- Ну, теперь тихо, теперь - ни звука. Скоро он приедет, поставит сети, и тогда... - прошептал Кукурузо. Именно это "тогда" больше всего меня и страшило...
      Ночь, как назло, опять была облачная, беззвёздная.
      - Значит, план такой, - шептал Кукурузо. - Задерживаем с лодки. Я сижу на корме с ружьём, ты на носу с фонариком. Я говорю: "Р-руки вверх!" - ты в это время светишь фонариком и кричишь: "Товарищ Валигура, заходите справа, Николай Павлович, заходите слева". Чтоб он думал, что нас много. Так даже настоящие пограничники делают, когда задерживают шпиона...
      - А... а что мы потом будем делать, когда задержим его? - спросил я.
      - Как - что?.. Передадим в милицию. Товарищу Валигуре передадим.
      - Так, значит, ты свой остров бросишь и не будешь больше Робинзоном? Рассекретится же всё... Ох и зачем я это сказал!
      - Нет, ни в коем случае! - категорически прошептал Кукурузо. - Я останусь на острове. А ты повезёшь его в милицию.
      Мне стало совсем плохо.
      - Да что... да как... да ну... - залепетал я.
      - Подумаешь! Отведёшь к милиционеру товарищу Валигуре, и всё.
      - Да Валигура же ещё спать будет, - чуть не заплакал я. - Что же я с этим бандюгой сам ночью буду делать? Он же меня задушит.
      - Не бойся. Я дам тебе ружьё. Потом привезёшь.
      - Н-не надо! Н-не давай! - теперь уже категорически прошептал я. - Я б-боюсь. Я ружья боюсь ещё больше, чем Кныша. Стрельну нечаянно, убью его, и меня расстреляют...
      Я уже окончательно понял, что у Кукурузо никакого плана не было. Он всё продумал только до того момента, когда скажет: "Руки вверх!" - и Кныш станет, шатаясь, в лодке с поднятыми руками. А дальше, выходит, всё должен делать я. Дудки!
      - Не! Так не будет! Я сам Кныша не повезу, как хочешь...
      - Да ладно уж! Чего слюни распустил! До села вдвоём довезём, а потом я вернусь. Не знал я, что ты такой трус!
      Мне стало стыдно. Кукурузо был намного храбрее меня. Ишь как уверенно держится! Я решил взять себя в руки.
      Несколько минут мы молчали. И вдруг услыхали тихий шелест. Потом - плюх!.. А затем - ляп-ляп-ляп!.. Мы замерли. Сомнений не оставалось - Кныш забрасывал сети.
      Мы напряжённо ждали. Наконец воцарилась абсолютная тишина. Кныш уехал. Мы подождали ещё немного. Тишина. Ни звука. Кныша нет.
      - Ну, теперь на лодку и в засаду, - шепнул Кукурузо. Он зарядил ружьё, дал мне фонарик, мы сели в лодку и тихо поплыли под берегом.
      - О! Есть! - шепнул я. Я сидел на носу и первый увидел поплавки рыбачьей сети, которые белели на воде.
      Мы загнали лодку в камыши как раз против поплавков. Замаскировались. Теперь нам осталось одно - ждать, долго ждать, может быть, даже всю ночь, до самого рассвета, пока не приедет Кныш выбирать рыбу.
      - Спать нельзя. Ни минуты. А то начнём клевать носом, разморит - будем как мокрые курицы, и ничего не выйдет, - сказал Кукурузо.
      - Ты прав, - вздохнул я. И мне тут же захотелось спать. Я широко раскрыл глаза, всматриваясь в темноту, в которой еле-еле можно было различить на фоне неба очертания камышей, но глаза сами собой слипались, и приходилось время от времени окунать руку в воду и протирать их.
      Наверное, нет ничего труднее, чем не спать, когда хочется спать. И, наверное, нет более длинных минут, чем те томительные минуты полусонного ожидания в темноте...
      - Не спи, потому что прозеваем, - шипит с кормы невидимый Кукурузо.
      Если бы он знал, как мне хочется именно прозевать! Да разве с ним прозеваешь, с таким упрямым! Неужели он в самом деле не боится?
      Фантазия рисует мне страшные картины: Кныш, хищно оскалившись, бьёт меня веслом по голове, я падаю с лодки, глотаю воду, задыхаюсь, водоросли опутывают меня и... Мне даже вправду становится тяжело дышать. И зачем мы влезли в это дело! Действительно, кто знает, что может быть! А что, если случится то, о чём я только что думал... Это ещё хорошо, если найдут наши тела. Тогда будут торжественные похороны, с музыкой, с речами и выступлениями. Хоронить будет вся школа, всё село. И все будут плакать. И Гребенючка, размазывая по щекам слезы, будет говорить: "А я же видела его накануне. Он был такой хороший, такой вежливый - помогал мне вытаскивать ведро из колодца. И Ганей называл. Я ещё ему девять копеек одалживала. Знала бы - и пятьдесят отдала ему насовсем. Какой был хлопец!"
      Мне становится так жалко себя, так жалко, и я сам кажусь себе таким несчастным, что начинает щемить в горле.
      Но Кукурузо ничего этого не понимает. Он опять шипит с кормы:
      - Не спи!
      И я трагическим шёпотом отвечаю:
      - Да не сплю я, не сплю, чего ты!
      Время идёт. То ли глаза привыкли к темноте, то ли становится светлее, но уже лучше видны камыши, и вода блестит, и клубятся в небе облака. А может, это уже светает?.. У меня такое впечатление, что мы сидим целую вечность.
      И вдруг - словно кто пырнул меня чем-то острым в грудь. Из темноты вынырнула лодка. Она плыла прямо на нас. Ближе, ближе, ближе.
      В лодке грозная фигура гребёт веслом. Кныш!
      Сердце повисло у меня на тоненькой ниточке - вот-вот оборвётся.
      Я обхватил руками нос лодки, не шевелюсь.
      И тут на корме звонко щёлкнул курком Кукурузо и срывающимся басовитым голосом изо всех сил крикнул:
      - Р-руки вверрх!
      Я забыл про фонарик, забыл, что мне надо кричать, и панически взвизгнул:
      - Дядя милиционер, сюда!.. Дядя милиционер, туда! И замер испугавшись собственного голоса.
      - Руки вверх! Руки вверх! - скороговоркой и уже не так басовито повторил Кукурузо и тоже растерянно умолк. Какое-то мгновение было тихо, потом...
      - Га? - будто недослышав, спросила "грозная фигура". И... что-то глухо ударилось о дно нашей лодки - это выпало из Кукурузовых рук ружьё. А я на всё небо разинул от неожиданности рот. И, только сейчас вспомнив о фонарике, нажал на рычаг, выдавливая из него свет.
      Перед нами был... дед Варава.
      - Диду, это вы? - плаксивым растерянным голосом спросил наконец Кукурузо.
      - Да я же, я, - сказал дед, подплывая к нам. - Не узнали?.. Так как же это вас понимать? В разбойники, внучек, пошли, значит? Ружьё на людей наставляешь? С наукой ничего не вышло, так в разбойники подались?..
      - Да что вы, диду? - взвизгнул Кукурузо. - Такое скажете! Какие там разбойники! Вот гляньте только! А ну присвети, Павлуша.
      Я зажикал фонариком. Я готов был всю ночь жикать, так я был рад, что это дед Варава. Я просто готов был его целовать. Страх мой -как корова языком слизнула. Раз это дед Варава, я уже не боялся ничего на свете. Я направил свет фонарика на поплавки.
      - Ага, - сказал дед, - вижу. Сети. Значит, не разбойники, а браконьеры вы... Обрадовал, называется... Те же самые штаны, только застёжка сзади.
      - Да что вы, диду! Это же не мы, это же не наши. Это Кныш. Мы выследили его и хотим задержать.
      - Вот оно что? Кныш? А вы не ошибаетесь?
      - Да мы своими глазами видели! - теперь уже не удержался я. - И как ставил, и как выбирать один раз приезжал... Вдвоём с Кнышихой.
      - Ну, тогда другое дело. Тогда вы молодцы. Только рано вы его" ждёте. Он приедет под утро, часа в три-четыре. А сейчас ещё двенадцати нет.
      - Да ну! - удивился я.
      - А вы думали, что уже и ночь прошла? Давно ждёте?
      - С самых сумерек.
      - Вот бедняги. И не заснули. Ну так ложитесь, а я подежурю, раз так. А потом разбужу.
      - Да что вы - мне вовсе не хочется спать, - хорохорился Кукурузо.
      - И мне, - вынужден был сказать и я.
      - Ну смотрите, - равнодушно сказал дед и осторожно стал загонять свой челнок в камыши рядом с нашим.
      Мы молчали. Кукурузо, видно, ждал и боялся дедовых расспросов. Но дед молча маскировал свой челнок камышами. В таких случаях всегда лучше самому что-то спрашивать. И Кукурузо наконец несмело спросил:
      - Диду, а вы как здесь очутились?
      - Топиться ехал. С горя. Что у меня внук такой непутёвый.
      - Да не шутите, диду.
      - Вот, интересно мне с тобою шутить!
      - Ну, скажите, диду, - канючил Кукурузо.
      - Ты же мне соврал, чего же я должен правду тебе говорить.
      - Да я... - запнулся Кукурузо. Что же тут скажешь?
      - Эх-хе-хе, - печально вздохнул дед. - Куда же я мог ехать!.. Тебя, дурачка, искал... Взялся это я сегодня днём ружьё своё чистить. В воскресенье же открытие охоты. Решил и твоё почистить. Думаю, хоть и двоечник ты, а жалко - всё равно надо же из тебя охотника сделать. Гляжу - нет твоего ружья. Туда-сюда, всю хату перерыл - нету. Неужели, думаю, украл кто-то? Потом глядь - патронов почти половины нет (они же у меня, дурачок, на счету). Стал догадываться. Тем более, вижу, и стёганки нет, в которой ты со мной на охоту ходил... Но всё-таки решил проверить. И потащился аж в Пески к тётке Ганне... Вот так ты мои старые ноги жалеешь! Туда семь километров, назад семь. Там тебя, ясное дело, не нашёл... Ганне не стал ничего говорить, чтоб не волновалась. Ну, думаю, не иначе, как в плавни хлопец махнул, чёртова душа. Я и сам туда пацаном когда-то удирал... Пришёл из Песков - уже вечерело. Надо бы на утро поиски отложить, да на душе неспокойно. Всё-таки плавни - это не шутка. Не один фашист могилу тут себе нашёл. Чем дома сидеть, дай, думаю, поеду поищу. И поехал. Вот так-то...
      Мы всего могли ожидать - и того, что дед будет сильно ругаться, и даже уши надерёт, как бывало. Но что дед будет говорить так просто и откровенно, мы, конечно, не думали. Мы притихли и молчали.
      - Эх, неужели я помру и не увижу, выйдет из тебя человек или нет? - с болью сказал дед.
      - Не говорите так, диду, не помрёте вы, - испуганно пискнул Кукурузо.
      - А ты что думал - дед вечный?.. На девяносто уже повернуло!
      Ещё немного - и бултых в могилу вниз головой. Недолго ждать уже...
      - Я, может, ещё даже раньше вас помру. Помните, как у меня чиряк на ноге был и температура сорок... Так что не говорите.
      - Э, сынок, закон есть: молодые могут умереть, старые должны умереть... Так уж заведено. И не нужно в этом соревноваться. Лучше в другом чём-нибудь.
      Воцарилось молчание. Видно, слова деда сильно расстроили и взволновали моего друга. Да и меня тоже. Никогда я не видел деда таким Всегда он бурчал, ругался, даже подзатыльники давал, а тут... Эх, лучше бы он нам уши надрал...
      - Диду, - жалобно сказал Кукурузо, - вы не говорите матери. Я вас прошу. А, диду?
      - Да что там говорить. Нечем радовать.
      - Я учу грамматику, учу, честное слово. И переэкзаменовку сдам.
      - Увидим... Ложитесь-ка поспите немного. Потому что в самый нужный момент будете как червяки в обмороке. Ещё долго ждать.
      - А вы? Может, вы поспите, а мы подежурим.
      - Давай-давай! - буркнул дед... Это уже было привычное дедово "давай-давай", и от него стало легче.
      Кукурузо больше не спорил и послушно стал укладываться. Я, конечно, тоже.
      Сон поборол меня сразу, как только я положил голову.
      И показалось мне, что не проспал я и минуты, как кто-то тронул меня за плечо. Я раскрыл глаза и в то же время почувствовал на своих губах прикосновение заскорузлого дедова пальца. И сразу сообразил, что нужно молчать.
      Уже светало, и в серой предрассветной мгле я увидел, что Кукурузо сидит на корме и мигает заспанными глазами. Я осторожно приподнялся и посмотрел на плёс. Кныш сидел в лодке и выбирал из сетей рыбу. Кнышихи не было. Большие щуки, лещи и караси мокро шлёпались на дно лодки. Улов был богатейший!
      - Ну, пошли, хлопцы, - шепнул дед и громко кашлянул: "Кха-кха!"
      Кныш вздрогнул, съёжился, втянул голову в плечи. Дед осторожно, не спеша выводил свой челнок из камышей. Мы - за дедом
      - Бог в помощь, человече добрый, - спокойно сказал дед, подплывая к Кнышу.
      - Гы-гы... Зд-здравствуйте, - придурковато оскалился Кныш. - Ну и напугали вы меня, диду. Я уже бог знает что подумал. Гы-гы
      - Рыбку ловишь? - так же спокойно спросил дед
      - Ага, ага .. - завертелся на месте Кныш - Смотрите, сколько! Вот улов! Даже сам не ожидал.. И вот тут будет. Я как раз про вас думал. Непременно, думаю, завезу деду самых лучшеньких Вот хорошо, что вы встретились. Берите, пожалуйста, какие на вас смотрят. Вот эту щучку, и карасиков этих, и лещика... Куда вам положить?
      Кныш взял самую большую щуку и уже наклонился, чтобы бросить деду в челнок, но дед резким движением оттолкнул его руку, и щука шлёпнулась в воду только брызги полетели.
      - Собирайся. Поедем, - строго сказал дед.
      - Куда? Что? Вот шутят... Гы-гы, - опять осклабился Кныш.
      - Собирайся, говорю! - повторил дед.
      - Да что вы? Ну зачем? Это вы серьёзно? Да подождите... Хотите, я вам половину рыбы отдам. И чарку поставлю. И конфет хлопцам куплю
      - Эх, зря ты, человече, живёшь на свете. Только воздух отравляешь и продукты портишь. Собирайся.
      Мы сидели в своей лодке притихшие и только смотрели. И как это дед не боится?! Без ружья, без ничего! Кныш же во-он какой здоровый! Толкнёт раз, и пропал дед, как пузырь на воде. Но Кныш был как собака побитая. Даже казалось, что у него есть хвост и он его поджал. И глазами смотрел совсем собачьими. Поспешно он выбирал сети и молча поглядывал на деда, как шкодливый щенок.
      Но дед был неумолим. И когда Кныш кончил выбирать, сурово приказал:
      - Погоняй вперёд!
      И Кныш послушно поплыл вперёд, за ним дед, а за дедом уже мы.
      Только мы отъехали от острова, как Кныш заскулил:
      - Отпустите, диду! Отпустите, пожалуйста!
      И голос у него стал такой плаксивый. Даже не верилось, что это говорит здоровенный дядька, который может выпить одним духом поллитра денатурчика. Я с удивлением смотрел на него. Вот тебе и бандит, вот тебе и хищник! А я ещё его боялся - чуть не помер от страха.
      Кныш ныл всю дорогу:
      - Диду, неужели вам больше всех надо? Отпустите... Что я - у вас разве что украл? Так чего же вы... Отпустите... Я вас очень прошу... Пожалейте... Отпустите.
      Дед молчал, будто и не слышал.
      Так мы доехали до самого села.
      - Теперь складывай рыбу в сети - на плечо, и пошли! - приказал дед.
      И Кныш подчинился. Я только диву давался, что всё вышло так просто - без выстрелов, без драки. И связывать не пришлось. Была на дедовой стороне какая-то сила, которой не мог ослушаться Кныш.
      Дальше было ещё проще. Мы пришли к милиционеру товарищу Валигуре, разбудили его. Он вышел заспанный, в шлёпанцах на босу ногу, но в кителе, в галифе и даже в фуражке.
      Посмотрел и сказал:
      - Ага, понятно. Зайдите в хату.
      Мы зашли. Товарищ Валигура сел за стол и стал писать протокол. Писал он долго, часто останавливался и, склонив голову набок и поглядывая искоса на написанное, перечитывал. Наконец сказал:
      - Свидетели, распишитесь, пожалуйста. Вот тут, - и ткнул пальцем, глядя на нас.
      Мы с Кукурузо покраснели. Нам никогда в жизни не приходилось расписываться.
      - Давай-давай, - сказал дед, расписался и передал ручку мне.
      Я кривыми буквами нацарапал свою фамилию и передал ручку Кукурузо. Он лихо расписался, даже ловкий хвостик в конце поставил - совсем как взрослый. Я сразу же пожалел, что сам этого не сделал, - мне стало стыдно за свою детскую подпись.
      Товарищ Валигура улыбнулся и похлопал Кукурузо по плечу:
      - Молодец. Хорошо расписываешься... Потом сказал:
      - Спасибо вам, товарищи.
      И по очереди пожал руки деду и нам.
      И мы ушли.
      А Кныш остался...
      Я шёл и думал:
      "Ну вот всё и кончилось. Какие же мы всё-таки герои! Задержали настоящего браконьера. Ну, не совсем, может, сами, но без нас ничего бы не было. Это точно. Вот теперь исполнилось то, о чём мы гак долго мечтали. Мы можем стать героями на всё село, а то и район, а может, даже на всю область. И в газете о нас могут рассказать, и по радио. А по телевизору что - нет? И Гребенючка будет смотреть на меня сияющими глазами, счастливая тем, что знакома со мной. А Карафолька будет плакать от зависти в углу, давясь своими пятёрками... И люди только и будут говорить друг другу шёпотом: "Вон пошли хлопцы... Те самые... Герои!"
      Но... ничего этого, к сожалению, не будет. Потому что Кукурузо не хочет, чтобы кто-то знал про остров, про то, как он был Робинзоном, и всё остальное. И потому нельзя ничего рассказывать. Он и деда просил, и товарища Валигуру, чтоб всё это осталось тайной.
      Таким образом, снова надо пропадать в неизвестности.
      Эх-хе-хе!
      В тот же самый день вечером Робинзон Кукурузо окончательно перебирался с необитаемого острова имени Переэкзаменовки на "Большую землю".
      Оркестры не играли, журналисты не щёлкали фотоаппаратами, тысячи людей не толпились с букетами цветов на берегу, встречая героя.
      Было тихо.
      Только изредка лаяли в селе собаки да квакали в камышах лягушки.
      ГЛАВА. ПОСЛЕДНЯЯ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ.
      Прошло лето, пролетели беззаботные каникулы, и вот опять парта, опять каждые сорок пять минут звонок, опять: "Кто не приготовил домашнего задания, поднимите руку!", "Иди к доске!", "Выйди из класса!..". Будничная школьная жизнь прежнего пятого, нынешнего шестого "Б".
      Я сижу на своём обычном месте у окна, смотрю, как гоняет по двору школьный пёс Собакевич, и вспоминаю все события прошедшего лета: остров, Кныша, юных следопытов...
      И уже не впервые думаю я: "Неужели всё-таки случайно попал Кукурузо именно на тот остров, возле которого браконьерствовал Кныш? Что-то очень странное и счастливое стечение обстоятельств".
      Я уже спрашивал его об этом. Но он не признаётся, только посмеивается. Но я почему-то уверен, что не случайно. Скорее всего, в то время, когда я был в Киеве, он выследил Кныша и уже тогда придумал "бежать" на остров. Вот Кукурузо! Вот хитрюга!
      Неожиданно мысли мои прерывает голос Галины Сидоровны:
      - Рень, к доске!
      И я чувствую, как мой правый локоть подпрыгивает вверх, - это встаёт, подымая крышку парты, мой сосед. Мой сосед и друг Кукурузо. Да-да, он выдержал переэкзаменовку (а что же вы думаете!) и тоже перешёл в шестой класс.
      О, то были очень напряжённые дни, после возвращения с острова.
      Вначале я только ходил под окнами у Реней и на всех цыкал. На Полкана "Цыц!" - не гавкай. На корову Контрибуцию "Цыц!" - не мукай. На свинью Манюню "Цыц!" - не хрюкай. Следил, чтобы никто не мешал готовиться моему другу.
      А потом я убедил его, что лучше готовиться вдвоём, что мне это тоже необходимо, потому что я ничего не знаю.
      Сначала он отнекивался: "Не надо мне твоих жертв!" Но я сказал:
      "Так ты что - хочешь быть лучше меня? Хочешь всё знать, а я, значит, оставайся дураком неграмотным? Это нечестно, это не по-товарищески!"
      И он вынужден был согласиться.
      Весь август мы готовились вдвоём. Не скажу, чтоб это было очень интересно, интереснее, чем, например, играть в футбол, в цурки-палки или ловить рыбу... Но кто сказал, что для друга надо делать только то, что интересно!
      На переэкзаменовку я пошёл тоже вместе с Кукурузо. И диктант мы писали вдвоём. Галина Сидоровна сразу поняла, почему я пришёл, и сказала: "Садись тоже пиши, тебе это полезно". И, вы знаете, я написал хуже, чем Кукурузо. Он сделал две ошибки, а я три. Недаром всё-таки он брал с собой грамматику на необитаемый остров. Да и пока я был в Киеве, он тоже не только свёклу и картошку чистил...
      И вот теперь он стоит у доски и уверенно пишет трудные слова. И ни разу не ошибся.
      Кстати, я знаю, что в книге "Робинзон Крузо" лежит у него бумажка с одним адресом
      Вряд ли кто-то стал бы беречь адрес просто так, не думая им воспользоваться.
      Так что грамматика моему другу, можно сказать, ещё и лично необходима. Отличнице безграмотное письмо не напишешь. Лучше сразу в колодец вниз головой.
      - Молодец, Рень, садись! - говорит Галина Сидоровна. И мой друг гордо, не спеша идёт на место. Сев на парту, Кукурузо несколько минут молчит, пока не улеглись чувства, вызванные похвалой учительницы. Потом склоняется ко мне и шепчет:
      - Так что - испробуем?
      - Давай, - говорю я.
      Мы наклоняемся и прячемся под парту. Кукурузо вынимает из-за пазухи плоскую жестяную коробочку от конфет, из которой торчат разные винтики, шпунтики и проволочки. Это изобретённое нами механическое приспособление для расстёгивания пуговиц.
      Официального названия оно ещё не имеет и называется пока условно "штукакенция" (не "штука" и не "штукенция", а именно "штукакенция", потому что каждое новое изобретение обязательно должно иметь своё название). Действует "штукакенция" очень просто: прикладываешь к пуговице, нажимаешь кнопку - и готово. Только сперва надо завести пружину. И вот Кукурузо берёт и начинает заводить.
      Конечно, это вам ещё не на транзисторах, не на полупроводниках, но... Крраккк! - вдруг звонко на весь класс ударяет пружина и, выскочив из коробочки, бьёт снизу Карафольку, который сидит впереди нас.
      - Ввой! - диким голосом вскрикивает Карафолька.
      - У-у, растяпа! - шепчу я своему другу. Но - поздно. Как гром с неба, слышится над нами сердитый голос Галины Сидоровны:
      - Завгородний и Рень, выйдите из класса!
      Красные как раки мы вылезаем из-под парты и покорно направляемся к двери.
      Учебный год начался...
      1 Овин - строение для сушки снопов перед молотьбой.
      2 Цурки-палки - так на Украине называют игру в "чижик".
      3 Плавни - поросшие камышом и кустарником низкие берега и островки, затопляемые весной.
      4 Мамалыга - каша из кукурузной муки.
      5 Плёс - широкое речное пространство между островами.