– И после этого ты еще говоришь, что лишена сентиментальности?
– Причем здесь это?.. – шмыгнув носом, сказала она и тут же перешла в нападение: – Лучше объясните: почему вы все-таки согласились изображать моего любовника?
Фридрих поспешно отвел глаза и, пытаясь скрыть замешательство, принялся сдувать с манжет невидимые пылинки.
– Мы с тобой заключили сделку, – сердито проговорил он и раздраженно заметил: – Я согласился тебе помочь, а ты обещала выполнить одно мое желание. Если, конечно, мне когда-нибудь удастся вытащить тебя из этого дома, – добавил он и с досадой окинул взглядом апартаменты Элизы.
Промокнув слезы платочком, девушка глубоко вздохнула и неожиданно извинилась:
– Простите, что я нагнала на вас тоску. Полагаю, мне следует вас чем-нибудь развлечь. Быть может, сыграем в шахматы? – она указала на стоящий в отдалении шахматный столик с фигурками из слоновой кости.
– Я нахожу это занятие довольно скучным, – пробормотал он со страдальческим видом.
– Жаль, – сокрушенно покачала головой девушка. – На мой взгляд, эта игра довольно занятна.
– Знаешь… – в глазах Фридриха блеснуло озорство, – может, лучше раскинем карты? Если они, конечно, у тебя имеются. – Увидев, что девушка растерянно кивнула головой, он предложил: – А ставку назначит каждый свою. Я выполню любое твое условие, а ты сделаешь то, что придется мне по душе. Идет? – Заметив настороженность девушки, он быстро добавил: – Все в пределах разумного, конечно.
– Согласна, – Элиза небрежно пожала плечами и достала из письменного стола колоду карт. В словах барона чувствовался подвох, но девушка решила сделать своему союзнику небольшую уступку. Если она проявит строптивость, он, возможно, откажется ей помогать. В любом случае, в доме матушки опасаться Ауленберга не приходится.
Они устроились на диване, и Элиза протянула гостю карты:
– Полагаю, вы лучше меня умеете управляться с ними.
Первая партия в бридж закончилась выигрышем барона.
– Мое первое условие – ты будешь называть меня Фридрихом, – потребовал Ауленберг.
После короткого молчания она уступила:
– Хорошо… Фридрих. Игра продолжилась. Они были обходительны и вежливы друг с другом, но эта идиллия продолжалась до тех пор, пока Элиза не начала выигрывать. Ауленберг был весьма раздосадован и возмущенно заявил, что девушка схитрила.
– Но я играю честно! – не согласилась Элиза. – А тебе следует быть повнимательнее.
– Хитрющая дочь Евы! – возмутился барон. – Ты отвлекла меня своими лукавыми глазками и нежными улыбочками!
– Как ты смеешь обвинять меня в глупых женских уловках! – обиделась девушка и тут же заметила, что Фридрих попытался незаметно передернуть карты.
– Ничего себе! Мошенник! Убери немедленно свою руку! Да ты просто нахал!
– Ты еще не знаешь всех моих недостатков, моя прелесть, – с многозначительным видом пообещал Фридрих…
Громкие взволнованные голоса, доносящиеся из комнаты Элизы, заставили горничную подойти ближе к двери и прислушаться. Чуткое ухо служанки уловило фразы: «Мошенник… убери свою руку… нахал… Ты еще не знаешь все… моя прелесть…» Этого оказалось достаточно для того, чтобы девушка поспешила к хозяйке.
– Каков негодяй! – воскликнула Аманда, услышав доклад Агнешки. – Я ведь просила его не торопиться.
Она направилась в покои дочери, но в последний момент остановилась, не в силах войти в комнату, где происходила встреча Элизы с возлюбленным.
– Но я должна знать, что там происходит! – простонала она. – Нужно что-то сделать! Я должна помочь своей девочке. Как бы мне хотелось вышвырнуть вон этого подлеца!
Ответом ей был приглушенный дверью смех барона. Внезапно Аманда сообразила, что можно сделать.
– Шампанского, быстро! – приказала она дворецкому, следовавшему за ней по пятам.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем слуга вернулся. Он толкал перед собой тележку из полированного бука, на которой стояли серебряное ведерко со льдом и бутылкой шампанского, пара бокалов и ваза с фруктами. Аманда нервно указала ему в сторону комнаты дочери, а сама скрылась в соседних покоях.
Одернув ливрею, Людвиг деликатно постучал. Дверь отворилась, и он с достоинством вкатил тележку в комнату. Немного погодя слуга вышел, а дверь за ним мгновенно захлопнулась. Помедлив, дворецкий направился к своей госпоже и доложил:
– Они играют в бридж, мадам.
– В бридж? – Аманда обрадовалась и расстроилась одновременно. Конечно, хорошо, что барон держит свое слово, но играть в карты! Странное занятие для влюбленных.
– Похоже, барон обладает довольно необычным вкусом. Неужели он заслужил свою дурную репутацию только тем, что так же непредсказуем, как моя дочь? В таком случае они действительно подходят друг другу.
– Зачем нам шампанское? – Элиза раздраженно уставилась на тележку.
– По-моему, это очень кстати. Я не прочь немного освежиться, – заметил Фридрих. – Проигрыш в карты всегда вызывает жажду.
Он откупорил шампанское и наполнил бокалы.
– Тебе, милая, следует привыкать к вкусу игристого вина, – посоветовал Ауленберг, заметив, что Элиза, сделав маленький глоток, скривилась. – Кстати… давно хотел у тебя спросить: почему ты так настроена против любви? Всегда находил это чувство весьма приятным.
– Я не против самой любви… – замялась Элиза и, пытаясь справиться со смущением, сделала вид, что выбирает в вазе более румяное яблоко. – Просто мне не нравится, когда меня заставляют делать то, к чему я не чувствую склонности. Восторг, учащенное сердцебиение от музыки или чтения модного романа – все это так глупо. А умение себя преподносить кавалерам с лучшей стороны, все эти бесконечные ванны, кремы, лосьоны, духи, постоянное шитье новых платьев? Я пыталась объяснить матери, что подобная жизнь не для меня, но она даже слушать не хочет. Она хочет сотворить из меня очаровательную соблазнительницу. По своему подобию.
– Ты считаешь, что, получив свободу, не станешь всем этим заниматься? Неужели ты будешь довольствоваться всего лишь дюжиной платьев вместо того, чтобы следить за модой? Ни за что не поверю, что женщина может отказаться отдухов и блеска драгоценностей, – с сомнением покачал головой Фридрих.
– Возможно, ты прав, но я считаю все это глупой чепухой. Я не желаю мириться с тем, что женщина должна постоянно беспокоиться о том, чтобы доставить удовольствие мужчине. Вне зависимости от того – муж он ей или любовник, – с серьезным видом объяснила она и заметила: – Во втором случае это еще хуже. Ведь мужчина всегда может найти себе новую подругу, красивее или моложе прежней. Именно поэтому законным женам, наверно, живется проще.
Услышав последнее соображение, Фридрих не удержался и разразился громким хохотом.
– Ничего смешного в этом нет, – краснея, пробормотала Элиза. – Муж обеспечивает супруге жилье и положение в обществе, а жена, в свою очередь, ведет его хозяйство и заботится о детях. Это честное соглашение, и никому не надо волноваться и думать о такой глупости, как любовь. Разве я не права?
Ауленберг с сожалением смотрел на Элизу. Неужели она и в самом деле верит в то, что можно прожить без любви, а законный брак – всего лишь формальная сделка?
– Должен тебя разочаровать, – покачал он головой. – В браке, безусловно, есть свои хорошие стороны, но чаще всего семейная жизнь вызывает у супругов взаимное отвращение.
– Вот именно поэтому я и не собираюсь выходить замуж! – воскликнула Элиза. – Лучше самой справляться с жизненными трудностями, нежели жить с человеком, с которым у тебя нет ничего общего. Даже самая сильная страсть когда-нибудь приходит к своему завершению, и любовники надоедают друг другу!
Вот это да! Неужели между ее родителями произошел разрыв? Откуда бы девушке знать о таких проблемах? Быть может, именно по этой причине Аманда решила по своему усмотрению устроить судьбу своей дочери?
– Значит, ты надеешься прожить без любви? И без общества мужчин? – с коварными нотками в голосе спросил барон.
– Не знаю, – честно ответила Элиза. – Возможно, когда-нибудь я встречу человека, с которым найдется о чем поговорить. Наверно, мы станем друзьями… В любом случае, я хочу жить честной жизнью и заниматься тем, что мне по душе.
– Любопытно будет на это посмотреть, – резко заметил Фридрих. – Но неужели тебе не хочется иметь своих детей?
Лицо девушки порозовело.
– Об этом я пока что не думала. Но иметь незаконнорожденного ребенка не хочу. Это слишком жестоко для него.
Фридрих хмуро посмотрел на нее. Их разговор все время вертится вокруг посторонних проблем. Похоже, в деле обольщения он впервые в жизни не продвинулся ни на шаг.
Девушке не понравилось выражение его лица, и она озабоченно спросила:
– Что такое? У меня что-нибудь не в порядке? – ее руки беспокойно пробежались по корсажу и юбке.
– Все прекрасно, – Ауленберг окинул ее унылым взглядом. – И поэтому плохо. Ты выглядишь слишком невинно. В тебе нет ни малейшего проблеска влюбленности. И твоя матушка это сразу же заметит, – он неожиданно лукаво улыбнулся. – Она сразу заподозрит твой обман. И тогда нашей игре придет конец.
– И что же мне теперь делать… – мысли девушки лихорадочно заметались, ища выход из положения. Время неумолимо бежало вперед, и близилась пора спускаться в гостиную.
– Доверься мне… – коварно улыбаясь, барон подошел к Элизе и ласково провел пальцами по ее щеке. Он почувствовал, что девушка мгновенно напряглась, и придвинулся еще ближе. Не успела она отстраниться, как Фридрих вытащил несколько шпилек из ее высокой прически и слегка растрепал локоны, упавшие на девичью грудь.
Элиза стояла, словно пойманный дикий зверек, не в силах двинуться. Она неожиданно поймала себя на мысли, что ей приятны прикосновения барона. Когда его руки принялись приводить в беспорядок кружева, прикрывающие грудь, она попыталась запротестовать, но не смогла выдавить из себя ни единого слова. Отчаявшись, девушка подняла на Фридриха умоляющие глаза и испуганно заморгала, встретив призывный мужской взгляд. Взгляд, которого она избегала в течение последних двух часов и которому трудно было не подчиниться…
– Теперь все? – срывающимся шепотом спросила она.
– Не совсем.
Прежде чем девушка успела опомниться, Фридрих наклонился к ней и прильнул к ее губам. Этот поцелуй не имел ничего общего с тем, во время их ночного посещения ресторана. И поразил он прежде всего самого барона. Ауленберг никогда не чувствовал ничего подобного, и чем дольше длился поцелуй, тем сильнее разливалось по его телу ощущение блаженства. То, что он сейчас испытывал, было похоже на глоток родниковой воды в жаркий день.
Элиза в это мгновение ощутила полет из забытого сновидения. Но теперь она наяву вознеслась ввысь к бесконечному небу…
Когда барон, наконец, прервал невероятно долгий (как им обоим показалось)^ поцелуй, девушка замерла в кольце его рук, не в силах пошевелиться.
– Так-то лучше, – с довольным видом заявил Фридрих, стараясь скрыть собственное смятение. – Теперь ты выглядишь чудесно. Волосы чуть растрепаны, глаза блестят, кружево смято.
– Прекрасно… – еле слышно отозвалась Элиза. Она и в самом деле прекрасно себя чувствовала.
Спустя четверть часа они рука об руку спустились в гостиную, наслаждаясь необычайно приятными ощущениями, полученными от общения друг с другом. Чаепитие прошло как обычно, и в семь часов барон откланялся. Элиза, проводив его, быстро поднялась к себе. Ей не хотелось ничего обсуждать с матерью. На ее счастье, к Аманде в это время заехала Маргарита, и дамы нашли, о чем побеседовать наедине.
В своей спальне Элиза упала на кровать со счастливой улыбкой и мечтательно уставилась в потолок. Он ее целовал! По-настоящему целовал, а не просто прикоснулся губами к щеке. О, теперь она понимает, почему во всех романах поцелуям придается такое большое значение. Это было чудесно, восхитительно, необыкновенно…
Но тут же она сердито встрепенулась, разгоняя чувственный дурман. Как ни прекрасны были поцелуи, но как могла она так забыться? Уж не влюбилась ли она в барона… Нет, нет! Она просто слишком долго притворялась влюбленной и увлеклась. Так что беспокоиться не о чем. Если только… он не захочет поцеловать ее снова. А вдруг не захочет?..
ГЛАВА 11
Оказывается, ухаживать за строптивой девушкой, увлеченной идеями о свободе, невероятно сложно. К такому выводу Ауленберг пришел на третий день своих необычных визитов в особняк фрау Розенмильх. Вот и сегодня, например, он несколько часов потратил на поиски подходящего подарка для своей мнимой любовницы. Фридрих обошел все самые шикарные магазины, но не смог ничего выбрать. Его подарок должен быть не только дорогим, чтобы угодить фрау Розенмильх, но и совершенно уникальным, чтобы понравиться необычной девушке. Ауленберг находился в полнейшей растерянности.
Он прекрасно знал, как очаровать искушенных знатных красавиц, обожающих флирт, с удовольствием проводил время с легкомысленными обольстительницами полусвета, щедро одаривал тех счастливиц, которых подбирал для развлечения в борделях, и всего лишь парой легких комплиментов и чарующей улыбкой в мгновение ока обольщал наивных девиц, с которыми вальсировал на балах. Эти трогательные дурочки смотрели на него глазами, полными любви. Они, конечно же, считали его каким-то романтическим героем, а то, что их родители с осуждением рассказывали о предосудительном поведении барона фон Ауленберга, только придавало ему еще большее очарование и создавало вокруг него ореол порочного запретного плода, которым страшно хотелось полакомиться. Фридрих привык к всеобщему обожанию, смешанному с любопытством и негодованием, и теперь впервые в жизни оказался в необычной для себя ситуации.
Элиза разительно отличалась от всех женщин, которых он знал, и потому казалась еще более притягательной. Он должен справиться с этой строптивицей и успокоить уязвленное самолюбие. Только поэтому Фридрих продолжал бродить по опостылевшим магазинам. Пожалуй, ему не пришлось бы прилагать столько усилий, вздумай он жениться. Ему стоило всего лишь оказать несколько знаков внимания какой-нибудь богатенькой наследнице, затем – очаровать ее матушку, договориться о браке с ее отцом и получить благословение своего дядюшки. Все произойдет весьма благопристойно, и никто не будет упрекать его в разгульном образе жизни или настаивать на жгучей страсти…
Стоп! Получается, что мужчине его звания и положения лучше всего и впрямь вступить в законный брак, чтобы затем с чистой совестью завести постоянную любовницу? И хлопот меньше, и свободы больше… После женитьбы непутевого племянника дядюшка успокоится, а его деньги будут спокойно ждать нового хозяина – барона фон Ауленберга. Но… пожалуй, он еще не готов к такому резкому повороту в своей жизни. И, честно говоря, очень хочется довести до желанного завершения игру с упрямой малюткой.
Наконец в одном магазине Фридрих увидел великолепный дамский несессер из замечательной кожи. Услужливый продавец пояснил, что это модная новинка. Внутри маленького легкого сундучка, обитого нежнейшим атласом цвета чайной розы, находились изящное зеркальце, пара расчесок и гребни, украшенные янтарной крошкой, а кроме того – уйма ящичков, в которых располагались всякие щипчики, пилочки и миниатюрные ножницы. Если Элиза устоит перед этим великолепием, то придется согласиться с тем, что ей и в самом деле чужды всякого рода женские уловки.
Ровно в три Ауленберг, как обычно, явился в дом, где обитало семейство Розенмильх. После неизменного досмотра, который ему учинила придирчивая Аманда, он поднялся к Элизе. Девушка приветствовала его лучезарной улыбкой, но стоило лишь закрыть двери, как сразу поскучнела.
– Взгляни на мой подарок, – Ауленберг протянул ей сверток, не обращая внимания на ее неприветливый вид.
– Мама его видела?
– Да, и она его одобрила.
Элиза с видимой неохотой приняла подарок и, положив его на письменный стол, деловито спросила:
– Сколько я вам должна? Ауленберг не на шутку разозлился.
– Мне надоели твои разговоры о деньгах! – сердито произнес он. – Я полдня искал для тебя подходящий подарок, а ты не соизволишь даже взглянуть на него!
– Но я не могу принимать от вас что-либо без оплаты, – растерянно заметила девушка. – Это ставит меня в неловкое положение.
– Прости, но это глупо! Ты сама выбрала меня в любовники? Отвечай: да или нет? – рявкнул он, нависая над девушкой всем своим телом.
Элиза, дрожа, отшатнулась и прошептала:
– Да.
– И теперь отказываешься принять эту безделицу только потому, что это может оскорбить твою драгоценную независимость! Опять эти дурацкие условности! Немедленно открой пакет! – потребовал он.
Девушка замерла. Сердце ее забилось быстрее, а во рту пересохло. Подарок для нее. Что происходит? Сначала поцелуи, теперь подношение. Уж не вздумал ли барон и в самом деле стать ее любовником? Впрочем, на подарок в любом случае стоит взглянуть. Аманда обязательно поинтересуется ее мнением.
Элиза дрожащими пальцами развязала ленту, сняла лаковую бумагу и увидела изящный, обитый дорогой кожей сундучок. Подняв крышку, она обнаружила прекрасный дорожный несессер с уймой полезных вещичек. Для дальних путешествий он подходит как нельзя лучше. Превосходный подарок!
Фридрих внимательно наблюдал за лицом девушки, и, когда глаза Элизы восхищенно вспыхнули, расплылся в довольной улыбке. Девушка осторожно погладила сундучок и принялась внимательно разглядывать его содержимое.
– Все это восхитительно, и… мне очень нравится, – искренне сказала она.
– Я бы очень хотел увидеть, как будут смотреться в твоих волосах эти гребни, – заметил Ауленберг и осторожно предложил: – Быть может, ты позволишь мне расчесать твои кудри?
Элиза тут же испуганно захлопнула сундучок.
– А ведь за тобой остался долг. Ты забыла вчерашний проигрыш? – усмехнулся барон. – Надеюсь, ты сдержишь обещание?
Пожав плечами, девушка решительным движением схватила стул и с шумом поставила его посредине комнаты.
– Делать нечего, подчиняюсь грубой силе, – заявила она и уселась на стул со страдальческим видом.
Озадаченный ее послушанием, Фридрих внимательно заглянул ей в лицо. Глаза были опущены, но губы предательски дрожали, словно Элиза продолжала все еще с ним спорить. Усмехнувшись, Ауленберг принялся разбирать высокую прическу девушку, небрежно швыряя на стол шпильки.
Когда волосы упали на плечи Элизы свободной волной, барон осторожно взял их в руки, словно взвешивая, и с наслаждением вдохнул уже знакомый аромат жасмина. Ему нестерпимо захотелось окунуть свое лицо в дурман этих белокурых прядей, но он сумел справиться со своим волнением. Достав из несессера щетку, Фридрих принялся осторожно расчесывать эти роскошные волосы. Вдоволь налюбовавшись их солнечным светом, он пропустил сквозь пальцы вьющиеся золотистые пряди и аккуратно закрепил их на девичьей головке парой гребешков.
Элиза послушно сидела на стуле, не решаясь двинуться с места. Ее густые ресницы дрожали, а на нежных щечках играл румянец смущения. По всему телу бежали предательские мурашки. Прикосновение мужских рук к ее волосам вызвало в Элизе неведомое ранее томление. Больше всего ей хотелось, чтобы все это продолжалось до бесконечности; она хотела погрузиться в забытье, отбросить в сторону свою стыдливость и вечное упрямство, прильнуть к губам Фридриха, обвить его шею руками…
Ауленберг отошел в сторону, чтобы полюбоваться творением рук своих, и мгновенно угадал по румянцу на щеках Элизы, что сумел разбудить в девушке первые искры желания. Теперь он наслаждался своим первым достижением на пути любви. Неторопливый метод покорения строптивицы весьма ему понравился, в этом было что-то весьма свежее, остроумное, оригинальное, а девушка сейчас казалась еще более очаровательной, чем обычно.
Срывающимся голосом Элиза попросила налить ей воды, чувствуя, что в горле у нее пересохло. Фридрих услужливо подал бокал. Сделав пару глотков, девушка почувствовала себя немного лучше и, облегченно вздохнув, пересела на диван возле книжного шкафа, причем устроилась в невероятно обольстительной позе. Ауленберг, знающий в этом толк, мысленно облизнулся. Похоже, девчонка начинает приходить в себя после долгого сна, в который ее сумела погрузить слишком заумная наставница в пансионе. Коварно улыбаясь, барон приблизился к девушке и по-кошачьи довольно улыбнулся, увидев, что она мгновенно собралась в комок и с опаской на него уставилась. Сделав вид, что не обратил на это внимания, Фридрих повернулся к шкафу и начал изучать книги.
– Ты скучаешь по Франции? По своему пансиону, по учителям и подругам?
– Да, – кивнула она головой и, вздохнув, задумчиво заговорила: – Как странно… Сейчас я вспоминаю о тех временах с нежностью. Когда меня маленькой девочкой привезли во Францию, все поначалу казалось там чужим. Но со временем я полюбила эту страну. Там я научилась думать, читать, мыслить, ценить свободу… Теперь мне уже родные места кажутся тоскливыми и скучными. Австрия разительно отличается от тех стран, которые я видела, – от Франции, Германии, Бельгии и Швейцарии. Здесь все погружено в какой-то древний сон.
– И после этого ты говоришь, что у тебя нет склонности к сентиментальности? Могу заверить, что лирических чувств у тебя вполне достаточно. Единственное, чего тебе не хватает, так это – смелости.
– Моя смелость понадобится мне, когда я добьюсь самостоятельности, – вздернув повыше подбородок, заявила Элиза и встала с дивана.
В это же мгновение Фридрих шагнул к ней, и девушка оказалась в опасной близости от барона. Темные бездонные глаза Ауленберга влекли ее к себе, в неведомую и прекрасную страну, в которой она никогда не бывала… Заглянув в эту глубину, девушка покачнулась и чуть подалась вперед. Ей захотелось упасть в жаркие объятия и вновь ощутить вкус поцелуя! Закрыв глаза, она послушно протянула губы в ожидании волшебного чуда, которое вчера вспыхнуло в ней томительным желанием…
Несколько бесконечно долгих секунд они стояли неподвижно, а потом… Фридрих отошел в сторону.
Вспыхнув, Элиза быстро отвернулась и, схватив первую попавшуюся книгу, спрятала в ней лицо, тщетно пытаясь скрыть свое смущение. Господи, что это на нее нашло?..
– Какую книгу ты так внимательно изучаешь? – голос барона звучал совершенно спокойно, словно между ними не произошло ничего особенного.
Избегая смотреть ему в лицо, девушка молча протянула томик.
– О Боже, басни Эзопа! – Фридрих с мученическим видом прикрыл глаза рукой. – Значит, мы уже дошли до притч и нравоучений. Похоже, ты собираешься стать настоящим «синим чулком». Я этого долго не вынесу.
– Не думаю, что наше заточение продлится очень долго, – оскорбленная его замечанием, Элиза решительно открыла книгу. – Кстати, больше всего я люблю басню о лисе и винограде. Вы ее знаете?
И она с невозмутимым видом принялась читать историю о незадачливой лисице, не сумевшей полакомиться виноградом. Фридрих, на которого подобные вещи всегда нагоняли скуку, на сей раз выслушал басню с некоторым интересом. Любопытно, девчонка выбрала эту басню случайно или же с намеком? Быть может, она опасается, что он откажется от нее из-за того, что не может достичь своей цели? Конечно же… Это – месть за то, что он упустил возможность ее поцеловать! Неужели маленькая хитрюга ведет с ним игру, о которой он даже не догадывался?
Но это чудесно! Ему удалось разбудить ее чувственность, наличие которой она так отчаянно отрицает. И теперь ни в коем случае не стоит спешить. Следует подождать, пока малышка окончательно потеряет голову. А в том, что он заставляет себя самого отказываться от лакомых поцелуев, есть своя прелесть, и желание становится еще более сильным.
Элиза принялась читать новую басню, но Фридрих перестал вслушиваться в ее смысл и, прикрыв глаза, окунулся в музыку девичьего голоса. Господи, как же быстро меняется эта девчонка! Как странно, что в одном человеке мирно уживаются забавный ребенок, готовый к проказам, рассудительная ученая девушка и соблазнительная чувственная женщина. Боже, эта малышка ни на кого не похожа! С ней невероятно сложно, но и весьма интересно. Она будит в нем ощущения и желания, совершенно не похожие на те, что он испытывал прежде.
Ауленберг внезапно понял, что хочет неотлучно находиться в обществе этой очаровательной малютки. Пусть все горит синим огнем! Ему нет никакого дела ни до ханжески благопристойных родственников, ни до изрядно надоевших приятелей-распутников! И самое главное – он никогда и ни за что не позволит Элизе получить столь желанную свободу. И не позволит к ней приблизиться ни одному мужчине.
Забыв об обещании не торопиться, он уже хотел притянуть к себе Элизу, чтобы окружить ее кольцом страстных объятий и обжечь поцелуем, которого она, несомненно, жаждет не меньше, чем он…
Но в это время послышался стук в дверь, и дворецкий вкатил тележку с вином и фруктами.
ГЛАВА 12
Бутылки с шампанским, бургундским и токаем, хранящие на стекле вековую пыль, были старательно упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк фрау Розенмильх. В корзинку Ауленберг вложил визитную карточку, на которой начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы, а в три часа пополудни прибыл сам на Химмельфортгассе с букетом восхитительных орхидей.
Фрау Розенмильх встретила его с милостивой улыбкой:
– Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот великолепный букет Элизе.
– О, моя милая девочка не останется без подарка, – с чарующей улыбкой он показал небольшой ящичек, на котором были выведены непонятные письмена. – Думаю, что он ей весьма понравится.
Озадаченная Аманда не успела даже поинтересоваться, что находится в странном ящичке, как Ауленберг быстро откланялся и легко взбежал по лестнице на второй этаж. Женщина только вздохнула, понимая, что уже ничего не может сделать. Было совершенно очевидно, что барон медленно, но неумолимо движется к своей цели. Взволнованные глаза дочери, которые Аманда могла изучать после визитов Ауленберга, ясно говорили о том, что поклоннику удалось растопить лед в сердце Элизы и сопротивляться их чувствам было совершенно бесполезно. В том, что известный ловелас на этот раз потерял голову, также не было никаких сомнений. Уж в этом-то Аманда разбиралась.
Элиза встретила Фридриха без малейшего проблеска улыбки. На лице у девушки была написана невыносимая мука, и, похоже, приход Ауленберга ее еще больше расстроил. Когда же взгляд девушки упал на ящик со странными письменами, она и вовсе помрачнела.
– Новый подарок…
– Ты как будто не рада? – улыбка медленно сползла с его лица. – Может, посмотришь все-таки?
– Это того стоит?
– Можешь мне поверить.
Фридрих осторожно сдвинул дверцу и достал из вороха бумаги маленькую статуэтку.
– Узнаешь? Это – Венера Сиракузская с малюткой Амуром у своих божественных ног. Мне удалось найти эту вещицу у одного антиквара, который уверял, что статуэтка подлинная и принадлежит к очень древним векам. Надеюсь, она поможет нам еще больше привязаться друг к другу и станет нашей защитницей.
– Вы полагаете, что матушка поймет значение вашего подарка? – Элиза осторожно приняла из рук Фридриха статуэтку. Девушка старательно делала вид, что не придает никакого значения торжественным словам барона.
– Надеюсь, что Аманда поймет, – ответил Ауленберг, обиженный холодным приемом. – Полагаю, твоя мать прекрасно разбирается в вопросах любви.
– Простите меня, – Элиза устало вздохнула. – Полагаю, этой вещице следует найти подходящее место в моих покоях.
Оглядевшись, она направилась было в сторону спальни, но в последний момент остановилась, сообразив, что Фридрих непременно последует за ней, чтобы удостовериться в том, что для его подарка нашлось достойное место.
– Нет… пожалуй, я сперва загляну в одну книгу. Мне кажется, что я где-то видела описание этой статуэтки, – решила Элиза и направилась к книжному шкафу. – У меня есть великолепный альбом, посвященный искусству Рима и Эллады…
Девушка придвинула поближе к шкафу стул и быстро взобралась на него. Ее пальцы легко побежали по корешкам книг, выискивая нужный томик. Но оказалось, что альбом, который Элиза искала, лежал слишком высоко. Девушка привстала на мысочки, пытаясь дотянуться до желанной книги. Фридрих невольно облизнул губы, залюбовавшись тоненькой, похожей на веточку ивы, фигуркой девушки. И в этот миг стул, на котором стояла Элиза, внезапно покачнулся. Девушка испуганно взмахнула руками, стараясь удержаться на шатком пьедестале… Ауленберг ринулся к ней и подхватил на руки, пытаясь спасти от падения.
Элизе показалось, что весь мир вокруг нее завертелся в сумасшедшем беге… Она слышала собственное сердцебиение, и оно сливалось с оглушительным стуком сердца в груди мужчины, сжимающего ее в своих объятиях. Его темные глаза впитывали в себя ее волю, и она уже не могла сопротивляться обжигающему пламени, идущему от губ, глаз и рук Фридриха. Теплый ветерок, ворвавшийся в это мгновение из распахнутого окна, вместо того чтобы охладить это безумие, только усиливал все ощущения… Воздух опьянял ароматами лета, цветов и трав….
Ауленберг с отчаянием смотрел в небесную чистоту глаз Элизы, понимая, что окончательно утонул в их бездонной глубине. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, забыться в ее объятиях, забыть вообще обо всем на свете…
А в это время зачарованная зовущим взглядом мужчины Элиза смотрела в его темные глаза, загадочные и желанные. Они хранили в себе тысячи тайн, и ни одну из них она еще не сумела разгадать.
– Вы… не могли бы отпустить меня… – стараясь вырваться из западни этих коварных глаз, умоляюще прошептала девушка.
– Мне почему-то очень не хочется этого делать… – губы Фридриха умышленно не касались нежного рта Элизы и лишь опаляли ее жарким дыханием.
Чувствуя, как пылают щеки, Элиза опустила голову и попыталась освободиться из кольца объятий.
– Я слишком тяжелая, и вы можете устать… Вам лучше опустить меня на пол.
– Лучше в постель… – прошептал барон и тут же усмехнулся: – Не бойся. Я не собираюсь нарушать слово, данное твоей матушке. Но чувствую, что еще пара таких мгновений – я и стану клятвопреступником. Моя прелесть, ты все больше напоминаешь мне юную розу, нежную и благоухающую, и, конечно, с острыми шипами, способными поранить мое бедное сердце. Именно их уколы делают мою жизнь намного интереснее и привлекательнее.
