Где-то в глубине сознания Уиллоу голос умолял ее об осторожности, но она не обращала на него внимания, потому что ее заново разбуженное тело требовало своего. Оно было охвачено страстным желанием, которое мог удовлетворить только этот мужчина.
      Она не помнила, как сбросила одежду и как Гидеон разделся сам, но теперь они лежали вместе на постели миссис Бейкер, голые и обдуваемые ветерком из окна, которое Гидеон открыл заранее.
      У Уиллоу была минута страха перед силой этого человека – не только физической, но и интеллектуальной. Какие силы может освободить в нем эта страсть?
      Словно прочитав ее мысли, Гидеон провел пальцами по линии ее скул, откинул назад густые волосы.
      – Тебе не будет больно, – сказал он, и его рот приблизился к ее нежной шее, ласково исследуя ее.
      Дрожь ярко выраженного желания прошла по всему телу Уиллоу.
      – Гидеон, – прошептала она, – я никогда… я хочу сказать…
      – Я знаю, – выдохнул он в ямочку под шеей. Уиллоу вдохнула, а потом стала хватать воздух ртом, когда его губы медленно двигались по ее грудям, осторожно хватая их темно-розовые верхушки.
      Как-то давным-давно она подслушала, как Стивен занимался любовью на сеновале с одной из своих женщин. Они не знали, что Уиллоу была там, и она не могла убежать, охваченная любопытством и страхом, что ее поймают.
      Было много возни и много шума, и они оба – Стивен и та женщина – иногда вскрикивали, словно корчились в невыносимой агонии.
      Уиллоу испугалась, но, к ее удивлению, Стивен и его женщина оказались совершенно здоровыми, когда она увидела их позже. Глаза женщины как-то по-особенному сияли, а Стивен ей улыбался, точно эти двое разделяли какую-то известную только им шутку.
      Руки Гидеона ласкали бока Уиллоу, а его рот пировал у нее на груди, и она начала дрожать под ним одновременно от страха и желания. Будет ли он любить ее тем же сладким и бесстыдным способом, как тогда на холмах? Тогда она кричала. От этого стонала и молила, словно в муках, женщина Стивена?
      Уиллоу была полна смущения и желания, страха и страсти.
      – Гидеон, Гидеон… – твердила она как в беспамятстве.
      Его ответом был хриплый смех и слова:
      – Скоро, колдунья. Ты еще не готова.
      Его рот спускался все ниже, оставляя на тебе теплые поцелуи, которые словно ножики кололи Уиллоу, давая ей острое наслаждение.
      – Г-готова? – шептала она, перебирая пальцами его волосы.
      Теперь он был у самого входа в ее женственность; его дыхание, несмотря на ветерок из окна, согревало все ее тело, заставляя каждый его дюйм трепетать. «У-у-у-у», – сказал он, припав к ней ртом. Это нежное движение было таким пронизывающим, что удовольствие от него было похоже на боль.
      Уиллоу задрожала. Руки Гидеона поймали ее бедра, подняв их выше, и удовольствие стало настолько сильным, что Уиллоу показалось, что больше она не вынесет его.
      – Гидеон, Гидеон! – кричала она, когда внутри поднялась горячая волна, которая медленно угасла, оставив ее вздрагивающей и обессилевшей.
      Он нежно положил ее на кровать. Глаза его заволакивало пеленой, когда он пробежал взглядом по ее обнаженному телу, требуя его. Осторожно, чтобы не придавить ее своим весом, Гидеон опустился на Уиллоу, и она почувствовала, как от напряжения и желания дрожат мускулы его загорелого тела, а жаркое касание его члена было волнующим и приятным.
      – Красивая… – сказал он рассеянно, пряча лицо в спутанных волосах Уиллоу.
      Уиллоу неподвижно лежала под ним, пресытившись, но чувствуя, что ее желание снова просыпается, разбуженное властью его тела, запахом его волос и кожи.
      – Иди ко мне, – сказала она.
      Со стоном Гидеон раздвинул ее ноги, нежно отыскивая вход.
      – Колдунья, – выдохнул он, и вот уже он был в ней, но только совсем чуть-чуть.
      Инстинктивно Уиллоу схватила обеими руками его твердые ягодицы, прижимая его сильнее. Он застонал, словно от ужасной боли.
      – Полегче, ради Бога, тебе будет больно, если мы поспешим.
      Уиллоу вдруг вспомнила слова Марии. Она говорила, что сначала будет больно, но желание Уиллоу было сильнее страха.
      – Пожалуйста, Гидеон, – сказала она приглушенным ласковым голосом.
      Осторожным толчком Гидеон до конца вошел в нее. Уиллоу ощутила резкую боль, но она быстро прошла, и Уиллоу вцепилась в него, когда он стал выходить. Конечно же, это еще не конец магической загадочной церемонии!
      Гидеон вернулся, на этот раз сильнее и увереннее, и Уиллоу растворилась в жаре, несмотря на нежность его движений.
      Теперь движения его тела подчинялись ритму его страсти, убыстряясь с каждым толчком. Он повторял ее имя снова и снова хриплым голосом, и Уиллоу, ослепленная потоком новых ощущений, позволила этому голосу увлечь себя к восхитительному оргазму, который ожидал обоих.
      Они лежали неподвижно в сладком изнеможении какое-то время, потом с нервным смешком Уиллоу объявила:
      – Ты меня раздавишь.
      Гидеон немедленно сполз, лег на спину. Он прерывисто дышал, уставясь в потолок, будто видел небо сквозь него.
      – Небольшая месть, – ответил он, – за то, что ты только что сделала мне.
      Уиллоу села; если бы у них были одеяла, она бы натянула их на себя.
      – Извини меня! – вспыхнула она. Гидеон рассмеялся.
      – Успокойся, колдунья, – сказал он. – Я не издевался над тобой. Если ты собираешься спросить меня, то да. То, чем мы только что занимались, может сделать тебя беременной.
      Уиллоу сглотнула. Их союз, несмотря на весь его огонь, был непрочным, и внезапно она почувствовала себя совершенно одинокой, хотя Гидеон был так близко, что она могла дотронуться до него.
      – А что, если у меня будет ребенок, Гидеон? Что тогда произойдет?
      Своей сильной мужской рукой он накрыл ее все еще пульсирующую грудь.
      – Тогда мне придется разделить с тобой это, – ответил он.
      Слезы сверкнули в глазах Уиллоу; увидев их, Гидеон спустил ее ниже, так что ее голова легла ему на плечо. Его тело тоже было потным от напряжения, с которым он взбирался на вершины страсти.
      – А что, по-твоему, должно случиться, Уиллоу? – тихо сказал он, вороша рукой ее волосы. – Ты вообразила, что я брошу тебя и моего ребенка, даже не оглянувшись?
      Уиллоу пожала плечами:
      – Откуда мне знать, что ты сделаешь, Гидеон Маршалл? Ты для меня незнакомец, портрет, который ожил.
      Он усмехнулся; звук был глубокий, грудной, гремевший в ушах у Уиллоу.
      – Я Ланцелот, – сказал он.
      Уиллоу вскинулась бы снова, если бы он не остановил ее.
      – Ты знаешь об этом?
      – Об этом нетрудно было догадаться, колдунья. Надеюсь, ты понимаешь, что я сделан не из масляных красок и холста, а из плоти и крови.
      Уиллоу густо покраснела, так как не было смысла отрицать это.
      – Я много думала о тебе, но никогда у меня не было разгадки этому, – призналась она.
      Гидеон засмеялся:
      – Что же, скажите на милость, прекрасная девица, вы воображали?
      У Уиллоу комок подступил к горлу от девической наивности ответа, который она должна была дать.
      – Я… я думала, ты будешь… ну, я знала, что ты будешь внутри меня, но я не знала, как это. Я не знала, что мы будем двигаться так…
      На этот раз Гидеон не смеялся, и юмор в его голосе был мягче.
      – Ты думала, я просто собираюсь прыгнуть на тебя, а потом лежать там?
      – Да, – призналась Уиллоу.
      Какое-то время они лежали молча, рука Гидеона медленно перебирала волосы Уиллоу. Наконец, повернувшись к ней снова и оказавшись сверху – его губы были всего в дюйме от ее губ, – он выдохнул:
      – Никогда не бойся, моя госпожа. Я останусь с тобой и убью драконов для тебя.
      Пьянящее чувство охватило Уиллоу, но она ощутила и грызущее сомнение. Убьет ли он и ее брата?
      Его рот накрыл ее губы, немного сонно, хотя и настойчиво.
      Уже спускалась ночь, когда они наконец-то оделись и вернулись в город.
 
      К величайшему облегчению Гидеона, все соболезнующие ушли к тому времени, когда они с Уиллоу добрались до дома судьи Галлахера. Только Захарий оставался там, и хотя у него совсем не было настроения препираться с братом, Гидеон мог как-то смириться с его присутствием.
      Захарий молчал, пока Уиллоу не поднялась наверх; ее распущенные волосы развевались за спиной, а щеки пылали. Потом в тишине гостиной Галлахера он поднял свой бокал бренди в явно недружелюбном и насмешливом приветствии:
      – У некоторых весьма интересный способ бороться с горем.
      Гидеон напрягся, но потом ему захотелось расслабиться. Чтобы помочь себе в этом, он налил себе в стакан виски отчима.
      – Она моя жена, – сказал он после долгой паузы.
      – Уж мне ли это не знать лучше других? – сказал Захарий. Прислонившись к каминной полке, он принял вид совершенно расслабившегося человека, но из долгого опыта Гидеон знал, что его брат был словно свернувшаяся змея, готовая нанести укус в любую минуту.
      Гидеон смерил Захария уничтожающим взглядом:
      – Послушай, Захарий, я все это терпеливо сносил. Когда я узнал, что ты сделал, мне хотелось выпустить тебе кишки, но я не сделал этого. Так почему бы тебе просто не заткнуться, пока не поздно?
      Захарий как-то презрительно хмыкнул, самодовольно ухмыляясь.
      – Ты, случайно, не заблуждаешься, воображая, что являешься достойным противником для меня, братишка?
      – Это не заблуждение, и ты это знаешь. Захарий улыбнулся, обнажив свои ослепительно белые зубы, но слегка побледнел.
      – Хорошо, Гид, хорошо. Маму похоронили только сегодня, и никто из нас ничего такого не думает.
      В этих словах был скрытый укол, задевший гордость Гидеона. Был ли он неправ, забывшись в сладостном огне с Уиллоу в этот печальный день? Он сделал вид, что не заметил намека брата.
      – Не сентиментальничай, Захарий, – сказал он хрипло, – мы с матерью не были слишком уж близки, ни ты, ни я, так что давай не будем притворяться. В сущности, она просто бросила нас.
      Захарий сделал большой глоток из своего бокала.
      – Гид, она не оставляла нас, просто дедушка не дал ей забрать нас на Запад после того, как умер отец, вот и все.
      Это было весьма резонно, но все равно не вполне укладывалось в голове Гидеона. Ивейдн вышла замуж за Девлина Галлахера спустя всего несколько недель после смерти первого мужа, оставив двоих сыновей на попечении строгого, но справедливого свекра. Их воспитали в достатке, но в то же время и достаточно сурово, чтобы мальчики стали настоящими мужчинами. И тем не менее то обстоятельство, что Ивейдн ушла, даже не попытавшись бороться за своих сыновей, обескураживало его.
      – Возможно, судья не позволил бы ей привезти нас, – предположил Захарий, прервав молчание. – Ты когда-нибудь думал об этом, Гид? Может, ему не хотелось, чтобы под ногами все время крутились дети другого мужчины.
      Гидеон все эти годы часто думал об этом, но теперь, встретив судью, он увидел его совсем в ином свете. Несмотря на разгульный образ жизни, Девлин Галлахер не был из тех, кто увиливает от ответственности, даже если она только частично его.
      – Нет, – сказал он. – Дедушка надавил на нее, и мама уступила, вот и все.
      – Она умерла, Гид. Давай оставим наши сомнения и предположим, что она сделала все, что смогла, хорошо?
      Это было единственно разумное решение, и Гидеон был более чем готов отбросить свои мальчишеские мысли и чувства.
      – Ты прав, – согласился он, задумчиво глядя на брата. – И все-таки что ты здесь делаешь? Я и не думал, что тебя можно оторвать от игорного стола и этой, как ее зовут, Мелани.
      Захарий устало усмехнулся:
      – Мелани вышла замуж за пятидесятилетнего кораблестроительного магната с большим животом и таким же банковским счетом. А я приехал сюда потому, ну, потому что чувствовал себя виноватым за ту шутку, которую сыграл с тобой. Я решил, что смогу помочь тебе чем-то, но, кажется, ты все держишь под контролем.
      Под контролем? Гидеон чуть было не рассмеялся. Ему удавалось все, кроме контроля; на самом деле все его планы пошли прахом. Он хотел найти Стивена Галлахера, хотел жениться на Дафне Робертс и объединить свою часть акций «Сентрал пасифик» с акциями ее отца, получив таким образом контроль над компанией.
      Вместо того чтобы следовать этим целям, он купил дом, в придачу к этому он переспал с Уиллоу. Он не говорил, что любит ее, но был близок к этому и пообещал ей, что они состарятся вместе и что у них будут дети.
      Что, черт побери, с ним произошло? Он всегда умел мыслить расчетливо, но теперь просто разрывался между двумя совершенно различными задачами. Ему хотелось жить на этом маленьком ранчо, которое он так опрометчиво приобрел. Ему хотелось видеть, как у Уиллоу растет живот, в котором она вынашивает его детей.
      И все же ему хотелось осуществить и другие желания. Не зная, как еще разрешить это затруднение, Гидеон набросился на Захария:
      – Ты хоть немного представляешь себе, в какую чертову кашу ты превратил мою жизнь?
      Захария, казалось, это скорее позабавило, нежели заставило раскаяться.
      – Могу ли я напомнить тебе, что ты втрескался в нее? Ты был готов переспать с этой милашкой, чего бы тебе это ни стоило. Если я правильно понял, а я в этом совершенно уверен, ты весь день провалялся с ней на сене. Знаешь, ты ведь мог тихо и без шума аннулировать брак. Но, очевидно, ты выбрал другой вариант.
      Гидеон нахмурился:
      – Кстати, ты не говорил об этом Дафне?
      – Конечно же, я сказал. Я не мог позволить, чтобы бедняжка бегала по Нью-Йорку и рассказывала всем, что обручена с женатым мужчиной. Гидеон закрыл глаза, глубоко вздохнул:
      – Господи! Как она отнеслась к этому?
      – Очень возбужденно. Я до сих пор слышу, как гремели ее безделушки, когда я садился в экипаж.
      – Чудесно. А ее отец?
      – Ему хотелось привязать тебя к фонарному столбу на Пятой авеню и хлестать до тех пор, пока по тротуару не потечет кровь.
      «Слишком много для объединения двух финансовых империй», – с мрачным отчаянием подумал Гидеон.
      – Боюсь, что это еще не все, – с плохо скрываемым удовольствием сказал Захарий. – Они собираются приехать сюда, видимо для того, чтобы заставить тебя понять свою ошибку.
      Гидеон снова выругался, но от дальнейших высказываний его удержало внезапное появление в дверях гостиной Уиллоу. Сияющая на ее лице улыбка была несомненным доказательством того, что она не слышала их разговора.
      – Нам придется остаться здесь сегодня, Гидеон, – весело объявила она. – Мария говорит, что нет времени собрать все эти простыни и полотенца. Мы с ней сделаем это с утра.
      Гидеон почувствовал себя размягшим, словно ненакрахмаленная рубашка, и избегал сверкнувшего понимающего взгляда Захария.
      – Прекрасно, – сказал он с неожиданной для самого себя пренебрежительностью.
      Уиллоу это явно уязвило, и улыбка готова была сбежать с ее лица.
      – Что-то не так?
      Тут в разговор со свойственной ему решительностью вмешался Захарий.
      – Нет-нет, ничего страшного, дорогая. И, могу ли я так выразиться, добро пожаловать в семью Маршаллов?
      Гидеон поморщился, но, к счастью, внимание Уиллоу было приковано к Захарию, и она не увидела.
      – Спасибо, – мягко поблагодарила она, и ее глаза с такой робостью обратились к Гидеону, что он почувствовал неловкость. Он обидел ее одним лишь резким словом и теперь ненавидел себя за это. Себя и Захария.
      – Мы останемся здесь сегодня, – сказал он с нежностью, рассчитанной на то, чтобы извиниться за недавнюю ошибку, – если твой отец не будет возражать.
      Какой-то миг Гидеону казалось, что Уиллоу подойдет к нему и обнимет. Он бы просто не вынес, если бы она не сделала этого. Но, остановленная его холодностью, она просто изобразила на лице еще одну робкую улыбку и сказала:
      – Не будет – мы ведь женаты.
      На этот раз Гидеон не мог скрыть свою реакцию на это замечание – оно словно плетью хлестнуло его.
      Лицо Уиллоу, казалось, распалось на кусочки, но она вышла из гостиной с таким достоинством, что Гидеон не мог не восхититься ею.
      – Ты ублюдок, – сказал Захарий. – Почему бы тебе сразу не ударить ее? Она не заслужила этого.
      – Ты заткнешься? – выйдя из себя, закричал Гидеон. – Если бы не ты, ничего этого не случилось бы.
      – Возможно, я заварил всю эту кашу, братишка, – сухо ответил Захарий, – но я не спал с этой девушкой и ничего не обещал ей. Ты сделал это, Гид. Ты!
      Захарий был прав, хотя Гидеон никогда бы не признал этого вслух. Внезапно ему показалось, что дом Девлина Галлахера сужается, выжимая воздух у него из легких.
      – Пойду прогуляюсь, – хрипло сказал он. – Идешь со мной?
      Выгнув бровь, Захарий" пожал плечами.
      – Почему бы и нет? – спросил он нараспев. Спустя пятнадцать минут они зашли в тот самый салун, где Гидеон когда-то столкнулся со Стивеном Галлахером, одетым в костюм торговца.
      – Фирменного, – сказал Гидеон ухмыляющемуся бармену. – Это для моего брата. А мне виски.
      Захарий собирался возразить, когда бармен поставил перед ним налитую до краев кружку «мочи пантеры», из которой он вежливо отхлебнул. Его бурная реакция весьма помогла Гидеону избавиться от подавленного состояния.
      – Чертов сукин сын! – взревел Захарий, отплевываясь и в ужасе поглядывая на свою кружку. – Что это за дрянь?
      Гидеон только улыбался.

* * *

      Мягкая и теплая рука Марии легла на дрожащее плечо Уиллоу.
      – Что случилось, chiquita? Почему ты плачешь? Ответом был вопль боли и негодования.
      – Вы с мужем уже поссорились?
      Уиллоу села в своей детской кровати и засопела.
      – Не совсем, он просто… ну…
      Мария села рядом с Уиллоу и по-матерински обняла ее:
      – Что, chiquita? Что он сделал?
      – Не знаю… Я не могу объяснить это… Мария понимающе усмехнулась:
      – Ты не должна волноваться.
      – Не волноваться? – огрызнулась Уиллоу, вырываясь из рук экономки. – Мария, он не любит меня!
      – Ш-ш-ш-ш. Завтра будет время решить все проблемы, всегда найдется время для этого. Почему бы тебе не лечь в постель, а я принесу ужин сюда?
      – Нет, – упрямо ответила Уиллоу:
      Но когда всего через несколько минут Мария вернулась в комнату с подносом, Уиллоу спала, свернувшись калачиком, и ей снился скачущий на белом коне рыцарь Ланцелот, который спасал ее от огромного покрытого чешуей дракона.
 
      Гидеон приоткрыл глаза и застонал. Он неудобно лежал на узком диванчике в гостиной матери, и его собственный портрет ухмылялся ему со стены над камином.
      В желудке болело, в висках застучало, когда он приподнялся. В углу комнаты стояли отполированные средневековые доспехи, молча дразня его. Он выгнул бровь, которая болела так же, как и голова, просто невыносимо, и лениво прикидывал, подойдет ли ему это железное одеяние.
      «Вряд ли», – печально подумал он, когда из-за спинки стула, стоявшего в нескольких шагах от него, донесся похотливый храп.
      Гидеон ухмыльнулся. Единственным утешением было то, что Захарий будет чувствовать себя так же ужасно, как и он, если не хуже.
      – Захарий! – громко позвал он.
      Брат застонал и пошевелился на маленьком стуле.
      – В следующий раз, братишка, когда ты предложишь мне выпивку, – прохрипел он, – я пристрелю тебя.
      Гидеон поднял к потолку покрасневшие от виски глаза, думая об Уиллоу. Судя по всему, Захарий был не единственным человеком в доме, склонным мучить его. Он вздохнул. В конце концов, он не пошел к ней прошлой ночью, хотя соблазн был велик. Но он все же решил, что она заслуживает большего, чем быть облапанной пьяным.
      Захарий свалился со своего стула и растянулся, вскрикнув при этом от боли.
      – Какого черта ты спал здесь, – раздраженно спросил он, – когда твоя пышнотелая женушка спала наверху?
      Насколько Гидеон мог припомнить, он покраснел, сосредоточенно натягивая ботинки. Он ничего не ответил, потому что ему было слишком стыдно произнести имя Уиллоу.
      – В твоем положении я бы уж точно не провел ночь на диване, – проворчал Захарий, который никогда не знал, когда нужно держать рот закрытым.
      – В этом разница между тобой и мной, – коротко ответил Гидеон. Бросив уничтожающий взгляд на доспехи, он подумал, что этот средненький, обычный, ничего собой не представляющий рыцарь сделал бы в подобных обстоятельствах. Отбросив рыцарство, ему хотелось упасть перед Уиллоу ниц, умоляя о прощении.
      – Между тобой и мной нет большой разницы, – ответил Захарий с какой-то сверхъестественной и тревожащей проницательностью. – И чем быстрее ты признаешься в этом и будешь соответственно вести себя, братишка, тем лучше ты станешь.
      – Пошел ты к черту, – проворчал Гидеон.
      – Доброе утро, сеньоры, – пропела Мария с порога гостиной, и хотя она улыбалась, ее бархатные карие глаза горели от злости. Гидеон знал, что потревожил ее птенчика, и его больно заклюют за эту неосторожность. – Будете завтракать сейчас?
      – No! – в унисон одновременно ответили Гидеон и Захарий.
      Мария расплылась в улыбке.
      – Но ведь это яйца! – прокудахтала она, прекрасно зная, какое это мучение для них. – Яичница с перчиком и лучком для аромата!
      Захарий охнул, зажал рукой рот и побежал к ближайшему выходу.
      Теперь мстительный взгляд Марии остановился на Гидеоне.
      – Яйца – смешная штука, сеньор, – продолжила она. – Мне как-то попалось одно совершенно тухлое и как вода жидкое…
      Гидеон издал приглушенный звук и бросился вслед за братом.
 
      – А Гидеон с Захарием не проголодались? – весело спросила Уиллоу, садясь за стол на кухне, чтобы позавтракать. Настало утро, в летнем небе светило теплое солнышко, и она снова была в хорошем настроении.
      Мария, стоявшая у плиты, смеялась низким грудным смешком.
      – Нет, chiquita, они не голодные. Они, по-моему, любуются петуньями, которые мы посадили у забора.
      Уиллоу нахмурилась. Ей вовсе не казалось, что Гидеон или Захарий очень увлекаются цветами. Она пожала плечами. Потом она покажет им беседку с белой сиренью и розами.
      – Папа приходил домой прошлым вечером?
      – Нет, – ответила Мария.
      – Думаешь, он у Дав Трискаден, так скоро после… Мария уверенно покачала головой:
      – Нет. Он взял с собой матрас с одеялом, еду и кофейник.
      – Поскорее бы он вернулся, – сказала Уиллоу. – Мне бы не хотелось уехать к Гидеону, не сказав сначала об этом папе.