Первое, о чем я спросил Алексея после того, как выслушал его довольно растерянный рассказ, а затем — вконец запутанный, сбивчивый рассказ самого мальчика, не дознался ли Руслан каким-то образом до истории своего старшего брата, того, которого он никогда не видел и который существовал на самом деле. В отличие от того, которого Руслан создал в своем воображении. Нет, ничего подобного — Руслан не узнал за то не слишком долгое время, что провел в доме Рядовых, никаких страшных тайн, не нашел ни одного скелета в шкафу... Все, что произошло, было совершенно неожиданно и напоминало страшный сон».

Дальше шли страницы, отпечатанные другим шрифтом и на другой бумаге. Датированы эти записи были уже годом, Гораздо более близким к текущему. В верхнем правом углу страницы была сделана от руки пометка: «Русу». Текст без всякой преамбулы — возможно, с середины.

«Факты были таковы: почти год Руслан жил в доме своих новых родителей вполне благополучно — никаких экстраординарных событий или происшествий с ним не произошло. Мальчик неплохо учился, приобрел новых друзей, довольно хорошо ладил с людьми, хотя все отмечали, что он замкнут, может долго обходиться без общения со сверстниками. Были и другие особенности в его поведении, которые можно было трактовать двояко, но ничего такого, что внушало бы тревогу: самый обычный десятилетний мальчишка — вот и все. В один из последних солнечных дней осени этот мальчишка не вернулся с прогулки по побережью, здешнему, еще сохранившему тепло лета побережью, до которого за пятнадцать минут можно добраться на городском автобусе, а пешком — меньше чем за час. Алексей с несколькими друзьями и добровольными помощниками на ночь глядя стали уже прочесывать реденький лесок, когда без вести пропавший объявился сам. Нельзя сказать, что благополучно объявился — Рус явился домой зареванный и дрожащий нервной, неудержимой дрожью.

На этом месте истории в нее и вхожу я... Меня пригласили в дом Рядовых, чтобы вытянуть мальчика из глубочайшей психической комы. И я, а точнее — я и старый добрый набор лекарственных средств с делом справились. Только вот то, что стало происходить дальше, вовсе не успокаивало. У Руса появился брат.

Травмированное чем-то — но чем? — его воображение неожиданно породило невообразимо странный фантом: брата по имени Эл. Эл был близнецом Руса. Они родились и росли вместе в семье Рядовых. Подсознание Руса начисто вытеснило из его памяти начало его жизни, то, что было до его усыновления. Теперь Рус был твердо уверен, что он — настоящий сын Алексея и Маргариты Рядовых. Он создал в своем воображении никогда не существовавший мир своего детства. И все в этом мире было связано с братом. Братом, с которым он в один осенний день отправился гулять на побережье. А вернулся — один.

Я много видел всякого за время своей работы, но такого детально разработанного, многопланового случая самовнушения ни разу не встречал. Мальчик был настолько уверен, что на самом деле лишился реально существовавшего брата, что — признаюсь честно — заразил этой своей уверенностью и меня. Я никогда не признавался ни ему, ни его приемным родителям в тех — совершенно лишенных логики — сомнениях, что охватывали мою душу. Сам не зная, что я, собственно, хочу узнать, я поднял и внимательнейшим образом просмотрел все материалы, связанные с судьбой Сергея Рядова, того его брата, о существовании которого он не знал и знать не мог.

А потом я сделал запрос в интернат, из которого пришел в дом Рядовых воспитанник Руслан. То было не так уж глупо — ведь если откуда-то и пришел в жизнь Руса этот его «виртуальный» брат, так вернее всего — из его реальной, настоящей жизни. Той жизни, которую что-то б его подсознании решило намертво перечеркнуть, запереть где-то в темном пыльном тайнике души, ключ от которого был выброшен неведомо куда. Разумеется, я внимательнейшим образом изучил и то досье, что Комиссия по усыновлению предоставила семье Рядовых. Оно было хорошо известно мне, я знакомился с ним — на правах семейного врача Рядовых — еще тогда, когда о беде не было и речи... Помню, что меня тогда чуть удивило — на долю минуты, не более — имя «закрепленного педагога», подписавшего рекомендацию к усыновлению Руслана Манцева (его биологическими родителями были Светлана и Леонид Манцевы, погибшие при аварии рейса Альтаир — Система). «Закрепленного педагога» звали Алан Доржиев, и известен он мне был совсем в ином качестве. Теперь я снова вспомнил о нем.

Мне пришлось сделать отдельный запрос, касающийся этого моего старого знакомого, для чего потребовался специальный допуск. К счастью, допуск этого уровня у меня есть — как-никак я чуть ли не старейший член Постоянной Комиссии Парламента по контролю над биомедицинскими разработками. Да, это оказался именно тот Алан Доржиев, с которым мне пришлось познакомиться, когда я консультировал следствие по одному весьма запутанному делу с довольно долгой предысторией.

Никогда прежде, до истории с усыновлением Руслана, он не выступал ни в роли «закрепленного педагога», ни в роли рекомендующего лица в вопросах усыновления. Я позвонил в секретариат Контрольного Комитета (полковник Алан Доржиев проходил именно по этому ведомству в те времена, когда я знал его) и попросил о встрече с Доржиевым. Ждать ответа мне пришлось не одну неделю. Наконец письмом, присланным с фельдкурьером, мне довольно любезно ответили, что генерал-лейтенант медслужбы в отставке Доржиев готов встретиться со мной в любое удобное для меня время в пансионате «Киви». Это оказалось в Новой Зеландии. Наш мир, конечно, мал, и другое полушарие — не Дальний Космос, но на то, чтобы навестить старину Алана, мне понадобилось не так мало времени. Правда, я внимательнейшим образом проработал доступную мне информацию о предыстории появления Руслана в семье Алексея, но работа эта, как выяснилось потом, оказалась совершенно напрасной.

В пансионате «Киви» я, признаться, ожидал увидеть если не глубокого старика, то, по крайней мере, далеко не того подтянутого моложавого азиата, каким запомнил Алана по старым временам. У меня были основания судить так — я каждое утро смотрюсь в зеркало, когда бреюсь.

Однако я недооценил современную медицину, а может, просто монгольские гены: Алан почти не изменился с тех пор, как я видел его в последний раз... Разве что стал суше. И не так весел...

Он не сразу понял, зачем к нему пришел я. А когда понял, то резко изменил тон разговора. Сперва Алан был дружелюбен, сух и дипломатичен. В точности так же дружелюбен, сух и дипломатичен, как и тогда, когда сидел со мной за одним столом в комиссии, разбиравшейся в чудовищных делах, что творились в орбитальных лабораториях «Проекта Линкольна». Но только до того момента, когда я достал из своего неизменного — адвокатского и докторского одновременно — кейса тонкие папки с твоим, Рус, именем, оттиснутым на пластике их обложек. Интересен был сам момент перехода: когда Алан увидел эти папки, странная смесь разочарования и какой-то невеселой радости возникла на его лице, словно он дождался чего-то достаточно неприятного, чего-то такого, чего ждал так долго, что само ожидание стало ношей, гораздо более тягостной и болезненной, чем то, чего он так не хотел дождаться...

Он даже вздохнул с облегчением. И махнул мне, приглашая присесть рядом с собой на прогретую солнцем скамью из ракушечника, на которую за минуту до этого неожиданно тяжело опустился сам. Подождал, пока я устроюсь поудобнее, и еще раз махнул рукой, на этот раз уже как бы отменяя отданную когда-то команду.

— Не обращайте внимание на эти бумаги, доктор, — вздохнул он с доверительным благодушием и аккуратно извлек из бокового кармана своего прогулочного костюма серебряную с чернью фляжку. Открутил ее мудреную крышку, распавшуюся на пару вместительных стопок, и пригласил меня угоститься женьшеневым настоем. — Можете бросить их в печку, Кросс... — продолжал он. — Эти тексты не имеют никакого отношения к действительности. Расскажите-ка лучше мне по порядку, что приключилось с мальчишкой...

Он внимательно выслушал мой рассказ о брате Руслана Рядова по имени Эл.

— Мне стоило бы извиниться перед вами, док, — вздохнул он. — Извиниться за то, что вас так долго водили за нос. В том числе и по моей вине. Мне пришлось довольно долго доказывать моим шефам, что моя встреча с вами необходима для пользы дела. И что вы должны быть посвящены в некоторые секреты — ну хотя бы для того, чтобы не нанести вред вашему пациенту. Я говорю про Русика Рядова... Он, должно быть, уже сильно подрос?

Я кивнул. Конечно, малышовое «Русик» уже не вязатось с образом долговязого тинейджера, которым ты, Рус, становился на моих глазах.

— Дело в том, Ганс, — продолжил Доржиев, переходя на более привычное меж нами в былые времена «ты», — что Рус Рядов — не совсем обычный мальчик. Он э-э... инфицирован. Не пугайся — это словцо из нашего жаргона. Инфицирован в том смысле, что является носителем не совсем обычных свойств. Точнее — способностей. Притом потенциальным носителем. До какого-то определенного момента — всего лишь потенциальным... И он вовсе не выдумал этого своего брата. Он просто вспомнил о нем.

Мы проговорили с Аланом до поздней ночи.

Речь шла о вещах довольно сложных. Братья Манцевы — Руслан и Эл, близнецы, — были частью проекта «Редкая птица». Алан часто говорил просто — Проекта. Очень небольшой его частью, но от этого не менее важной. Проект осуществлял один из институтов Спецакадемии, а курировал его федеральный Департамент обороны. В задачу исследований по «Редкой птице» входило обнаружение и дальнейшее изучение носителей так называемых Даров Предтеч. О Дарах этих рядовые граждане Федерации знали мало конкретного. Слухи о необычных способностях, «прорезающихся» у тех, кому выпало посетить такие оставшиеся от древних, не людьми основанные цивилизации Миров, как шарада, Джей или Прерия-II, или проживать в этих Мирах, бродили по всему Обитаемому Космосу издавна. Слухи эти обрастали невероятными домыслами и расцвечивались игрой фантазии многих поколений рассказчиков.

Под словом «Дар» рассказчики эти понимали обычно довольно широкий набор аномальных свойств — от «заурядных» телепатии и ясновидения до возможности путешествовать во времени и управлять явлениями природы.

Власти Федерации слухи эти не поддерживали, но и не стремились запретить их распространение — решение довольно мудрое, ибо всем известна сладость запретного плода. Так что каждый в отдельности взятый гражданин любого из Тридцати Трех Миров волен был верить или не верить в существование Даров Предтеч. Официальных сайтов в Сети или подобных изданий на твердых носителях, посвященных проблеме Даров, в Федерации не существовало, а издаваемые и поддерживаемые различными энтузиастами журналы и сайты по этой тематике заботливо заполнялись на девяносто девять процентов всяческой граничащей с бредом сивой кобылы ерундой, что автоматически отвращало от них более или менее серьезную публику.

В отличие от рядовых обывателей, руководство «Редкой птицы» в существовании Даров не сомневалось. По простой причине — оно имело веские доказательства их существования. Сети Проекта были раскинуты по всем Обитаемым Мирам и довольно часто приносили удивительный улов. Каждого выявленного носителя того или иного Дара некоторое время квалифицированно «пасли». Сам того не зная, такой носитель проходил довольно жесткое тестирование, после которого, как правило, ему делали «предложение, от которого невозможно отказаться». Носителю Дара предлагали решение всех его житейских проблем и последующее безбедное существование в обмен на участие в исследованиях, ведущихся по Проекту.

Судьба принявших такое предложение складывалась по-разному. Конечно, Алан, при всей откровенности нашего с ним разговора, все-таки не мог сказать слишком многого. Тем более когда это «многое» напрямую не касалось той проблемы, что привела меня в пансионат «Киви». Знаю, что потеря здоровья, разума или жизни были платой за согласие выступить в роли лабораторной «морской свинки». А порой такой платой было участие в играх спецслужб, в которых тот или иной Дар выступал в роли козырного туза, припрятанного в рукаве одного из игроков. Участники же таких операций рано или поздно переходили в разряд нежелательных свидетелей, участь которых всем известна.

Ясно, что более дальновидные носители Дара, предвидя такую перспективу, либо изначально, обнаружив у себя некие «аномальные» способности, тщательно скрывали их от окружающих, либо, если уж попали в поле зрения «ловцов душ» от Проекта, всячески противились участию в нем. Но восходящие еще к традициям недоброй памяти Империи методы поиска и «убеждения» перспективных носителей Дара редко когда давали сбои.

Другое дело, что со временем выяснилось, что у «Редкой птицы» существуют и конкуренты. И кое-кто из этих конкурентов — далеко не шуточный. Но об этом — немного погодя.

Оба брата Манцевы обнаружили некоторые косвенные признаки наличия Дара еще в очень раннем возрасте. Тогда же родителям руководством Проекта была предложена очень хорошо оплачиваемая работа на обитаемой станции «Альтаир-12». Там же, на одной из неосвоенных землеподобных планет в системе Альтаира располагался и один из исследовательских Центров Проекта. Речь идет о специализированном центре по работе с малолетними носителями Дара. Как ты понимаешь, Рус, родителям пришлось дать согласие на твое и Эла участие в исследованиях Проекта. До этого момента события развивались, как выразился Алан, по привычной схеме.

Затем начались неожиданности.

Выше я уже обмолвился о том, что по части отлова и использования обладателей Дара у Проекта нашлись конкуренты. Понятное дело, среди них оказалось несколько крупных корпораций, таких как «Дженерал трэндс», например. Но они не были особо страшны. С такими конкурентами Спецакадемия давно уже разделила сферы влияния и наладила систему обмена информацией. Так что тут речь идет скорее уж о партнерских отношениях, а не о конкуренции в ее чистом и незамутненном виде.

Настоящим серьезным конкурентом оказалось само средоточие аномальных процессов и магии — Мир Молний. Люди, связанные с исследованиями Даров Предтеч и экзоархеологией, знают — и часто не понаслышке, — что по Обитаемому Космосу снуют невидимые и никем не замеченные агенты этого страннейшего из Миров. Они очень хорошо организованы, между ними прекрасно налажена связь, они располагают средствами, чтобы оплатить услуги самых влиятельных лиц Федерации и услуги лучших специалистов любого профиля, в том числе и криминального. Ими основаны несколько предприятий и фирм в разных Обитаемых Мирах. Они руководят деятельностью ряда тайных сект.

Нам не известны их конечные цели. В большинстве случаев агенты не затрагивают интересов «сильных мира сего». Им нужны носители Дара. Заполучив их в свои руки, они чаще всего переправляют их в свой Мир. Однако иногда они идут на физическое уничтожение обладателей Даров Предтеч. Много раз они пытались проникнуть в исследовательские центры Проекта. Не знаю, какие меры принимают против этой напасти многочисленные «силовые структуры» Федерации. Алан высказался на этот счет в том смысле, что «к врагу пока что приглядываются и не спешат спугнуть его поспешно начатой стрельбой». Для простых же смертных присутствие в Обитаемых Мирах агентуры Мира Молний остается такой же тайной за семью печатями, какой до недавнего времени было присутствие среди нас агентуры Тартара.

Впрочем, я слишком отвлекся на объяснения.

Суть начавшихся неожиданностей состояла в том, что на борту транспортного корабля, на котором семья Манцевых была отправлена в систему Альтаира, оказалось четверо наемников, подкупленных, по всей видимости, агентурой Мира Молний. Они предприняли попытку захватить корабль, чтобы захватить или уничтожить двоих малолетних Манцевых. Это им почти удалось. Но твои родители, Рус, проявили незаурядное мужество, и вас удалось спасти. Правда, ценой их жизни. Вам двоим пришлось около недели провести в изолированном от остальных помещений корабля отсеке, прежде чем прибыла помощь. Вы оба находились в состоянии сильнейшего эмоционального шока. А вдобавок — пребывали на грани физического истощения.

В таком состоянии вы были доставлены в исследовательский центр «Кречет», расположенный на той самой пребывающей в первобытной дикости планетке. Вас интенсивно лечили. Физическое здоровье удалось полностью восстановить у вас обоих. Что до состояния психики, то ты хуже, чем Эл, перенес свалившееся на вас испытание. Было решено применить к тебе гипнотерапию. А именно — метод замещения истинной памяти памятью ложной. Супруги Рядовы, штатные сотрудники «Кречета», взяли на себя роль твоих с Элом родителей. Вы не были одиноки там, у далекого Альтаира. В исследовательском центре было собрано около пятидесяти ваших сверстников, отношения у вас с ними складывались ровно. Кроме того, обоих вас курировал крупнейший специалист по работе с детьми — носителями Дара доктор Лорх Коули. Он — в течение нескольких лет — провел с вами огромную работу и определил примерные характеристики ваших Даров и тот возраст, в котором они должны были проявиться. У Эла этот возраст был уже близок. У тебя формирование полноценного Дара было отнесено на гораздо более далекий срок. В целом ваше с Элом взросление и формирование как личностей протекало успешно.

К сожалению, на этом ваши с Элом беды не кончились. Нам не известно, как существа из Мира Молний просочились на эту безымянную планетку. Не известно, как им удалось вступить в контакт с Элом и как удалось заставить или убедить его следовать за ними в этот их — чуждый всем нам — Мир. Так или иначе, это случилось. И случилось именно так, как потом рассказывал ты: в редком лесу на берегу серого, стылого моря. Только это было за много световых лет от волн Балтики и от песчаных дюн ее побережья.

Ты второй раз пережил глубокий — переходящий в кому — эмоциональный стресс. И второй раз тебя лишили памяти. Было решено эвакуировать исследовательский центр «Кречет». Детей, которые воспитывались в нем, разместили в различных филиалах Проекта. Тебя вместе с твоими приемными родителями отправили в самое надежное и защищенное убежище, в сердце Федерации — на Землю.

К сожалению, судьба в третий раз сыграла с тобой злую шутку — ты наткнулся на Балтийском побережье, где поселили вас, на место, которое очень походило на тот редкий — из плохо прижившихся земных сосен — лесок на песчаных дюнах. И это вернуло тебе память о брате. После этого было решено прекратить какие-либо активные исследования твоего Дара и дать тебе пожить обычной человеческой жизнью. То лечение, что я назначил тебе, было признано — собравшимся, так сказать, за моей спиной консилиумом специалистов — правильным. А самого меня, грешного, не стали ставить в известность об истинной подоплеке твоего несчастья.

Получилось так, что чуть ли не полтора десятка лет я лечил тебя от твоей собственной памяти. Прости меня, Рус».

Ниже было дописано от руки:

«Прости и будь осторожен. Потому что если это письмо попало в твои руки, то зло вернулось. И — вернувшись — коснулось крылом твоего старого дока Кросса».

Кроме даты, дальше не было написано ни строчки. А дата говорила о том, что беспокойство овладело Гансом Кроссом примерно пару недель назад.

И еще кое-что было вложено в тот конверт. В темной металлической рамке снимок — двое мальчишек в солнечный день. Он, Рус, и его брат Эл.

Он сразу узнал его.

Да и трудно было не узнать. Ведь они с братом были близнецами. Рус помолчал немного и сунул снимок в карман куртки. Потом сложил бумаги доктора Кросса обратно в конверт и взвесил его на руке, прикидывая, как поступить с этим, если разобраться, небезопасным документом.

— Вы можете его сжечь... — произнес почти над самым ухом глуховатый голос.

Рус обернулся как ужаленный.

Рядом с ним на садовой скамейке сидел тот самый тип, что совсем недавно пялился на него из серого «ауди». Совсем недавно и в то же время очень давно — потому что за это время успела минуть вечность, свалившаяся на Руса из конверта доктора Кросса.

Одет тип был довольно строго — ну, не так, чтобы наводить на мысль о свадьбе или похоронах, но и не так, чтобы его можно было упрекнуть в небрежности. Единственными элементами его наряда, не вписывающимися в стандартный облик офисного клерка или «специального агента», были чересчур ярко расписанный галстук и значок на лацкане пиджака. Значок изображал белоголового орла — птицу и поныне редкую.

— Да-да, — кивнул тип. — Лучше всего спалите эти бумаги. Вы уже поняли, что они — не для посторонних глаз. Ей-богу, у вас могут быть из-за них неприятности. А не хотите жечь — отдайте мне. Тогда они будут лежать в надежном сейфе и вы всегда сможете забрать их — если потребуются.

— Гм... — произнес Рус. — Насколько я понимаю, я имею дело все-таки не с лейтенантом Молинаром?

— Не стану вас обманывать, — вздохнул тип, — не с ним. Впрочем, если вам хочется его повидать, мы можем вместе зайти в околоток и там он меня вам представит по всей форме. Собственно, господин Молинар искал встречи с вами с единственной целью — представить нас с вами друг другу. Но я просто не захотел терять время на формальности. Все равно дело от полиции передано федералам. А с ними мы работаем рука об руку.

Тип помолчал немного. Потом, искоса глянув на Руса, осведомился:

— Вы как? Ничего?

Он кивнул на пакет, который Рус продолжал сжимать в руке.

«В самом деле — как?» — подумал Рус.

И сам удивился тому, насколько мало его взволновало прочитанное. Конечно, рассказ дока Кросса о его, Руса, странном детстве болью отозвался у него в душе, всколыхнул темную волну загнанных в подсознание воспоминаний, но... Но в самой глубине души Рус остался спокоен. Как будто прочитал историю про какого-то другого человека. Может быть, близкого, хорошо знакомого. Но — другого.

И понял — тот эмоциональный взрыв, тот шквал страстей, что должен был обрушиться на него, уже состоялся. Этой ночью. Во сне, от которого его пробудил собственный крик. А сейчас... Как следствие удара по нервам все еще тянулся в его сознании долгий «шлейф» какого-то притупления чувств и почти полного отсутствия глубоких эмоций.

— Ничего.

— Тогда не уделите ли мне минуту-другую вашего времени? Его не так уж много — и у меня, и у вас. Только вы этого еще не знаете...

— Хорошо, — согласился Рус, не спеша кидаться в объятия нагловатому незнакомцу. — Времени мы терять не будем. С кем, как говорится, имею честь?

Тип протянул ему свою идентификационную карточку. Карточка удостоверяла всех и каждого в том, что принадлежит Петру Николаевичу Бороде — старшему научному сотруднику девятнадцатого подразделения Академии специсследований. Рус вернул господину Бороде его карточку и мрачно поинтересовался — чего же, собственно, от него надобно девятнадцатому подразделению Спецакадемии?

— Собственно говоря, у нас с вами, как бы поточнее выразиться, не телефонный разговор. Но не здесь же на скамеечке его вести? А пока я всего лишь должен передать вам приглашение на... На собеседование. Скажем так. Постарайтесь в четыре пополудни зайти в отделение здешнего Управления. Я разумею федералов. Надеюсь, мне не надо объяснять, как туда пройти? В четвертом подъезде для вас уже будет готов пропуск. В двести двадцатой комнате вас будут ждать очень серьезные люди. Постарайтесь не обидеть их...

— Постараюсь, — пообещал Рус. — Кстати, чем занимается это ваше девятнадцатое подразделение?

— Орнитологией, — радостно улыбнулся Петр Николаевич. — Редкими птицами. Вы как раз кое-что прочитали про них...

Рус дошел до дому, что называется, «на автомате» и первое, что сделал, заперев за собой дверь, — сунул голову под струю ледяной воды в умывальнике. Потом привел себя в порядок и положил пакет дока Кросса в маленький домашний сейф.

Сразу после этого вдруг понял, что делать ему в ближайшие три часа, оказывается, совершенно нечего. Он отдал дань охватившей его подозрительности — потратил с четверть часа на то, чтобы привести систему сигнализации и старенькую сервисную автоматику своего дома в сторожевой режим, взял со стола свой ноутбук — потертый, но надежный — и побрел на кухню. Там он вытащил из холодильника пиво, достал с полки сырные крекеры и заклинился в привычном углу с компьютером на коленях — читать справку по Миру Молний из сетевой энциклопедии.

Рус и без этого занимательного чтения достаточно хорошо знал то основное, что стоило знать об этой самой аномальной из населенных планет. О планете, обходящейся без дарующего свет и тепло светила, вокруг которого она должна была бы вращаться. О планете, странствующей меж звезд.

Но сейчас, погрузившись в «перелистывание» энциклопедических файлов, он снова, как в детские годы, оказался заворожен этим миром: громадным — почти с Юпитер размером — миром. Миром, затянутым пеленой грозовых туч, громоздящихся в несколько слоев. Туч, прорезаемых непрерывными вспышками молний. Их частота и их количество были настолько велики, что Мир Молний обладал своим, собственным свечением с совершенно ненормальным спектром. И, разумеется, своими радиошумами глушил чуть ли не все виды электромагнитной связи в пределах своей космической «ауры». Но это была не самая большая странность невероятной планеты. Мир Молний не хотел походить ни на один другой мир: при своих огромных размерах он имел чудовищно маленькую массу, сравнимую с массой Земли, а значит, плотность материи, его составляющей, была невероятно низкой: Мир Молний просто не мог быть твердым телом.

Так что не было пределов удивлению планетологов, обнаруживших под километрами прошитых молниями и высокочастотными разрядами туч неподвижную твердь. Миллионы квадратных километров тверди — да еще какой тверди! Тверди, громоздящейся в стратосферу складками горных хребтов, тверди, выстилающей дно невероятной глубины океанов. Тверди, поросшей густыми лесами и подставляющей угрюмым, трепещущим электрическим пламенем небесам проплешины безжизненных пустынь. Тверди, на которой обитали тысячи тысяч невероятных биологических видов живых существ, которым вовсе не место в одном Мире... Тверди, населенной Двенадцатью Народами, рядом с которыми нашли свое место и люди Земли — Тринадцатый Народ.

Когда и как объявились в Мире Молний люди и другие разумные существа, энциклопедия не уточняла, ограничиваясь указанием на то, что вопрос этот — спорен. Общепринятый же миф гласил, что потомки разумных рас были переселены в Мир Молний со своих родных планет в незапамятные времена. Ну, разумеется, Предтечами.

Они довольно быстро распространились по Миру Молний — люди Земли проникли во все его ниши, пригодные для жизни, и из чужаков-пришельцев давно превратились в составную часть конгломерата племен и народов, населяющих эту планету. Каждый из народов со своими нравами и традициями, со своей религией и своим пантеоном богов и божков... Говорят, именно оттуда — из Мира Молний и пришла в Миры Федерации Пестрая Вера, которую всяк понимает по-своему. Впрочем, кто же принимает Пеструю Веру всерьез?

Всего одна удачная высадка была совершена на поверхность Блуждающей Планеты. Совершена, собственно, ее же первооткрывателями — Фоксом и Младеновым. Добытые ими материалы и легли в основу практически всех публикаций о внутреннем — СКРЫТОМ под тучами — мире этого невероятно странного космического тела. Шесть следующих попыток повторить такую высадку закончились трагически. Еще четыре просто не удались, но не повлекли гибели космических кораблей и их экипажей.

Ученые мужи до сих пор ломали головы над тем, что представляет собой Мир Молний — из какой субстанции сложена эта словно пустотелая — планета... Ядро ее — источник сильнейшего магнитного поля — вращалось с угловой скоростью, в десятки раз превышающей скорость вращения сложенной из совсем не похожей на земную магмы и весьма сходных с земными осадочных пород «внешней скорлупы» Мира Молний. Взаимодействие этого переменного поля с потоками заряженных частиц в верхних слоях атмосферы планеты порождало мощные разряды в ее небе. В слое атмосферы, который, понятное дело, получил название фотосферы. Происходило как бы «перекачивание» ничтожной доли энергии, запасенной во вращении чудовищной массы таинственного внутреннего тела Блуждающей, в энергию света и тепла, дарящих жизнь поверхности планеты. Вдобавок ко всему активность фотосферы пульсировала с переменным периодом, который в среднем был близок к земным суткам.

Что же располагается под твердью «скорлупы» Мира Молний, оставалось полной загадкой. Наиболее распространена была «плазменная» теория, согласно которой именно вырожденная плазма и заполняла разрыв между крошечным и невероятно плотным ядром планеты «скорлупой». Всевозможные напряжения, вызываемые множеством сил, действующих на «скорлупу» Блуждающей, якобы компенсировались за счет процессов, протекающих в этой разреженной субстанции.

Про то, что принято было называть «магией» Мира Молний, энциклопедический поисковик хранил молчание.

Рус скосил глаза на приютившийся в углу экрана его ноутбука циферблат часов и решил, что если выйдет из дому сейчас, то не торопясь, на своих двоих, как раз вовремя доберется до места встречи с «очень серьезными людьми».

Здание здешнего филиала Федерального Управления Расследований — аккуратный краснокирпичный параллелепипед с почти незаметными окнами-бойницами — было отгорожено от мирской суеты большого приморского города обширным сквером и чистой, пустынной стоянкой автотранспорта «только для сотрудников». Сотрудники, видно, все как один были в разъездах или вообще не пользовались личным автотранспортом. Долго размышлять над этой проблемой Рус не стал, а потратил остаток времени — до шестнадцати ноль-ноль — на поиски четвертого подъезда преславного бастиона законности и порядка.

Его действительно ждали: пропуск — на проходной и очень серьезные люди — в двести двадцатой комнате.

Серьезных людей было аж трое. Один — демонстративно скучный, аккуратно причесанный тип в мундире полковника военно-медицинской службы. Второй — уже знакомый Русу Петр Николаевич Борода. А третьим был Лорх.