Глава 9

Хотя Джиллиан знала, что этот день будет не из легких, на деле он оказался еще хуже, чем она думала. Кладь на плечах была такой тяжелой, что к полудню, когда они остановились на отдых, она еле передвигала ноги. Лямки оттянули ей все плечи, бедра горели огнем Поход сквозь сельву — дело нелегкое и без поклажи, а с пей превратился в настоящую пытку. Казалось, даже для того, чтобы вдохнуть тяжелый, влажный воздух, требуется огромное усилие. Ей приходилось внимательно глядеть под ноги, чтобы не споткнуться о торчащие корни, то и дело уклоняться от свисающих лиан, потому что на них могли быть шипы, и не выпускать из рук тяжелой палки, чтобы отгонять мелких животных и пресмыкающихся, которых их шаги могли потревожить.

Бен и двое индейцев тукано, Пепе и Эулогио, казалось, не уставали, хотя Бен был весь в поту, а индейцы оставались сухими. Джиллиан была горда, что выдерживала все не хуже бразильцев-носильщиков и лучше, чем Дутра. Как она и ожидала, Рику и Кейтсу было хуже всех, потому что они оказались совершенно не готовы к таким физическим усилиям. В первый день перехода Бен не стал задавать слишком быстрый темп, и тем не менее они хрипели, хватая воздух в полном изнеможении. Когда Бен объявил привал, они повалились на землю прямо где стояли, даже не сбросив поклажи.

Джиллиан сняла с плеч свою кладь и поставила ее на землю.

— Попей воды, — сказала она Рику, заметив его бледность, — и прими таблетку соли.

Он не двинулся с места.

— Попей воды, — настойчиво повторила она. Рик приоткрыл один глаз и свирепо уставился на нее.

— Чего раскомандовалась? — злобно прошипел он. — Сука нахальная.

— Тебе стоит к ней прислушаться, — жестко сказал Бен. — Она куда лучше тебя знает, что делать. Если ты хочешь чувствовать себя лучше, сделай, что она говорит, потому что, если ты не сможешь идти, когда мы будем готовы, я оставлю тебя здесь.

Кейтс не принял участия в споре и через минуту потянулся за водой. Джиллиан увидела, как он принял соляную таблетку. Но выражение его лица, когда он посмотрел на Бена, было очень неприятным. Она поняла, что ему не понравилось то, что его могут оставить здесь, ведь он как-никак вложил в эту экспедицию свои деньги. Надо было признать, что нахальства у Бена хватило бы на двоих нормальных людей.

Рик угрюмо последовал примеру Кейтса и вскоре почувствовал себя лучше. По крайней мере, достаточно хорошо, чтобы неплохо поесть, когда Пене приготовил еду.

Затем, когда они снова стали собираться в путь, Рик подошел к Джиллиан.

— Лучше-ка я понесу твою кладь, а ты мою, — произнес он тем же злобным тоном. — Не думаю, что тогда ты останешься такой бойкой. Сомневаюсь, что ты продержишься больше часа. Ты не смогла бы выдержать, если б несла столько, сколько положено.

Она не могла понять, чем вызвала взрыв такой неприкрытой враждебности, и отвернулась, чтобы скрыть, что это ее ранило. Конечно, глупо было переживать, ведь она знала Рика. Знала, что ждать от него проявления хоть каких-то теплых чувств бесполезно. Но он был ее братом, и вычеркнуть его из своей жизни она не могла. Возможно, когда-нибудь такой день придет, но пока он не наступил, и она еще раз подивилась тому, как уязвляют ее его выпады.

Мысль о том, чтобы ее кладь нес Рик, ей совсем не понравилась, потому что там был ее пистолет. Однако ссориться с ним из-за этого она не собиралась. Это было не так уж важно.

— Не трогай ее поклажу, — снова вмешался Бен. Ему было плевать на то, что подумает и как поступит Рик Шервуд. — Ты жалкий болван. Она несет столько же, сколько и ты, а может, и побольше. Вообще-то можешь поднять обе клади, чтобы сравнить вес, но затем мягко положи ее кладь на землю и заткни свой дурацкий рот раз и навсегда.

Рик стоял над ее кладью и яростно сверлил Бена взглядом.

— Поднимай! — рявкнул Бен.

Рик нагнулся и поднял поклажу. Удивление разлилось по его лицу, и он быстро взглянул на Джиллиан. Затем он снова искривил губы в издевательской усмешке и явно собирался бросить груз на землю.

— Держи его! — резко приказал Бен. — Я же тебе сказал: мягко.

Он стоял расставив ноги и слегка наклонив голову вперед. Руки его были спокойно опущены вдоль тела, но было видно, что он готов немедля и не задумываясь пустить в ход силу.

С нескрываемой яростью в глазах Рик тихо опустил груз на землю, как ему было приказано. Не сказав больше ни слова, он вернулся к своей клади.

— Я согласен с Льюисом, — тихо и жестко сказал Кейтс, схватив Рика и оттащив его в сторону. — Заткни свой дурацкий рот. Мне плевать, что ты ненавидишь свою сестру. Но если ты будешь продолжать так и дальше, она решит, что ей незачем нас терпеть. И ей ничто не помешает отправиться дальше с одним Льюисом. Делай что хочешь, но помирись с ней. Я не шучу.

Вид у Рика был сразу и угрюмый и злобный, но в кои-то веки он прислушался к чужому совету и заткнулся.

Джиллиан подняла свою кладь и молча просунула руки в лямки, затем застегнула пряжку на груди. К ней подошел Бен.

— Все в порядке? — спросил он.

Она не поняла, что он имел в виду. Спрашивает ли он ее о том, не расстроил ли ее Рик, или о том, способна ли она выдержать заданную им скорость? «Все равно, — решила она, — ответ будет и в том и в другом случае один».

— Все в порядке.

Он обошел отряд, проверяя, все нагружены равномерно и не забыто ли что-нибудь на месте привала. С того момента, как они покинули лодки, он очень переменился, стал насторожен, как дикое животное. Его прищуренные глаза все время перебегали с одной стороны тропы на другую, ничего не упуская из виду. Манера говорить стала отрывистой и повелительной. Теперь было нетрудно поверить, что он и впрямь лучший проводник на Амазонке. Даже внешность его изменилась: штанины брюк были заправлены в сапоги, доходившие до половины икр, рубашка аккуратно заправлена в брюки. Пистолет он теперь открыто носил в кобуре, висящей на худощавом бедре, как у стрелков из фильмов о Диком Западе. На поясе у него висело в ножнах мачете с двухфунтовым клинком, а на левом плече — духовое ружье, стрелявшее дробью. Возможно, весь этот арсенал и был причиной того, что Рик отступил.

— Все готовы? — крикнул Бен. — Тогда в путь.

Он шел впереди, время от времени орудуя мачете, чтобы расчищать дорогу. За ним следовали Пене и Эу-логио с носилками, дальше шла Джиллиан. Сразу за нею шагали Жоржи и Флориано со вторыми носилками, затем пара Винсенте и Мартим с третьими, потом Жоаким и Дутра с четвертыми. Рик и Кейтс тащились сзади, стараясь не отставать.

Отдых позволил Джиллиан восстановить силы, но после двух часов ходьбы утомление стало нарастать с каждым часом. Лямки врезались в плечи, и дискомфорт быстро перерос в настоящую боль. Она пыталась передвигать лямки, но при этом смещался весь груз и нести его становилось еще труднее. Тогда она стала подсовывать под них пальцы, чтобы изменить точку давления, потому что не представляла, как иначе выдержит еще несколько часов. Завтра, пообещала она себе, она подложит под лямки какие-нибудь подушечки, чтобы хоть как-то защитить плечи.

Ноги хоть и болели, но шли. Дома она привыкла пробегать каждый день по пять миль и регулярно поднимала гири, но, чтобы привыкнуть нести за спиной кладь, надо почаще ее носить. Дни, проведенные на лодке, без физических упражнений, ухудшили ее физическую форму. Но она знала, что на третий день станет лучше. А пока надо просто терпеть.

Жоржи, шедший сзади, тихо спросил:

— Больно от лямок, сеньора?

Она улыбнулась ему через плечо:

— Да, врезаются. Завтра я что-нибудь подложу под них.

— Может быть, хотите положить свою кладь к нам на носилки? Мы этого веса даже не заметим.

— Спасибо за предложение, — ответила она, тронутая его заботой. — Но если я не могу нести свою долю, не стоило мне и идти.

— Но, сеньора, вы женщина. Вы не должны нести мужской груз.

— В этом походе должна. Я вообще-то очень сильная, скоро я и замечать его не буду.

— Хорошо, но, если станет слишком тяжело, мы понесем его за вас.

Услышав их голоса, Бен оглянулся через плечо. Он быстро окинул Джиллиан опытным глазом, оценивая ее состояние. Она не сомневалась, что он услышал достаточно, чтобы понять смысл их разговора. Ничего не сказав, по-видимому удовлетворенный, он снова переключил свое внимание на тропу.

Может быть, из сострадания, а скорее всего, просто из осторожности, Бен объявил привал, когда до заката оставалось еще два часа светлого времени. Джиллиан расстегнула пряжку на груди и осторожно опустила груз с плеч, морщась от боли в мышцах. Она с удовольствием упала бы на землю, но еще было много работы. Надо было расчистить место под палатки, и, натянув перчатки, она взялась за мачете, чтобы рубить кустарник.

— Берегись змей! — крикнул Бен.

— Спасибо за предупреждение, — пробормотала она. — Я буду осторожна.

— Ямкоголовая гадюка любит нежиться среди опавших листьев, поджидая, корда ее обед об нее споткнется.

Будь он проклят! Она остановилась и стала пристально вглядываться в землю, затем снова начала рубить кусты. Вообще-то она знала о змеях и перед началом работы машинально огляделась вокруг, но он встревожил ее и заставил сделать это еще раз. Впрочем, такая предосторожность была, надо сказать, совсем не напрасной. Лучше уж лишний раз побеспокоиться, чем нарваться на змеиный укус. Конечно, у них с собой была противозмеиная сыворотка, но встреча с жараракой, ямкоголовой гадюкой, грозила мучительной смертью, а гремучник был еще опасней.

Когда было расчищено достаточно места, они быстро разбили лагерь, поставив палатки кольцом вокруг костра. Рик и Кейтс раскрыли свои легкие походные стулья и уселись. Их лица и весь вид выказывали полное изнеможение. Бен не заставлял их помогать рубить заросли, потому что они явно не были на это способны.

Пепе начал готовить еду, и все собрались вокруг. Разговор то начинался, то сходил на нет, первый день дался с трудом, и все устали. Сразу после ужина Джиллиан забралась и палатку. Она показала Бену на карте следующий ориентир, до которого надо дойти, и он сказал, что до него по меньшей мере три дня пути. До той поры ей не придется больше ни производить, ни проверять расчеты. Она могла спокойно отдыхать, чем и собиралась заняться немедленно.

Заклеив снова молнию изоляционной лептой, она разделась и протерла тело влажными одноразовыми салфетками, обращая особое внимание на ноги. Мозоль или грибковая инфекция могут превратить жизнь в ад. Каждое утро она присыпала ступни и сапоги противогрибковым порошком, но любое, даже слабое раздражение следовало обработать немедленно, прежде чем оно превратится в серьезную проблему. Чистые носки были такой же жизненной необходимостью, как и еда. Слава Богу, ее сапоги были не новыми и хорошо разношенными.

Почувствовав себя лучше, она надела чистое белье и, глубоко вздохнув, растянулась на матрасе.

— Джиллиан.

Это был Бен. Она снова вздохнула, но на сей раз без облегчения.

— Что такое?

— Тебе необходим массаж. — Она услышала, как он дергает молнию. — Эта проклятая застежка застряла.

— Нет, не застряла. Я ее нарочно заклеила изнутри.

— Ну так отклей.

— Со мной все в порядке. Так что забудь про массаж.

— Расстегни молнию, — он говорил тихо, но его тон снова стал властным, не допускающим возражений.

Она насупилась, хотя знала, что он ее не видит, и ответила без обиняков:

— Я лучше буду мучиться завтра, чем соглашусь на этот твой так называемый массаж. Дурой я буду, если пущу тебя сюда.

Бен вздохнул:

— Обещаю, не будет никаких заигрываний. Никакого блуждания рук.

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что я даю тебе слово.

Это, пожалуй, была не очень-то надежная гарантия, но она заколебалась. Массаж — это было бы чудесно, сейчас все у нее так болело, что каждое движение было мукой. Если она не сделает сегодня чего-нибудь со своими зажатыми мышцами, завтрашний переход станет просто пыткой. Зачем терпеть боль, если ее можно облегчить? Здравый смысл иногда мешает следовать принципам. Если она откажется от массажа, то, конечно, может считать себя добродетельной страдалицей, но с какой стати ей страдать? Зачем отказываться от его предложения? Какой в этом смысл?

— Ладно, я сейчас, — пробормотала она. — Но если ты сделаешь хоть одно неверное движение, я тебе голову проломлю.

Морщась при каждом движении, она села и отклеила изоляционную ленту, затем расстегнула молнию.

— Хочешь сказать, что взяла с собой свою сумочку? — Бен залез в палатку, и та сразу стала казаться игрушечной. С собой он принес фонарь и бутылочку какой-то мази. Подняв одну бровь, он посмотрел на обрезок изоленты, затем ухмыльнулся.

— Это срабатывает, — заметила она.

— Несомненно. Ладно, ложись на живот.

Она с трудом перевернулась.

— Со мной, правда, все в порядке. Я знала, что все будет болеть.

— Незачем мучиться, я могу сиять эту боль, по крайней мере частично. Кстати, мне нравится твой наряд.

Она уже многие годы не краснела, но тут почувствовала, что лицо ее вспыхнуло. Oна была прикрыта больше, чем если бы на ней был купальник, однако уже само то, что трусики и майка-безрукавка были нижним бельем, делало обстановку гораздо более интимной, чем если бы она была в бикини. Ну как же Бен мог упустить такой случай? Уж кто-кто, а он никак не мог удержаться, чтобы не выдать парочку скабрезных замечаний. Уткнувшись горячим лицом в матрас, Джиллиан подумала, что если бы сейчас она была в силах двигаться достаточно быстро, то его стоило бы как следует стукнуть, просто из принципа.

Когда он открыл бутылочку, едкий запах мази ударил ей в нос. Щедро налив мазь в ладонь, он начал втирать ее в ноги Джиллиан. Начал он с лодыжек, потом двинулся вверх, разминая напряженные мускулы. Она постанывала от удовольствия, пока он массировал мышцы икр, затем у нее перехватило дыхание от резкой неожиданной боли, когда он перешел к ляжкам.

— Не напрягайся, — успокаивающе сказал он. — Расслабься и дай мне постепенно снять боль.

Его прикосновения были неторопливыми и долгими, несмотря на всю силу его пальцев. Сначала Джиллиан была насторожена, ожидая, что его руки пойдут не туда, куда надо. Однако ничего подобного не происходило, и спустя некоторое время одурманивающее наслаждение от массажа стало так велико, что она отдалась ему целиком. Напряжение медленно ухолило из ее тела с каждым касанием его рук. Она слышала невольные тихие постанывания, исходящие из ее горла, и старалась сдерживаться, потому что они звучали непристойно.

— Перекатись, — велел он, и она подчинилась. Бен стал массировать ее бедра спереди, втирая в них мазь, снимая боль.

— Я знал, что ты в хорошей форме, — заметил он. — У тебя крепкие, ладные ноги. А вот насчет твоего братца и его приятеля я начал было сомневаться, думал, они не дойдут. Они заползли в свои палатки сразу, как ты ушла, и даже сапог бы не сняли, если б я их не заставил.

— Они понятия не имеют, что надо делать, — сонно отозвалась она.

— Это еще мягко сказано. Ладно, давай-ка снова переворачивайся на живот, чтобы я мог растереть тебе спину. Сними майку.

Она была сонной, но не настолько. Открыв глаза, она яростно сверкнула ими.

— Без этого я не смогу втереть мазь, — заметил Бен. — Послушай, я не собираюсь накидываться на тебя сегодня. Я люблю, чтобы мои женщины были поживей, чем ты сейчас. У тебя болят спина и плечи, и если я их сейчас не разотру, завтра они будут болеть еще больше. Ты же знаешь это сама, так что не спорь.

Она не поверила ему ни на йоту, но до сих пор он вел себя пристойно, и массаж был просто райским наслаждением. Поэтому, бросив на него предостерегающий взгляд, она перевернулась на живот и лишь потом стащила с себя майку.

Она услышала, как он весело хмыкнул, но свои комментарии оставил при себе. Налив немного мази ей на спину, он уселся верхом на ее ягодицы. Она закрыла глаза, проклиная себя за глупость. Могла бы догадаться, что так и будет.

Но он всего лишь наклонился вперед и сильными Движениями стал массировать ее так, что она чуть не слетела с матраса. Особенно когда его пальцы впились в ее натруженные плечи. От острой боли она громко застонала.

Он промассировал каждую мышцу отдельно, заставив ее расслабиться. Она чувствовала, как превращается в кисель, но была бессильна этому помешать. Вместе с болью и напряжением он, казалось, забрал все ее силы. Он мял ее тело, пока не нащупал все больные места, а затем разминал их до тех пор, пока они не расслабились. У него это прекрасно получалось. Боже, до чего прекрасно!

Джиллиан почти поверила бы, что им руководит только сострадание и желание помочь, если бы не его твердая плоть, которую она ощущала ягодицами. Каждый раз, когда он наклонялся вперед, его восставший орган упирался в нее. Но больше он не делал ничего такого, что могло бы вызвать ее возражения. К тому же его массаж оказался так хорош и она настолько расслабилась, что была неспособна ответить ему ни приглашением, ни отказом. Она могла только лежать, подремывая, и мечтать о том, чтобы эти сильные руки продолжали свою работу еще час или дольше… Неземное наслаждение…

Бен посмотрел на нее, и губы его шевельнулись в напряженной, невеселой улыбке. Она спала. Он сидел верхом на ее крепком, чудесно округлом, едва прикрытом заду; почти полчаса терся об нее, и теперь возбуждение его достигло такой силы, что его трясло от необходимости разрядиться, а она заснула. Мирно и сладко заснула.

Ему еще повезет, если он вообще сможет сомкнуть глаза нынче ночью. Когда она стягивала с себя майку, он увидел мельком ее груди, и теперь этот образ терзал его. Он всегда любил пышные, тяжелые груди, а ее были скорее маловаты, крепкие, торчащие, без всякого намека на это дразнящее покачивание, которое всегда его заводило. И теперь он недоумевал, почему они его так заворожили. Он жаждал увидеть ее соски, покатать их в кончиках, пальцев, может, даже взять их в рот… Ему всегда нравилось ощущение женского соска во рту. Все, что сейчас надо сделать, так это перекатить ее на спину и хорошенько наглядеться. Он даже не станет ее касаться.

Стиснув зубы, он выругался, слез с нее и с едва сдерживаемой яростью завинтил крышку на баночке с мазью. Он дал ей слово. Нет, с ним что-то неладно. Бен поверить не мог, что он в самом деле пообещал, что не дотронется до нее. Это само по себе говорило, что у него с мозгами творится что-то неладное. Ну что может быть нелепее? Она в полной его власти, а он даже не собирается ее перевернуть, чтобы украдкой глянуть на ее груди!

Бен посмотрел на нее, на густую копну блестящих темных волос, рассыпавшихся по обнаженным плечам, на то, как лежат на щеках полукружья ее ресниц, на нежные расслабившиеся губы. Звуки, которые она издавала, когда он массировал ее наболевшие мышцы, так походили на стоны любовного экстаза, что он не мог не думать о том моменте, когда наконец окажется глубоко в ней и эти низкие хрипловатые постанывания будут раздаваться прямо возле его уха. А это крепкое, гладкое, сильное тело будет подрагивать под ним от напряженного возбуждения, и бедра ее будут перекатываться из стороны в сторону и вздыматься навстречу его вонзающимся выпадам. Она так тесно сомкнется вокруг него, что он с трудом будет входить и выходить из нее, а когда она достигнет пика наслаждения… Господи Боже, когда это произойдет…

Он содрогнулся и заставил себя выбросить из головы все эти фантазии. Он только терзал себя ими, и будь он проклят, если знал почему. Никогда ни одна женщина не завладевала так его воображением, не становилась таким неотвязным наваждением. Наваждением. Ему не нравилось ни это слово, ни то, что оно означало. Просто глупо так поддаваться одной женщине, когда на свете их сотни миллионов и он с удовольствием проводил время со многими. Зациклиться на одной-единственной будет означать, что все другие потеряют для него всякую привлекательность, а о таком он и помыслить не мог. Дьявольщина, какой мужик в здравом уме захочет такого?

Может, в этом и состоит проблема? Он не в своем уме. Если бы был в своем, в жизни не дал бы такого идиотского обещания.

Однако, сидя в этом тесном пространстве и просто глядя на нее, он ощущал какое-то странное удовлетворение, наслаждение от сводящей с ума близости ее полуобнаженного тела.

Черт бы ее побрал. За кого она его принимает, за мерина, что ли? Как могла она взять и заснуть, словно не лежала в одних трусишках и он не сидел на ней верхом, упираясь в нее своей пульсирующей плотью? Она должна была глаз не смыкать, быть настороже: а вдруг он перекатит ее на спинку и всерьез постарается убедить ее спустить штанишки. Она что, настолько не замечает его мужской привлекательности, что даже не боится быть соблазненной?

Ему следовало бы доказать ей, насколько она ошибается. Она даже толком проснуться не успеет, как он доведет ее почти до экстаза; тогда она будет извиваться в его объятиях и умолять, чтобы он вошел в нее и кончил эту сладостную пытку. Он мог бы всю ночь провести здесь, а не в своей палатке.

— Если бы не это проклятое обещание!

Вздохнув, он подобрал тонкую майку, которую она раньше сбросила, и укрыл ей спину, чтобы не видеть округлость груди под ее рукой. Не стоило еще больше осложнять ситуацию. Он положил руку ей на плечо, мгновение помедлил, чтобы ощутить гладкий шелковистый изгиб, и лишь затем тихонько потряс ее.

— Проснись, лапочка, — голос его звучал странно даже для его собственно слуха, как-то непривычно хрипло. Он откашлялся.

— М-м-м? — мурлыкнула она.

— Я сейчас ухожу. Проснись и заклей снова молнию изолентой.

Тяжелые веки приподнялись, и сонные зеленые глаза посмотрели ему в лицо. Какой-то миг взгляд их был нежным и ласковым, но тут же они прищурились и поглядели остро. Она сразу схватилась за свою майку, и на ее лице мелькнуло недоумение, когда оказалось, что та уже прикрывает ей спину. Хотя нельзя сказать, чтобы эта маечка так уж хорошо ее прикрыла — она была слишком маленькой и тонкой, но все-таки так было пристойней.

— Не тревожься, — протянул Бен, — ничего не случилось. Когда я доберусь до тебя, лапочка, ты этого не проспишь, можешь не сомневаться.

Она возилась со своей майкой, наконец просто прижала ее к груди, прикрываясь ею, и села. От его грубых слов щеки ее порозовели, но она промолчала, лишь свирепо глянула на него и сухо проговорила:

— Спасибо за массаж, он мне очень помог.

Он поднял брови:

— Мне это доставило удовольствие.

— Возможно, но все равно спасибо.

— Мои услуги доступны и завтра вечером, если хочешь зарезервировать их заранее.

Она хотела было сказать: «Спасибо, не надо», но благоразумие заставило ее прикусить язык. Конечно, она надеялась, что боль к тому времени в основном пройдет, но если не пройдет, массаж будет очень кстати.

— Я подожду до завтра, до вечера, — вежливо ответила она. — Если к тому времени у тебя уже все будет расписано… что ж, значит, тогда мне придется подождать.

Он подмигнул:

— Просто помни, что мои услуги нарасхват.

— Я в этом не сомневаюсь.

Он нагнулся и поцеловал ее, пробормотав:

— Видишь, мамуля, никаких рук.

Она невольно фыркнула. Тогда он безжалостно воспользовался моментом и крепче прижался к ее рту, проталкивая язык сквозь приоткрытые губы и зубы.

Черт побери! Это было так же изумительно, как и в прошлый раз. Она содрогнулась, не в силах сопротивляться, и ответила на поцелуй, наслаждаясь его прикосновением и вкусом. Груди ее невольно напряглись, как бы готовясь получить свою долю его внимания. Как это будет, какие ощущения испытает она, когда его рот прильнет к ее соскам? Если он сделает это так же умело, как целуется, она просто не вынесет. Если он будет ласкать и любить ее с той же неторопливой чувственностью, она сойдет с ума от наслаждения.

Не надо было ей разрешать ему этого поцелуя, потому что злейшим ее врагом было искушение. О Господи, какое же это было искушение! Она ведь была женщиной, а не статуей, а Бен Льюис был истинным мужчиной. И она его хотела.

Поэтому она тоже ответила поцелуем, и рот ее был жарким и нежным от страсти, и язык прижался к его языку. Она почувствовала, как он содрогнулся, и ощутила глубокое удовлетворение оттого, что может заставить его мучиться от такого же жестокого желания.

Затем он откинулся назад, глаза его горели, лицо окаменело. Губы его были сейчас мягкими, влажными и чувственными, словно они все еще страстно прижимались к ее губам.

— Будь все проклято, — яростно произнес он, схватил фонарь и баночку с мазью, резко дернул вниз молнию и начал было выползать из палатки, но тут же обернулся и, сверкнув глазами, рявкнул:

— Никогда больше не буду давать таких дурацких обещаний. И заклей снова эту чертову палатку.

— Заклею, — с трудом пролепетала она.

Бен вылез из палатки, и Джиллиан постаралась уснуть, но сердце ее билось слишком сильно. Груди ломило, кровь пульсировала в тугих сосках. Найдя скомканную майку, Джиллиан с трудом натянула ее, надеясь, что это успокоит ноющую боль.

Как бы тяжко ей ни пришлось завтра, она не может допустить еще одного массажа. Она прекрасно понимала, что произойдет. Слишком сильно ее тянуло к нему, чтобы сопротивляться его близости, а сам он, конечно, и не подумает сопротивляться. Наоборот, он использует любую возможность, чтобы сломить ее оборону — хотя ее оборонительные порядки были, по правде сказать, не так уж сильны. В настоящий момент они, точно, были в полном расстройстве.

Глава 10

На третий день пути идти стало еще тяжелее, потому что из долины реки они стали подниматься в горы. Джиллиан теперь шла прямо за Беном, глаза ее пристально и тревожно вглядывались вперед.

— А теперь что ты ищешь? — проворчал он.

Бен знал, чего ищет сам: признаков опасности. Она могла затаиться вверху или прямо перед ним, на земле. Она могла броситься на них из подлеска, могла настигнуть их в виде стрелы, потому что наиболее дикие племена не любили, когда кто-то вторгался на их территорию. Или же опасность могла подстеречь их просто в рое диких пчел. Это было частью его работы: замечать малейшие детали и быть готовым ко всему. Ранее он уловил резкий, едкий запах пекари и свернул далеко в обход, чтобы избежать встречи с этим злобным и опасным животным. Свиньи из ада — вот они кто такие! Этот обход заставил Джиллиан понервничать, хоть он и уверял, что затем они вернулись на первоначальную тропу.

— Я ищу гору с плоской вершиной, — объяснила она.

— И как далеко от нас должна она находиться?

— Не знаю. Это неважно, потому что мы к ней не пойдем. Это просто одна из вех нашего маршрута. Предполагается, что она должна показаться через день пути после того, как дорога начнет подниматься в гору.

— Ну и ну, — иронично заметил он. — Я и не представлял себе, что описание пути такое подробное.

Она прищурилась, глядя в широкую спину и размышляя о том, как бы ей хотелось дать ему камнем по башке или по этой широченной, мокрой от пота спине, хотя камень, наверное, от него отскочит, уж слишком он весь твердый. Вчера ему помешали рукава рубашки, потому что они сковывали размах его мачете, когда он рубил загораживающие путь лианы. Тогда он просто оторвал эти рукава. Его голые руки были перевиты мускулами, которые бугрились и перекатывались при каждом движении. При виде этих мускулов у нее сводило живот.

— Полагаю, — продолжал он, — если через день пути ты не увидишь эту твою плоскую гору, мы повернем обратно и будем ходить туда-сюда, пока ты ее не найдешь?

«Нет, лучше целиться ему в башку», — с удовольствием подумала она. Конечно, голова, наверное, самый твердый его орган, но, если взять камень покрупнее, он, наверное, сделает в ней вмятину и привлечет его внимание. Однако вслух она ласково заметила:

— Какая прекрасная мысль! Теперь я не буду так волноваться, если не замечу ее с первого раза.

Он уже усвоил, что когда она разговаривает сладеньким голоском, значит, готовится сказать или сделать ему какую-нибудь гадость. Поэтому он опасливо оглянулся через плечо. Выражение ее лица никак нельзя было назвать сладким. Она смотрела на него так, словно собиралась четвертовать его, и с удовольствием предвкушала, как будет это делать. Проклятие, никогда он не встречал другой такой женщины. Она была волевой, уверенной в себе, с ясным умом, то есть обладала как раз теми качествами, которые никогда не привлекали его в женщинах. Он был больше склонен искать в них юмор, здравый смысл, раскованность, ну, и чтобы были грудастыми. Двум последним требованиям Джиллиан явно не отвечала, хотя чувство юмора, правда несколько своеобразное, у нее было, и оно ни на миг не позволяло ему расслабляться. Он не смог ее запугать, не смог смутить и обольстить тоже не смог. Он начал уже сомневаться, а может ли он вообще как-то на нее повлиять.

В течение двух недель он редко отпускал ее от себя дальше чем на десять футов. Из поля его зрения она выходила, только когда справляла естественную нужду или когда последние три ночи запиралась в своей палатке. Но даже когда она отходила по естественной надобности, он старался находиться поблизости, одновременно следя за Дутрой. Если бы ему пришлось все свое время находиться рядом с любой другой женщиной, вот так же не отходя от нее ни на шаг, он сошел бы с ума от скуки. Джиллиан тоже сводила его с ума, но уж никак не от скуки.

По правде говоря, он тревожился и досадовал, что ее нет рядом с ним по ночам, чтобы он мог ежеминутно за ней приглядывать. Что, если Дутра попытается залезть к ней в палатку? Кейтсу явно удалось вбить в голову этому ублюдку, что, пока они будут добираться туда, он должен вести себя примерно.