— Я знаю, что тебе не нравится тушеная говядина, — сказала мать. — Но мы не можем достать другие продукты.

— Дело не только в этом. Мне она, конечно, не нравится, но помните ли вы, что у нас была тушеная говядина в тот день, когда на остров прибыл Наполеон. Теперь нам опять подали это блюдо.

Она внимательно взглянула на отца.

— Мне кажется, что папа собирается сказать нам что-то важное.

— Что? — Вильям Бэлкум был удивлен, потом он взглянул на остальных присутствующих за столом и покачал головой. — Дитя мое, откуда вам это известно? Но… мне действительно, нужно вам кое-что сказать. Нам приказали покинуть остров и возвратиться в Англию.

— Я так и думала, — сказала Бетси. — На ее лице появилось выражение страха.

Мадам Бэлкум и Джейн были поражены.

— Вильям, как это для вас ужасно! — сказала мадам Бэлкум.

Казалось, что сообщение не очень сильно взволновало Джейн. Наверно, ей всегда хотелось возвратиться в Англию и вести там насыщенную жизнь.

— Тушеная говядина сопровождает нашу жизнь в самые ответственные моменты, — сказала Бетси.

— Сегодня днем меня вызвал губернатор, — начал объяснять глава семейства. — Мы с ним разговаривали около часа, и временами разговор был весьма острым. Его не удовлетворило ни одно мое объяснение. Он желает побыстрее от нас избавиться. — Он серьезно взглянул на жену. — Причиной отъезда станет ваше здоровье, моя дорогая. Вы плохо переносите жару.

Миссис Бэлкум поддержала мужа.

— И это правда. Этот климат мне не подходит. Все время, пока мы тут находимся, у меня болит печень. Но вы должны понять, что мне, как и всем остальным, не хочется покидать остров.

— Папа, когда мы должны уехать? — спросила Джейн.

— Мы отправляемся на первом судне. Лоуву не терпится как можно быстрее избавиться от нас. На следующей неделе корабль направляется в Кейптаун и мы на нем отплывем.

— Это небольшое судно? — поинтересовалась его жена.

— Да, дорогая. Если будет плохая погода, на судне поднимется сильная качка. Но, возможно, нам повезет. Все замолчали. Никто не поднимал глаз, чтобы не показать, как всем плохо.

— Вильям, вы уверены, что у нас все будет в порядке с финансами?

— При любых обстоятельствах я смогу позаботиться о моей семье. Не волнуйтесь, дорогая.

— Возможно, вам придется воспользоваться вашим влиянием дома, — намекнула жена.

Эти слова вырвали Бетси из состояния шока и возмущения, в которое она погрузилась после слов отца. Она была уверена в ответе отца и вспомнила, что случилось, когда она навещала с ним странного и доброго старика в Виндзорском замке.

Вильям Бэлкум помолчал. На обычно добром лице у него появилось упрямое выражение. Потом он резко сказал:

— Нет!

— Но Вильям, вам понадобится поддержка, чтобы получить другое назначение.

— Мне не кажется, что я нуждаюсь в еще одном официальном назначении. Пожалуйста, дорогая, не думайте, что я позабыл о своих обязанностях в отношении семьи. До сих пор я стоял на собственных ногах и собираюсь делать это и в будущем!

Бетси подумала: «Молодец папа. Они его не испугают!»

Ей казалось, что лучше продолжать жить по-старому, никого ни о чем не просить, не использовать тайну отца. Хотя она понимала, что не для всех это было тайной. Конечно, никто к нему не обратится с предложением о помощи, но отец не станет никого осаждать просьбами.

— Нам не стоит брать с собой много мебели, — продолжил Вильям Бэлкум, желая переменить тему. — По опыту нам известно, как все разрушается и бьется в пути. Мы с собой возьмем только личные вещи, а остальное я продам прямо на острове.

— Да, — тихо согласилась с ним мадам Бэлкум. Она с трудом сдерживала слезы. — Мы должны много сделать за короткий срок. Как мы со всем справимся?

— Сара Тимсс займется этим. Мне кажется, что мы должны взять ее с собой.

Настроение жены слегка улучшилось, когда она услышала это предложение. Она промокнула глаза платочком.

— Нам она очень понадобится, но неужели нам придется взять с собой и Менти?

— Нет, Сара достаточно благоразумна, чтобы не возражать, если ему придется остаться на острове. Она должна понимать, что от него мало прока. Конечно, если она захочет вернуться, мы ей в этом поможем.

— Нам позволят посетить Лонгвуд до отъезда? — спросила Джейн.

Бетси сама жаждала задать этот вопрос. Ей хотелось самой все сообщить Наполеону. Ею овладела паника, когда она подумала о том, что ей не позволят его повидать.

Отец заговорил резким тоном:

— После того как я провел час в компании милейшего губернатора, я уверен, что он сделает все, что в его силах, чтобы мы не увиделись с Наполеоном. Как только они достали письмо из винной пробки…

— Вильям, вы нам ничего об этом не говорили.

— Разве? В течение последних двух лет сюда прибывали запасы особого испанского вина. Вино всегда отправляли из Кадиса, и я сразу отсылал вино на таможню для досмотра и больше об этом не думал. Теперь стало известно, что каждый раз сюда прибывало письмо, спрятанное в пробке одной из бутылок. Известия приходили от специального агента Наполеона, его старого знакомого в Париже — аббата Форса.

— Он не имеет права винить вас в этом, — сказала миссис Бэлкум.

— Он может поверить чему угодно. Его все бесит. Дорогая, могу вас уверить, что мне об этом ничего не было известно. Но в записке, которую они перехватили вчера, упоминалось мое имя. Там написано, что мы хорошо относились к Наполеону со времени нашего знакомства. Лоув посчитал это подтверждением собственных подозрений.

Ему всегда хотелось добыть какие-либо сведения, чтобы оправдаться в своих придирках к нам. Теперь он заявил, что у него имеются все основания для нашей высылки.

Отец помолчал, а потом ответил на вопрос Джейн:

— Дорогая, он нам откажет на основании того, что мы можем с собой захватить какие-либо письма для передачи, когда мы окажемся в Англии.

У Бетси защемило сердце, когда подтвердились ее опасения. Неужели она уедет, не повидав императора, и ничего ему не скажет о своих чувствах?!

— Мне известно, — продолжал говорить отец, — что количество охраны в Лонгвуде удвоилось, наш храбрый губернатор не желает рисковать.

Он устало вздохнул и потянулся к бутылке с портвейном.

— У меня нет аппетита, я выпью парочку бокалов вина.

Отец поднял бокал и взволнованно взглянул на дочь. Бетси пристально смотрела в направлении летнего домика в саду.

— Бетси?

Она не слышала его. Девушка ничего не ответила. Вильям Бэлкум с тревогой взглянул на миссис Бэлкум. Казалось, он просил, чтобы она как-то отвлекла дочь от задумчивости. Миссис Бэлкум поднялась с своего места и приказала Саре Тиммс убрать со стола.

Бетси целый час одна бродила по саду. Джейн ее окликнула, но сестра ей не ответила. Потом младшая сестра исчезла, ее долго не было видно. Затем она появилась снова. У нее в руках была фарфоровая чашка, и она протянула ее Джейн.

— У чашки отлетела ручка, — заметила практичная Джейн.

— Джейн, это ничего не значит. Я нашла чашку в кладовке и сразу ее узнала. Он обычно пил из нее. Я это видела много раз. Ты не помнишь, как он мило улыбался нам, когда пил шоколад по утрам?

— Я его никогда не видела по утрам. Для меня его калитка была закрыта в это время.

— Какие забывчивые люди! Они, наверно, поставили чашку в кладовку и забыли о ней.

— Его слуги всегда плохо ему служили. Бетси, прошу тебя… Почему тебя это так трогает?

— Тушеная говядина и разбитая чашка! — горько заметила Бетси.

— Это я никогда не забуду. Конечно, мне можно вспомнить красивую гитару, которую ему прислала его сестра, и еще… блюдо…

Она замолчала. Это был секрет, и ей никому не следовало говорить об этом. По крайней мере, до тех пор, пока они не будут в безопасности в Англии. Джейн была занята собственными переживаниями и не обратила внимания на слова сестры.

Бетси промучилась еще полчаса, а потом решила, что она не должна пассивно воспринимать сообщение отца. Она снова отправилась в столовую. Здесь она нашла отца, перед ним стояла почти пустая бутылка вина.

— Папа!

— Да, Бетси, — Вильям Бэлкум отставил бокал и внимательно посмотрел в лицо дочери. — Милая моя девочка, ты все воспринимаешь слишком серьезно, и это меня крайне волнует.

— Ты считаешь, что я во всем виновата? — спросила отца Бетси.

Отец покачал головой.

— Ни в коем случае. Губернатор, конечно, злобствовал, потому что ему стало известно, что ты тайно посещаешь императора. Но он не мог использовать эти сведения в качестве предлога, чтобы избавиться от нас. Ему были нужны доказательства, чтобы он мог обвинить меня, мою работу и мои связи и сказать, что я связан с Бони и посылаю от него письма в Европу. Конечно, ему ничего не удастся доказать, но его патроны в правительстве будут рады во всем ему поверить. Нет, нет, моя девочка, тебе не стоит ни в чем себя обвинять.

Они помолчали.

— Папа, — наконец сказала Бетси. — Я собираюсь сюда вернуться.

— Ты хочешь сказать, что ты вернешься на остров?

— Да, папа. Наполеону будет плохо без меня. Я это точно знаю. Я должна найти причину, чтобы возвратиться сюда.

Отец криво улыбнулся.

— Как ты это собираешься сделать?

— Я не забыла, каким добрым был тот старик, когда ты повез меня навестить его. Он очень хотел тебе помочь. Я понимаю, что он сейчас мало что помнит, но есть же другие, кому все известно. Папа, я собираюсь отправиться к ним! Я хочу от них потребовать, да, именно потребовать, чтобы они помогли мне вернуться сюда.

Бэлкум потрепал дочь по руке, лежавшей на столе.

Она крепко сжимала в руках платок.

— Прежде всего, Бетси, я не позволю тебе сделать это. Далее, это не принесет никому пользы. Ведь тут замешана политика. Если даже тебя примут, то ты вообще ничего от них не дождешься, кроме холодных взглядов.

Отец начал волноваться.

— Неужели ты не понимаешь, что тебе может принести… это увлечение императором? Я больше никак не могу назвать твое отношение к Наполеону. О тебе постоянно болтают. Я тебе ничего об этом не говорил, понимая, как ты расстроишься. Но меня это злит. Ты еще молода, дитя мое, и болтовня вскоре прекратится. Но если ты возвратишься на остров! Это будет явным скандалом и может принести тебе слишком много бед!

Бетси про себя подумала: «Возможно, скандал сыграет положительную роль».

Она равнодушно кивнула.

— Я к этому готова. Папа, меня это не волнует. Пусть они болтают. Я ничего дурного не делаю. Мало кому известно, как сильно болен Наполеон. Я счастлива, потому что нужна ему. Он всегда волновался, когда я не могла его навестить. — Девушка помолчала, а потом добавила: — Я буду рада пожертвовать собственной репутацией, если только смогу скрасить ему последние дни!

— Бетси, Бетси, неужели тебе не понятно, что ты расстаешься с шансом вести нормальную жизнь? Неужели тебе не хочется любви, счастья в браке и детей?

— Да, и жить в каком-либо жалком приходе в маленьком домике среди ужасной природы? С мужем, может, и добрым, но таким унылым, как чашка остывшего чая! Ты считаешь, что посещение днем соседей и иногда игра в вист станет для меня полной и насыщенной жизнью? Нет, нет, папа! Я расстанусь с подобными перспективами без капли сожаления.

— Дитя мое, ты сейчас так думаешь. А когда ты станешь старше, растеряешь друзей и перед тобой будет долгая и одинокая жизнь. Как ты сможешь все это пережить?

Бетси тихо ему ответила:

— Я буду жить воспоминаниями, папа. Да, именно воспоминаниями!

Она ласково взяла его руку и нежно ее пожала.

— Ты так ко мне добр, что я не хочу причинить тебе боль. Но, папа, яркие воспоминания, связанные с великими историческими событиями, могут заменить тоскливое и обычное существование.

Вильям Бэлкум молчал некоторое время, пока он откупоривал очередную бутылку вина. Он налил себе бокал, но вино не приносило ему облегчения и удовольствия.

— Мы ведем напрасный разговор. Ты должна понимать, что не можешь здесь остаться или возвратиться на остров. Уверяю тебя — это невозможно.

— Во время разговоров с Наполеоном, я узнала одну вещь. Никогда не следует основывать свои планы только на одной возможности. Вы должны принять во внимание все аспекты и разработать альтернативные линии поведения. Возможно, после бесед с ним я кое-чему от него научилась. Может, мне не удастся вернуться на остров, но я смогу каким-то образом приносить ему пользу.

— Что ты имеешь в виду?

Дочь в свою очередь задала ему вопрос:

— Когда состоятся новые выборы в Англии?

— Видимо, вскоре.

— Когда это случится, папа, я стану помогать оппозиции. Я буду выступать и разъяснять, как дурно обращаются с Наполеоном. Я уверена, что оппозиция предоставит мне шанс для выступления.

Отец улыбнулся.

— Я уверен, что они обрадуются новизне: хорошенькая девушка разоблачает правительство. Но почему ты уверена, что сможешь выстоять перед шумящей толпой и произнести перед ними речь?

Бетси не колебалась.

— У меня отсутствуют таланты, но я уверена, что смогу произносить речи.

— Тебе никогда не приходилось слышать о свистунах и критиках, которые находятся среди аудитории и пытаются сбить с толку выступающего, оскорбляют его и задают неприятные вопросы? В таких условиях многим становится не по себе.

— Я уверена, что смогу дать им должный отпор.

— Хорошо, подумай о том, что могут сделать люди, поддерживающие правительство? Они выкопают на свет старые глупые сплетни, придумают множество гадостей и получится настоящий грязный скандал. Кроме того, тебя сразу обвинят в отсутствии патриотизма. Ты знаешь, что это всегда было страшным грехом!

— Если вы указываете на ошибки, которые совершает ваша страна, — это не является настоящим патриотизмом.

— Если говорить о практической стороне дела предвыборной кампании, то потребуется много средств. Политики любят много обещать, но в конце концов они для вас ничего не станут делать. Тебе придется за все платить самой. Ты не посмеешь принять деньги от семейства Бонапарт.

— Я об этом уже подумала. Я отправлюсь к леди Холланд. Она всегда поддерживала Бонапарта. Мне кажется, что она мне кое в чем поможет. Было бы неплохо, чтобы демонстранты направились к Лондону, неся с собой плакаты: «Почему вы мучаете умирающего человека?» Ну, и разные другие плакаты. Если эти действия не принесут пользы, у меня имеется другой план. Но это секрет, папа. Наполеон мне кое-что рассказал о финансах.

— Бетси, стоит ли мне говорить об этом?

— Да, папа. Я уверена, что ты не выдашь его тайны. Он владеет огромной судоходной линией. Это — американская компания. Возможно, президент отправится на одном из его кораблей, который зайдет на Святую Елену. С ним будет его жена. Я могла бы отправиться в качестве ее компаньонки. Я надвину на глаза шляпу, буду носить темно-зеленые очки и надену некрасивые темные одежды. И нам позволят навестить императора.

— Интересно, Бетси. Но какая польза будет от этого?

— Это ему продемонстрирует, как я готова рисковать, чтобы только его увидеть. Конечно, все это пустяк. Но он очень болен, и это поднимет его настроение. Если ему станет легче хотя бы на час, все равно дело стоит того.

— Для выполнения твоих планов тебе нужно иметь шкуру, как у крокодила, и бесконечную уверенность в собственных силах, — заметил отец.

Бетси улыбнулась в первый раз.

— Папа, мне кажется, что ты себе даже не можешь представить, насколько я полна решимости.

Вильям Бэлкум улыбнулся дочери. Но потом помрачнел и нахмурился.

— Бетси, все это прекрасно. Ты у нас — решительная девушка, и я уверен, что тебе удастся кое-что из своих планов исполнить.

В особенности это касается подготовки к выборам. Но, дитя мое, ты кое-что позабыла. Некоторое время нам лучше вообще молчать о наших планах, мы ни в коем случае не должны стать героями газетных статей. Правительству много не нужно, чтобы начать борьбу с нами. Пусть пройдет время. Но только не сейчас. Нет, нет, дорогая, не следует превращаться в львицу, а стоит пока изображать серенькую мышку.

— Разве я не смогу быть львоподобной мышью?

Отец потрепал Бетси по голове.

— Погоди, посмотрим, как будет складываться обстановка.