся из города. Во главе бакинского пролетариата стоят исключительно большевики, авторитет партии очень высок. Как только изменится положение на фронтах, бакинцы сразу же возьмут власть в свои руки. А сейчас рабочие Баку готовятся к большой стачке. Они выставляют два требования: заключение коллективного договора и товарообмен - вывоз нефти в Россию через Астрахань.
      Проводив Рогова, Киров долго сидел над письмами Бакинского комитета партии, просматривал бакинские газеты. Среди многих новостей его особенно радовали события на Мугани, где была установлена Советская власть и куда бакинцы убедительно просили направить верного человека, оружие, деньги и литературу.
      Вторую лодку, которая была подготовлена для Баку, конечно, можно было бы отправить на Мугань. Но вот кого послать туда?
      Киров вызвал Баранова, попросил его принести личные дела коммунистов Реввоенсовета. Через некоторое время тот притащил гору папок.
      Перелистав десяток дел, Киров развернул папку Ульянцева. И сразу же был захвачен его героической жизнью, как увлекательной книгой. Надо же такое прожить, такое повидать!..
      Еще юношей Тимофей Ульянцев вступил в ряды РСДРП(б). Тогда он работал слесарем на заводе. Потом его взяли на флот, в 1-й Балтийский флотский экипаж. Служил на броненосном крейсере "Россия". Как руководитель главного кронштадтского коллектива РСДРП(б) Ульянцев был связан со всеми большевистскими организациями флота. Это он вместе с другими матросами-революционерами поднял восстание на линкорах "Гангут" и "Петропавловск", на крейсере "Россия". Приговоренный к восьми годам тюрьмы, он отбывал срок в Петропавловской крепости вплоть до Февральской революции... А потом - активный участник Октябрьской революции, руководитель продовольственных отрядов матросов-кронштадтцев, военный комиссар одного из районов Донбасса, организатор воинских частей на Северном Кавказе... Ну и наконец - Астрахань!.. Деятельность его здесь на посту председателя трибунала и командира матросского отряда была у всех на виду...
      "Муганцы полюбят Тимофея Ивановича! Лучшей кандидатуры нам не найти! - с радостным чувством подумал Киров и тут же решил: - Вызову-ка я его сейчас для предварительного разговора. Это ничего, что поздняя ночь! Живет он поблизости, ко всему мается бессонницей"...
      Ульянцев пришел в Реввоенсовет в третьем часу ночи. Хотя он был накрест перевязан бинтами, которые виднелись из-за ворота его матросской рубахи, и казался несколько осунувшимся после ранения, но вид у него был бравый, весь он был какой-то крепко сбитый, ладный и энергичный. Чувствовалось, что дело у него идет на поправку.
      Киров усадил Ульянцева рядом с собой на диван, а Баранов принес чайник с горячим чаем и тарелку с бутербродами.
      Тимофей Иванович охотно выпил стакан, второй, попробовал и бутербродов, вспоминал подробности абордажа "Лейлы", о которых ему как-то все не удавалось рассказать Сергею Мироновичу, а на третьем стакане вдруг стал проситься... в Баку, за бензином.
      - От кого ты прослышал про Рогова? - Киров был удивлен.
      Ульянцев рассмеялся:
      - От него самого! Узнал, что ранен, - зашел проведать дружка. Ну, а заодно спросить про "Лейлу"... Он только что ушел от меня.
      - И позавидовал Рогову?
      - Позавидовал, Сергей Мироныч!.. Оказывается, можно доставлять бензин из Баку?
      - Можно, хотя это связано с риском. Рассказывал тебе Рогов, какой у них был тяжелый рейс?
      - Рассказывал, между прочим... Со второй лодкой еду я, Сергей Мироныч. Бензин сейчас важнее, цены ему нет. А в трибунале - меня заменят.
      - Посмотрим, посмотрим, Тимофей Иванович! Сперва надо вылечиться, а потом уж думать о такой дальней поездке. - Киров подошел к висящей на стене карте, утыканной красными флажками, и остановился перед ней.
      Ульянцев ждал: не чаевничать же в самом деле пригласил его к себе в такую позднюю пору член Реввоенсовета?
      Киров выдвинул ящик письменного стола, взял вчетверо сложенную карту Каспийского моря. Развернул карту, склонился над ней. Ульянцев сел по эту сторону стола.
      - Я думаю, что недалеко то время, когда мы начнем освобождение Кавказа. Весь ход событий говорит за это, хотя Деникин пока еще всеми силами рвется к Донецкому бассейну и Царицыну и у него есть успехи... Но я твердо уверен, что в скором времени на Южном фронте будет перелом в нашу пользу. Для этого много делается, но еще больше должно быть сделано. Разгромить Деникина - это главная, общая задача революции. - Киров провел карандашом вокруг Апшеронского полуострова. - А вот наша задача, в помощь главной: наступление на Баку! Его можно производить с севера - с суши и с моря. Но это только одна сторона дела. В Баку можно зайти и с тыла, с юга...
      Ульянцев прищурил глаза, с интересом и любопытством посмотрел на Сергея Мироновича: "Какой тыл? Откуда в Баку тыл?"
      Киров провел карандашом южнее Баку, по Муганской степи.
      - Провинция Мугань - вот тыл Баку. Сейчас там развернулась борьба между мусаватистами и деникинцами. Город Ленкорань, в особенности порт, представляет важную базу для военного флота. Бакинцы пишут, что на Мугани сейчас партизанские отряды свергли власть Муганской управы, организовали Временный ревком и роздали землю крестьянам. Когда Деникин начал решительное наступление, в далеком тылу у него возникла небольшая Советская республика...
      - Молодцы муганцы! - Ульянцев еще ниже склонился над картой, пощипывая свои жесткие усы.
      - Молодцы, слов нет, - сказал Киров, - но им надо помочь. Мугань может стать центром партизанского движения, эти отряды будут непрерывно беспокоить войска мусаватистов и деникинцев, отвлекать их силы из районов Дагестана и Северного Кавказа. А это даст нам возможность разжечь пламя партизанской войны на Тереке, Кубани и в Прикумье.
      - Правильно, Сергей Мироныч, Кавказ - это такой пороховой погреб революции, что достаточно поднести фитиль...
      - И поджечь! - стремительно выпрямился Киров.
      - И все эти деникинцы, англичане, "горские правители" полетят к чертовой матери! - Ульянцев стукнул кулаком по столу. - Чем я, Сергей Мироныч, могу быть полезен в этом деле? - Он подался вперед и застыл в нетерпеливом ожидании, положив руку на карту.
      - Горяч! - Киров покачал головой и отошел от стола.
      - Горяч! - признался Ульянцев. - Хочется бить и крушить всю эту белую сволочь. Одним словом... еду на Мугань!
      - Ведь забежал вперед, не дал докончить! - Киров свернул карту, сунул в ящик стола. - Бакинцы просят послать на Мугань человека, который смог бы взять на себя руководство Муганским ревкомом, стать организатором молодой Советской республики.
      Ульянцев вскочил, схватил руку Кирова и стиснул ее в своей тяжелой ладони, счастливый и взволнованный:
      - Спасибо, Сергей Мироныч, спасибо, спасибо за доверие!
      - Мы только хотели тебя просить, Тимофей Иванович, еще ничего не решили, - чуть ли не с мольбой в голосе попытался успокоить его Киров.
      Но куда там!
      - Решили, решили, Сергей Мироныч - еду на Мугань! - И ликующий Ульянцев плюхнулся в кресло.
      Киров развел руками и сдался, сел за стол.
      - Предупреждаю, - сказал он, - поездка будет не из легких. Скажу больше: тяжелая. Мугань - это островок среди бушующего моря контрреволюции. Силы у врага большие, у нас сделано только начало: создан Временный ревком, имеется лишь несколько партизанских отрядов.
      - Понимаю, Сергей Мироныч. Я все понимаю. Я матрос, революционный матрос Балтики! Пошли меня туда, где тяжелее, и я поеду без всяких колебаний.
      - По правде сказать, я и не ожидал другого ответа. - И, сам взволнованный не менее Ульянцева, Киров придвинул к себе настольный блокнот, стал чертить в нем. - Раз так, тогда приступим к делу. По пути на Мугань надо будет побывать в Баку. Пробираться туда придется на паруснике. Мы его уже оборудовали для бакинского рейса, ждали только возвращения Рогова. Твоя задача - свезти бакинцам оружие, деньги, листовки на разных языках. Помимо команды с тобой будет еще человек двадцать "пассажиров". Но они не обременят тебя и по приезде разъедутся по назначению... Для этого рейса нужна надежная команда. Кое-кого я порекомендую тебе, но в основном подбирай людей сам. Учти, что в этой экспедиции тебе особенно нужен надежный напарник, человек, который сможет заменить тебя в любую минуту. В пути все может случиться. Контрразведка у белых неплохая, это следует иметь в виду.
      - Напарник? - Ульянцев прикрыл глаза, перебирая в памяти матросов своего отряда.
      - Да, смышленый, преданный, храбрый человек.
      - Есть у меня такой матрос, и ты его знаешь, Сергей Мироныч.
      - Кто это?
      - Николай Басов. Лучшего напарника мне и не нужно. Проверен в подполье, в боях, хорошо дрался в мартовские дни. К тому же - радист. Это очень может пригодиться там, на Мугани...
      - Что же, я не возражаю. Хорошая кандидатура. Смелый и умный матрос.
      Но беседу пришлось прервать, - Кирова вызвали в телеграфную.
      - Что - невеселые вести? - спросил Ульянцев, когда Сергей Миронович вернулся назад.
      - Да, веселого мало... Разведчиками в районе Кизляра замечено передвижение крупных сил белых. Направление - калмыцкая степь. Комдив Боронин сообщает, что вечером была стычка с деникинским разъездом у Черного Рынка... Я думаю, что час грозного испытания настанет и для Астрахани. Деникин мечтает взять Царицын, а потом Астрахань, открыть дорогу англичанам на север. Им-то, наверное, хорошо известно, что серьезных сил здесь нет! - Киров дотронулся до плеча Ульянцева. - В этих условиях твоя поездка приобретает особое значение, Тимофей Иванович. Чтобы не тянуть время, завтра постарайся сдать дела и подготовиться к отъезду. Повезешь попутно и новый шифр бакинцам. Случайно не забыл песню "Красное знамя"?
      - "Лейся вдаль, наш напев..." - затянул Ульянцев, размахивая здоровой рукой.
      - Ну-ну, - Киров рассмеялся, - верю, верю! Песня - основа шифра. Завтра мы займемся им. - Он протянул руку. - До завтра!
      Оставшись один, Киров стал составлять телеграмму Ленину. Он кратко изложил содержание доклада Бакинского комитета партии, дал характеристику положения в Дагестане, в Закавказье, на Мугани, сообщил о посылке туда людей, о получении первой партии бензина из Баку. Большое место в телеграмме заняло сообщение о партизанском движении камышан и георгиевских лесовиков в тылу Деникина.
      Утром уходила экспедиция Ивана Завгородного. Киров приехал проводить конников и партизан на правый берег Волги, где сразу же за Форпостом начинались тоскливые калмыцкие степи. Вернувшись в Реввоенсовет, он занялся снаряжением экспедиции Тимофея Ульянцева.
      На другой день ушла на Мугань и парусная лодка Ульянцева.
      Выйдя из волжского фарватера и благополучно миновав пустынный двенадцатифутовый рейд, на котором в мирное время обычно стояли десятки грузовых пароходов, ждущих разгрузки, лодка Ульянцева легла курсом на Баку.
      - Зюйд-ост семьдесят два градуса, - сказал Басов, управляя штурвалом.
      - Так держать! - скомандовал Ульянцев, пристально вглядываясь в сумеречный горизонт.
      Ночью подула моряна. Лодку бросало из стороны в сторону, гнало обратно в Астрахань. Пришлось изменить курс, взять юго-западнее, затем перейти на лавирование. За руль и паруса стали волжане, хорошо знавшие капризы каспийских ветров. Не раз им приходилось в такую непогоду пересекать Каспий.
      К утру моряна стихла, показалось солнце, подул попутный ветер. Уставшие после ночной борьбы со стихией моряки укладывались спать, как вдруг с правого борта показались английские корабли. Среди них были и эсминцы, и вооруженные торговые пароходы.
      Все спустились в трюм посоветоваться, что делать. За штурвалом остался один Басов.
      - Выход один, - сказал Ульянцев. - Идти прямо на англичан. Если потребуется - вступить в бой.
      Да, другого выхода не было, и все стали вооружаться.
      Лодка, подгоняемая попутным ветром, словно чайка, летела по волнам. Вот она приблизилась к вражеским кораблям, пересекла строй кильватерной колонны.
      На кораблях лодку, видимо, сперва приняли за рыбницу и не обратили на нее внимания. Но когда она отошла на расстояние пяти кабельтовых, воздух огласился тревожными гудками.
      На эсминце начали сигналить: "Убрать паруса, пристать к борту флагмана".
      Но лодка продолжала идти по курсу.
      Тогда с флагмана дали выстрел. Снаряд просвистел высоко над лодкой.
      Басов всей тяжестью тела навалился на штурвал и повел лодку, делая крутые зигзаги. Второй снаряд лег далеко вправо, подняв столб воды. Басов повернул парусник в сторону разорвавшегося снаряда... Третий снаряд лег влево... Подхваченная сильным порывом ветра, низко накренившись бортом к самой воде, лодка вышла из зоны обстрела и с предельно надутыми парусами устремилась вперед.
      На флагмане убрали сигнал, перестали стрелять.
      Вскоре вражеская флотилия скрылась в волнах, оставив позади себя густую полосу дыма.
      - Пронесло дьяволов! - крикнул Басов в трюм.
      На палубу поднялись Ульянцев, члены команды, "пассажиры". Солнце было уже высоко. Кто-то запел "Красное знамя". Никто из находившихся на паруснике и не подозревал, что в словах популярной революционной песни скрыт созданный Кировым новый шифр для тайной переписки с бакинскими большевиками, муганскими партизанами, подпольщиками Дагестана и Черноморья.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Киров был вызван с пленума горсовета запиской Мехоношина.
      В Реввоенсовете Кирова ждали тревожные вести.
      Боронин сообщал, что сегодня утром после кровопролитного боя оставлен Черный Рынок. Наступление на Астрахань ведет астраханская группа войск деникинского генерала Драценко. Превосходство у противника огромное. Против 7-й кавдивизии, в которой насчитывается немногим больше тысячи сабель, наступает шесть кавалерийских и четыре пехотных полка, не считая специальных подразделений и артиллерии. Из показаний захваченного в плен офицера выяснилось, что белые рассчитывают быть в Астрахани 27 июня. Они уверены, что к этому времени будет взят и Царицын.
      Боронин просил спешно перебросить в район Промысловки 33-ю пехотную дивизию и создать в этом районе серьезный узел обороны.
      Начальник восточного боеучастка также сообщал о начавшихся утром боевых действиях в районе Ганюшкина. И он просил срочно перебросить к нему один стрелковый полк 33-й пехотной дивизии.
      В донесении начальника гарнизона города Черный Яр, расположенного на полпути между Астраханью и Царицыном, приводились данные о движении на Черный Яр кавалерийской дивизии деникинцев с очередной целью перерезать Волгу в этом районе и начать движение на Астрахань с севера. Начальник гарнизона просил перебросить в Черный Яр хотя бы один полк 33-й пехотной дивизии и два-три эскадрона кавалерии из дивизии Боронина...
      - Что будем делать, Сергей Миронович? - спросил Мехоношин.
      Киров еще раз пробежал все три донесения. Снял пиджак, галстук, расстегнул ворот сорочки, - стоял невыносимо жаркий июньский день.
      - Да, час грозного испытания настает и для Астрахани, Константин Александрович! Я точно предвидел все это, об этом говорил на пленуме горсовета. - Киров подошел к висящей на стене карте астраханского края. Согласованность действий, одновременный удар по трем направлениям! Прощупывание наших сил и, если хотите, наших нервов. Я думаю, что тридцать третью дивизию мы отдадим Боронину. Наступление на Астрахань пойдет через калмыцкую степь. В степи большой простор для маневрирования и всяких обходов. А под Ганюшкином мы пока можем занимать оборону, не пытаясь наступать. То же самое под Черным Яром. Но все это, конечно, при условии, если у нас не отберут тридцать третью дивизию...
      - Вам что-нибудь известно?..
      - Пока, кроме слухов, ничего...
      Мехоношин взял со стола моток телеграфной ленты, протянул его Кирову:
      - Так знайте - слухи подтвердились. Штаб Южной группы войск, ссылаясь на приказ Ставки, отбирает у нас тридцать третью дивизию. Единственную! Посылает ее куда-то к черту на кулички! Не хотят ли они ликвидировать наш астраханский фронт?
      Перебирая телеграфную ленту, Киров усмехнулся:
      - А вообще мало вразумительного в действиях Ставки и главкома. Это черт знает что! Какая-то кадриль! В самую трудную минуту отобрать дивизию, на которую у нас вся надежда?.. В какое положение мы поставим кавдивизию?.. Она сейчас, видимо, ведет бои уже под Бирюзаком. Что будет под Ганюшкином? Под Черным Яром?.. Положение тяжелое. Давайте, Константин Александрович, срочно соберем Реввоенсовет! Обратимся с протестом против действий Ставки в Центральный Комитет партии.
      - Другого выхода я тоже не вижу, - согласился Мехоношин. - Я к вам сейчас пришлю Ремезова, посмотрите, что мы можем наскрести в наших резервах, а сам попытаюсь связаться с Черным Яром. - И Мехоношин вышел.
      Киров снова вернулся к карте.
      В кабинет неторопливой старческой походкой вошел Ремезов.
      Наштарм нес ворох папок. Расположившись за столом Сергея Мироновича, он развернул списки личного состава армии.
      - Приказ Ставки есть приказ, и его надо выполнять, Сергей Миронович, - посоветовал старый генерал, умудренный опытом многолетней штабной работы. - Другое дело - мы будем протестовать. Но пока наш протест дойдет до Москвы, дивизия уже уйдет из Астрахани. Давайте реально смотреть на вещи. Скинем тридцать третью дивизию со счетов!
      - Трудно с этим смириться, Александр Кондратьевич!..
      - Трудно, согласен. Нам всем тяжело будет расставаться с тридцать третьей дивизией. На ее формирование мы потратили слишком много сил. Но что делать, Сергей Миронович?.. Каков выход?.. Может быть, призовем еще три года, кое-что наскребем в гарнизоне и на флоте, создадим новую, тридцать четвертую дивизию?
      - На все это нужно время, Александр Кондратьевич! А что сегодня, вот сейчас ответить Боронину? Чем помочь Черному Яру и Ганюшкину?..
      - Давайте сперва посмотрим, что у нас есть в резерве! - Наштарм надвинул на глаза зеленый козырек - он сидел против света, глаза у него были больные - и, перелистывая списки, стал называть части, давать им короткие характеристики. Назвал Легкий артиллерийский полк, удобный для действий в барханных песках. Командные курсы, где успеваемость у курсантов отличная, а желание проявить себя в боях за родину - превеликое. Сводный Коммунистический отряд.
      Киров записывал названия воинских частей, которые можно было послать в калмыцкую степь. С особым чувством думал он о Сводном Коммунистическом отряде. После мартовских дней отряд пополнился за счет боевого костяка вернувшихся из степи бойцов Мусенко и лучших коммунистов заводов Астрахани и по своей выучке выделялся среди воинских частей. Киров иногда заходил в казармы отряда. Добрую половину бойцов-коммунаров он послал на различные политические и военные курсы, назначил помощником Аристова бесстрашного Петра Нефедова и отправил его учиться в вечернюю группу старшего командного состава армии. Отряду выделили четыре старые пушки, коммунары в несколько дней их отремонтировали, создали свою батарею, Василия Корнеева взяли командиром, и он почти каждый день выезжал на стрельбище.
      - Следующим, Александр Кондратьевич, давайте поставим в списке Сводный Коммунистический отряд. Его надо включить в состав армии, обмундировать, вооружить и взять на довольствие. Название "Коммунистический отряд" надо оставить за ним. Это имеет символическое значение. Отряд любят в Астрахани. Он ведь детище рабочего класса.
      Снова, как в феврале и марте, Астрахань стала напоминать военный лагерь. Город был объявлен на осадном положении.
      На улицах с утра до позднего вечера грохотали обозные телеги, фургоны полевых госпиталей, гремели оркестры и раздавались песни. Шли красноармейские части с промысла Беззубикова, Казачьих Бугров, пригорода Черепаха. Это уходила на Южный фронт 33-я дивизия.
      Лихо отбивая шаг, шли бойцы больших и малых отрядов - ЧОН, Командные курсы, добровольцы, десантники с кораблей - в калмыцкую степь, на Ганюшкино, на Черный Яр.
      Дни в Астрахани стояли жаркие, пыльные, душные.
      Город затихал лишь к вечеру, когда на перекрестках появлялись военные патрули и наряды Коммунистических отрядов - грозного стража Астрахани. Оживленной оставалась лишь Московская улица, по которой в зимний театр на пьесу "Враги" шли счастливчики. Пьесу в первую очередь смотрели те части и отряды, которые отправлялись на фронт.
      Поход генерала Драценко на Астрахань поддерживала английская авиация, базировавшаяся на острове Чечень и в Гурьеве. Чуть ли не ежедневно над городом появлялось по три-четыре истребителя и бомбардировщика. Первое время улицы Астрахани бомбились пудами листовок, в которых английское и деникинское командование обещало щедро накормить население белыми французскими булками и выдать несметное количество мануфактуры... если астраханцы прекратят сопротивление и сдадутся на милость Деникина. Но листовки не возымели никакого действия на защитников города, хотя люди питались чилимом, зелеными побегами камыша, соленой и изредка свежей рыбой. Хлеба не было. Его выдавали раз в три дня по осьмушке на человека. Город укреплялся вторым поясом обороны. На каждом заводе и предприятии создавались отряды самообороны на случай десанта со стороны Каспия.