Глава ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Его воспоминания были похожи на обрывки сновидений.

Лорел заставляла, подталкивала, умоляла его подняться на ноги. Сделать шаг, потом другой. Тело не ощущало боли, и казалось, что с этой телесной оболочкой его связывает последняя тончайшая нить, и хотелось улететь далеко-далеко, но Лорел все не отпускала. Он смутно помнил свое удивление, откуда у нее, такой хрупкой, столько сил.

Он помнил какую-то лодку. И дождь. Дождь и слезы. Над ним плакала Лорел. Он пытался сказать ей, чтобы она не плакала. Мысль о том, что она плачет из-за него, была невыносима. Он знал, что ей и раньше приходилось из-за него плакать. Каким же негодяем он был! Ему так много нужно ей сказать. Он помнил, что это очень важно. Но слова бились в его сознании, не находя выхода. Он забыл, как пользоваться голосом. Силы оставили его, и наступила темнота.

Свет. Приглушенные голоса мужчин и женщин, одетых в белое. Это не может быть раем, его бы не впустили. Значит, он в клинике.

Прохладное прикосновение нежных рук. Теплые губы шепчут слова любви. Лорел!

Лорел все время была с ним. Об этом ему рассказала, деловито расхаживая по комнате, сиделка Вашингтон. Это была приземистая, квадратная женщина с кожей цвета красного дерева, шаркающей походкой и короткими, похожими на сосиски пальцами, прикосновение которых, когда она проверяла пульс больного, было легким и скупым прикосновением специалиста. «Да, все дни, когда вы находились в глубоком наркотическом забытьи, мисс Чандлер была здесь, — рассказывала сиделка. — Ей, бедняжке, пришлось хлебнуть лиха — и смерть сестры, и это расследование, все разом. И не везение ли это, что вам обоим удалось остаться в живых? Чтобы убийцей оказался мистер Данжермон — Господи помилуй!»

Остановившись на крыльце своего дома и наблюдая, как Леон выруливает на трассу, он отвлекся от воспоминаний о рассказах сиделки. Как только «монте-карло» Леона скрылся из виду, его взгляд обратился к Бель Ривьеру. И Лорел. Лорел владела его мыслями. Как она сидела подле него, целовала и шептала, что любит его. Он ничем не заслужил ее любовь, но знал наверняка, что именно она заставила его бороться за жизнь, когда он уже готов был сдаться. Голос Лорел, который пробился к нему сквозь забытье, полный любви, умоляющий его не умирать.

Будет ли она по-прежнему любить его, когда кризис пройдет, или же сила чувства ослабеет и благоразумие возьмет верх над тем наваждением, которое заставило ее видеть в нем только хорошее? Он играл для нее роль героя. Если это и была игра, то плохая. Доспехи не те. Да и заданный образ был настолько непохож на него, что, не будь это столь грустно, это было бы смешно.

Из зарослей заброшенных азалий вылез Эйт и, взлетев на крыльцо, бросился обнюхивать и облизывать руки Джека в знак приветствия. Джек взглянул на него и, встретившись со взглядом двух бархатных разноцветных глаз, нехотя почесал пса за ухом. Эйт заскулил и завилял хвостом от радости.

— Эх, Эйт, один ты встречаешь меня. Это все, что я заслужил.

Он распахнул входную дверь настежь и, впустив за собой собаку, вошел в дом. Но Эйт тут же забыл о нем и в поисках мышей принялся обнюхивать старую зачехленную мебель. Глубоко вздохнув, Джек с трудом осилил лестницу на второй этаж.

В глубине души он надеялся, что будет чувствовать себя дома в этой комнате, которая служила ему спальней. Но, оглядевшись по сторонам, он осознал, что она так и осталась будуаром мадам Деверо. Его пребывание здесь не оставило своего отпечатка. Единственное, что заменил, — это постельное белье. Джек устало присел на кровать, и это движение отдалось болью в груди, напомнив о сломанном ребре и ножевой ране. Он вернулся в свою тюрьму, где он сам себе палач и тюремщик. Только галстуки, развешанные на спинке дубовой кровати, напоминали о нем, но это были скорее знаки позора, чем свободы. Подобно метке на двери зачумленного, они были предупреждением осмеливающемуся приблизиться, что какие бы то ни было связи и привязанности не для него.

Когда-то он мечтал о любви, и семье, и благополучии — о том, о чем мечтают многие люди, но ему очень жестоко дали понять, что это счастье не для него. Оно взорвалось у него в руках, и мучительно было осознавать, что он и был человеком, который насыпал порох и поднес запал.

Ничто не дается просто так, Джек. Так было и так будет всегда.

Урок, усвоенный слишком дорогой ценой.

Блуждая взглядом по завитушкам лепнины на потолке, он старался убедить себя, что после ударов судьбы он тем не менее сумел наладить свою жизнь. У него были писательская работа, друзья во «Френчи» и достаточно женщин, чтобы согреть ему постель, когда этого хотелось.

А также пустой дом и пустое сердце, и никого рядом, чтобы их заполнить, лишь призраки прошлого и чужая собака.

С усилием Джек отогнал от себя горькие мысли. Его жизнь похожа на маятник, уносящий его от угрызений совести к очередным увеселениям и обратно, и отлично устраивает его. Он ни перед кем не должен отчитываться и ни за что не несет ответственность.

Но тем не менее Лорел Чандлер полюбила его. Ирония судьбы — именно Лорел, борец за справедливость, для которой закон всегда превыше всего, влюбилась в человека, который считается только с собой, для которого справедливость равносильна приговору к эмоциональной ссылке. Она подарила ему то, о чем он долго мечтал и чего, казалось, он лишился навсегда.

И если в нем есть хоть капля порядочности, он должен уйти из ее жизни и освободить место для более достойного человека.

Отпевание было при закрытых дверях. Боль Лорел была слишком глубока, чтобы делить ее с малознакомыми людьми. Но самые глубокие раны были нанесены теми, кто присутствовал в церкви.

Она сидела рядом с Каролиной и Мамой Перл. По другую сторону от прохода, друг подле друга, но не вместе, сидели Росс и Вивиан. Разделенные невидимой стеной ненависти, они держались рядом только из-за неосознанного стремления Вивиан сохранить завесу приличия над отталкивающими семейными тайнами. Она никогда не опустится до опровержения или подтверждения уже начавших распространяться слухов — ведь леди никогда не позволит себе выставлять грязное белье на всеобщее обозрение. Скорее всего, она без скандала разведется с Россом и будет жить так, как если бы его никогда и не было в ее жизни. Но он должен ощутить сполна силу всеобщего осуждения.

Росс, не отрываясь, смотрел на гроб, усыпанный розовыми розами. Испытывает ли он угрызения совести или хотя бы сожаление, что пострадала его репутация? Если бы это зависело от Лорел, она бы не позволила Россу прийти, но здесь не она решала.

Интересно, как он переживет бурю обвинений и презрение, которые обрушатся на него, если вся эта история выйдет наружу? А уж она, черт побери, позаботится, чтобы так оно — и было. Каролина однажды ей сказала, что Росс — слабый человек. И если есть Бог на небе, позорная правда должна Росса уничтожить.

Преподобный Стиппл нашел до обидного мало добрых слов о покойной. Лорел предпочла бы, чтобы он вообще ничего не говорил, но эго была его церковь, церковь, где крестили ее и Саванну, где их отец поклялся любить их мать до самой смерти. И когда он умер, сюда пришла вся семья и половина прихода, чтобы проводить Джефферсона Чандлера в последний путь.

Она взглянула на отороченный кружевом носовой платок в своей руке и вспомнила, как Саванна, сидевшая тогда рядом с ней, взяла ее за руку и прошептала: «Папы больше нет, но мы то всегда будем друг для друга».

Всегда.

И снова смерть свела здесь всех этих людей, связанных печальным прошлым.

Когда церемония подходила к концу, Конрой Купер тихо прошел ближе к выходу и сел один. Выходя из церкви, Лорел встретилась с мрачным взглядом его глубоких синих глаз и увидела в них и утрату, и любовь, и ее пронзила мысль, что из всех мужчин ее сестра полюбила того единственного, кто в силу своего благородства был для нее недосягаем.

Когда все ушли, Лорел задержалась в тени вестибюля и видела, как Купер положил на гроб белую розу. Он долго стоял, склонив голову и положив руку на полированное дерево гроба, и говорил слова прощания низким глухим голосом.

Лорел всегда презирала его за то, что он вел двойную жизнь и не мог дать Саванне то, что ей было так необходимо. Стоя над гробом, Купер говорил, что любил ее всей душой, и хотя и старался сохранить верность клятве, данной жене, — как женщина она для него больше не существовала. Он дал Саванне все, что мог. Не его вина, что ей нужно было больше.

После похорон не было традиционного кофе. Не было времени, чтобы разбавить горе разговорами об урожае, детях и повседневных проблемах. В полном молчании Каролина отвезла их домой в Бель Ривьер.

Мама Перл сразу отправилась на кухню, чтобы найти утешение в приготовлении черного кофе. Каролина, положив ключи на столик в холле, повернулась к Лорел и взяла ее за руки.

— Пойду-ка я наверх прилягу. — Ее обычно звучный голос от напряжения сорвался до шепота. — Последуй и ты моему примеру, милая. Это были ужасные дни.

Лорел вымученно улыбнулась и покачала головой.

— Я слишком устала, чтобы уснуть. Лучше пойду побуду немного в саду.

Глаза Каролины были полны поистине материнской любви и понимания. Она кивнула и слегка сжала пальцы Лорел.

— У тебя очень красиво в саду. Может быть, там тебе будет легче успокоиться.

На это Лорел, хотя и надеялась в глубине души, не очень-то рассчитывала.

Глубоко спрятав руки в карманы юбки, Лорел медленно бродила по тропинкам. Порывистый ветер раздувал ее подол и трепал распущенные по плечам волосы. День был теплым и влажным. Казалось, небо никак не может решить, следует ему проясниться или нагнать грозовые тучи.

Несмотря на погоду и ауру печали, окутавшую Лорел, сад был все тем же. Насыщенные запахи растений, нежное благоухание цветов окружили ее, успокаивая и умиротворяя. Даже сорняки отвлекали ее от грустных мыслей, напоминая, что их пора выполоть. «Завтра», — мысленно пообещала она и пошла по тропинке дальше, в поисках чего-то, что, скорее всего, сегодня ей не найти.

Ей казалось, что бурная разрушительная глава ее жизни вдруг внезапно закончилась. Саванны больше нет. Тайна, которую они хранили все эти годы, открылась. Данжермон мертв, и хотя расследование его страшного прошлого еще продолжалось и газеты были полны сенсационных заголовков, можно было подвести черту. На основании ее свидетельств, доказательств, найденных в его доме и на месте преступления, было установлено, что Стефан Данжермон, окружной прокурор, сын Данжермонов из Нового Орлеана, был виновен в многочисленных убийствах.

Наверное, на этом пора ставить точку, подумала Лорел, усаживаясь на скамейке в глубине сада. Но у нее было чувство, что все опять смешалось, лишь начав проясняться. Саванны больше нет. У них уже никогда не будет шанса исправить трещины в их взаимоотношениях, они так и останутся навсегда неразрешенными. Тайное стало явным, но она по-прежнему будет дочерью Вивиан. Росс Лайтон навсегда останется если не частью ее будущего, то частью прошлого. Данжермон мертв, но жизни людей, к которым он прикоснулся, так и будут отмечены его злодеяниями.

И еще был Джек. Человек, в которого ей совершенно не следовало влюбляться. Человек, в которого она безнадежно была влюблена. Человек, который до конца своей жизни обречен платить за прегрешения прошлого.

Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, ей следует уйти и начать жизнь сначала где-нибудь в другом месте. То, что произошло между нею и Джеком, случилось слишком быстро и слишком бурно. Когда она возвращалась домой, в ее планы совершенно не входило связывать себя с кем бы то ни было, и Джек был далек от идеала, который она рисовала в своем воображении. Он злоупотребил и выставил на смех профессию, которой они когда-то оба служили. И она не уважала его за это. Но она уважала то, как он в конце концов проявил себя, хотя, по его утверждению, он и руководствовался сугубо эгоистическими мотивами. Он всегда стремился уйти от ответственности, и ее как человека долга эта черта ужасно раздражала, но она видела, что и здесь он на каждом шагу действовал вопреки своему характеру.

Он неотступно стоял у нее перед глазами. Нет, не мошенник с кривой ухмылкой и рубином в ухе, а одинокий, загнанный человек, чьи глубокие внутренние проблемы проистекали из детства, не согретого ничьей любовью. Она чувствовала эту боль в его душе, которая запала ей в сердце, боль от стремления к тому, что, как он думал, ему не суждено было достигнуть или получить.

Джек всегда изображал из себя грубияна и эгоиста, которого интересовали лишь увеселения, но на деле он спас ей жизнь и проявил при этом редкий героизм.

В нем как бы сосуществовали два совершенно разных человека. И необходимо доказать «плохому» Джеку, что Джек «хороший» существует и заслуживает большего, чем жизнь, наполненная страданиями.

Лорел закрыла глаза и, запрокинув голову назад, повернула лицо к небу, где солнце играло с облаками в прятки. На мгновение она позволила себе помечтать и представить себе жизнь, в которой она и Джек могли бы начать все сначала. Счастливую жизнь, где удалось бы избавиться от теней прошлого и отбросить груз пережитого.

— Не обо мне ли мечтаешь, малышка?

Лорел не сразу осознала, что этот голос ей не почудился. Она открыла глаза и, резко повернувшись, увидела Джека, который стоял рядом, облокотившись на одну из безруких каменных богинь тетушки Каролины. На нем были линялые джинсы и незастегнутая полотняная рубаха. Бледный, несмотря на загар, с глубокими тенями вокруг глаз и обросший бородой, он производил впечатление опасного и крутого человека. Он попытался изобразить свою обычную пиратскую ухмылку, но в глазах его стояла такая боль, что это не удалось.

— Какого черта ты здесь делаешь? — воскликнула Лорел, вскочив со скамейки.И не пытайся убедить меня, что доктор Броссар отпустил тебя из клиники.

— Я вроде как смылся оттуда, — протянул Джек.

— Странно, но это меня нисколько не удивляет.

— Мои дела не так плохи, 'tite chatte, — пробурчал Джек, скребя пальцем по лбу богини. — Я отделался сломанным ребром и головной болью.

Лорел, поставив руки в боки, смотрела на него с негодованием.

— У тебя сплющено легкое! А также контузия, ножевые раны и…

— Bon Dieu! — воскликнул он с деланным изумлением, глядя на нее насмешливо из-под упавшей на лоб пряди волос. — Тогда я, пожалуй, присяду.

Он обнял ее за талию, увлекая за собой. Его движения были немного скованными, но достаточно результативными, так как Лорел оказалась сидящей у него на коленях. Она немедленно увернулась и уселась рядом, положив ногу на ногу.

Джек вздохнул, искоса взглянув на нее.

— Должно быть, я теряю хватку.

— Скорее ты теряешь чувство реальности. Ты должен находиться в клинике. Господи, да ты был без сознания, когда я в последний раз тебя видела!

— Ничего, жить буду.

Отбросив эту тему, он внимательно посмотрел на Лорел, отметив про себя глубокие тени у нее под глазами. Она никогда не выглядела такой хрупкой и женственной, как изысканная фарфоровая статуэтка. Однажды эта хрупкость испугала его, прежде чем он узнал, что за ней скрывается огромная внутренняя сила. Но сегодня у него было ощущение, что силы ее действительно были на исходе.

— А как ты поживаешь, малышка? Как твои дела?

— Сегодня были похороны Саванны, — тихо ответила Лорел.

Джек обнял ее за плечи, мягко притянул к себе и поцеловал в макушку. И этого было достаточно. Рука Лорел приникла к его обнаженной груди, провела по белоснежной повязке и нежно погладила там, где гулко билось его сердце.

— Если бы я мог, я был бы там рядом с тобой. Она взглянула на него, стараясь не выдать себя и пытаясь понять чувство, движущее им теперь, и то, что они испытывают друг к другу.

— Ты ведь не занимаешься похоронами.

— Ну да. — Он вздохнул, переведя взгляд на розы, вьющиеся по каменной стене позади них. — Но я бы не хотел терять друзей. Правда, я не могу быть никому другом.

— Это ты о нас? — спросила Лорел тихо. — Мы — друзья?

— Ты спасла мою жизнь.

— А ты мою, — ответила она и, поднявшись со скамьи, принялась расхаживать взад-вперед, скрестив руки на груди. — И что это нам дает? Мы что, теперь квиты?