Может быть, принц специально поддается. Пакит не сомневался, что все его действия не просто проговорены с властителем. Наверняка тот не упустил из своего внимания ни одну мелочь в таком многосложном деле, как переговоры с непокорными и капризными горцами. Побеждать через кажущуюся слабость – это тоже один из приемов единоборства. Недаром ведь Тари оставил на стоянке своих друзей, не взяв их с собой в шатер вождя Оута. И всю охрану тоже. С ним только те, кто не может и не должен отойти от него далее, чем на несколько шагов – дворцовые.
      Из шатра вышли двое подавальщиков, выпустив наружу чей-то смех. Пакит, словно обогнув взглядом их фигуры, снова заглянул внутрь. Принц, запрокинув голову, опускал в рот кусок мяса, взяв его в щепоть, при этом еще и улыбался, а горло его подрагивало от смеха. Это его горло, такое доступное для вероломного ножа, очень не нравилось дворцовому. Уж очень молод принц. Молод и доверчив. Неопытен.
      Поэтому Пакит не сразу увидел, что подавальщики вынесли одно блюдо с мясом. Правда, не серебряное, деревянное, и мясо на нем лежало не такой уж большой горой, но его вполне хватало на шестерых и даже больше. Нет, не забыл принц уроков, которые он получил в детстве, обучаясь во дворике его личной охраны, а потом несколько лет разъезжая по гарнизонам. Уж не там ли он подружился с сыном вождя горцев?
      На службе все бывает. И дерутся, и клевещут, и разбойничают под покровом государственных забот. Все, кроме одного. Своих не отдавать! Своих кормить. Биться за них, как за родного брата. И – больше того – заботиться о своей охране так же, как она о тебе.
      Маленький – лицо круглое, гладкое, как надутое – первым подкатился к тройке, где был Пакит. На бегу, загодя, плоские губы натянул улыбкой.
      – Великий вождь Оут и сын властителя Тари передают вам со своего стола.
      Он лишь плечом шевельнул, не больше, а подавальщик уже вывалился из-за него, суя блюдо в руки, да просто в грудь ближайшему к нему из дворцовых, которым и оказался Пакит. Ткнул, и чувствительно. Еще чуть – и все еще горячее мясо вывалилось бы на его грудь и ноги.
      Но только уходу от ударов и их компенсации новичков обучают еще тогда, когда они не умеют сбривать пух со своих щек. Пакит отклонился назад и мягко перехватил теплое блюдо, зрачки в зрачки посмотрев подавальщику. Тот здоров и силен – слов нет, – но не воин. Он будто опал, сдуваясь, как сдувается воздушный пузырь у рыбы, когда мальчишки ради озорства поддевают его острым кончиком ножа. Горец ты или кто, но подавальщик даже при шатре своего вождя не идет в сравнение с воином. Один всю жизнь при еде, другой – при мече. Есть разница.
      Угощение разделили честно – пополам. Себе и охране вождя. Положено им – нет – не волнует. Предложить – обязательно. Мол, обычай такой. Маркас, стрельнув глазами по сторонам, с очевидным намеком кивнул на оставшуюся половину мяса и понес его к ближайшему из стражей, спиной отгораживая поднос от возможных завистливых взглядов.
      Во дворце такого быть не могло. Там порядки другие. Но эти... Как звери. Они взяли. Плохо их кормят, что ли? Хватали быстро, запихивая в рот целыми кусками, и глотали, почти не прожевывая, опасливо постреливая глазами по сторонам. Нарушают и знают, что нарушают, но едят! Ну-ну.
      Маркас, вникнув в ситуацию, подыграл им, быстренько обнес их, сделав круг вокруг шатра, и в том же темпе убрался на место, к своим, успев рассмотреть то, что ему было нужно.
      Из шатра доносились громкие голоса, время от времени прерывающиеся раскатами смеха, в котором угадывался голос принца. Кажется, все идет хорошо. Но на дворцовых это производило мало впечатления, если, конечно, не считать того, что в данный конкретный момент нет явной угрозы. А так они – каждый и все вместе – готовились к своим возможным действиям при любом развитии ситуации. Лично Пакит готов был проделать свой наработанный прием с конем. Тот натренирован делать «свечку» после простой команды, вставая на задние ноги. На человека, не готового к подобного рода кульбитам, впечатление такой фортель производит неизгладимое, особенно когда над его головой вспарывают воздух здоровенные копыта, между которых видна оскаленная морда животного. Даже и самого подготовленного человека это на некоторое время выводит из равновесия; инстинкт самосохранения у большинства живущих куда сильнее наработанных профессиональных навыков и приказов. Кроме того, внезапно вздыбившийся конь привлекает повышенное внимание окружающих, дезориентируя их, что дает некоторое преимущество тому, кто этот фокус подготовил и сам действует быстро и жестко. Пакит имел основания полагать, что он готов. Как и остальные пятеро. Может быть, как раз поэтому принц взял с собой только их шестерых. В важных государственных делах количество определяет далеко не все и не всегда.
      Лагерь горцев угомонился, отойдя ко сну, время Скорпиона перевалило за свою половину, когда принц Тари вышел из шатра, поддерживаемый под руку сыном вождя. Оба заметно покачивались. Вечер удался.
      Охт сам, отпихнув маленького, выкатившегося из шатра следом, подсадил сына владыки в седло.
      – Утром на охоту, – сказал он, видимо, напоминая о договоренности.
      – Поохотимся, – не слишком внятно пробормотал сын властителя, одновременно свешиваясь с седла для прощального поцелуя, получившегося громким и мокрым. – З-за мной!
      Вряд ли бы они нашли в темноте дорогу, если б не маленький, взмахом руки вызвавший из темноты кого-то в меху, который, ловко маневрируя между деревьями, отвел их к месту стоянки. Принц, едва держась на ногах, сумел только помочиться у куста и кривым ходом отправился в подготовленный ему шатер. Побродив некоторое время вокруг, четверо дворцовых легли рядом. Двое остались бдеть с тем, чтобы их сменили к окончанию времени орла.
      Пакиту повезло – спать он лег в первую смену. В несколько мгновений, что отделяли его от блаженного сна, он успел подумать, что охрана стойбища горцев организована толково; за то недавнее время, что они двигались по спящему лагерю, патруль им повстречался трижды. И костры не горят. Это вранье, что драконы не летают по ночам. Не любят – это другое дело. Особенно в холод. Но летом отчего ж – летают. И разведка императора этим активно пользуется.
      Утром, когда рассвело, выяснилась еще одна интересная деталь. Весь склон, покрытый деревьями, оказался буквально забит горцами, их лошадьми и скарбом. А небольшой, очень удобный и практически горизонтальный пятачок у реки, где определили место постоя гостям, оставался свободен. Выходит, вождь знал о том, что они, высокие гости, появятся? Впрочем, имелось и еще одно обстоятельство. Этот небольшой пятачок, похожий на полуостров, со стороны суши был окружен войском, бурная же река под обрывом даже днем оставляла мало шансов для успешной переправы. Кроме того, ночью от реки здорово несло холодом.
      Принц Тари проснулся поздно. Поскольку накануне он не оставил распоряжений по поводу побудки, никто не решился потревожить его покой. Пакит и остальные дворцовые, хорошо слышавшие про обещанную охоту, пребывали в сомнении, но установленный порядок нарушать не стали. В конце концов, сыну властителя видней. Может, он не хочет охотиться. Государственные дела сложны и запутанны, порой в них твердое «да» означает всего лишь обещание подумать, а определенное «нет» – намек на возможность дальнейших переговоров. Слуги успели приготовить завтрак из присланного вождем горного быка, солдаты напоили животных и отвели их на выпас куда было показано – на склон. Горцы тут и там выходили из-за деревьев посмотреть, скалясь при этом и громко разговаривая по-своему. Но кроме громких разговоров иной угрозы не чувствовалось. Впрочем, близко дикари не подходили.
      Сегодня принц и его друзья одевались и прихорашивались с той тщательностью, которая говорила о серьезности предстоящих мероприятий. Дворцовые нарядились по минимуму – в условиях похода считалось допустимым и достаточным, если они поверх обыденного наденут расшитые серебром безрукавные рубахи до колен.
      После обильной еды пригнали животных и почти в полном составе отряд, оставив лишь два десятка человек на стоянке да монахов, почти не показывавшихся на улице, отправились к вождю с официальным визитом, предводительствуемые пышно одетым принцем Тари.
      Казалось, весь лагерь высыпал на них посмотреть, конные и пешие, одетые в шкуры мехом наружу и домотканые рубахи, бородатые и гладко выбритые, в высоких меховых шапках и тряпочных малахаях наподобие непомерно больших беретов, сдвинутых на затылок так, что чуть не до лопаток достают, дочерна загорелые и светлолицые. Пакит, ехавший, как то и положено, надменно закинув голову и выпрямив спину так, будто его к доске привязали, мельком разглядывая этих людей, быстро понял, что большинство их отличий четко укладывается в группы. Горцы стояли по племенам или родам, что делало их разницу во внешности более наглядной.
      Конечно, ни о каком четком построении здесь и речи не было. Это не регулярная армия властителя. Сброд. Но сброд многочисленный, неплохо вооруженный и горячий. Такого союзника только пожелать можно. Но только если он в какой-то момент не повернет клинки против тебя же. Уж очень необузданными, неуправляемыми они казались.
      Перед шатром вождя теперь стоял низенький трон, на котором с замороженным лицом сидел предводитель всей этой орды, окруженный приближенными. Несмотря на полевые условия и отсутствие дворцовой пышности, все это выглядело очень внушительно и сурово.
      Слезли с коней, глашатай – в походе его основной обязанностью было трубить в рог и подавать иные звуковые сигналы – звучно, с переливами в голосе объявил о прибытии сына властителя, заученно перечисляя все его титулы, которых, это Пакит отметил машинально, по привычке, оказалось куда меньше, чем у его отца. Но для горцев и этого много.
      Вождь, так и не встав со своего убогого трона, взмахом руки, в которой держал какую-то палку, поприветствовал гостя и произнес короткую ответную речь, сильно разбавленную цветистыми преувеличениями. Впрочем, Пакит его почти не слушал. Его обязанности иные. Он, стараясь излишне не суетиться, посматривал по сторонам, готовый в любое мгновение броситься на защиту принца.
      От своей работы отвлекся он только тогда, когда принц Тари взмахом руки велел принести подарок – что-то длинное, завернутое в покрывало из тончайшей красной шерсти, расшитое белым.
      Дернув за витой шнурок, он вскрыл сверток, и все увидели, что внутри его находится меч дивной работы. Черные ножны и рукоять богато и затейливо украшены серебром, формы свидетельствуют о том, что трудился над этим великолепием превосходный мастер. Исключительная, редкая вещь. Пакиту, немало державшему в руках всякого оружия, таким пользоваться не приходилось. Он вспомнил, что еще год назад в Ширу пригласили двух мастеров-оружейников, чью кузню с первого дня стали охранять дворцовые воины. Поэтому в казарме стало известно, что туда несколько раз наведывался сам властитель. Ходили слухи, будто он пожелал заказать для себя новый боевой или даже парадный набор, а оно вон оно как!
      От любования мечом Пакита отвлек ропот, пронесшийся среди горцев. Слышны были даже отдельные недовольные выкрики. Он обернулся, готовый на все, и наткнулся на горящие, жаждущие драки взгляды. Рука его легла на рукоять меча, прикрытая от чужих взглядов сверкающим на солнце щитом.
      И вдруг он понял!
      Он уже видел, но почему-то сразу не обратил внимания. Как у них говорят, не заострил. У сидящего в нелепом троне вождя сбоку свешивался, почти лежал на земле, точно такой же меч! Ну или почти такой же. С такого расстояния деталей не разглядеть, но очевидно, что мечи сильно, очень сильно были похожи.
      Принца... Властителя обманули! Пакит крепче сжал эфес. Ну, погодите! Кузня еще не опустела, это он точно знает.
      Хуже всего, что лицо вождя, и без того надменно-неподвижное, теперь просто заледенело.
      Сын властителя, взяв в обе руки подарок, поднял его над головой, демонстрируя окружающим, чем только вызвал дополнительную порцию недовольства. Стычки было не избежать. Это понял даже глашатай, очень далекий от военных дел человек. Оказывается, когда жизни грозит опасность, это понимает даже самый последний дурак.
      – Я! – громко, перекрывая ропот, выкрикнул принц Тари. – Сын властителя Маришита! Хочу преподнести этот меч... – Принц глотнул новую порцию воздуха. – Сыну великого вождя Оута, моему брату и его наследнику Охту!
      Ропот стал перерастать в рев. Очевидно, что происходило нечто невиданное. Даже оскорбительное. Пакит припомнил, что про тех оружейников говорили, будто они выполняли работу для самого императора. Тогда, скорее всего, они и выполнили повтор, копию подарка, который император преподнес вождю горцев.
      Охт, озадаченно посмотрев на отца, продолжавшего сидеть замороженной статуей, сделал шажок вперед и протянул руки, принимая подарок.
      Принц Тари, сминая церемониал, схватил его за плечи и прижал к себе, по-братски целуя в виски.
      Пакит, кажется, начал понимать. Император подарил дорогой, искусно выполненный меч вождю, а властитель Ширы вручил точно такой же его сыну, как бы принижая этим ценность первого подарка.
      – А теперь! – Принц стоял уже возле трона, сбоку, нарушая протокол. – Подарок вождю от властителя Ширы и всех ее земель! От владетеля четырнадцати летающих драконов! От повелителя, который дарит вас всех своим покровительством и зовет под свою руку!
      Наверное, за все дни, что Пакит находился рядом с принцем Тари, когда видел весь багаж, он мог, кажется, разглядеть все, что в нем есть. Или хотя бы догадаться о его содержимом. Где были его глаза?!
      Второй сверток оказался куда больше первого, и сын властителя, прежде чем открыть, поцеловал его, показывая его особость.
      Подобное чудо имелось только в тронном зале дворца. Может, есть и другие места, где существует такое, например у императора – о спрятанных в его дворце ценностях ходит много слухов, особенно в последнее время, – но появление под солнечными лучами этого сокровища вызвало крики восхищения у горцев, а лицо вождя оттаяло, явив подобие улыбки. Меч – белый с золотом, нагрудный панцирь той же отделки, шлем, наручи, широкий кинжал.
      Вождь Оут, принимая дары, каждый ощупывал, почти как слепой, и кивал улыбаясь. Такого уважения он явно не ожидал. Никак не ожидал. Да и никто здесь. Властитель затмил императора. Горцы, резко поменяв настроение, восторженно закричали, заполняя ущелье ревом.
      Потом начался пир. В шатер вождя на больших подносах носили еду и напитки, которым, казалось, конца не будет. У племенных костров тоже много ели и пили, так что вскоре лес наполнился громкими голосами и песнями. Где-то уже танцевали, ритмично выкрикивая короткие слова под звуки бубнов и свирелей.
      Большинство гостей разместились невдалеке от шатра, но – за линией охраны. Тут расстелили ковры, больше похожие на грубое полотно, принесли еды, вина и, можно сказать, оставили в покое, если бы не некоторые горцы, наведывающиеся с предложениями что-то обменять, а то и продать. Держаться старались дружелюбно, приходящим наливали, усаживали с собой, но в торговые дела старались не вступать – старшие это сразу же пресекли от греха.
      В шатер то и дело кто-то заходил, как видно, вожди из мелких, задерживался недолго, во время чего слышны становились здравицы, часто на непонятном языке, после чего, крайне довольный и гордый собой, уходил обратно. Некоторых охрана не пускала, перехватывая на дальних подступах. А за другими, напротив, отправляли посыльного.
      Против ожидания, в шатре пировали недолго. Пакит подумал было, что гости да и хозяева устали после вчерашнего, но, оказалось, дело в другом. Охота! Принц Тари, в новеньких горских шерстяной накидке и мохнатой шапке – все редкого рыжего цвета, считающегося в этих местах царским, – громко обсуждал с сыном вождя достоинства лошадей на охоте и в бою. Вышедший вслед за ними вождь приобнял обоих за плечи. Всех их приветствовали громкими криками. Лица сытые, довольные.
      Свита принца уже расселась на коней, а тот все никак не мог проститься с хозяевами, и те живо и с интересом общались с ним, не выказывая и доли нетерпения либо недовольства. Пакит, находившийся от них в нескольких шагах, хорошо слышал все, о чем они говорили. Охота и только охота. Ни слова о предстоящих военных действиях. Во всяком случае за пределы шатра вождя ни одно не вырвалось. Или еще не было произнесено?
      И, когда Охт, улыбаясь из-под молодых усов, провожал сына властителя к его жеребцу, Пакит вдруг услышал слово «монахи». У него, дворцового воина, не было привычки слушать то, что не предназначено для его ушей. Разве что в карауле во дворце, где обычно спокойно и скучно, так что единственным развлечением служит то, что говорят, но сейчас совсем не тот случай, не та ситуация. Все его внимание направлено вовне, за пределы того невидимого круга, что составляет охранную зону. Вокруг имелось слишком много источников угрозы. Вон разгулявшийся парень, скаля зубы, рвется к шатру, но его перехватывает охрана. Слева трое, пытаясь остаться в тени дерева, хищно посматривают на разряженную свиту. Горцы бедны, это известно, богатства и славы предпочитают добиваться смелостью и оружием, потому среди них так много разбойников, что – и это тоже не секрет – всегда служит раздражителем для властителя, взявшего под личную охрану торговые караваны.
      Пакит невольно отвлекся на произнесенное слово, превратившись в слух.
      – ...Дай мне поговорить с ними, брат, – закончил фразу сын вождя.
      – О чем ты хочешь с ними говорить? – усмехнулся принц Тари. Пакиту показалось, что вся его веселость с него слетела. – Молельщики! Что они знают о жизни? Ни охоты, ни любви не ведают.
      – Говорят, за ними стоит могущество твоего рода? – вкрадчиво, даже слишком вкрадчиво, как змея, спросил Охт.
      – За нашим родом много что стоит, тебе ли не знать об этом. Монахов же я только... Только взял с собой, чтобы им было безопасно в пути. Просто отец попросил. Что с ними говорить? У них своя жизнь. Не нам ровня.
      – Так ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?
      Пакит подумал, что настойчивость сына вождя стала почти сродни угрозе. Ему это не понравилось.
      – Слушай, Охт. Я сам с ними никогда не разговаривал. Зачем?! Монахи, повара. Мало ли кто нам служит! У нас завтра охота. Вот дело! Кстати, мне рассказывали, что тут, в предгорьях, есть стадо больших быков с необыкновенно кривыми рогами. Это так, да? Ты знаешь?
      – Ты мне отказываешь, брат? – угрюмо, даже с вызовом спросил Охт, глядя прямо в глаза принца.
      Сын властителя уже держался за луку седла, собираясь махнуть в него и, в горячности своей молодой, дать коню по крупу плеткой, чтобы лихо, вихрем вылететь, показывая свою удаль перед горцами, которые очень ценят показное мужество. Но эти слова заставили его остановиться.
      – Брат, ты о чем? Хочешь – пожалуйста! Не я против. Просто они могут не захотеть говорить. Монахи! Сам понимаешь. Они с травой, со скалами говорят. Мы для них... О чем с ними вообще можно говорить? Да и зачем тебе?
      – Хочу, брат.
      – Ой! Было бы зачем. Хорошо, я спрошу. Знаешь, – принц Тари понизил голос, но Пакит, заинтересовавшись разговором, все равно слышал каждое слово, – они вообще, кроме своих молитв, ничего не знают и знать не хотят. О чем с ними говорить? Голову морочат, и все.
      – Ты пообещал, брат.
      Видно было, что это напоминание не понравилось принцу Тари. Но он кивнул.
      – Хорошо.
      И обнял сына вождя, по-братски целуя его.
      К месту стоянки неслись галопом, поэтому добрались быстро, даже слишком. Пакит, глядя в спину принца, видел, что тот недоволен. Даже зол. И не понимал причины. Монахи? Что в них такого особенного? Что они за люди? Почему принц – это Пакит очень хорошо понял – не хочет разрешать сыну вождя с ними встретиться? Но вынужден. Это видно.
      Остаток дня готовились к охоте и новому переходу. Принц решил, что к месту охоты они выйдут всем отрядом, а оттуда двинутся дальше. Куда – не сказал. Снова отвели животных на выпас, готовили еду в дорогу, солдаты и дворцовые в очередь отсыпались и отъедались. Вождь Оут на правах хозяина исправно поставлял еду и питье, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться.
      Неприятность произошла ночью, как раз во время дежурства Пакита.
      Восемь факелов – магическое число, – расставленные по периметру их обособленного лагеря, давали достаточно света, чтобы видеть происходящее на этой условной границе. Шестеро солдат и двое дворцовых то и дело посматривали в созданные ими желтые пятна света, мечущиеся на ветру. Но в этот раз помог слух. Сквозь шум воды Пакит услышал, как по откосу скатился камешек.
      Сам он сидел на корточках в тени шатра принца, положив копье на землю перед собой. Заканчивалась первая половина времени орла, и скоро солнце должно было осветить вершины гор. Тут все не так, нежели на равнине. Темнеет быстро, холодает тоже, дорог мало, пашни почти нет. И как только люди живут?
      Когда его слух поймал стук скатившегося камешка, Пакит не пошевелился, только подобрал копье, для чего потребовалось лишь разжать и сжать пальцы. Как это всегда бывало перед схваткой, сердце заколотилось сильнее, разгоняя кровь и мешая вслушиваться в темноту, наполненную обычными ночными звуками – храпом, стонами, посвистыванием ветра и редкими криками птиц.
      Немного времени спустя раздался звук, похожий на скрип. Кто-то, очевидно, наступил на неплотно лежащий камень, а тот, туго скользнув по соседу, родил этот скрип. Теперь Пакит точно определил направление. Двигались по откосу. Тайно, осторожно. И – умело. Немного найдется людей, способных вот так, почти бесшумно, передвигаться в темноте по каменной осыпи, кое-где поросшей травой.
      Поднявшись, Пакит, стараясь держаться в тени, поменял позицию, двигаясь тихо, как рысь. Увидев слева от себя фигуру Маркаса, тонко свистнул ему на грани слышимости. Шум воды порядком забивал остальные звуки, но напарник его услышал и обернулся. Пакит жестом показал в сторону обрыва. Но с собой не позвал. Один из них должен оставаться возле принца, что бы ни случилось. Да и Пакит не собирался слишком удаляться. Одна из двоек солдат вот-вот должна появиться с очередным обходом. Им он и укажет на невидимого пока нарушителя.
      Но не получилось. Шагах в пятнадцати от него из-за обрыва показалась круглая, как шар, голова. Лица в темноте не разглядеть. Некоторое время лазутчик смотрел и вслушивался в темноту, а потом ловко, как кошка, выскочил на ровное место и залег.
      Один? Или еще кто-то есть? Что ему нужно? Впрочем, все это второстепенные, ненужные вопросы.
      Между тем человек, теперь ясно, что он молод и ловок, перекатился в тень крайней палатки, став почти невидимым. Второго все не было. А пора бы ему и показаться. Если, конечно, он существует, этот второй. Невдалеке раздался звук шагов. Пакит глянул в ту сторону и увидел двух солдат, неторопливо проходящих по своему маршруту. Интересно, заметят они нарушителя или нет? Если твердо придерживаться правил, то пока тот не оказался в опасной близости от принца, дворцовому воину он не интересен. Охрана всей территории – забота солдат. Дворцовый отвечает только за безопасность сына властителя. Но существует и еще одно условие – монах. Тот, с блестящими глазами. Так, может, это лазутчик императора? У него есть такие, которые действуют по ночам, тайные убийцы. От них, говорят, нет спасения, им не страшны ни высокие стены, ни глубокие рвы крепостей. Неужели этот из них?
      Солдаты, наматывающие уже не первый круг за ночь, прошли мимо, не заметив лазутчика. Охраннички!
      Когда они достаточно удалились, неизвестный, пригнувшись, метнулся в сторону шатра принца. Но не прямо, а пользуясь другой палаткой как укрытием. Пакит точно помнил, что на его пути должны лежать щиты солдат. Этим приемом всегда пользовались на стоянках; щиты, сложенные у палаток, с одной стороны, позволяли их быстро разобрать в случае тревоги, с другой же – затрудняли передвижение в темноте чужим, потому что складывали их в виде неустойчивой конструкции, которая, едва ее потревожишь, рушилась с грохотом. Так вот неизвестный словно знал эту хитрость и легко преодолел препятствие. Пакиту это очень сильно не понравилось.
      Скользнув вперед, он увидел спину лазутчика, на мгновение оказавшегося на фоне светового пятна факела, горевшего выше, на той стороне лагеря. Больше медлить он не мог. Взмахнув коротким копьем, он с силой кинул его, целясь неизвестному между лопаток. В следующее мгновение Пакит уже несся вперед, на ходу выхватывая свой меч. Но больше ничего не потребовалось.
      Бросок, произведенный с такого короткого расстояния, сделал свое дело, хотя лазутчик в последний миг сумел среагировать и чуть развернулся в сторону нападавшего, но это только усугубило дело. Длинный, как лезвие кинжала, наконечник вошел в спину не прямо, а наискось, по направлению к сердцу. И, кажется, достал его, потому что, когда Пакит подбежал, держа оружие перед собой, лежащее на земле тело уже дергалось в смертельной судороге.
      Обернувшись к обрыву – а вдруг там есть второй! – увидел, что вершина горы слева порозовела. Начался рассвет.
      Прибежавшим на его свист солдатам он не дал времени хлопать глазами, заставив прочесать весь лагерь, а главное – обрыв. Нельзя исключить, что там притаился еще один гад. Но энергичные поиски ничего не дали. Скорее всего, убитый действовал в одиночку. При свете факела Пакит рассмотрел его внимательней. По виду это был горец. И, как ни странно, без оружия. Совсем. Ни кинжала, ни даже куска веревки. Ничего. Нет слов, можно убивать и голыми руками, только всегда лучше иметь при себе оружие. Горцы, кстати, предпочитают с ним вообще не расставаться. Никогда. Подошедший Маркас тоже только недоуменно пожал плечами. Все это странно и непонятно.
      Настало время будить всех. Скоро выходить на охоту.
      Пакит подумал, что неплохо бы избавиться от трупа, выкинув его в реку. Место для этого будто специально предусмотрено. До полного рассвета сильное течение отнесет его далеко. Но, прикинув, решил этого не делать. По крайней мере пока. Ведь на траве осталось большое кровавое пятно. Да и нельзя исключить, что неподалеку есть перекаты. Горные реки коварны. На камнях же тело может застрять. А где этот перекат? Мест этих Пакит не знал.
      Бывают на службе ситуации, когда установившиеся порядки не должны действовать. Если б не происшествие, принца не будили бы до наступления времени воина, когда полностью рассветет и настанет раннее утро, еще не жара, лучшее время дня для выхода в дорогу. По прохладе до полудня да на свежих, отдохнувших и сытых лошадях можно много проехать. А там, во время зноя, очень хорошо охотиться на разморенных, уставших оленей, уходящих с полян в тень.
      – Принц Тари, – позвал Пакит, сев на корточки у входа в шатер принца.
      Обильное застолье накануне и разнообразное питье мешали сыну властителя внять голосу своего воина, поэтому Пакит, коротко вздохнув, решился откинуть полог и вползти внутрь.
      Принц и его друзья уютно почивали, издавая присущие спящим людям звуки. У входа, прямо под носом воина, не просто лежал – валялся – меч в красных ножнах, на четверть из них вынутый. Рядом – расшитый кошель черного цвета с вышивкой, из которого соблазнительно полувыпала золотая монета большого размера. И еще очень сильно пахло винными парами, лишь отчасти переработанными морскими организмами.
      Нет, совсем не часто даже дворцовому воину приходится нарушать сон властителя или его родных. За подобное, бывало, и голов лишались. Как горевестники. Пакит замешкался. Еще не поздно отползти назад и закрыть полог.
      Долго и мучительно его учили преодолевать страх. Что твоя жизнь? Прах! И сам ты прах под подошвами сандалий властителя. Высшая твоя доблесть – защитить жизнь его и его близких. Высший подвиг – выполнить приказ. Выше смерти и любого наказания – твое служение.
      Принц Тари, конечно, не так суров, как властитель, только семечко недалеко от дерева, его породившего, прорастает.
      Пакит вздохнул еще раз, заранее принимая свою судьбу – главное решиться! – и потрогал рукой колено принца Тари.
      Тот, будто и не спал, поднял голову и внятно спросил:
      – Это ты?
      – Господин! – Пакит виновато и резко опустил голову. И так же резко поднял. – Прости меня. Я убил человека.
      О-о! Это и вправду сын властителя. Даже, может быть, и сам когда-то им станет. Принц Тари не стал спрашивать и делать вид, что еще не проснулся. Он вскочил, достав меч из-за изголовья.
      Пакит, выказывая уважение, выполз из шатра наружу. Все видимые вершины гор окрасились желто-красным.
      Лагерь просыпался. Повара, солдаты, слуги – мятые, опухшие со сна – заспешили кто по делам, большинство опорожниться: накануне все много и вкусно ели.
      – Показывай! – приказал сын властителя, захлестывая на талии пояс с мечом. Настоящий воин!
      Тело было еще теплым. Теперь, в свете факелов и отраженной от гор зари, можно было уже хорошо разглядеть мертвого. Молодой, голова брита наголо, одет... Хорошо одет. Не так чтоб богато, но и не бедняк, это видно.
      Принц Тари глядел на тело остановившимся взглядом. Словно впервые увидел мертвеца. Лицо – камень.
      Не оборачиваясь, щелкнул пальцами, слегка приподняв руку над плечом. Подлетел, заплетаясь ногами, солдатский старшина, всем своим видом показывая, что готов немедленно рухнуть на колени. Его вина или нет – готов ответить. Лагерь уже ожил.
      – Гонца к Охту. Прошу прибыть ко мне. Быстро! Коней сюда. Лагерь свернуть. Ты, – палец на Пакита, – стоишь тут. Тело накрыть. Все!
      Несмотря на утренний холод, лоб старшины покрылся испариной. Все мы живем на кончике ножа властителя и висим на волоске его воли.
      Казалось, говорил негромко, не повышая голоса, но все услышали и зашевелились с утроенной скоростью. Не один – двое солдат! – рысью побежали в сторону шатра вождя, на ходу затягивая ремешки шлемов и поправляя одежду. Десяток тоже бегом бросились в сторону выпаса. Старшина только успевал взмахивать руками. Остальные принялись сворачивать лагерь.