- Нет, не ранена.
      Едва она успела произнести эти слова, как к ним подбежал запыхавшийся, распаленный битвой Байдевин. Зажатый в руке длинный нож сверкал в первых лучах поднимающегося над лесом солнца. Байдевин сыпал проклятиями.
      - Он был у меня в руках! Я чуть было не достал его, но проклятый головорез - хлоп! - и исчез. Джаабен Невидимый! Ха!
      На мгновение он замолчал, чтобы перевести дух, и тут заметил Бремета и Нориссу. Некоторое время он переводил свой взгляд с нее на Бремета и обратно. Потом он сказал спокойно:
      - Стало быть, ты ее нашел-таки? - Бремет не успел ответить на его вопрос, Байдевин повернулся к Нориссе, и сарказм, прозвучавший в его голосе, отбросил ее назад, как удар по лицу. - С тобой все в порядке, моя госпожа? Не ранена ли ты? - Норисса кивнула, и Байдевин в сердцах швырнул нож на землю. - Тогда объясни мне, ради всего святого, какая муха тебя укусила, что ты сломя голову полезла в драку без охраны и вообще без оружия? У тебя что, в голове ветер гуляет? Или ты думаешь, что ты бессмертна?!
      Норисса начала сердиться, но пока пыталась только оправдываться.
      - Я хотела только помочь Медвину, - сказала она, и тут же воспоминание об опасности, которой подверг себя старый волшебник, заставило ее вздрогнуть. Она оглянулась по сторонам, выискивая знакомую фигуру среди развалин деревни.
      - Где Медвин? С ним что-нибудь...
      - Ничего страшного, - ответил ей голос самого мага. - Только пришлось слегка проучить одного зарвавшегося приготовишку.
      Медвин шел к ним, опираясь на посох и тщательно прокладывая себе путь среди согнутых ног мертвых солдат. На минуту он остановился, чтобы отдышаться и вытереть пот со лба, его лицо выглядело усталым. Норисса поспешила ему навстречу, протягивая руку. Мельком оглядевшись по сторонам в поисках вражеского волшебника, она обнаружила только зияющую дыру в земле в том месте, где тот стоял. Дыра слабо дымилась.
      - Что случилось с этим молодым магом? - спросила Норисса.
      Ей ответил Байдевин:
      - Если бы у тебя оставалась хоть капля мозгов, ты увидела бы, что он уничтожен. Неужели тебе не видно было, что маг невредимым двигался в самой гуще боя? Или ты думала, что у него не хватит силы, чтобы одолеть этого выскочку?
      Норисса больше не могла сдерживаться, и ее гнев вырвался наружу.
      - Тихо! - прикрикнула она, стоя перед распалившимся гномом. - Как ты смеешь укорять меня? Я хотела только предложить ему свою помощь. В отличие от тебя, Байдевин! Ты стал в последнее время слишком брюзгливым и кислым. Я вообще удивлена, что ты принял участие в битве. Тебе больше подходит прятаться за чужие спины, пугать детишек и дерзить старикам!
      Медвин поспешно встал между ними и положил на плечо Нориссы твердую руку:
      - Спокойней, девочка, спокойней! Я не хочу, чтобы мои ученики сцепились между собой.
      Байдевин стремительно побледнел. Норисса в недоумении уставилась на волшебника.
      - Но... но я твоя единственная ученица, - пробормотала она.
      Медвин покачал головой.
      - Это не так. Наверное, уже больше месяца... Байдевин делает успехи, и мне кажется, что ему пора слезть с дерева и непосредственно принять участие в наших уроках.
      - С дерева? - Норисса была в ярости. - Ты хотел сказать, что он шпионил за нами? И он крал нашу магию?!
      - Он не взял ничего из того, что я ему не разрешал взять, - гном и старый маг обменялись мрачными взглядами, затем Медвин внезапно улыбнулся: - Ты должна быть более любезной с юным Байдевином, Норисса, потому что именно его магия вырвала тебя из рук Джаабена.
      Норисса ощутила, как гнев ее остывает, уступая место удивлению и любопытству. Она посмотрела на Байдевина. Воин, советник, оратор - теперь еще и волшебник? Существует ли в мире что-нибудь, чего бы не мог этот небольшой человечек? Следующие слова Медвина приковали к нему ее внимание:
      - Давай отложим пока этот вопрос, потому что кое-кто нуждается в нашей заботе.
      Только после этих слов Норисса начала осознавать, что вокруг нее действительно разыгралось настоящее кровавое сражение. Когда она была маленькой девочкой, она любила слушать воинственные песни, которые пели бродячие менестрели. С детским восторгом она прислушивалась к рассказам стариков, которые вспоминали битвы минувших лет. Со своим деревянным мечом в руках она покоряла и обращала в бегство заросли молодых джерджеловых побегов, а ее отвага и доблесть повергала ниц целые орды дрожащих сорняков. И вот теперь ее детские представления о походах и приключениях стали реальностью, но она не обнаружила ничего, что приносило бы ей удовольствие. Взошло солнце, оно осветило поле битвы, окруженное кучами еще горячей, чуть дымящейся золы. Вместе с дымом поднимались к небу запахи пота и свежепролитой крови. В легкой рассветной дымке молчание мертвых заглушало стоны раненых. Каждое распростертое на земле тело напоминало Нориссе о жизни, которая оборвалась ради нее. Эти жизни... а сколько их будет еще? Матери, дети, жены - кто ждет их, павших сегодня в битве?
      Чувство вины хлестнуло ее по лицу, словно осколки льда. Сегодня она своими руками отняла человеческую жизнь. Она стала причиной еще многих и многих смертей. Это превратило ее в чен-серрит - приносящую войну. Посчитают ли ее достойной той цены, которую уже пришлось уплатить?
      Долг, вытекающий из ее высокого положения, давил на плечи, и Нориссе захотелось бежать куда глаза глядят, но она понимала, что никакое расстояние не будет настолько большим, чтобы эта боль не настигла ее. Лучше уж двигаться вперед и строить новую жизнь... Норисса глубоко вздохнула. "Да будет так!" - пробормотала она, не задумываясь о том, что прозвучало это просто как согласие с последними словами Медвина.
      - Принесите мне бинты и лечебный бальзам! - попросила она, нагнувшись над ближайшим к ней раненым, не заботясь о том, враг или друг лежит перед ней на земле.
      17
      Утро Нориссы прошло в быстрой смене расплывчатых лиц раненых, которых она перевязывала. Разные лица, разные раны, но боль на лицах всегда была одинаковой. Однако думала она вовсе не о том, что делала в той или иной момент. Мысли ее блуждали в поисках... чего-то. Она должна была сделать что-то еще, но ей никак не удавалось точно выяснить, что же это такое. Между тем руки ее действовали как бы совершенно самостоятельно, промывая и перевязывая раны, и даже губы шептали какие-то слова утешения.
      Раненых разделили на две группы - своих и солдат. Из леса пришли женщины, чтобы заботиться о своих раненых. Возводились временные укрытия и навесы, на бывшей деревенской площади засыпали наскоро сложенные из камней очаги, возле которых женщины занялись приготовлением пищи. Туда и сюда носились маленькими стайками дети, которые таскали воду из ручья или подносили из леса дрова.
      Норисса довольно скоро поняла, что число раненых намного превосходит количество жителей деревни. Многие из мужчин, которых ей случилось перевязывать, были ей совершенно не знакомы, точно так же как и многие из женщин, хлопочущие рядом. Норисса едва замечала все это, беготня и суматоха слились в ушах в равномерный неясный гул, и единственными звуками, которые отчетливо слышались сквозь этот гул, были исполненные горя женские вопли, чьих домашних очагов коснулась смерть.
      Именно такие крики, раздавшиеся совсем рядом, привлекли ее внимание.
      Женщина преклонных лет, которой помогала совсем молоденькая девочка видимо, дочь, - лихорадочно и поспешно трудились над ранами распростертого на тюфяке юноши. Юноша был очень молод, почти мальчик, и Норисса подумала, что он едва ли был старше нее. Внезапно женщина прекратила обрабатывать раны юноши, тяжелым взглядом уставившись ему в лицо, приложив к его груди натруженную узловатую руку. Покачав головой, она вскоре сняла руку с груди юноши и накрыла его лицо небольшим куском ткани.
      - Он умер с честью, - объяснила она девушке. - Сегодня ночью его примет супруг Даймлы...
      Но ее слова ничем не утешили девушку, которая с рыданиями бросилась юноше на грудь. Старая женщина обняла ее, оторвала от тела и прижала к груди, укачивая ее, словно маленького ребенка, и что-то ласково бормоча. В отсутствующем взгляде женщины, устремленном в никуда, Норисса увидела размытые тени многих и многих подобных потерь.
      Она прислушалась к приглушенным рыданиям девушки. Кем он был ей? Братом? Или, может быть, мужем? Норисса отвернулась, острое чувство вины словно обожгло ее с новой силой.
      Болезненный стон привлек ее внимание к мужчине, которого она перевязывала. Заглядевшись на двух женщин, Норисса слишком туго забинтовала его рану, и та снова начала кровоточить. Норисса быстро остановила кровотечение и заново перевязала глубокую колотую рану. Затем она отправилась в поисках еще кого-нибудь, кто нуждался бы в ее помощи.
      Она осторожно перешагивала через лежащие тела и видела, что все они либо перевязаны, либо неподвижно лежали с укрытыми лицами. Остановившись подумать о том, что еще она бы могла сделать, Норисса заметила Босра, быстро шагавшего через площадь. Вместе с ним шли несколько человек, которых Норисса не знала. Староста остановился там, где лежали раненые солдаты, и принялся задавать вопросы, держась твердо и бескомпромиссно. Норисса вздрогнула, предчувствуя, что, быть может, ей самой скоро придется столкнуться с ним. Тем временем Боср покинул своих сопровождающих и куда-то поспешил, лицо его было мрачным, но удовлетворенным. Он прошел неподалеку от Нориссы и встретился с ней глазами. Норисса первой отвела взгляд, не в силах вынести выражения боли и гнева во взгляде старосты. Услышав, что ее зовут, она медленно пошла на зов, спотыкаясь о камни от усталости, благодарная за передышку.
      Хеска, сидя у очага, поманила ее к себе. Вручив Нориссе кружку горячего брота, она сделала знак Нориссе сесть рядом.
      - Садись, передохни! Ты много работала, и работы будет еще больше, когда остальные вернутся.
      Остальные? Норисса вспомнила, что часть повстанцев отправилась в погоню за солдатами. Она осторожно опустилась на землю, ухитрившись не расплескать горячий напиток. Брот оказался довольно жидким, но горячим и ароматным. Она выпила его маленькими глотками, гадая, что поделывают Медвин и Байдевин. Боср потребовал их присутствия сразу по окончании битвы, и с тех пор Норисса их не видела. В конце концов ей удалось погасить тлеющую искру беспокойства тем, что, если бы что-то с ними было не так, она наверняка бы почувствовала неладное. С этой мыслью она снова вернулась к напитку и даже почувствовала себя лучше благодаря теплу, которое разливалось по всему телу.
      Она просидела рядом с Хеской довольно долгое время. Хеска одной рукой баюкала своего малыша, а второй неустанно помешивала варево в котле. Она щедро делилась бротом со всеми, кто подходил к ее очагу с пустой кружкой или котелком. Норисса пристально посмотрела вслед незнакомой женщине, которая удалялась от очага, осторожно балансируя двумя мисками брота, из которых поднимался пар, и спросила:
      - Кто это? Я не встречала ее раньше.
      - Это Натха из Крина, поселка к югу от нашего. - Хеска с сочувствием покачала головой. - Сегодня ночью она потеряла двух братьев, и до сих пор нет известий от мужа, который отправился преследовать врагов. - Хеска повернулась к Нориссе, и на губах ее появилось нечто напоминающее улыбку. - Я более удачлива. Слава высшим силам, мой муж даже не ранен. Даже теперь он работает... - и она показала половником на группу мужчин, которые устанавливали последнюю подпорку для временного трехстороннего навеса. Из четверых Норисса узнала только одного - Теля, мужа Хески.
      - Сколько незнакомого народа вдруг появилось откуда-то, - проговорила Норисса. - Как получилось, что они поспешили к нам на подмогу?
      Хеска как-то странно посмотрела на Нориссу, но громкие крики помешали ей ответить.
      С запада возвращались с победой повстанцы. Большинство из них шли пешком, некоторые опирались на плечо товарища, несколько человек несли на носилках. Норисса вскочила и бросилась к ближайшим из них. Опустившись возле раненого на колени, она как раз осматривала рану, когда кто-то сильно потянул ее за рукав.
      Над ней склонился Ятрай, его лицо выражало не то боль, не то сильнейшую панику.
      - Скорее, госпожа, вы должны немедленно идти. Кхелри тяжело ранен!
      Кхелри! Это было почти точное попадание в цель. Норисса затрясла головой, пытаясь справиться с болью, которую причинили ей новости, принесенные Ятраем. Слезы, которые она сдерживала все утро, подступили к глазам, и все вокруг стало неясным и словно поплыло. Ятрай схватил ее за руку, и паническая нотка прямо-таки зазвенела в его голосе:
      - У этого человека только сломана рука. Ты должна пойти со мной, мой брат умирает!!!
      Норисса смахнула слезы с лица.
      - Какую пользу я могу принести ему? Я не властна над смертью.
      - Но ты должна! - Ятрай заставил ее подняться. - Сорин говорит, что ты - Шэй!
      Его слова привлекли всеобщее внимание. Во многих, очень многих взглядах Норисса прочла надежду, недоверие, даже страх, и ей пришлось справиться с паникой, которая начала охватывать и ее, пока Ятрай тащил ее за собой.
      Когда они пришли туда, где лежал Кхелри, Сорин как раз наклонилась над ним, ее дрожащие пальцы бесполезно комкали окровавленные лохмотья, засунутые под тунику. Тут же стояла Грента, сжимая и разжимая худенькие кулачки. Ее широко открытые топазовые глаза неотрывно смотрели на лицо отца.
      Норисса склонилась над Кхелри и медленно отняла окровавленные тряпицы, открыв глубокую ножевую рану в груди. Разрез был невелик, но хриплое и булькающее дыхание Кхелри говорило о том, что нож проник слишком глубоко.
      - Я ничего не могу для него сделать. - Норисса выпрямилась и отвернулась; ее голос прозвучал как предзнаменование смерти.
      - Ты уверена? - раздался вдруг голос Медвина, и его рука легла ей на плечо. Он стоял прямо над ней, и Норисса повернулась, чтобы упасть в его объятья.
      - Медвин! Кхелри умирает, и они думают, что я могу вылечить его!
      - А ты можешь? - сильная рука обняла ее за плечи и слегка потрясла, успокаивая. - Тебе никогда не приходилось делать этого раньше?
      - Нет! - прошептала Норисса, видя перед собой свои собственные руки, покрытые чешуями и заканчивающиеся страшными изогнутыми когтями. В ту ночь она вылечила Медвина. Теперь она поняла, что именно это воспоминание ее разум лихорадочно пытался вызвать все сегодняшнее утро. Воспоминание о могуществе, хотя она и не желала обрести его теперь, доставило ей радость.
      - Я не могу снова призвать ту силу...
      Медвин посмотрел куда-то на верхушки деревьев.
      - Тогда он умрет, - просто сказал он.
      Норисса, как ни старалась, не могла разглядеть на лице мага никакого определенного выражения, а его слова были лишены всякой интонации, но все же в них было обвинение и упрек, и Норисса вспыхнула:
      - Почему я? - сердито воскликнула она. - Почему я всегда должна отдавать? Что бы я ни делала, все равно этого оказывается недостаточно и от меня требуют еще и еще!
      Норисса вырвалась, всерьез намереваясь тут же покинуть и поселок, и все, что было с ним связано. Пусть кто-нибудь другой тащит на себе все бремя ответственности! Она бы отреклась и от своего наследственного права, и от магии, которую навязывал ей Медвин. Зачем расходовать время и силы на этих людей, когда она должна ответить голосу, который зовет ее, и обрести свой собственный мир и покой?
      Норисса уже повернулась чтобы уйти, но наткнулась на исполненный страдания взгляд Сорин. Женщина молчала, но ее заполненные слезами глаза разбили и разметали по сторонам праведный гнев Нориссы. Она внезапно уселась прямо на землю и принялась расшнуровывать ботинки.
      Когда с ботинками было покончено, Норисса зарылась босыми ногами в прохладную землю. Мягкая почва раздалась, заполнила промежутки между пальцами ног, и ноги погрузились в нее по щиколотку, Норисса проникла еще глубже и позвала своего красноглазого ящера, но только когда он шевельнулся в ответ, она осознала, что не такой защитник ей нужен сейчас. Она нуждалась в иной поддержке и потому оставила ящера в покое. Для того чтобы найти то, что нужно, ей не потребуется провожатый.
      Она не пошла и другим путем, а вместо этого вырвалась разумом наружу, покинув свое тело и соединившись со свободным дыханием окружающего мира. Она осознала, что тело ее осталось на земле, плотно прижатое к ней руками и ногами, что губы ее продолжают шептать слова приказов и магических формул, которые возвращались в память словно из туманного и позабытого далека, прорываясь сквозь туманную дымку окутывающей тело боли, в то время как ее разум распространяется сразу во все стороны, свободно проникая в самые потаенные уголки леса, чтобы слиться с ее источниками жизни. Там она погрузилась в сущность гигантских квеннеровых деревьев и обнялась с духами тонколистных кустарников свейл, смешалась с мельчайшей каймановой травой и позволила увлечь себя в глубину, следуя извилистыми и перекрученными путями корней, чтобы пить вместе с ними энергию земли.
      В пальцах рук и ног родилось почти физическое ощущение покалывания, которое поднималось все выше, распространяясь по всему телу. Норисса сосредоточила свое внимание на источнике этой энергии, и она свободным потоком хлынула в ее тело. Исчезла усталость, истаяла боль. Сырая, первобытная, ничем не стиснутая жизнь пульсировала внутри нее, и все ее существо затанцевало в такт ее властному ритму.
      Норисса медленно продвинулась к Кхелри. Еще до того как она прикоснулась к нему, она поняла, что жизнь медленно, но неуклонно покидает его. Норисса плавным ласковым жестом положила ладони ему на грудь, туда, где зияла страшная рана. Она остановила истекающую из тела энергию и повернула ее вспять, заставив вернуться назад, а затем наполнила тело доверху своей собственной энергией, бешено бурлящей внутри нее.
      Когда его булькающее дыхание стало тише и спокойней, Норисса позволила себе улыбнуться. Бьющееся с перебоями сердце Кхелри обрело свой нормальный ритм, а синюшные губы покраснели. Под пальцами края раны сошлись, и рана закрылась, но Норисса отошла от него только после того, как уверилась, что его жизнь вне опасности.
      Затем она почувствовала, как чьи-то руки прикоснулись к ней, поставили на ноги и подвели к еще одной жизни, которая трепетала как огонек свечи на ветру, грозя погаснуть. Когда и здесь Норисса сделала все, что могла, ее подвели еще к одному умирающему, и еще, и еще... Под ее пальцами сломанные кости срастались, раны заживали и глаза вновь обретали зоркость. Норисса восполняла утраченные силы, выкачивая из земли все новые и новые порции энергии и распределяя их между теми, кто пока оставался жив. И вот ее подвели к неподвижно лежащему, уже холодному телу. Норисса прикоснулась к этой пустой скорлупе и резко отвернулась, не внемля протестующему хору жалобных голосов. Смерть была естественным противовесом жизни, и Норисса не могла этого изменить.
      Наконец все было кончено. Ничьи руки не влекли ее больше в том или ином направлении. Ноги ее утонули в земле, и она стояла, погрузившись в океан энергии.
      И еще один голос позвал ее, голос знакомый, исполненный заботы и нежности, но Норисса не ответила. Ей оставалось сделать еще одну вещь, которая осталась пока незавершенной. Ее разум двигался по сужающейся спирали, выискивая ту точку, в которой нарушено было равновесие. Голос снова воззвал к Нориссе, и в нем появились требовательные нотки. Норисса стала полна силы, но ей некуда было ее приложить. Голос указал ей направление, и она медленно спустилась к самой земле, где обнаружила в конце концов свое собственное тело, вибрирующее от переполняющей его мощи и не способное ею управлять. И Норисса погрузилась в самое себя.
      Тонкая стенка, которой она отгородилась от окружающего мира, перестала вдруг существовать, и на Нориссу накатил гул восхищенных голосов, ноздри защекотало, и она поперхнулась горьким дымом горящего дерева. Лишившись внезапно всех своих сил, Норисса упала на колени, и только руки Байдевина удержали ее от того, чтобы рухнуть на землю навзничь. Гном поддерживал ее, бормоча на ухо какую-то успокаивающую чушь.
      И снова множество рук протянулись к Нориссе. Как во сне, она ощутила, как ее приподнимают над землей, укутывают теплым пледом, несут и укладывают на что-то мягкое. Знакомые и незнакомые женские лица окружили ее. Опять и опять она ощущала чьи-то прикосновения: осторожное прикосновение к щеке, нежное поглаживание по волосам, короткое пожатие руки. Кто-то принес еще одеяла и укрыл ее, вокруг звенели слова признательности и благодарности.
      Медвин стоял чуть в стороне, наблюдая за ней, и в глазах его сияла гордость за нее. Норисса попыталась сесть. Ей очень хотелось рассказать ему о чудесах, которые она открыла. Она рассказала бы ему о широких потоках энергии, пронизывающих земную твердь, она рассказала бы ему об энергии, которая с шипением и гулом проносится в воздухе над кронами деревьев, она поведала бы магу о силах, которые неустанно движутся между небом и землей, не принадлежа ни тому, ни другому, но связанные и с тем и с другим. Этими и многими другими тайнами она поделилась бы со старым волшебником, если бы только ей удалось подняться. Но тело отказывалось ее слушаться.
      Ода опустилась на свое ложе из одеял и отдалась заботам своих многочисленных сиделок.
      18
      Когда Норисса открыла глаза, вокруг было темно и тепло. Укрытая целой горой тяжелых шерстяных одеял, она едва могла пошевелиться, но это не сильно ее огорчило. Проснуться в таком уютном гнезде само по себе было приятно. Норисса зевнула и потянулась. Скорее всего, она заснула бы снова, но голос Сорин не дал ей этого.
      Сорин оказалась рядом с ней, без конца поправляя и разглаживая одеяла, она засыпала Нориссу целым градом вопросов: "Отдохнула ли ты? Встанешь ли ты или будешь спать дальше? Не голодна ли ты?"
      Последний вопрос отдался в пустом желудке Нориссы гулким эхом и прогнал последние остатки сна. Норисса кивнула, учуяв знакомый аромат жаркого из ярья, который потрясающе легко перекрыл все остальные ощущения, которые беспорядочной толпой осаждали обостренные вчерашними переживаниями, вновь пробужденные органы чувств.
      - Я зверски голодна!
      - Прекрасно. - Сорин отвернулась и заговорила с мужчиной, который, неловко улыбаясь, заглядывал через ее плечо. - Сходи, скажи старейшинам, что госпожа проснулась, но им придется подождать, пока она поест.
      Кривоватая улыбка на лице Кхелри стала шире, и он исчез.
      Кхелри!
      Воспоминания о том, что случилось в поселке, внезапно нахлынули на Нориссу.
      - Сорин! - Норисса резко села. - Битва! Раненые!
      Сорин коротко рассмеялась и похлопала Нориссу по руке.
      - Не переживай так из-за этого. Все сделано как надо, и все прошло...
      "Все прошло?.. Сколько я проспала?" - подумала Норисса. Неужели всякий раз после сеанса лечения она будет отсыпаться, теряя драгоценные дни?
      - Как долго...
      - С утра, - пояснила Сорин, и Норисса оглядела крошечную комнатку, в конце концов признав в ней вовсе не комнату, а одно из временных убежищ, поставленных сразу после битвы. В дальнем темном углу свернулась калачиком Грента, молча глядя на Нориссу. Сквозь простыни, натянутые вместо четвертой стены, просвечивало пламя временного очага, сложенного из камней. Судя по тому, как все остальное скрывалось в темноте, на улице стояла глубокая ночь.
      Сорин вышла наружу, чтобы с кем-то потолковать, затем вернулась и достала откуда-то комплект чистого платья. Она, не переставая, что-то говорила о людях, чьих имен Норисса никогда не слышала, и только раз в ее болтовне мелькнуло знакомое слово Крин - и Норисса вспомнила Хеску с ее варевом и незнакомую женщину у котла.
      Она снова нырнула под одеяла, и дружелюбная болтовня Сорин текла мимо ее ушей, однако не прошло и нескольких минут, как перед Нориссой появилось целое блюдо жареного мяса, хлеб, печеная шааба, причем в количестве, достаточном, чтобы накормить троих. Одновременно с едой появился тазик, полотенце и кувшин горячей воды. В глиняном черпаке Сорин принесла душистое мыло из нефа.
      Закончив хлопоты, Сорин вытолкнула Гренту из угла и повела прочь. У входной занавески она обернулась через плечо.
      - Если надо будет что-то еще, позови - я буду неподалеку.
      Норисса быстро помылась и переоделась. Затем она приступила к трапезе и подобрала все, вплоть до самого маленького кусочка. Вытирая блюдо коркой хлеба, она весело спросила сама себя, как это может быть, что после того, как ее наполняла такая энергия, она оказалась такой пустой внутри. Пока она ела, ей припомнился Боср и его шок, когда Джаабен потребовал выдать наследницу престола. Сорин, пусть и с удивлением, но признала ее, а вот жестокий взгляд Босра, который она перехватила, решительно ей не понравился. Конечно, она не была откровенна с этими людьми, и многие из них погибли, так и не узнав, за что они погибают. И теперь ей предстояло столкнуться с их праведным гневом.
      Встав, Норисса отряхнула подол своей взятой взаймы юбки, стараясь заодно стряхнуть и страх, который начал одолевать ее. Не слишком охотно она подошла к занавеске и, коротко и резко выдохнув, отдернула ее в сторону.
      Множество радостных, улыбающихся, торжествующих женщин бросилось ей навстречу, они закружили Нориссу в своем водовороте, так как каждой хотелось быть к ней поближе, каждой хотелось сказать ей несколько слов благодарности или ободрения, признаться в непоколебимой верности. Норисса позволила этому потоку подхватить себя и вынести к костру, который горел на площади. В толпе мужчин, кольцом стоящих вокруг костра, образовался проход, и Норисса по инерции влетела в него на полном ходу, внезапно оказавшись у самого огня. Там ее усадили на толстое бревно между Медвином и Байдевином. Позади нее из толпы выскользнула Сорин и укутала плечи Нориссы теплой шалью. Отступив на шаг, она тем не менее осталась стоять позади нее. Норисса огляделась. Байдевин по обыкновению хмурился, Медвин мимолетно улыбался Нориссе и снова обратил свое внимание на нескольких мужчин, которые стояли перед ними небольшим полукругом.
      Это был Совет Старейшин. При появлении Нориссы старейшины зашептались между собой, свет пламени от костра, а может быть, свет надежды осветил их морщинистые лица.
      Медвин наклонился ближе и похлопал Нориссу по руке:
      - Джаабен рассеял мое колдовство, но ты уже достаточно подготовлена, чтобы встретиться со своими подданными. Не бойся.
      Прежде чем Норисса успела что-нибудь сказать в ответ, кто-то из толпы объявил громко:
      - Все на месте! Совет начинается.
      Боср выступил вперед. Взгляд его обежал толпу, и Норисса, посмотрев туда же, нахмурилась: в толпе было много незнакомых людей. Вообще число собравшихся раза в три превосходило количество жителей Драэля, но новые лица, то тут, то там виднеющиеся в свете костра, казались смутно знакомыми, и это отчего-то обеспокоило Нориссу. Тем не менее она была уверена, что не может никого из них знать. В этот миг Боср заговорил, и Норисса обратила свое внимание на него.
      - Я приветствую наших братьев и соседей из Крина и Татха. Мы от всего сердца благодарим за вашу мужественную помощь в битве и скорбим вместе с теми, чьих очагов коснулась смерть, - его взгляд на секунду остановился на Нориссе, и за этим взглядом проскользнула какая-то невысказанная мысль. В прошлом мы просили бы у высших сил облегчить страдания раненых, но в этот раз, похоже, наши молитвы были услышаны прежде, чем мы произнесли хоть слово, - его цепкий взгляд снова остановился на Нориссе. - И мы собрались здесь, чтобы выяснить, как это произошло.
      Байдевин вскочил со своего места.
      - Вам кажется, что леди Норисса знает, какова воля богов? Как это...
      Боср коротким взмахом руки приказал ему замолчать.
      - Я уверен, что леди может нам многое рассказать. В этот раз мы собираемся выслушать ответы из ее собственных уст.
      Байдевин открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Норисса наклонилась вперед и заставила его снова сесть рядом с собой.
      - Пусть так и будет, - прошептала она. - Настало время быть откровенной до конца.
      Байдевин уселся на бревно. Боср подозвал к себе мужчину, который стоял позади старейшин. Это был тот самый незнакомец, которого Норисса впервые заметила в лесу, на поляне, перед самым нападением солдат Джаабена. Он был не из Драэля, но Норисса почему-то довольно ясно видела его лицо на фоне темной стены деревенской хижины, в гудении множества голосов. Она потрясла головой, чтобы отогнать видение, когда Боср заговорил с ним, указывая на Нориссу:
      - Крелсер из Татха, знаешь ли ты эту леди?
      Человек кивнул:
      - Да. Прошлой ночью некая женщина появилась в нашей деревне, призывая нас к оружию. Она уговорила нас поспешить на помощь жителям Драэля, а потом исчезла, как туман на ветру, - он ткнул пальцем в сторону Нориссы. Вот эта женщина!
      В толпе раздались утвердительные возгласы, многие незнакомцы кивали головами.
      Затем были вызваны мужчина и женщина из Крина. Они рассказали точно такую же историю, и оба опознали в Нориссе привидение, явившееся в их деревню.
      Сообщение вызвало в толпе настоящий шквал восторга, даже члены Совета с воодушевлением начали перешептываться между собой. Все были довольны результатами исследования - все, кроме Босра.
      Боср стоял по-прежнему холодно-отчужденный, не внимая ничьим голосам, и, когда он внезапно шагнул к Нориссе, она ощутила настоящий страх. Она была смущена тем, что она услышала, сбита с толку, озадачена. Теперь она узнавала лица незнакомцев - это они привиделись ей в темноте, и это у них она просила помощи. А она-то думала, что это просто сон, что эти люди были просто действующими лицами ее сна, а крик о помощи - привычным спутником ночных кошмаров. Однако все они утверждали, что все, что привиделось ей во сне, происходило на самом деле, и они были благодарны ей за ту роль, которую она сыграла в отражении ночной атаки врага. И гнев Босра казался поэтому совершенно неожиданным и беспричинным, еще одной нитью, которая запуталась между углами того сумбура, который царил у нее в голове.
      Боср молча стоял, рассматривая ее сверху вниз. Шум постепенно стих, и толпа притаилась, почувствовав его недовольство.
      - Кто ты такая?! - его слова прозвучали резко, скорее как вызов, а не как вопрос, требующий ответа. - Ты, кто появилась среди нас, выдавая себя за человека, которого преследуют наши враги и который обрушил само зло на наши головы? - он широко развел руками, охватив одновременно и пепелище, и бездомных жителей поселка.